Калинов мост (Нити судьбы)

– Петр-угодник – святой наш. – Старичок перекрестился. – Был он безбожник и коммунист, но узрел видения в проклятой усадьбе, уверовал и стал Господне слово людям нести. К его мощам вереница паломников не иссякает. Мы ему и часовенку поставили в том году с Божьей помощью.

– У вас есть собственный пророк? Класс! – обрадовался Митенька. Он вывалился из внедорожника и потянулся, разминая затекшие в дороге мышцы.

– Вы, молодой человек, приходите завтра на проповедь, – сказал старичок, лучезарно улыбаясь. – Лицо у вас хорошее. Одухотворенное.

Юра не видел ничего любопытного ни в Митиной курносой физиономии, ни в местном святом. Сейчас в каждой деревне себе по пророку выдумывают.

– Так вы говорите, на усадьбе проклятие? – как бы невзначай спросил Егор. – Почему?

Он опустил на траву рюкзаки, которые они с Ингой выгружали из багажника, и обернулся к старику.

– А как иначе, если сам Петр Видящий запретил к ней приближаться! – Морячок Попай почесал небритый подбородок. – В войну там целый взвод фашистов сгинул. Говорят, в полночь слышно, как топают их сапожищи. Марш-марш-марш! А если в окошко выглянешь, видно блеск. Это их штыки сверкают.

Он оперся жилистыми руками об изгородь и лукаво улыбнулся.

– Потом много людей пропадало, когда здесь библиотека и детский клуб были, но только коммунисты запрещали об этом писать. Говорят, один пенсионер пришел, сел в кресло, открыл газету «Известия» и просидел до закрытия. А библиотекарша стала читальный зал закрывать, тронула его за плечо – и голова скатилась с плеч прямо на журнальный столик, а кровью забрызгала заголовок с цитатой Сталина! Библиотекаршу потом в психбольницу увезли.

– Бред какой-то, – поморщилась Павла.

Она поднялась на веранду, рухнула в одно из кресел и забросила на столик ноги в модных кожаных сапогах.

Юра вспомнил шаги в поместье, но решил промолчать. Ему не хотелось выставлять себя суеверным дураком перед новыми знакомыми. Особенно перед Ингой. Она со скучающим выражением лица накинула на одно плечо тяжелый рюкзак и зашагала по мощенной камнями дорожке. В свете солнца веснушки на ее шее и руках казались золотой пылью.

Взяв из машины вещи, Юра тоже пошел к дому. После угрюмого особняка Зарецких это место выглядело уютным и безопасным.

Внутри оказалась маленькая кухня с газовой плитой и большая комната с двумя диванами и старой советской тумбочкой, на которой стоял черно-белый телевизор с рогатой антенной, накрытый кружевной салфеткой. Угол украшало громоздкое антикварное трюмо, неуловимо похожее на то, что встретило охотников на призраков в особняке Зарецких, только целое и более новое. Тускло блестело пыльное зеркало.

В комнате было две двери: одна вела в спальню, за второй скрывался маленький чуланчик с садовым инструментом. Инга первым делом распахнула окна, чтобы прогнать застарелый, спертый воздух.

– Хорошо здесь! – сказала она, вдыхая полной грудью. – Курорт! Надо спросить местных, наверняка они продают свежее молоко, яйца, творог…

– Ага. Отель пять звезд! – крикнула с веранды Павла. – Запах навоза, насекомые, пьяницы и сумасшедшие кругом. Всю жизнь о таком мечтала!

– Ты всегда такая недовольная? – спросил Митенька, стоя в дверном проеме.

Он, как обычно, был весел. Полоса от веревки на худой шее наливалась кровью. Наверное, к вечеру проступит безобразный синяк, как у повешенного.

– А ты всегда такой надоедливый? – передразнила Павла.

Выглянув из окна, Юра увидел, что она подвязывает к столбикам веранды гамак. Сухие плети растений, словно штора, давали прохладную тень. Егор вошел в дом и поставил на пол у порога тяжелые пакеты, из которых выглядывали пачки макарон и риса. Потом сдернул с кровати плед и невозмутимо, будто так и было нужно, завесил антикварное трюмо в углу.

– Зеркало над раковиной не пропусти, – посоветовала Инга с тенью иронии в голосе.

Коротко кивнув, Егор отправился в ванную. Дверь осталась открытой, поэтому Юра настороженно проследил за ним взглядом. Тот достал из шкафчика полотенце и деловито повесил на зеркало. Когда он вернулся в комнату, Инга, криво улыбнувшись, показала ему большой палец.

– Я договорился насчет яиц и свежей зелени, – как ни в чем не бывало сообщил Егор.

Юра с тревогой смотрел на занавешенное трюмо. «Так делают, когда в доме покойник», – пульсировало у него в голове.

– Кто в какой комнате хочет жить? – Егор обвел взглядом их тесный домик. – Парни, уступим девушкам кровать?

– Лично я буду спать здесь, – крикнула с веранды Павла, забираясь в гамак. – Ненавижу с кем-то делить комнату.

– Ну и отлично, – мрачно сказала Инга.

Судя по ее тону, она была бы не против, если бы язвительную байкершу ночью унес медведь или хотя бы покусали волки. Но, к сожалению, диких зверей в Дачах не водилось.

Юра уже хотел сказать, что ему все равно, где спать, но тут увидел, как Митенька распаковывает свой рюкзак. На свет показались несколько нарисованных на дощечках икон и ветхая церковная книга с медной застежкой. Печальных черноглазых святых Митя бережно расставил на спинке дивана, а книгу положил возле подушки. Иконки были какие-то странные – не то старообрядческие, не то вообще языческие, с неправильными овалами нимбов и слишком детальными лицами. Юра редко бывал в церкви, разве что с бабушкой в детстве, но даже он понимал, что с изображениями на дощечках что-то не так.

– Я, конечно, знаю святые слова наизусть, – сказал Митя, как бы оправдываясь, – но молитвенник придает мне сил. Верю, что и сыскать покойницу Господь поможет!

Он похлопал ладонью по черной книге, разбухшей от времени. От его кривой ухмылки, грязных ногтей и уродливых, неправильных икон Юре стало зябко. Он понял, что ни за что не уснет, если на него будут пялиться незнакомые праведники, кое-как намалеванные на темных дощечках.

– Я на кухне лягу, ладно? – сказал Юра. – Там кушетка есть.

Он боялся, что Егор будет спорить. Ему, наверное, тоже не захочется ночевать в одной комнате с жуткими иконами. Но тот со спокойствием истинного бультерьера поставил свой огромный рюкзак возле второго дивана.

– Если будешь молиться и биться лбом об пол, главное – не мешай мне спать, – предупредил он Митю.

Пока Егор не передумал, Юра поскорее отыскал в пакетах тушенку и пачку макарон, ушел на кухню и стал готовить ужин на всех. Повседневные маленькие дела всегда успокаивали его и придавали ясность мыслям. В подвесном шкафчике над плитой даже нашлись специи. Немного лаврового листа, черный перец горошком, крупная соль. Интересно, кто жил здесь раньше? Домик обставлен по-старому, как у бабушки. Может, хозяева перебрались к родственникам или умерли. Лучше бы, конечно, просто переехали к детям, а то как-то неприятно выходит.

От разожженной плиты на маленькой кухне стало жарко и душно. Юра открыл форточку, глотнул свежего воздуха и невольно залюбовался, наблюдая, как солнце опускается за крышу усадьбы Заречье. Дом на холме был виден с любого места в поселке. Галки, беспокойно вьющиеся на фоне красного неба, казались вырезанными по трафарету. По траве тянулись длинные черные тени. В сухом плюще на веранде сновали мелкие птички.

Юре вспомнились слова Инги при виде поместья: здесь теперь река Смородина и Калинов мост. Рыжая попала в точку. В былинах дорога через Калинов мост ведет в мир мертвых. Заречье действительно казалось царством призраков, в котором нет места для живых.

Юра чувствовал неясную тревогу. Он думал об усадьбе с заколоченными окнами. О «дорогих друзьях», которых навязал Фил, и местных легендах. Наконец, о себе самом. Почему он не решился расспросить болтливого дедушку подробнее? Боялся выглядеть глупо? Какие же это мелочи по сравнению с клыкастым демоном на стене, призрачными шагами и незнакомым подростком в петле на черно-белой фотографии.

«Мы как воробьи, блуждающие в стеблях мертвого плюща, – подумал Юра. – Воробьи, которые нашли покинутое грачами гнездо и теперь гадают, куда исчезли хозяева. А в корнях спит старая гадюка, перебившая птичью семью. Насытившись, она уснула, о ней забыли, но змеи живут долго, и беспечное чириканье скоро разбудит гадину».

Юра достал медальон с портретами сестер Зарецких. Когда он крутил его в руках, из-за игры света лица сестер казались то веселыми, то грустными. Воспоминания больше не накатывали, безделушка рассказала все, что могла. Тогда Юра развернул старую газету, которую прихватил в усадьбе.

«Чудовищное происшествие потрясло город Зарецк и поселок Дачи. Старый дореволюционный особняк, забытый и брошенный на произвол судьбы городскими властями, всегда привлекал молодежь, относящую себя к различным субкультурам. Казалось, что оккультные ритуалы и написанные баллончиком знаки на стенах – безобидная забава заигравшихся подростков. Никто не мог и предположить, что в усадьбе проводятся настоящие жертвоприношения. 28 июня, когда еще не отгремели в школах выпускные, шестнадцатилетнего Романа К. нашли повешенным на потолочных балках. Этот мальчик уже никогда не окончит школу, не наденет ленту выпускника, не поступит в институт. В том же помещении обнаружили оккультные рисунки, изображающие Князя Тьмы, а также начертанную углем пентаграмму. Возможно, вина за смерть подростка лежит на секте сатанистов. Работает следствие».

Другая фотография изображала обычную компанию удалых подростков. Юра попытался найти среди юношей Романа К., но ему не удалось узнать несчастного висельника. Автором статьи значился некий Сомов Никита.

Ниже шел длинный ряд комментариев от очевидцев, местных властей и родственников погибшего. Юра не стал читать их все, но выписал в блокнот имена и даты. Вряд ли, конечно, желтая статейка имеет какое-то отношение к пропаже княжны в начале века. С другой стороны, он привык доверять интуиции.

Тушенка зашкварчала на сковороде. Остро запахло мясом. Юра оставил газету на подоконнике и вернулся к плите.

Ужинали там, где просторнее, – на веранде. Воробьи уютно чирикали среди высохших стеблей плюща. Наверное, их гнезда прятались под крышей. Павла качалась в гамаке, завернувшись в несколько пледов, как гусеница в кокон. Остальные устроились в плетеных креслах. Юра так и не нашел в ящиках ни чая, ни кофе, поэтому заварил кипятком шиповник. Вышло не так уж плохо, если добавить побольше сахара.

– Давайте узнаем друг друга получше, раз уж нам вместе работать, – предложил Егор.

Как-то уж так сложилось, что «питбуль» каждый раз брал на себя роль главного, а остальные молчаливо с этим соглашались.

Открываться никто не спешил. Павла насторожилась: из одеял в гамаке высунулась ее голова.

– Каждый из нас обладает каким-то уникальным талантом, – подытожил Егор то, что и так понимал каждый на веранде. – Скорее всего, вы впервые встречаете людей, которые тоже что-то умеют. Кроме нас с Ингой – с ней мы уже работали вместе.

Рыжая неопределенно дернула плечом. Сейчас она была в белой майке с тонкими бретельками и открытой спиной. Юра убедился, что Инга покрыта веснушками до самых лопаток, и отчего-то смутился.

– Таких, как мы, много? – Он наконец задал вопрос, который терзал его весь день. – Есть какая-то организация? Подпольное братство?

– Какое там! – Инга рассмеялась. – Обычно это самолюбивые одиночки. Филипп отбирал нас как редкие экземпляры.

– Я знал только Ингу. Мы столкнулись случайно, когда помогали искать пропавшего ребенка, и потом не раз работали вместе. – Егор нахмурился, словно вспоминать об этом было ему неприятно. – Но я слышал и о других людях, отмеченных талантом. Что касается меня, я вижу прошлое в зеркалах.

Он вытащил из кармана крупный, больше ладони, осколок и повернул ко всем, ловя последние лучи заката. По дощатому столу побежали солнечные зайчики. Юра попытался присмотреться к стеклышку, но ничего не увидел, кроме красных и желтых бликов.

– Как я получил эту способность – долгая история. Есть ограничения. Отражение не может, например, запечатлеть звук. Я работаю частным сыщиком, специализируюсь на пропавших людях. Иногда помогаю волонтерам. Правда, искать умершего сто лет назад человека мне еще не приходилось.

Теперь на плечистого громилу с белесыми глазами Юра смотрел уважительно. Ему-то самому не приходило в голову поставить дар на службу обществу. А Егор, оказывается, не бандит и не рэкетир, а хороший человек. Людей вот спасает.

– Я тоже пыталась работать с волонтерами, правда, не ахти как получалось, – сказала Инга. – Мой талант не слишком для этого приспособлен.

– Сеанс откровений – это очень мило, – перебила ее Павла. – Но лично я ничего рассказывать не стану.

Она оттолкнулась ногой от перил веранды. Гамак, словно детская люлька, стал раскачиваться из стороны в сторону.

– Да про тебя и так понятно все, – фыркнул Митя. – Ты как-то чуешь ложь. Если хочешь это скрывать, притворяйся лучше.

Павла гневно сверкнула глазами и запустила в пацана подушкой – впрочем, не слишком метко. Инга спрятала смешок в чашке отвара из шиповника. Юра тоже с трудом сдержал улыбку.

– Ладно, ладно! – Егор примирительно поднял руки. – Черт с вами, раз не хотите рассказывать. Но и помогать в ваших поисках я тогда не смогу.

– Кстати, об этом. – Юра машинально одернул рукав свитера, пряча костяшки. – Как мы будем искать убийцу, если преступление произошло в начале века?

– Может, кто-то из бывших обитателей усадьбы до сих пор живет на Дачах? – предположил Митя. – Они, конечно, совсем старички, божьи одуванчики теперь…

– После революции и двух войн? – Егор скептически хмыкнул. – Вряд ли мы найдем хоть одного живого свидетеля.

– Мне нужно увидеть вещи, связанные с княжной Ксенией. Лучше всего – ее личные, но можно и просто из той эпохи. Поговорить с людьми, которые могут что-то помнить. – Инга ложкой подцепила со дна чашки ягоды шиповника. – Еще лучше было бы поговорить с Софьей, но это вряд ли возможно.

– В газетах писали, что в усадьбе пару лет назад погиб парень, – осторожно сказал Юра. – Скорее всего, это никак не связано. Но я бы хотел выяснить, какие еще несчастные случаи и странные смерти происходили здесь.

Он украдкой поймал взгляд Инги. Появится ли в золотисто-карих глазах скучающее выражение, недоверие, насмешка? Но она одобрительно кивнула.

– Боюсь, будет трудно отделить реальные факты от местных легенд и сказок, но ты попробуй, – согласился Егор. – Только в опасности один не лезь. Это всех касается.

Он обвел пристальным взглядом всю команду, надолго задержавшись на Мите. Пацан невозмутимо доедал макароны прямо со сковородки, царапая вилкой по дну. Аппетит у него был как у молодого теленка.

Солнце окончательно скрылось за горизонтом. Ночной сумрак окутал веранду. В воздухе звенела мошкара, и пронзительно пахло цветущим лугом. Сквозняк с тихим шелестом тревожил сухие плети плюща. Допив отвар из шиповника, охотники на призраков тихо разошлись по комнатам. Павла осталась ночевать на веранде, Инга захлопнула дверь в спальню. Митя, сотворив молитву, свернулся клубком на диване под строгими взорами своих святых. Егор взял блокнот и что-то долго писал, скрипя шариковой ручкой.

Юра лег на продавленную кушетку, подложив под голову скрещенные руки.

«Не лезть в опасности», – вспомнил он слова Егора и вдруг понял, что ничуть не расстроится, если все расследование сведется к разбору старых документов и посиделкам на веранде.

Простреленную когда-то ногу вяло тянуло болью, как всегда бывало от дурных предчувствий. Юра думал о дне, когда обрел то, что называл и даром, и проклятием. Как вышло, что он снова позволил втянуть себя в авантюру?

Тогда он был глупым мальчишкой. Сын матери-одиночки, он пролез на бюджет благодаря зубрежке. Он просиживал ночи за книгами, пока его однокурсники ходили по ночным клубам и клеили девчонок. Они приносили преподавателям купленные курсовые, которые даже не читали. Юра завидовал их показной успешности и хотел легких денег, поэтому связался с «черными археологами». И первая же «летняя практика» закончилась катастрофой.

Юра никогда не забудет полузасыпанную траншею и откопанный блиндаж. Воображение сразу дополнило картину: вот тут, на каменистом уступе, полсотни лет назад стоял станковый пулемет. Здесь лежали советские стрелки, а рядом упал один из них, раненый или убитый. На земле остался отпечаток ржавчины от съеденной временем каски. Между тем напарник Юры, Черный Дронт, смешливый начинающий бандит, вытащил из-под замшелых бревен кожаную планшетку. Вытряхнув истлевшие бумаги, которые тут же рассыпались в прах, он торжествующе поднял над головой командирские часы.

Вдруг раздался шум чужой машины, ломающей подлесок. Дронт перебросил хабар Юре и полез из траншеи «побазарить». А потом раздались выстрелы: Черный оказался никудышным дипломатом. Юра понял, что надо бежать, но от испуга его словно приковало к месту. К земле давило внезапное осознание, что это конец его короткой, не самой удавшейся жизни. Сейчас и его, и Дронта похоронят в забытом блиндаже.

А потом Юру накрыло его первым в жизни воспоминанием.

Стоял тяжелый запах гари, пороха и смерти. Вдалеке грохотала артиллерия. Старший лейтенант Макаров яростно тряхнул головой, сбрасывая странное оцепенение. Машинально потянулся к оружию, но кобура была пуста. Взвод погиб, а его контузило, но он должен выжить, чтобы продолжить бой с проклятыми захватчиками. Над краем траншеи появились серые шинели, раздался яростный окрик на немецком языке, и лейтенант Макаров бросился бежать, петляя, как удирающий от охотников заяц. За спиной раздались выстрелы, левую ногу дернуло резкой болью, но он уже скрылся от преследователей за поворотом, уже выбрался из траншеи, не дав загнать себя в ловушку, уже добежал до редкого, посеченного осколками снарядов леса. Он упал на землю только там.

Юра не помнил, как выбрался на шоссе. Позже он так и не смог ответить ни скорой, ни милиции, ни зареванной матери, каким образом ему удалось, не имея ни малейших медицинских навыков, наложить жгут на простреленную ногу. Он очнулся, лежа на асфальте, все еще сжимая в руках командирские часы старшего лейтенанта Макарова.

Так Юра обрел свой дар. Розовые очки, как всегда бывает, разбились стеклами внутрь. На левой голени остался шрам – неровный круг, будто отпечаток финикийской монеты. В душе навсегда поселилось воспоминание о липком страхе за свою жизнь: он уже никогда не сможет выкинуть из головы, как удирал от черных археологов напуганным зверем. А еще к нему стали являться картины чужого прошлого, хотел он того или нет.

Красный – оранжевый. Белый – желтый. Красная кровь на асфальте, белизна медицинской палаты. Головоломки нужны ему не только для того, чтобы размять мозги. Когда держишь в руках нечто материальное, давно знакомое, проще отличить реальный мир от очередного видения.

Вслушиваясь в тихие скрипы засыпающего дома, Юра думал о том, чем заплатили за свои способности другие четверо. Прячутся ли шрамы от пуль под кожаной курткой Павлы? Боялся ли когда-нибудь Митенька за свою жизнь?

Размышляя об этом, Юра сам не заметил, что задремал.

4

Егор

Человек, который не любит свое отражение

Егор проснулся разбитым. Его сны были тяжелы, как ватное одеяло, и темны, словно пересохший колодец. В них трещал лед и, захлебываясь криком, уходил с головой под воду ребенок. Он то казался знакомым, то становился чужим, то вовсе превращался в маленького Егора. Пытаясь отдышаться, он провел рукой по лицу, вспоминая собственные черты: широкую челюсть, нос с горбинкой, впадинку шрама над бровью. Ежик волос на голове оказался влажным от пота. Отросшая щетина на щеках колола пальцы. Егор сел, стряхивая с себя дрему.

В кошмарах у него никогда не было лица. Черты плыли под руками, словно свечной воск. Он мог лепить из себя что угодно, хоть демоническую маску, хоть свиное рыло, но ему никак не удавалось поймать себя самого. Какой он в снах? Красавец или урод? Главный герой или статист? Или, может, он злодей, безликое чудовище, которое охотится за персонажами и пожирает их по одному?

Успокаиваясь, Егор сделал несколько глубоких вдохов. На соседнем диване сопел Митя, выпростав руку из-под одеяла. На горле чернели свежие синяки. Нехорошо. Ему же всего-то лет пятнадцать! Чей-то сын, внук, младший брат. Кто будет отвечать, если с ним что-то случится на руинах мертвого дома? Явно не их наниматель. Такие, как Филипп, не отвечают даже за собственную жизнь. Его, похоже, интересуют только деньги, которые он может выручить с этой небольшой авантюры.

Впрочем, Егор знал и сам: всё, что произойдет с этими людьми, останется на его совести, пускай не он позвал их сюда, посулив деньги. Такой уж он человек. Ответственность за других давно стала для него привычной. В походе груз рюкзака тоже через пару дней кажется естественной частью путешествия.

Дверь в комнату Инги была закрыта. На кухне спал Юра, завернувшись в одеяло с головой. Егор тихо оделся, сунул босые ноги в кроссовки и вышел на веранду, где дремала в гамаке Павла. Сквозь плющ пробивались солнечные лучи. На сухих листьях и почерневших от времени перилах блестели слезы росы. Где-то на огородах пропел петух.

Сильное мускулистое тело требовало размяться. Егор обошел дом по кругу в поисках турника, но нашел только бельевые веревки, сломанную газонокосилку и сарай для дров, оставшийся с тех времен, когда в Дачи еще не провели газ. Ветерок приятно холодил тело. Егор все равно сделал зарядку и даже раз двадцать отжался от земли на кулаках.

Выпрямившись, он заметил в окне Ингу. Она следила за его упражнениями, ничуть не стесняясь. От чашки в веснушчатых руках поднимался пар. Егор жестом попросил открыть форточку и сквозь стекло указал на чашку.

– Кофе?

– Если бы. – Инга страдальчески вздохнула. – Опять шиповник.

– Поможешь мне побриться?

– Окей! Но завтрак с тебя.

Все остальные еще спали. Егор вернулся в дом и отыскал в рюкзаке бритвенные принадлежности. У него был доставшийся от отца старомодный станок, лезвия в котором приходилось менять вручную. Инга открыла в ванной кран и навела в тазике мыльную пену.

– Ты понимаешь, что твое нежелание смотреть в зеркала – это уже нездорово? – спросила она. – Водишь же ты как-то машину!

– Внедорожник – мой. Я уверен, что к нему ничто не пристало.

– А бреешься ты как, если меня нет рядом?

Дома у Егора висела целая конструкция из трех зеркал, отражающих друг друга. Он экспериментальным путем выяснил, что так на них не налипают лишние воспоминания. Но объяснять это не хотелось. Инга намылила ему щеки и стала неумело работать бритвой.

– Блин, я тебе подбородок порезала, – проворчала она. – Кровь.

– Ничего.

Вода в тазике стала розовой. Свежая ранка саднила.

– Вот что такого ты можешь увидеть? – Инга недобро покосилась на полотенце, закрывающее зеркало.

– Все что угодно. Как тайком целовалась влюбленная пара, спрятавшись в ванной от родителей. Как плакала здесь от счастья какая-нибудь женщина, потому что узнала, что станет матерью. Или как кого-то убили, обмотав шланг от душа вокруг шеи.

– В ванной редко убивают.

– Все равно. Я достаточно видел в зеркалах того, что не должен был.

– Ну и что? Такой у тебя талант. Посмотри на меня: что мне теперь, совсем не спать?

Инга вопросительно подняла брови – тонкие, золотистые, с упрямым изломом. Егор знал, что ее способности связаны с видениями, которые приходят к ней, мешаясь с кошмарами, но никогда не лез в душу.

– Давай не будем мериться, кому хуже, – предложил он.

Пока Егор смывал со щек хлопья пены, раздался стук в калитку. Это пришел сосед, встретивший их вчера на дороге. Его сопровождала дочерна загорелая немолодая женщина. Они принесли обещанные яйца, огурцы и помидоры. Егор отсчитал деньги из собственного кошелька и даже добавил немного сверху. Получив плату, соседи не спешили уходить. Видимо, рассчитывали на свежую порцию сплетен.

– Даже мертвых разбудили бы! – проворчала Павла, выбираясь из своего гнезда.

Змеи на ее руках извивались и раздували капюшоны. Соседка, явно собиравшаяся что-то спросить, икнула, перекрестилась и отошла подальше.

Егор накромсал овощи с зеленью, и команда села завтракать. Павла уныло терзала ломоть хлеба. Язвительная, одинокая и холодная, как ледышка: тяжело же будет с такой работать! Юра выглядел невыспавшимся. Взлохмаченный со сна, он вяло ковырялся в салате, погруженный в свои мысли. Егор оценивающе посмотрел на него. Опыт подсказывал, что парень знает больше, чем говорит.

Митенька, наоборот, свежий и жизнерадостный, громко пожелал всем доброго утра. Перегнувшись через стол, он попытался вытянуть помидор из миски руками. Инга хлопнула его полотенцем по ладони и отправила умываться. В отличие от скрытного Юры, пацан казался простым и понятным. Тем удивительнее, что он не стал говорить о своем даре.

Команда незнакомых самолюбивых людей, не доверяющих друг другу, – это нехорошо. Амбиции будут мешать поискам, они станут конкурировать друг с другом и утаивать следы. Фил – полный идиот, если считает, что, запрягая в телегу лебедя, рака и щуку, быстро добьется результата.