скачать книгу бесплатно
Лифт на луну. Сборник рассказов
Александр Рожковский
Когда поднимаешься на лифте, этажи меняются стремительно.Каждая остановка, при всей своей похожести на остальные, наполнена иной жизнью и дыханием. Так и эти рассказы – открытие нового и неожиданного при встречах с людьми, которые «входят и выходят».Осторожно! Двери открываются…
Лифт на луну
Сборник рассказов
Александр Рожковский
© Александр Рожковский, 2023
ISBN 978-5-0059-3870-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
МАСКА
Причина первая
«В Сенегале, братцы, в Сенегале, я такие видел чудеса…».
Почти забытая песенка про посла, всеми любимая нами в брежневские студенческие времена, всплыла без характерного булькающего всплеска, ненавязчиво напомнив о себе.
Двенадцать лет авантюрно-перестроечной жизни и, оказывается, можно вот так, по-простому, вальяжно и неторопливо, с неведомым ранее, зарождающимся достоинством, пусть еще, совсем зачаточным, и слегка хромающим, сходить на берег нового континента.
Кокон, маразматического прошлого настойчиво разгрызался массовым туристическим прорывом, хотя такой вид туризма как «круиз», назвать массовым можно с большой натяжкой.
Михалыч прервал мой меланхоличный настрой призывом, ставшим привычным и почти обязательным в нашем двадцатидневном мореходном укладе:
– До часу – нет, а после – сил нет, разливай! Впереди обед.
Мишка, мой одноклассник, бок о бок с ним лет двадцать. А человека так и не знаю до конца. Только отмечаю его внешние перемены.
Да и как их не отметишь. Все девяти- и десятиклассницы бегали за этим высоким длинноволосым красавцем. Сейчас же в Михалыче килограмм 120 веса и бритая под ноль голова. Только улыбка, прежняя.
Сейчас – время нашего предобеденного ритуала: два воровато унесенных с завтрака йогурта, два апельсина и два стаканчика с «Ред Лейблом».
Это наше все. В запертой каюте, без нудящего женского пола и постоянно мельтешащих рядом детей.
– Долго швартуются, черти. Помог бы им кто.– Михалыч, высунув по плечи голову в иллюминатор, с интересом всматривался в разношерстную толпу торговцев на пирсе.
– Дай глянуть-то. – Я крутился вокруг него, тоже пытаясь полюбопытствовать. Мишка же, как могучий утес, в своих придурошных канареечных шортах не давал такой возможности.
«А вот случись чего с нами в море, так он же и в иллюминатор не пролезет», – любовно злорадствовал я, живо представляя такую вполне голливудскую картинку.
Шторм. Я в волнах. Герой весь из себя. Борюсь с девятым валом. Остервенело сплевываю соленую пену, да руками круто загребаю. А Михалыч в роли Винни-Пуха – бесславно застрял в стандартном круглом проеме.
Только Мишка совсем не стандартный. И я буду его за этот крепкий череп вытягивать. Тяжело придется. Но я справлюсь. Кого ж еще спасать, кроме родных да Мишки…
– Сань, ну что ты мечешься? Не суетись, блин, давай-ка еще в тару расплескаем. – Михалыч, освободив проход в каюту знойному воздуху, сбежавшему из Сахары, плюхнулся на кровать и потер случайно зацепленное иллюминаторным стопором ухо.
– Мих, слушай, а может, мы не поедем сегодня на обзорную экскурсию. Чет, жарко, – тщательно разжевывая апельсиновую корочку, я представил очередную заорганизованную поездку в душный город и решил вынести на обсуждение свой вариант двухдневного пребывания в Африке.
– Может, возьмем с собой наших мелких, да по берегу к какой-нибудь бухте дойдем, крабиков поищем, а вечером их с пивком? Да и малые в океане порезвятся, – я понимал, что предложение достаточно тривиально, но мной уже всецело завладела идея пляжного расслабона.
– Я не против. Сам знаешь.
Вот так. Без обиняков. Где бы мне, неугомонному, такой покладистости набраться?
Так и решили. Усадив жен – Юльку с Лёкой в экскурсионный автобус с бортовой надписью «Африкан Пёрл» (Африканская Жемчужина), мы неторопливо направились из порта к пологому серо-желтому мысу, виднеющемуся в некотором отдалении.
Михалыч вышагивал впереди, а за ним, в случайно выстроенном возрастном порядке, наши дети – Настя, Тема, Антон и я – замыкающий и наблюдающий. Отпрыски – с масками для снорклинга в руках, отцы – с пластиковыми пакетами, заполненными нехитрым содержимым, цокающим стеклянной бутылочной трелью о ноги.
