Страна деревянных камней

Да куда там, хреначат в азарте, от спуска не оторвёшь. Причем видно, что от рогов несчастного животного куски отлетают, дистанция всего метров 500, но лось бежит. Так и не свалили. Экипажи потом полчаса успокаивали, они уже собирались на этого лося в штыковую идти.

Ну а над своим братом-курсантом поизгаляться сам бог велел. Однажды кафедра инженерной подготовки (та, что отвечает за то, как что выкопать или взорвать на хрен) «учудила». Они что придумали – одевают тебя в ОЗК, мажут спину напалмом – и поджигают. Пробегаешь 10 метров, падаешь на спину – тушишь пламя. Тебя на всякий случай ещё из огнетушителя обдувают и плащ-палаткой охлопывают. В чём была суть этого действа, я так и не понял. Видимо, учили, как правильно самого себя тушить. Мазали напалмом мы со Шмайсером. Дошла очередь до Слоника. Почему Слоник? У него вечно было выражение лица, как у грустного слоника из мультфильма про 38 попугаев. Вот мы его и решили немного расшевелить, чего он такой грустный-то ходит. Ну, мы его и намазали… Не только со спины, а вообще всего, и не поскупились, нанесли слой потолще. А он же был в противогазе, обзор ограничен, и результаты нашей работы ему, естественно, не видны. Однако чутье (или опыт общения с нашей парочкой) все-таки подсказало ему, что происходит что-то неправильное:

– А чего это вы так много мажете?

– Да ты здоровый, лосяра! И вообще, все вопросы – к полканам.

Напалма на нём было – американцы столько во Вьетнаме за один раз не сбрасывали. Но ничего, перекрестились – и подожгли.

Напалм – не бензин, разгорается медленно, но пока Слоник бежал, все-таки разгорелся, да. Сам он уже ничего не видел – пламя перед стёклами противогаза, но понимал: что-то пошло не так. Короче, Слоник впал в панику и вместо того, чтобы бежать к средствам пожаротушения, ломанулся в поле с дикой скоростью. Такого развития событий мы, естественно, не ожидали. Вот вы про Гастелло читали? А я это в натуре видел. Ловили всем взводом. Успели поймать, слава богу, не обгорел. Полковники с кафедры потом очень долго и красочно, с метафорами, гиперболами и прочими художественными выразительными средствами нас со Шмайсером «благодарили». Типа, последний раз они так от страха обсирались аж в Афганистане ещё, спасибо, ребята, приятно было молодость вспомнить.

И вот такие «приколы» у нас происходили практически каждый месяц. Некоторые вполне можно было экранизировать и грести «Оскары» ящиками. Я вот думаю иногда, как же нам все-таки повезло, что все эти залеты обошлись без серьезных жертв.

К четвёртому курсу начали с полигона отпускать повзводно. Только у сержантов по одному магазину с боевыми (именно магазину, а не «рожку». Как говорили у нас в училище, рожки – это у козликов. А уж раз пошел разговор о терминологии, то оружие, кстати, не «пристреливают», а приводят к нормальному бою. Пристреливают загнанных лошадей).

Так мы уже обнаглели настолько, что начали ездить на общественном транспорте. Но это только когда дождь, тоже совесть имели. Раньше общественный транспорт для военных был бесплатно, и водители старались толпы вояк не подбирать. Поэтому мы забирали у самого маленького курсанта (мастер спорта по боксу в весе «муха») оружие и РД. Снимали каску и куртку и под дождём выставляли на остановке, а сами в кустах прятались.

Водила притормаживает, мол, подумаешь, один курсант, да и жалко, вон какой ма-а-а-аленький. И через секунду – у него полный автобус наглых, жизнерадостных лбов, увешанных оружием с ног до головы.

– Фамилия?!

– Капустин.

– Не сцы, Капустин! Полюбим и отпустим!

А потом был ещё крайний полигон в училище, но это уже отдельная история.

Прием пищи

«Чтоб вас всех после выпуска в Чечню отправили и там в первый день прибили!!!»

(Психологический настрой поварихи при приготовлении курсантского обеда.)

В Российской армии я послужил недолго, с 1990 по 2000. Но казарм, столовых и камбузов за это время повидал много. Как-то раз я пытался подсчитать, сколько «кухонь» я перепробовал, но после третьего десятка бросил. Абсолютный лидер по качеству и обслуживанию – столовая лётного состава в вертолётном центре г. Торжка, там я на авианаводчика учился.

