Штрафное проклятие

Несмотря на скорбные по звучанию слова, молодой солдат забыл о них, как только в его котелок повар-старшина плеснул содержимое большого половника. В ноздри парня сразу ударил запах наваристого супа. Обилие выделившейся слюны парализовало все остальные чувства, кроме чувства голода. Горячий суп моментально согрел внутренности, и Виктор испытал чувство наслаждения. Забытый на вкус кусок мяса был проглочен, едва попал в рот солдата.

Виктор спешил наесться. Кусок горячего хлеба в руке был поначалу забыт им, но потом все равно пошел в употребление. Часть его была съедена вслед за супом. А его остатками он вычистил свой котелок насухо и лишь тогда оторвал взгляд от еды и осмотрелся по сторонам. Все вокруг него делали то же самое. Солдаты ели, не обращая внимания ни на кого. Казалось, что даже начавшийся обстрел или бомбежка не смогли бы отвлечь изголодавшихся людей от их занятия.

– Тут еще осталось. Раздать? – донесся до ушей парня голос со стороны кухонной подводы.

Уличное воспитание, в котором быть шустрым считалось едва ли не основой всего остального, сделало свое дело. Едва стоявший рядом со старшиной-поваром офицер дал добро в ответ на его вопрос, Виктор устремился к ним, а потому на раздаче оказался первым. И снова наваристый, с кусочком мяса, суп, с гущей, поднятой с самого дна, оказался в его котелке. Забыв о куске хлеба, парень принялся жадно есть полученную добавку. Глотал, почти не жуя. Откашлялся с непривычки и снова глотал.

На мгновение он поднял глаза и увидел перед собой улыбающегося разведчика. Тот смотрел на Виктора и едва ли не смеялся. Тому стало немного стыдно. Все то, что он сейчас делал, выглядело не по-товарищески, не по-братски. В рабочих кварталах ребята могли за подобное строго наказать. Делиться добычей, отдавать последнее тому, кто нуждается, считалось нормой. Взаимовыручка приветствовалась и высоко ценилась. Разведчик уже третий день был с ним рядом. Они смогли подружиться. Вместе ждали вынесения приговора, вместе грелись у костра. Спиной к спине спали на нарах в землянке. И даже в наряд по заготовке дров для печи были назначены вместе. Только сейчас его товарищ не успел к раздаче добавки. И Виктор чувствовал себя обязанным с ним поделиться. С виноватым видом он протянул разведчику свой котелок, подкрепив этот жест словами:

– Давай! А то мне много будет!

На самом деле ему было мало и этого. Но поступить иначе он не мог. Считал правильным отдать товарищу последнее.

– Да ешь ты, дурья голова, – заулыбался тот в ответ.

Когда они сели рядом, немного в стороне ото всех, опытный солдат добавил серьезным тоном:

– На сегодня все. Больше ничего не принимай. Утром, если предложат еду, откажись. Скорее всего, не предложат, но наш брат-штрафник с голодухи может по неопытности согласиться. А делать этого нельзя.

Виктор вопросительно уставился на товарища.

– Это если ранят в живот. Кишки пустыми должны быть перед боем. Если полные, то никак не выжить. А так шанс выжить есть, – уточнил тот и добавил: – А вот сто граммов выпей. Напряжение снимешь. Да еще и злее станешь.

Разведчик попытался улыбнуться, но выданная за улыбку гримаса искривила его лицо так, что оно показалось Виктору страшно комичным. Почувствовав это, опытный солдат предпочел отвернуться и замолчать.

Их общение прервала донесшаяся команда на получение оружия. Солдатская масса, быстро собравшись в единый строй, начала вытягиваться в направлении подъехавших подвод, с которых бойцы подразделения НКВД выдавали штрафникам винтовки и патроны.

– Назвать фамилию, расписаться, потом на следующей получить по пятьдесят патронов, – монотонно повторял раз за разом солдат, встречавший штрафников у телег с оружием.

Они послушно выполняли его команду. Подходили к одной подводе, где называли себя под запись. Расписывались, где указывал им красноармеец-писарь. Затем шли ко второй, с которой брали винтовку с примкнутым к ней штыком. Потом двигались к третьей, получали там патроны и отступали в сторону.

Парень в кубанке и в короткополой шинели со знаками различия армейского лейтенанта начал выкрикивать фамилии, зачитывая их со своего кожаного планшета. Бегло назвав первые пятнадцать, он вытянул в сторону левую руку, дав сигнал на построение, и громко выкрикнул:

– Первое отделение первого взвода, становись!

Виктор с разведчиком оказались в этом списке, а потому проследовали в том направлении, куда указал лейтенант.

– Вот и определились, – произнес опытный солдат. – Значит, нам с тобой, Витек, воевать теперь вместе, в одном отделении, в одном взводе и под командованием одного человека.

Молодой солдат невольно улыбнулся в ответ на слова старшего товарища. С таким, как он, хорошим наставником в трудном деле он и хотел сейчас оказаться рядом.