От порта вдоль берега уже прошагали, похоже, больше часа, а мыс как был символом и атрибутикой берегового пейзажа, так им и остался.
Белесый асфальт перешел в серый гравий, вдоль дороги лачуги с выглядывающими из-за перекошенных оград облезлыми козами и иссиня-черными сенегальцами.
И нам навстречу все что-то тащат. Кто с мешком за плечами, женщины – детей, кто-то деревянную тележку с фиолетовой капустой, или фруктами невиданными. Проходят мимо, пристально вглядываются в нашу процессию. Некоторые останавливаются и приветствуют, дерзким – «Кадо!» (Дай что-нибудь!).
Да…, это вам не ласкающее слух кенийское «Джамбо!». (Привет!) или «Акуна Матата!» (Всего тебе хорошего!).
– Ну, вы как, живые? – Мишка останавливается, поворачивается и теперь демонстрирует нам вместо своей насквозь промокшей спины обильные ручьи, стекающие с лица на грудь. В тени по ощущениям градусов 45, полуденное время – самое пекло.
– Мишань, давай здесь попробуем к воде поискать спуск. До мыса, похоже, еще километров десять. Детей жалко, им эти крабы и не в радость уже, – я смотрю вниз крутого отвесного склона на дурманящий прохладой прибой и мысленно прикидываю возможный спуск к берегу без травматических приключений.
Пока я оценивал альпинистские способности нашей группы, на песчаной полоске у воды из-за камней появилась фигурка сына.
– Па! Здесь супер! Спускайтесь! – надрываясь, выпалил Антон и, разбежавшись, тараном врезался в набегающие волны, изрядно истосковавшись по ним в судовом бассейне. За его спортивное плавание я не переживал, и все-таки…
Рядом надо быть. Инстинкт папский.
…………………………..
В это же самое время экскурсионный автобус остановился на центральном городском рынке.
Плановый осмотр местных художественных промыслов. К слову и без прикрас – высокохудожественных и самобытных. Сенегальские песчаные картины— ну, это видеть надо, как они слой к слою, за секунды появляются на свет. Рукотворное чудо, воплощенное в незамысловатую деревянную рамку. Собранный со всей страны разноцветный песок прямо на глазах превращается в причудливое изображение бытовых сценок, портретов и пейзажей.
Юлька, сразу зацепилась за это песчаное изобразительное шоу, а моя жена Лёка, чуть замешкавшись, не смогла пройти мимо разбросанного метров на сто развала с африканскими масками. Что-то, совсем неуловимое, заставило её замедлить шаг и остановиться.
Стоящий прямо перед ней почти полутораметровый «краснодревый» лик мистического идола молча привораживал и умолял: «Купи, ну, купи меня…».
Свершившийся акт перелома женской покупательской стойкости. Последующий короткий, но обязательный торг. С начальной озвученной четырехзначной цифры обреченно в небытие слетает нолик, и бумажный портрет Франклина перекочевал в черные пальцы с розовыми ногтями уличного торговца.
……………………..…………
Спуск по каменистому склону, на удивление, оказался очень простым. Стоя с Михалычем у воды на плотном песке, мы недоуменно рассматриваем необычные ниши в скалистом обрыве, прикрытые пересохшими на солнце прутьями и мутными кусками полиэтиленовой пленки.
Сверху эти чьи-то «архитектурные» изыски были совершенно незаметны и прятались под каменными выступами от сторонних взглядов. Вид этих «береговых скворечников» почему-то вызывал у меня аналогию со свитыми птеродактилями гнездами на скалах в период мезозоя.
– И что же это за байда-то такая? – Мишка, так же как и я, был ошарашен увиденным.
– Меня спрашиваешь? Извини, мы люди не местные и справок не даем, – хотелось отшутиться, но ощущение тревоги от нашего местонахождения здесь, на незнакомом берегу, в зачатке раздавило мой «искрометный» юмор.
Стало совсем не по себе, когда у одного из «гнездышек», метрах в пятидесяти от нас, отодвинулась в сторону соломенная заслонка, и нашим взорам предстал выползший из своего убежища долговязый гуталиновый абориген. Он уставился на компанию, растревожившую его покой, сел у своей рукотворной каменной берлоги на корточки и замер в позе древнегреческого мыслителя.
Следом за его явлением народу, сдвигая свои легкие надгробия из хвороста, стали появляться его соседи.
Да…, веселая компания. Добро пожаловать! Или посторонним…
Мы оказались в гостях у местного «бомонда» с названием «Дакарский бомжатник». Все происходящее было подобно представлению в римском Колизее. Вверху – безмолвные, воодушевленные предстоящим спектаклем зрители, а на песчаной арене – «группа изнеженных белых европейцев, в преддверии охоты на крабиков».