Но речь пойдёт не об этом, а о столовых военных училищ. Хуже, чем там, в армии не кормят нигде, в этом я уверен. Это, наверное, один из элементов подготовки будущего офицера. Если вдуматься, то решение, конечно, абсолютно верное. Я, например, после обучения в ВОКУ могу съесть что угодно, если оно лежит в тарелке. Да-да, наверное, даже то, что вы подумали. Готовили там очень своеобразно, едой или даже жратвой это было назвать нельзя.

В Уставе про питание военнослужащих пишут «приём пищи», и процесс поглощения этих шедевров кулинарии – это был именно «приём». «Есть» это было нельзя, это можно было только «принимать» внутрь.

Если хотите, то можете провести эксперимент: зайдите в самый наикрутейший ресторан. Не важно, в какой стране, пусть это даже будет «Максим» в Париже или при отеле «Негреско» в Ницце. Ну а если вы совсем обалдели от количества ваших денег – идите в кабак при яхт-клубе в Монако. Когда к вам подойдёт мэтр, попросите позвать шеф-повара и скажите ему:

– А сделай-ка мне, братец, перловочки на комбижире с небритой свиной шкуркой!

Вот они все там орут благим матом, что могут приготовить любое европейское блюдо. И что? А то, что после этого шеф-повар, как честный человек, обязан застрелиться. Российская кухня ведь, что ни говори, относится к европейской, а армейская кухня – часть российской.

Но даже если они найдут все необходимые ингредиенты, мгновенно закупят оборудование (паровые котлы на двести литров в каком-то жутком «противотанковом» исполнении), добудут необходимые технологии (так гробить продукты – это уже не навык, это именно технология), то у них всё равно ни хрена не выйдет. Помимо всего вышеперечисленного, нужен «настрой», особое психологическое состояние (смотри эпиграф). Без этого никак. Я знаю, что говорю. Если я в ярости, как «в жопу раненная рысь», – у меня не поднимается тесто.

Ну а в С.-Пб. ВОКУ в девяностые это всё ещё было многократно помножено на стахановское воровство поварих.

Мой рост 180, вес 80, и особо мелким меня назвать трудно. Но совершить пеший марш с теми сумками, которые они вприпрыжку пёрли после работы, я бы точно не рискнул.

Один раз, стоя старшим наряда по столовой, я очень внимательно присмотрелся к полученным курам. Ну, понятно, цвет – традиционно тёмно-синий, ноги – толщиной с карандаш. На ящиках – страна происхождения: Беларусь. Я понял – до Питера их гнали пешком. А до того, как их злодейски умертвили, они явно работали моделями.

Ну знаете, по ТВ иногда идут показы мод, и там по подиуму ходят такие «женские особи» в комплектации «гладильная доска». И выражение лиц у них такое серьёзно-сосредоточенное, такое выражение можно увидеть на мордах какающих собак. Хотя, тоже понятно, ей сказали: сделать тридцать семь шагов, а она только до десяти считать умеет. Вот и идёт, мозг ломает.

Короче, куры «производят впечатление». Потом изучил конечное блюдо (кто-то с очень больной фантазией обозвал его «подлива») и пришёл в ужас – даже этот «бухенвальд» воруют. Почему я сделал такой вывод? Элементарно. При подсчёте порций выяснилось, что у этого зверя, ошибочно именуемого «курица», на две ноги приходилось девять шей, пятнадцать крыльев и набор костей, не поддающийся классификации. Короче, Стивен Кинг с его монстрами отдыхает.

Все, кто проходил обучение в военных училищах, знают: чем старше курс, тем хуже аппетит. Первый курс жрёт всё и в любых количествах. Старший – вяло ковыряется. Видимо, организм больше «кулинарные шедевры» не принимает. Поэтому к воровству ты по большей части относишься вполне спокойно: да берите, господи, дерьма не жалко! Но иногда нервы не выдерживают, ведь воруют, сцуки, всё подряд и много – от соли до гнилой картошки. Вот это «возмущение в душе» меня один раз и сгубило.

Прибыла в очередной стопицотый раз в училище проверка. Старшим «зондер команды» был целый генерал-лейтенант, медик. Столовую «отпидорили» так, что можно было подумать, что сына министра обороны завтра сюда жениться привезут. А генерал-лейтенант этот то ли должность принимал, то ли прибыл из Москвы с проверкой, я не в курсе. Я вообще медиков в таком звании никогда раньше не видел. Ну и пошёл этот медик «в народ» – с курсантами пообщаться. Заходит к нам в зал, при нём «свита» – начальник училища, зампотыл, начальник столовой, начмед, все комбаты. А у нас «сержантский» стол сразу у входа, поэтому к нам он и подошёл.

– Ну что, как кормят?

Я отвечаю:

– Воруют, товарищ генерал-лейтенант!

Зампотыл сбледнул с лица, вернее, даже тёмнооливковый стал, как китель. Наш генц нервно сглотнул, а начальник столовой просто «в мыслях уже застрелился».

Генц-медик говорит:

– Обоснуйте.

А сам на нашего смотрит, а взгляд… Я такой взгляд только на войне видел, так поверх ствола смотрят, перед тем как плавно спуск потянуть.

– Бром недосыпают, товарищ генерал-лейтенант! Весна на дворе! На офицера учиться невозможно!

– Т-а-а-а-к. Понятно. Сержант, у вас что, рук нет?! Командир батальона!

– Й-й-й-а-а!!!

– Проведите с сержантом на плацу тактико-строевое занятие.

– По теме, товарищ генерал-лейтенант?

– Снятие сексуального напряжения вручную в весенний период.

Глаза у нашего комбата задорно засияли, на лице восторг. В общем, привели пятилетнего мальчика в магазин игрушек и сказали: «Всё твоё!»

– Разрешите под барабан?

– Разрешаю!

Столовая так грохнула хохотом, что я думал – стёкла вылетят. Так меня больше никогда в жизни не подкалывали, ну и слава богу.

На выходе из зала наш генц обернулся и улыбнулся мне. А вот улыбка его мне не понравилась – это была добрая улыбка фельдфебеля расстрельной команды.

Времена года

Смена времен года в жизни каждого военного – весьма и весьма животрепещущий вопрос. Отчего, собственно, спросите вы? А оттого, что за каждым подразделением закреплена территория, и только от времени года зависит, сколько времени и с матами какой этажности вы будете на этой самой территории проводить каждый день.

В СПб ВОКУ самым замечательным был период осени. Ну, вы же помните у Александра «Нашевсё» Пушкина: «Унылая пора, очей очарование…» Прибил бы за это «очарование», честное слово. А вот насчет унылости поэт угадал, не поспоришь. На нашей территории была высажена стометровая аллея с клёнами. В этой аллее было сконцентрировано огромное количество живописности, щедро приправленной великолепием и очарованием очей, но у практичных и не склонных к любованию красотами природы курсантов она вызывала только лютую ненависть.

Осенью кроны красавцев-кленов в соответствии с естественным порядком природы облетали, засыпая окружающий пейзаж толстым шуршащим ковром из листьев. В результате всё училище было засрано таким живописным багрянцем – огромными, красными, как партбилет коммуниста, кленовыми листьями. Слава богу, что это был объект не моей роты. А то бы я точно в тюрьму сел – за варварские браконьерские вырубки.

Но, к моей радости и вящему облегчению Гринписа, это был объект младшего курса. И им каждую осень очень подробно объясняли, в какие именно отверстия должны быть засунуты все эти «коммунистические листовки».

Один раз стоял я дежурным по КПП и с нарастающим раздражением наблюдал безнадёжную борьбу роты первого курса с проявлениями всемирной энтропии и бардака в виде облетевшей листвы. Потом всё-таки не выдержал и подошёл:

– Парни, вы хернёй занимаетесь.

– Почему?

– По кочану. Объясняю на пальцах: проще и эффективнее разбомбить танковый завод, чем каждый месяц героически сражаться с новым танковым полком. Вы вместо того, чтобы каждый день листочки сметать в кучки, один раз деревья обтрясите как следует, а что не упадёт – палками посшибайте. И будет вам счастье и большая благодарность от всего училища. Только «трофеи» сразу соберите и выбросите. А то ваши аккуратные брустверы через пять минут по всему училищу ветер разносит. И я – израненный ветеран-орденоносец – потом за ними с метлой гоняюсь по всей территории.

– Профессор, но это же смешно! Мы же не обезьяны какие-нибудь, чтобы по деревьям лазать и листья обрывать?!

– Смешно каждый день одной и той же фигнёй заниматься, а до обезьян вам ещё как до Пекина в коленнолоктевой позе. Ну, чё мнётесь-то?! День позора – и потом месяц сплошные перекуры. И вообще, не вижу логики. По деревьям вам лазить стыдно, но при этом танки малыми пехотными лопатками закапывать как бы нормально?!

Курсанты подумали и согласились, после чего я им тут же сообщил, что как технический руководитель по окончании работ должен буду получить за гениальную идею пиво.

В этот момент меня вызвал дежурный по училищу. До революции, если кто не знает, в нашем училище были казармы, и все постройки – это бывшее хозяйство лейб-гвардии Ея Императорского Величества Уланского полка. Спортзал, к примеру, – это бывший зимний манеж. Ну и бывает, что всякие делегации с импортными туристами шляются по территории училища, культурное наследие обозревают.

Ну так вот, дежурный мне и говорит:

– Проводи по-быстрому, свободного посыльного сейчас нет. У тебя всё равно два дневальных.

Да не вопрос. Бодро врываемся на территорию, а там – потрясающая картина. Вся кленовая аллея заполнена «шимпанзе в стиле милитари». И ведут себя, что характерно, очень агрессивно – ветки на деревьях трясут, палками по ним колотят и ещё орут что-то друг другу, естественно, матом. «В мире животных», в общем, а не высшее командное училище. Делегация в легком шоке, посыпались вопросы:

– Это у вас что?! Это у вас зачем?! Это у вас почему?!

И все в таком вот духе с выражениями крайнего недоумения. Ну, их понять можно, даже у меня, привычного ко всему, эта картина вызвала легкую оторопь. Не ожидал я, что это будет настолько феерично выглядеть.

На вопросы экскурсантов я ответил с абсолютно серьёзным и честным лицом комсомольца на отчётноперевыборном собрании:

– По приказу командования сегодня в 18.00 – окончание осени.

– Вы это серьёзно?!

– Конечно. Вы приезжайте летом на белые ночи и увидите, как курсанты выполняют закат солнца вручную.

Они ничего больше смотреть не стали, да и летом, кстати, тоже не приехали. Сказали – и так верим, что у вас всё просто зашибись, видно же.

А меня потом выдрали за попытку дискредитации л.с. ВС РФ. Они всё сфотографировали, сволочи. Я сам не видел, но снимки наверняка были зачетные, для Нэшенал Джеографик так просто бесценная находка.

Зимой начинается другой прикол – СНЕГ. Именно СНЕГ – большими буквами.

В Питере его бывает так много, что, бывает, думаешь, что всю Сибирь проще убрать. Нет, понятно, что это преувеличение, но когда снег активно валит много дней подряд, то все представляется в чёрном цвете. Могут, к примеру, запросто в пять утра подорвать, чтобы даже не весь плац почистить, а просто пешеходную тропу к учебному корпусу пробить. Ну а потом уже «доделаешь как положено». Инструкция простая: «СНЕГ ДОЛЖЕН БЫТЬ БЕЛЫМ И КВАДРАТНЫМ, ДО АСФАЛЬТА». Что характерно, для гражданских такая фраза – это просто бессмысленный набор слов, а для военных – четкая и пошаговая инструкция. Я проверял, честное слово.

Как-то раз на одну нашу роту достался весь этот «аэродром после снегопада». Другая рота была на полигоне, да ещё ротный людей забрал на внешний объект – дорогу для машин пробивать. И остались мы втроём с задачей – до девяти утра очистить дорогу на кафедру огневой подготовки: длина пятьдесят метров, ширина два, глубина снега – где-то полметра. Справиться нереально, поэтому я, недолго думая, заорал:

– Господа военные! Всё равно выдерут, не успеем. Слушай мою команду!

И мы нашим полканам с огневой такой классный аттракцион устроили.

Дорожка получилась длинной, метров 150, но ровно на ширину снежной лопаты. И так причудливо извивается по плацу – целый лабиринт, только без Минотавра. А офицеры в туфельках, даже без шинелей – только из машин вышли. То есть шаг в сторону – и ноги насквозь по колено мокрые. И вот идёт весь преподавательский состав кафедры гуськом и жутко матерится. А курсанты из окон казармы этот цирк наблюдают и, естественно, дико ржут. А чтобы не спалиться – все в противогазах. Если вдуматься, картина – полный сюр. По заснеженному плацу ползёт, петляя, цепочка офицеров, а окна в корпусе напротив облепили рожи в противогазах, издающие жуткие глухие и утробные звуки из-под резиновых масок.

Но бывает, конечно, что так это все достанет, что даже начинаешь думать. Об оптимизации процесса, например. Особенно на четвёртом курсе.

Выбегаем, как обычно, на зарядку. Навстречу трактор – дороги чистит.

– Мужик, стой! Тебе возни на 20 минут, с нас литр.

– Военные, не вопрос! Куда ехать?

– К КПП подъезжай, наряд встретит и всё покажет.

Всё, у нас территория идеально чистая, нам только сугробы подровнять.

Комбат протерпел ровно неделю. Потом велел трактор не пускать:

– В армии главное – тяготы и лишения, а вам волю дай – вы тут санаторий себе устроите, никакой закалки морально-волевых качеств.

Ну а по весне эти сугробы с утра разбирают, а вечером обратно собирают. Чтобы быстрее таяли. И обязательно снег, что был внутри, – наружу. Для красоты. Ну, вы помните же, что снег должен быть «белый и квадратный»?

Лето – это отдых. Вы вот, например, посреди плаца мятую пивную банку видели? Прости, господи, за богохульство? Вот и я не видел.

Хотя, конечно, и летом бывали удивительные задания. Как-то раз после какого-то очередного залёта мы красили бордюры. Казалось бы, ну и что там такого, бордюры-то покрасить? Но задачу нам поставили покрасить их ПОЛНОСТЬЮ. То есть мы вытаскивали ломом каждый бордюр, ставили на торец, полностью белили и закапывали обратно. Вот такая красота по-армейски.

В общем, к чему я это все? Как ни удивительно, но это всё – составляющие процесса обучения в военном училище. После такого офицера Вооруженных сил РФ удивить, сконфузить и поставить в тупик не сможет ни самый коварный потенциальный противник, ни даже собственное командование.

Битва за урожай

Во время моей службы в наших всегда доблестных, ну а временами и просто героических Вооружённых силах все военные твёрдо знали, что уборка урожая – это процесс, при котором труженики села лишь слегка помогают военнослужащим в этом нелёгком занятии.

В деревне Колпаны Ленинградской области труженики села тоже были абсолютно уверены, что уборка урожая – в первую очередь дело военнослужащих, во-вторую – студентов и лишь в двадцать пятую – самих селян. Причём уверенность эта была железной и, по всей видимости, сформировалась ещё во времена Петра Первого, когда, очевидно, впервые к уборке урожая привлекли сначала проштрафившихся, но оставшихся в живых после казни стрельцов, а потом уже и новоиспечённых драгун и всяких прочих фузилёров.

И наши пейзане кому только ни помогали, но преимущественно, конечно, курсантам всевозможных училищ. И я так мыслю, что они ни секунды не сомневались, что вот эти все сельхозработы – это прямо неотъемлемая и необходимейшая часть учебного процесса. И неважно, на какую специальность проходит обучение. Для местных что «вокеры из Кировухи», что «космонавты из Можайки» были «одна фигня».

Ну а что? Всё логично в принципе. Ведь, к примеру, эмбаркация и уборка картофеля – это же сходные по своей сути процессы, и одно при отработке легко заменить другим. А тут ещё и картошка убрана получается, красота же? Ну а так как мы военные, то и за урожай мы будем сражаться насмерть, то есть сам процесс у нас будет вполне заслуженно носить гордое название «битва за урожай». А то что у шпаков-то? Скука же.

Возили «на картошку» из училища строго поротно. Видимо, батальона Колпаны просто не пережили бы. А так, малыми дозами, вроде и терпимо.

Для начала командование огласило список того, что нужно взять с собой, и список того, что в эту «экспедицию» брать категорически запрещалось. Ехали мы аж на месяц, но второй список всё равно был значительно больше первого.

Когда я собирал свой РД, мои товарищи поинтересовались:

– Профессор, а нафига ты «парадный» камок берёшь?

– Смешные вы. Я, между прочим, один раз в деревне был – проездом. Так вот, в деревне помимо пьяных трактористов в ободранных телогрейках обитают ещё и молодые доярки, щедро одарённые природой.

– Прям щедро?

– Жопы такие, что не ущипнёшь! Нимфы. А вы в «полигонных» камках, в которых только в штыковую на вражеские танки. Да и то до штыков-то не дойдёт, танки в ужасе разбегутся. И я на вашем фоне буду первый парень на деревне. Да ещё и в берете, а не в кепаре. Подумали?

– Ты ещё свои ордена-медали не забудь.

Я сделал вид, что задумался.

– Не. За такой «финт ушами» вы меня точно толпой изобьёте. Я, конечно, парочку из вас успею вырубить, но применённый сзади приём «рессора от трактора «Беларусь»» ещё никто не отменял. Да и слишком уж это жестоко будет, ещё, чего доброго, селянки топиться начнут. От неразделённой любви. А коровы не доены.

– Что, всё так серьёзно?

– А то! Это же ДЕРЕВНЯ. Народ там кондовый. Но доярки должны быть супер, я так думаю.

Господи, как же я тогда ошибался!

Но в тот момент все впечатлились моими глубокими познаниями сельской жизни и последовали моему примеру. Забегая вперёд, скажу, что я оказался прав на все сто (это я сейчас только про берет, само собой, ха-ха).

Поселили нас в трёхэтажном здании. Причём окна первых двух этажей были забраны решётками. На кого была рассчитана эта «система безопасности особо охраняемого объекта», мы поначалу не поняли. Но местные объяснили.

– Дык, это самое, бывает же, что и студенток привозят.

– А, так это для того, чтобы они, нажравшись, не полезли ваших трактористов насиловать?

– Ну типа того.

– Ясно.

Общага эта на ночь запиралась. Но если бы ротные офицеры с нами не жили, то, конечно, эти замочки были бы нам так – «чисто поржать», а тут, конечно, да, с ноги уже не выбьешь.

Разместились сразу по отработанной схеме. Повзводно в четырёх больших комнатах. Плюс ещё две комнаты выделили для офицеров.

Про деньги, которые мы должны были получить перед выездом, комбат сказал с военной прямотой:

– Если вы думаете, что среди командования училища сплошные дебилы, то вы глубоко ошибаетесь! Работать будете «на сухую». Увольнения только для местных (то есть практически никому). Остальным – не вынимая.

Ладно, сказали мы сами себе. Если гора не идет к Магомету, то гора идет на хер! Так даже интереснее. Мы ж должны закалять характер, преодолевая препятствия, ну и всё такое. Будем закалять и преодолевать.

Сама работа заключалась в следующем: после прохода по полю какой-то картофелевыкапывающей фиговины картошка с поверхности вручную собиралась в вёдра и затем высыпалась в тракторный прицеп. Это всё с утра и до вечера, с перерывом на обед. Романтика, чего уж там!

В первый же день, как нас привели в поле и офицеры мгновенно куда-то свалили, мы познакомились с нашим «менеджером», на местном жаргоне – бригадиром, который отвечал за организацию этого локального картофельного холокоста. Беседовали мы с ним впятером: четыре замкомвзвода и я – «представитель общественности, выражающей озабоченность». Я же и задал принципиальный вопрос:

– Ну так что, как работать будем? По какой схеме?

– Ну как, эта… Как обычно, в общем.

– Не, ты не понял. Тебе что нужно? Чтобы всё было качественно сделано? Или чтобы мы работали?

– А какая разница?

– Да, тяжело с вами, гражданскими, с непривычки. Смотри сам и думай, как тебе лучше. Вариант первый: мы работаем до обеда и после. Строго по часам. Подчёркиваю, ПО ЧА-САМ. Сколько накопаем – не важно, но отработаем весь день. Вариант второй – мы приходим с утра, ты нам говоришь, что надо сделать, и мы это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО делаем. Потом ты проверяешь – и мы свободны.

– А можно так: вы приходите с утра, я говорю, что вам надо сделать, вы делаете, я проверяю, а потом говорю, что надо делать дальше, – и так до вечера, а вечером вы уходите?

Даже я от такой наглости прибалдел. Раздались возмущённые реплики, общий смысл которых заключался в угрозах немедленной расправы и физического насилия.

Бригадир понял, что он перегибает палку и отчаянно рискует здоровьем.

– Ладно, ладно. Пошутил я, в общем. Нормально, давайте по второму варианту, чо уж там.

Я уверенно заявил:

– Сколько в среднем делает рота за день, я знаю (я, само собой, понятия об этом не имел). Нарезаешь задачу, потом смотришь, как выполнили, и ОФИЦИАЛЬНО нас отпускаешь.