Через некоторое время весь их взвод, разбитый на отделения, стоял в едином строю. Шустрые молодые лейтенанты своими громкими командами, бегло выкрикивая фамилии штрафников из списков, распределяли тех по другим взводам их роты. То же самое проделывали в стороне другие лейтенанты с остальными штрафниками. А вскоре каждый из них строевым шагом подошел с докладом к нескольким подъехавшим верхом на лошадях представителям командного состава, что легко было понять по обмундированию и знакам различия на петлицах и нарукавных шевронах.

– Похоже, это наш командир, а с ним его заместитель и ротный политрук, – шепотом прокомментировал увиденное разведчик.

Ночь Виктор крепко спал. Он пригрелся у дальней стенки взводной землянки, где прижался спиной к спине своего нового друга, а потому спокойно спал и видел добрые сны. Ему снился родной дом, ругающая его за опоздание на работу мать, чего в реальности с ним никогда не случалось. Потом долго и внимательно слушал что-то рассказывающего ему друга, которого обязал отдать родителям, на следующий день после своего ухода в армию, зарплату. Наконец пытался догнать того самого начальника цеха, кто внял его просьбе и отпустил на фронт, хотя мог бы этого и не делать, чем, возможно, сохранил бы Виктору жизнь.

– Вставай, Витек, пробуждайся, – легонько толкнул парня в плечо разведчик, – а то проспишь предстоящий бой и ничего в итоге не увидишь. Придется мне одному, без тебя сегодня на смерть идти. Я бы, конечно, рад, если оно так. Но тут, брат, не забалуешь. Хочешь не хочешь, а придется вместе.

Молодой солдат не оценил фронтового юмора. Нехотя поднялся с нар, все еще не осознавая, что уже скоро должен произойти старт чего-то страшного для него самого и для всех бойцов в его штрафной роте. Избавление от смертного приговора он считал наивысшей удачей для себя на сегодняшний день. Зачисление в списки нового для него подразделения, наименование которого еще не врезалось в сознание молодого бойца чем-то тревожным, никак не будоражило его сознание. Новые лица, новая обстановка, новые командиры и политработники. На вид ничего страшного. Все обыденно, по-военному, по-фронтовому. Даже тревожное лицо нового друга, тепло спины которого помогло Виктору выспаться, пока не говорило ему абсолютно ничего.

– Дай-ка винтовку свою, – строгим тоном произнес разведчик и протянул руку к оружию молодого солдата.

Тот послушно передал ее товарищу. Опытный боец попытался открыть затвор, но механизм ему не поддался. Он оглядел цевье и приклад, потом ствол. Затем прильнул глазом к прицелу и, сделав недовольное выражение лица, произнес:

– С таким дерьмом ты много не навоюешь. Прицел набок сбит. Затвор словно каменный, совсем не открывается.

Он с недовольным видом еще раз повертел винтовку в руках и с упреком обратился к Виктору:

– Куда же ты вчера смотрел, когда получал и расписывался за нее?

– Не ругай парня! – вступился за молодого бойца один из солдат в землянке. – Тут у каждого четвертого оружие не в порядке. Все, что выдали, было подобрано на поле боя. Вчера многие к взводному подходили, возмущались. Спрашивали: как воевать с этим будем? Он узнавать ходил к начальству и сказал потом, что если мы хотим хорошие винтовки, то, будьте любезны, сами добывайте. Там, за передком, их видимо-невидимо.

Разведчик в ответ нахмурился, заскрипел зубами.

– Ладно. Если так, то на поле боя сразу подбирай ту, что останется, если кого первого убьют или ранят, – произнес он, адресуя свои слова удивленному его тону Виктору.

Прозвучавшая вскоре команда взводных привела всех штрафников в движение. Один за другим, длинной вереницей, они направились по петляющим коридорам траншей куда-то в сторону передовых укреплений. Прошло не менее пятнадцати минут с начала их следования, но переднего края еще не было видно даже тем, кто шел в авангарде роты. Солдаты других подразделений сразу расступались, пропуская их вперед, тем более, как уже многие в окопах знали, за несколько последних дней в дивизии была сформирована и укомплектована штрафная рота, куда были зачислены все нарушители воинской дисциплины, устава и приказов командиров. Они встречали бойцов данного подразделения словно смертников, которым командование выписало предписание только в один конец, без права вернуться живыми назад. Им не смотрели в глаза. Отворачивались, когда видели их лица. А потом провожали горестными взглядами, иногда обсуждая причины направления в штрафники какого-то отдельного солдата, скорее всего знакомого им, высказываясь о том, что привело его туда, какая на то была причина.

Да и сами штрафники по далеко не радушному приему их роты в окопах еще более глубоко осознавали, в каком положении сейчас оказались и что их приближение к переднему краю не приведет в итоге ни к чему хорошему. Оглядываться назад для них не имело теперь никакого смысла. Мольбы казались полностью бесполезными, а сложившееся положение выглядело совсем уж скорбно.

– Стой! Рассредоточиться по траншее! Первое отделение вперед! Потом второе и третье! Не топтаться! Не высовываться! Передвигаться пригнувшись! Не выдавать свое присутствие противнику! – выкрикивал молоденький лейтенант в короткополой шинели и кубанке.

– За мной, ребята, – произнес солдат-минометчик, назначенный еще с вечера командиром того самого отделения, в которое были распределены разведчик с Виктором.

Он пропустил их вперед, а сам остался на месте, чтобы собрать воедино всех своих подчиненных.