Первая восставшая «ласточка без крыльев» неспешно спустилась вниз. Высокий мускулистый сенегалец, в линялых джинсах и стеганой куртке, надетой на голый торс, проскакав по камням, остановился рядом с кучкой наших разбросанных вещей.
Через какое-то время к нему присоединился пухлый сосед в рваном бубу (национальное одеяние африканцев – легкие разноцветные штаны и просторный сатиновый палантин сверху).
– Аржан!* (деньги, франц.) – долговязый произнес слово отчетливо и спокойно.
………………………………………
Лёка сидела в автобусном кресле, зажав между ног приобретенную, как ей казалось почти за бесценок, маску.
– Ты посмотри, смешная какая! Сколько таких видела, все страшные. Ужас. А эта, забавная, словно подмигивает с издевкой. – Юлька, с любопытством разглядывала Лёкину покупку. – Представляешь, и я тоже не удержалась, сразу шесть песчаных картин купила. Две большие – нам с Мишкой в квартиру, а остальные на подарки. Классно, да?
Лёка, кинув взгляд на обмотанную скотчем стопку картин, промолчала, но все же, утвердительно кивнула головой. Ей овладевало спонтанное желание как можно скорей оказаться в каюте на судне рядом с нами.
…………………………………
Антон, безопасным кругом обошел долговязого гостя и проходя мимо меня, срывающимся голосом шепнул:
– Пап, у него нож сзади в руках.
Я оторопел. Внутренне для себя стал прописывать возможно предстоящий сценарий. Бросил вполголоса новость Мишке.
– Быстро наверх. Повторять не буду.– Михалыч произнес эту, адресованную детям, фразу остервенело и категорично
В первый момент я совершенно не въехал в смысл обращения стоящего с расставленными ногами и спрятанными за спиной руками чернокожего чудака. Да и само слово «Аржан» – для меня новое для слуха.
Послышалось-то: «Нарзан!». Во, думаю, дела. Какой нарзан! Пить, что-ль хочет? Мигом позже карабкающийся наверх по склону Антон крикнул: «Папа, „аржан“– это деньги!».
После моего вполне достоверного изображения из себя «туриста-придурка», с биением себя кулаками по груди и радостными возгласами: «Россия! Матрешка! Африка! Ура!» ожидаемого радушного приёма от наших гостей не последовало. Не сговариваясь, мы принимаем безоговорочное решение поскорей ретироваться с этого места.
С «долговязым», все так же методично издающим требовательное: «Аржан!», пытаемся не пересекаться взглядами. Бессмысленно. Глаза страждущего – обкуренные, и с переливающейся мутной поволокой.
Дети уже наверху. К нашему облегчению, чернокожие зрители, собравшиеся на склоне, их не тронули. Это уже хорошо. У нас же задача – или сразу уходить, или попытаться забрать нашу одежду, на которой стоит шоколадная «сладкая парочка». Решили попытаться.
Подходим, нагибаемся. Вот уж где радость! Склонили свои обнаженные спины перед господами. Собираем вещи, а в висках бешеная пульсация. Смоляные аборигены замерли, словно застывшие идолы. Мишкины же желтые шорты оказались под босой ногой «пухлого».
Михалыч секунду раздумывает и неожиданно резко выдергивает штанины из-под его грязных ступней. «Пухлый», не устояв, отмечает пятой точкой песок. «Долговязый» выходит из своей «аржанной» медитации, изворачивается и рукой с зажатой отполированной заточкой неуклюже тычет в спину Миху.
Мишка тяжело поднимается, прижимая обсыпанные песком шорты к боку. Пальцы в крови.
– Уходим отсюда, Саня, уходим!
Я ощущаю всю нелепость происходящего и мгновенное головокружение, словно тебя подвели к краю бездны. Безумное желание заорать, разорвать. Но в тот момент, когда осознаёшь, что вот-вот потеряешь над собой контроль, разум вытесняет смятение. Бесишься внутренне и понимаешь – встречная агрессия бессмысленна и опасна.
Идем вдоль бетонного парапета резвой иноходью. Дети в видимом отдалении бегут впереди. Мишка, похоже, бодрячком, только немного бледный.
У меня в голове крик: «Вот же придурок, ну меня бы тыркнул! Что помешало? Моя ж идея „крабовая“». Ко мне прилепилось стандартное: «На его месте должен был быть я!».
– Миха, Миха, мы уже пришли, …вон труба «Аркадии» торчит.
