Великий маг Каладиус. Хроники Паэтты. Книга IV

– Так вы покидаете нас, ваше высочество? – спросил Понтс.

– Да, завтра я возвращаюсь.

– То есть, вы лично прибыли сюда, только чтобы сообщить нам вещи, для которых вполне достаточно было бы простого гонца? – Каладиус ждал определённых слов принца, и сейчас подталкивал его к тому, чтобы сказать их.

– Вы правы, мессир, была и ещё одна причина, – рассмеялся Келдон. – Не зря вы – великий маг! От вас ничего не скроешь! В общем, я хотел лично поблагодарить вас – всех вас – за преданность мне и сказать, что это много для меня значит. Вы всегда можете рассчитывать не только на мою благодарность, но и на ответные услуги с моей стороны. Что касается вас, мессир, то я вновь приглашаю вас отправиться со мною в Латион, ко двору.

– Что ж, это уже второе приглашение, ваше высочество, но я, подобно героям древности, позволю себе ожидать третьего. А пока я бы хотел остаться в легионе, тем более что пока неизвестно, что принесёт с собой лето. А по окончании летней кампании я, говоря без лукавства, ваше высочество, буду ждать от вас третьего приглашения. И тогда я приеду, не ощущая себя предателем по отношению к своим товарищам по оружию.

– Что ж, мессир, это слова, достойные такого человека как вы, – вновь засмеялся принц. – Признаюсь, двор уже бурлит в нетерпении, ожидая увидеть легендарного Каладиуса. Но они подождут, – небрежно махнул он рукой. – Это лишь подогреет их интерес.

Каладиусу было одновременно и приятно, и тревожно слышать о том, какой фурор при дворе вызвала его личность, если принц, конечно, не преувеличивал. Оставалось лишь надеяться, что все эти легкомысленные хлыщи не решат покопаться в его прошлом.

– Благодарю вас, ваше высочество, – склонился он. – Надеюсь, что и легата Понтса ждёт награда?

– Я велю удвоить жалование всех командиров Второго легиона, – пообещал Келдон. – Ну а в будущем… Однажды я стану королём, господа. И тогда мне понадобится мудрый советник и верный защитник. И, сдаётся мне, что я их уже нашёл. Не говоря уж о том, что когда я стану королём, кто-то должен будет стать министром войны. Право, не отдавать же мне эту должность своему непутёвому братцу!

Каладиус и Понтс перекинулись быстрыми взглядами. «Ну что я говорил?» – читалось во взгляде великого мага. Во взгляде же легата читались лишь счастье и бесконечная благодарность.

***

Принц Келдон оказался прав – король Тренгон счёл ниже своего достоинства вести переговоры с Шинтаном, считая, что те будут рады уже тому, что их оставили в покое. Так и вышло, что формально война с Палатием всё ещё продолжалась, хотя Латион целиком и полностью сосредоточился на западных рубежах, где, вопреки ожиданию, всё складывалось не так удачно.

Коррэй – маленькое княжество, заметно уступающее Латиону во всём – не собирался вводить свои невеликие войска на территорию противника, тем более что в этой войне он представал жертвой агрессора. В открытом поле вся армия Коррэя была бы разгромлена в двух-трёх генеральных сражениях, однако же в дремучих лесах этого мини-государства стальной кулак восточного соседа порядком завяз и потерял свою убойную силу.

Немало помогала Коррэю и Кидуа, являющаяся главным потребителем мачтового леса. Дюк Кидуи прекрасно понимал, чего хочет король Латиона – прибрать к рукам эти леса и поставить великую морскую державу в жёсткую зависимость от своей доброй воли.

Чтобы не допустить подобного, Кидуа не только оказывала необходимую помощь Коррэю – она пошла дальше. Между герцогством и Палатием был заключён антилатионский договор. Северное королевство соглашалось на продолжение войны в обмен на войска и деньги. Кидуа отправила в южный Палатий до десяти тысяч своих бойцов, а на серебро, полученное от неё, король Палатия нанял несколько тысяч жителей северного Пунта.

Столкнувшись с войной на два фронта, Латион внезапно оказался в весьма затруднительном положении…

***

– Не стоило пренебрегать разведкой… – мрачно проворчал Понтс, разглядывая палаточный городок, который вырос в полумиле от лагеря буквально за одну ночь.

Увы, Второй легион оказался в неведении относительно происходящего до тех самых пор, покуда это самое происходящее не свалилось им буквально на головы. Теперь уж нельзя было сказать – стало ли это результатом чьего-то разгильдяйства, или же такова была мелкая месть короля Тренгона. Важно было другое – внезапно лагерь латионцев оказался под угрозой штурма.

– Их там полным-полно… – проговорил центурион Башас, вглядываясь в рябящий от дыма костров горизонт. – Тысяч десять как минимум, а то и все пятнадцать.

– И всё же они не атакуют… Интересно, почему? – задумчиво произнёс Каладиус. – И не перекрывают нам путь к отступлению…

– Они дают нам возможность отойти, – догадался Понтс. – Не хотят вступать в сражение, надеясь, что мы сбежим. Палатийцы… – презрительно скривив губы, фыркнул он.

– Так почему бы нам не последовать столь любезному приглашению? – предложил Каладиус, которому вовсе не улыбалось погибнуть теперь, когда удача была так близка.

– Мы не можем отступить без приказа, мессир, – твёрдо ответил легат. – Латионский легионер может пойти в атаку без приказа, но он никогда не отступит.

– Насколько я помню, его высочество предлагал отступить ещё во время своего прошлого приезда, – теперь уже маг стал беспокоиться по-настоящему.

– И однако же было решено, что мы останемся здесь. И теперь мы не сможем оставить позиции, не выставив себя трусами.

– Но отход при значительном превосходстве сил противника не является бегством – это тактическое отступление.

– Именно так обычно рассуждают палатийцы, и поэтому мы сейчас здесь, мессир, – тон легата давал понять, что все возражения бесполезны. – Я не отступлю без приказа сверху.

Каладиусу было что сказать на это. И то, что обещанное Келдоном подкрепление так и не подошло, и что им никто не удосужился сообщить об активизировавшемся внезапно противнике. Кроме того, опытный глаз волшебника без труда различал лазорево-серебристые штандарты в лагере противника – штандарты кидуанской армии. А это значит, что приморское герцогство вступило в войну с Латионом, и об этом тоже никто не сообщил. Дело было из рук вон плохо. Легион, похоже, был оставлен на произвол судьбы даже самим принцем.

Однако также Каладиус осознавал, что в данном случае все его увещевания уйдут в песок дождевой водой. Его влияние на Понтса было велико, но всё же идиотские понятия офицерской чести находились где-то несоизмеримо выше, и до них великому магу, похоже, было не дотянуться. Осыпав мысленно упрямого легата самыми грязными проклятиями, Каладиус сошёл со стрелковых мостков и направился в свой дом.

К нему явился Башас спустя несколько часов. Всё это время Каладиус мрачно сидел на топчане, который служил ему кроватью, и, почти не мигая, глядел на пламя свечки. Это были чудесные часы – ему удалось очистить разум от всяческих мыслей, так что он чувствовал себя отдохнувшим не хуже, чем после доброго сна.

– Они окружают нас, – уныло произнёс центурион. – Штурмовать вряд ли станут – знают, что наши запасы на исходе. Будут брать измором.

– Легат по-прежнему отказывается покидать лагерь? – скорее не спрашивая, а утверждая проговорил Каладиус.

– У него нет выбора, мессир. Но вы ещё можете уйти.

Это прозвучало так внезапно и странно, что поначалу Каладиус решил, что ослышался.

– Что вы хотите сказать, центурион? – изумлённо спросил он.

– Вы спасли наши жизни, мессир, – взволнованно заговорил Башас. – Вы – величайший человек из всех, кого я знаю. И вы можете принести ещё немало пользы нашей стране. Если останетесь в лагере – это может плохо кончиться.

– Послал ли легат гонца на юг? – не отвечая, сам, в свою очередь, спросил маг.

– Послал четверых с интервалом в полчаса. Но я уверен, что вокруг полно лазутчиков. Я бы не стал слишком-то рассчитывать на помощь, мессир.

– Я благодарен вам, друг мой. Поверьте, ваша забота много значит для меня. Я вполне уверен, что вы говорите от своего лица, поскольку легат Понтс вряд ли даже додумался бы до подобного предложения. Я говорю не в укор ему, просто он – солдат до мозга костей. В общем, я крайне признателен и никогда не забуду этого разговора, но я откажусь. Я – член Второго легиона. Более того, я – командир. Если я сейчас брошу вас, то кем же я после этого буду?.. Поверьте, центурион, нас ещё рановато хоронить! Во всяком случае, не тогда, когда на вашей стороне сражается сам Каладиус!

– Что ж, тогда я спокоен, мессир, – улыбнулся Башас и вышел.

***

– Это – их ошибка, и мы должны ею воспользоваться! – увещевал Каладиус, разглядывая окружившие лагерь войска с башенки. – Им пришлось здорово растянуть фронт, и мы можем без особых проблем прорваться.

Вообще-то маг слегка преувеличивал. Палатийцы поступили вполне разумно, и основные войска, конечно же, прикрывали южное направление, где была сосредоточена едва ли не половина всего войска, а то и больше. Однако ожидание становилось проблемой. Прошло четыре дня, и продуктов оставалось едва ли на неделю. Даже если хотя бы один из гонцов сумел добраться до Латиона – вряд ли можно было надеяться на то, что помощь поспеет вовремя.

Похоже, в лагере все уже понимали, что легиону необходимо прорываться на юг. Самое ужасное, что наверняка это же понимал и легат Понтс, но его превратное понимание чести и долга не давали ему признать очевидное.

– Урезав паёк, мы легко продержимся ещё две недели, – упрямо возражал легат. – К этому времени подойдёт подкрепление, и мы развеем этих бездельников по ветру.

– Солдаты и так питаются скудно, – скрипнув зубами от досады, ответил маг, не заботясь, что тон его был довольно раздражённым и явно нарушающим субординацию. – Если снизить паёк – они начнут голодать. Через две недели, если помощь не придёт, нас можно будет брать голыми руками.

На это Понтс ничего не ответил, сделав вид, что изучает вражеские позиции. Каладиусу как никогда хотелось сейчас схватить этого заносчивого индюка за кадык и как следует потрепать. Но он принудил себя говорить спокойно.

– Вы уже доверились мне однажды, легат. Вы повели свой легион сюда, хотя тоже очень не хотели этого. Вы поверили мне – и выиграли. Принц недвусмысленно обещал сделать вас министром войны. Вы поверили мне в прошлый раз – поверьте и теперь!

– Я не могу снова подвести его высочество, – Понтс упрямо закусил губу.

Каладиусу очень хотелось заорать прямо в лицо легата, брызжа слюной, что Келдону абсолютно плевать, где будет находиться легион, лишь бы он был в целости и сохранности. Что если бы принц действительно денно и нощно думал о Втором легионе, то давно уже прислал бы подкрепление, ну или хотя бы гонца с чёткими указаниями. Но, совершив над собой титаническое усилие, он вновь заговорил ровным голосом:

– Здесь, в лагере, почти шесть тысяч бойцов. Их жизни зависят от вашего решения. Это вы привели их сюда, друг мой, и они – все до одного – ждут, что вы вернёте их обратно. Вы не хотите подвести принца, и я это понимаю. Но хотите ли вы подвести ваших людей, с которыми вы делите кров и пищу? Порядочный человек предпочтёт смерть нарушению данного слова, но порядочный командир не заставит шесть тысяч своих подчинённых собственной кровью оплатить его долг чести.

Маг видел, что Понтс колеблется. Он и сам понимал всё то, что услышал сейчас от Каладиуса, но, кажется, ему было нужно, чтобы кто-то «отпустил его грехи». Ему нужно было услышать, что он не подлец и не трус, что он не бежит, а спасает своих людей. И услышать это нужно было от кого-то важного. Такого как великий маг.

– Доверьтесь мне, легат, – вновь мягко надавил он. – Я прожил на свете не одну человеческую жизнь, и мне ли не знать, сколь мало она стоит. Но поверьте, друг мой, пустая гордость и высокопарные слова стоят ещё меньше. Если хотите, то, сознательно пятная свою репутацию, вы совершаете гораздо более героический поступок. Поля сражений полны трупами трусов, а вот жизнь порой требует куда больше мужества, нежели смерть.

– Хорошо, мессир, – судорожно выдохнул Понтс, принимая решение. – Мы уходим сегодня ночью. Пойду отдам распоряжение накормить бойцов как следует. А вы, пожалуй, отдохните немного, мессир. Кто знает, когда придётся отдыхать в следующий раз?..

– Я рад, друг мой, что вы приняли верное решение.

– Думаю, я принял верное решение в тот самый миг, когда решил довериться вам, и это случилось не сегодня.

– Обещаю, что вы не раскаетесь в своём решении, легат.

Глава 27. Третье приглашение

Вопреки доброму совету Понтса, Каладиус так и не сумел успокоиться достаточно, чтобы уснуть. Сегодня он впервые сразится с настоящей армией – не сбродом из рыбаков, возомнивших себя пиратами, и не сбродом пьянчуг, вообразивших себя городским гарнизоном. Вопреки распространённому мнению, палатийцы при желании умели сражаться не хуже других. Кроме того, здесь явно было несколько тысяч кидуанцев, которых и вовсе не упрекнёшь в излишней изнеженности.

По прикидкам Башаса, шеститысячному легиону противостояло порядка восемнадцати тысяч бойцов, поэтому унынье великого мага было вполне извинительно. На их стороне были лишь внезапность да испытанная боями отвага знаменитого Второго.

Атака была назначена на два часа пополуночи. Здесь, в этих широтах и в это время года полной темноты не наступало – она всё равно была чуть разбавлена слабыми отсветами зарниц то ли с запада, где потухало солнце минувшего дня, то ли с востока, где зарождалось солнце дня грядущего. Но всё же именно в это короткое время заря на западе уже исчезала, а на востоке ещё не успевала появиться.

Увы, узкие ворота лагеря, которые так хорошо позволяли сдерживать врага в случае прорыва, по той же самой причине были плохо приспособлены для быстрого вывода шести тысяч человек. Да и противник, хорошо зная, какого опасного зверя он взял в капкан, оказался настороже. Ещё и половина когорты не успела выстроиться в боевой порядок за пределами лагеря, как в стане палатийцев забили тревогу, даже несмотря на довольно тёмную безлунную ночь. Вероятно, противник не обманулся видимым бездействием легиона и регулярно выставлял ночные дозоры, ожидая чего-то подобного.

Поскольку тайком выбраться не вышло, Понтс резко поменял тактику. Несколько сотен легионеров уже были снаружи, и он велел атаковать. Нужно было максимально использовать внезапность удара, и тогда, быть может, удастся прорвать кольцо прежде, чем оно станет непроницаемым.

Вражеские полки строились, но всё же внезапность сыграла свою роль, и в лагере палатийцев возникла небольшая сумятица, так что постепенно вытягивающийся клин латионцев врезался в ещё только формирующиеся построения. И с той, и с другой стороны к месту образовавшегося сражения стекались всё новые силы, но у палатийцев всё же было преимущество как в численности, так и в расстоянии.

Каладиус сам вызвался в первые ряды. Казалось бы, осторожность должна была подсказать ему находиться позади ударной группы, однако что-то толкало его вперёд. И дело было не только в желании лишний раз прославиться и дать возможность взрастить новые легенды о величии и непобедимости мага. Ему действительно хотелось помочь.

Участие в бою мага подобного уровня зачастую позволяло кардинально менять ход сражения. Конечно, в такой постоянно меняющейся и непредсказуемой ситуации Каладиус не смог бы использовать какие-то изощрённые заклинания, но грубая и мощная стихийная магия в данном случае была весьма действенна.

Боевое подразделение магов шло перед легионом небольшим клином – впереди более мощные, атакующие, позади – те, кто будут удерживать щит максимально долго. В идеале – достаточно долго для того, чтобы успеть расчистить путь от врага. Каладиус не знал, есть ли во вражеской армии маги, но стоило ожидать худшего. В любом случае, сейчас его просто переполняла энергия и казалось, что ничто в мире не может его убить.

Подойдя к колышущейся, более тёмной на фоне ночи массе примерно на триста футов, Каладиус ударил. Это была обычная волна песка и дёрна, шириной футов в пятьдесят. Отдаляясь от мага, она всё больше расширялась по расходящимся радиусам. Конечно, достигнув вражеских рядов, она потеряла свой убийственный заряд, но этот внезапный, вырвавшийся из ночи секущий шквал порядком ошеломил противника.

Следующий удар был куда более действенным, поскольку Каладиус нанёс его тогда, когда до врага оставалось не более тридцати шагов. И снова режущая песчаная плеть стегнула по оторопевшим солдатам, буквально срезав не менее двух десятков. Послышались крики и стоны, и вскоре к ним присоединились ещё голоса, потому что теперь ударили и другие маги. Кто-то пустил обычные огнешары, обагрившие ночь своим зловещим светом, кто-то использовал самую простую магию воздуха, обрушив на противника воздушные струи, сжатые почти до плотности металла.

Растерянные палатийцы подались было назад, но резкие окрики командиров, а главное – осознание численного преимущества заставили их сплотить ряды. По поднятой тревоге к месту прорыва подходили всё новые и новые бойцы, с ходу вваливаясь в схватку, поскольку выстроиться в боевые порядки времени уже не было.

Началась настоящая свалка, где в темноте уже было не разобрать своих и чужих. Люди с молчаливой яростью бились и рубили друг друга невидимыми во тьме клинками. Теперь уже шестеро магов держали плотную сферу, и лишь Каладиус с Традиусом продолжали атаковать, хотя и более точечными ударами, опасаясь навредить своим. Великий маг краем сознания улавливал то и дело в окружающих выкриках кидуанский акцент – более тянущиеся, певучие гласные и смягчённые согласные. Видимо, именно так звучала речь Кидуанской империи, пока не смешалась на севере с каркающим говором варваров.

По мере того, как с обеих сторон подтягивались силы, ночная битва приобретала поистине трагические масштабы. Великий маг не мог в полной мере оценить их, поскольку едва различал искажённые криками лица ближайших к нему людей, но по гулу, грохоту и звону оружия, окутавшим, кажется, весь мир, складывалось ощущение, что война идёт сейчас от горизонта и до горизонта.

Несколько раз Каладиус спотыкался о тела, однажды при этом лежащий даже схватил его за ногу – не для того, чтобы повалить, а как утопающий хватается за бревно. Бедолага не хотел умирать и отчаянно цеплялся за жизнь, которая в тот момент, очевидно, выглядела точно как нога великого мага. Но волшебник лишь с проклятьями пнул лежащего, даже не узнав толком, куда он попал и был ли бедолага своим или чужим. Главное, что хватка пальцев ослабла и он смог сделать ещё один шаг на юг – туда, где было избавление.

Всё-таки решимость латионцев перевесила численное превосходство врагов. Те сражались скорее лишь потому, что так было нужно. Большинство палатийских солдат пробормотали бы благодарственную молитву Арионну, если бы эти проклятые легионеры убрались отсюда подальше. Латионцы же сражались за само своё существование, и потому делали это отчаянно и зло.

Наконец брешь в осадном кольце была прорвана, и теперь легионеры пытались удержать эту брешь. Горизонт на востоке уже начал окрашиваться золотом, хотя до восхода оставалось ещё больше часа. Летом, особенно в северных широтах, ночь довольно легко капитулирует перед светом, поэтому сейчас Каладиус уже вполне ясно видел всё на расстоянии двух-трёх десятков футов.

Командиры обеих армий пытались воспользоваться этим обстоятельством – младшие офицерские чины надсаживали глотки, пытаясь донести до своих подчинённых команды, поступающие от начальства. Но и тут латионцы проявили себя с более выгодной стороны. Легионеры гораздо лучше держали строй и очень умело действовали не разрозненными группками, но сплочёнными манипулами, отвоёвывая всё новые пространства для манёвра и успешно удерживая их.

Бой шёл прямо посреди лагеря палатийцев. Кругом были солдатские палатки, дымили последние догорающие головешки в кострах. Каладиус и его маги теперь внезапно из авангарда превратились в арьергард – главный бой кипел сейчас позади, где легионеры, медленно отступая, огрызались от нападок врага, который уже не проявлял столько рвения, как прежде. Наверное, лишь гордость не позволяла им сейчас отпустить вырвавшийся уже, по сути, легион восвояси.

Понтс был хорош. Он уже не принимал участия в сражении – между ним и врагом была уверенная прослойка его легионеров, но командиром он был прирождённым. Складывалось впечатление, что он будто видит всю картину боя с высоты птичьего полёта. Он точно знал, какой фланг нуждается в прикрытии, куда следует перебросить ту или иную манипулу, где следует нанести удар. Легион уже выстроился в привычные боевые порядки, и центурионы когорт, чётко исполняя приказы легата, сумели свести потери к минимуму.

Наконец палатийцы скомандовали отход. Было ясно, что легион вырвался из ловушки, и теперь не следовало понапрасну тратить людей. Да и наёмники-кидуанцы не слишком-то торопились расставаться с жизнью ради сомнительного удовольствия задержать противника хоть ненадолго. В полном боевом порядке – щит к щиту, ощетинившись копьями – Второй легион отступал на юг.

Это была победа. Она, безусловно, была омрачена потерями, которые сочтутся чуть позже, а также невозможностью вынести раненых, которых осталось немало на поле боя. Оставалось надеяться, что палатийцы поступят с ними гуманно – или излечат, или, в крайнем случае, прирежут тут же, не заставляя мучительно умирать от загнивающих ран.

Два часа Понтс гнал легион к югу, опасаясь возможной погони. Хотя «опасаясь» – неверное слово в данном случае. Он понимал, что погони не будет, но ответственность командира не позволяла ему действовать, основываясь на этом понимании. Он не имел на это права.

Наконец темп был снижен – среди легионеров были раненые, и они уже обессилели, пытаясь угнаться за здоровыми соратниками. Теперь пришла пора считать потери. Центурионы довольно быстро отчитались центурионам второго ранга, а те, в свою очередь, поспешили с докладами к легату. Кстати, потери были и среди командиров – четверо центурионов были убиты и ещё четверо – ранены, причём один из них был центурионом второго ранга, и раны его были довольно плачевны.

В итоге выяснилось, что легион не досчитался более четырёх сотен человек – едва ли не половины когорты. Вероятно, потери противника были более значительными, но они, по крайней мере, могли после боя позаботиться о своих тяжелораненых. К счастью, в подразделении Каладиуса потерь и даже небольших ранений не было.

Вырвавшись, Понтс был вынужден взять на себя принятие и ещё одного непростого решения – нужно ли было уводить легион в Латион, или же попытаться закрепиться в том же Белли. Конечно, будь у него уверенность в том, что они не оказались брошенными на вражеской земле, решение было бы очевидным. Но не зная, будут ли подкрепления, прибудут ли обозы с провиантом – это становилось сложной задачей.

Посовещавшись с Каладиусом, без которого он, похоже, уже не мог принимать столь серьёзных решений, Понтс всё же отдал приказ двигаться в Белли. На всякий случай он отправил ещё двух гонцов в Латион, снабдив их одними из немногих оставшихся лошадей. Учитывая, что Второй легион, возможно, был едва ли не единственной армией Латиона в Палатие, уход за кордоны мог быть расценён как предательство. Во всяком случае, для него были нужны весьма веские причины.

После довольно мучительных дней, превратившихся в один нескончаемо долгий переход, легион достиг-таки Белли. Теперь Каладиус как никогда был рад тому, что город пощадили и не сожгли. Он возвращался сюда словно домой. Оказавшись в здании гарнизона, которое беллийцы так и не осмелились занять даже после ухода легиона, маг впервые ощутил какое-то умиротворение и безопасность. Конечно, по комфортности эти казармы не могли соперничать со сгоревшей гостиницей, но после череды ночёвок прямо под открытым небом они казались настоящим дворцом.

Наконец пришло долгожданное подкрепление. Это был привет от Келдона, который сам прибыть не смог, поскольку, как узнал теперь Каладиус, дела на западе были довольно паршивыми. Дело было даже не в том, что легионы Латиона терпели поражение, просто эта война внезапно превратилась в ещё более тягучую и бесперспективную, чем даже война с Палатием.

Латионские легионы месяцами кружили в плохопроходимых дебрях Коррэя, пытаясь разгромить врага, но всякий раз ловили лишь пустоту. Даже взятие столицы герцогства – города Корра, нисколько не способствовало победе. Невеликая коррэйская армия во главе со своим герцогом продолжала ускользать от неповоротливых латионцев, лишь изредка вступая в стычки с небольшими частями.

В общем, Понтсу были даны указания закрепиться в Белли, но ни коим образом не баламутить и без того растревоженное осиное гнездо. По иронии судьбы Келдон советовал ровно то, над чем совсем недавно насмехался в палатийцах – имитировать войну, при этом всячески избегая эскалации. Должно быть, принцу было совсем непросто отдавать такие приказания, но, судя по всему, королю Тренгону теперь уж было не до шуток, и вряд ли он спустил бы сыну новые выходки.