– Санёк, а помнишь Амдерму? – Мишка пыхтит и отдувается.
Как же мне не помнить. Новороссийская мореходка. Безоговорочное Мишкино распределение к Северному полюсу. У нас на балконе до сих пор висит привезенный им на мой День рождения забавный коллаж с круглолицым шаманом у огня, исполняющим ритуальный танец с бубном, в унтах, сделанных из волосков натуральной оленьей шерсти и язычков костра, выклеенных из красных бутылочных осколков. Да и у Лёки где-то в шкафах до сих пор хранится стопка телеграмм с его традиционным и лаконичным: «Помню. Скоро буду. Обнимаю. Ждите».
Михалыч вышагивает, прижимая одной рукой шорты к боку, второй постоянно смахивает выступающую на лице влагу.
– Сань, знаешь, мы как-то с метеоточки на базу в поселок с механиком нашим, Игорем, возвращались на вездеходе.– Мишка чуть тормознул и раскатисто выдохнул, – так у нас из трака костыль вылетел. Ну, мы на место железяку эту с ним решили ставить. Да и выхода не было другого. Градусов 40 за бортом. Рукавицы сбросили и стали на место вбивать сцепку. Быстро сделали. Только руки стали совсем чужими. Игорек бушлат с себя снял, меня тоже заставил, потом достал канистру и облил соляркой наши руки по локоть. Дал мне зажигалку и без компромиссов всяких, без пафоса этого сраного сказал: «Поджигай». Я, ничего не понимая, сделал все как он попросил. А Игорек растер пламенем руки, да потом их в снег засунул. Ну, и я все в точности повторил. Сейчас уж на коже даже следов не осталось…
Михалыч замолчал, посмотрел на сочащиеся кровью шорты и добавил:
– Саня, ты не дергайся и не суетись, прошу тебя.
Навстречу нам – все те же обитатели задворок столицы со своей поклажей и своей, только им известной, конечной целью прибытия. То же призывное «Кадо!» при сближении с нами. Помощи просить бесполезно, они могут лишь отобрать.
Дакар навечно врезал в свою память времена, когда из него, крупного западного африканского порта, отправляли в Европу и Америку чернокожих рабов. На корабли, как рыбу в трюм, навалом грузили людей в цепях. Грузили белые. Ненависть за их жуткое прошлое впиталась сенегальцам в кровь. И уж если схватил тебя местный, то свою цепкую хватку не разожмет, пока взамен не получит денег. И каким бы ты не был приветливым да благожелательным, все равно ты для него «расистом» останешься.
Подходя к порту, разглядываю покрытые мхом черные камни и избитые ветром и временем сухие измученные деревья на отвесном склоне. Справа – Океан. Слева – грязные, пьяные, обкуренные и бездомные сенегальцы, сидят на тротуарах, спят и тут же справляют нужду.
А ведь Марабу, главы религиозных движений, в школах Коран их заставляют заучивать, да милостыню с детства вымаливать. Проповедуют, что главное во имя Ислама – непомерный труд. Что же происходит?
Гордость от мысли, что мы вышагиваем по новому материку, что вот, наконец-то, добрались сюда, перебивает острое чувство униженности и скованности. Будто вековые рабские цепи на руках у нас с Михалычем.
Так чужды этому миру наши с Мишкой «я», такие они ничтожные и незаметные в этой изуродованной действительности.
Поднимаемся по трапу. Андрей, судовой врач, на месте. Михалычу здорово повезло. Касательный прокол и задета жировая ткань. Морской лекарь вкатил Михе от столбняка и еще от чего-то. Скобку сделал, да джина бутылку подарил за наше знакомство.
Устроившись в открытом, палубном баре, долго не раздумывая, мы приступили к раскрытию загадочной тайны названия можжевелового спиртного – «Beefeater». Ну и все же, почему джин – «Пожиратель говядины»? Головоломка! Головоломка опустошалась, одновременно ломая наш рассудок и не поддаваясь разгадке.
Лёка с Юлькой, поднявшись на борт, застали нас за этим замечательным занятием и сразу стали требовательно вопрошать: «Ну и где крабы?».
Мишка молчал и улыбался, а я, как всегда, балагурил и нес всякую чушь. Хотели «крабовую» историю от них утаить, да не получилось. Нас к вечеру сдали дети.
Я засмотрелся на лик купленного африканского идола, поставленного к барной стойке.
– Это от нечисти всякой – «оберег», – торжественно объяснила нам Лёка, – рожица, правда, у него какая-то уж больно хитроватая.
Внимательно вглядываясь в покрытую красно-черной краской жуликоватую маску я, картинно, обратился к ней с вопросом:
