Белая Башня. Хроники Паэтты. Книга I

По большому счету, я был ещё и первым министром короля, его правой рукой и, если можно так выразиться, его головой. Ибо король Конотор, особенно в последние годы, не слишком-то дружил со своим разумом, живя в выдуманном им же самим кошмаре, где его окружали одни предатели и убийцы. Вы, возможно, знаете, что он казнил своего собственного сына, наследного принца Конотора, которому так и не суждено было назваться Конотором Третьим. Он же приказал удушить своих жену и дочь, подозревая их в изменах: одну – в личной, другую – в политической. Он казнил бы и меня, если бы посмел. Но он не смел.

Так оно всё и продолжалось. Королевство постепенно хирело и приходило в упадок. Голодные бунты, разбойничьи шайки, лжепророки и прочая дрянь следовали одно за одним. Эпидемии синивицы, оспы, чумы выкашивали целые города. И конца и края этому не предвиделось. Конотору на тот момент было всего сорок с небольшим, так что он легко мог прожить ещё пару десятков лет, доведя государство до полнейшего краха.

Я уже тогда понимал всё это. Я понимал, что необходимы перемены, но они невозможны, пока на престоле сидит это жирное чудовище. Однако, признаю, в тот момент я был полон собственных амбиций, весьма властолюбив и, кроме прочего, был совершеннейшим мизантропом. Меня вполне устраивала эта мерзкая кукла на троне до тех пор, пока ниточки от неё тянулись к моим пальцам. Поэтому я продолжал быть бесстрастным наблюдателем, свершая между делом необходимые мне дела.

Но вот как-то ко двору прибыл юный герцог Вилиодий из рода Пантатегов. Это был весьма знатный, но небогатый род, чьи вотчины простирались вдоль кидуанских границ. Юному герцогу минул двадцать один год, когда он трагически осиротел – его отец и мать погибли во время пожара в родовом имении. Герцог Вилиодий и его юная сестра, которой едва исполнилось пятнадцать, чудом выжили. И вот теперь юноша, который неожиданно стал наследником одного из самых громких имён королевства, решил приехать в столицу, чтобы женить сестру и устроить её будущее.

Брат и сестра появились при дворе и произвели весьма благотворное впечатление – оба молоды и красивы, оба, ещё не снявшие траур, скромны и благовоспитанны, весьма доброжелательны. Но я заметил ещё одну важную для меня особенность: молодой герцог был очень умён и любознателен. При первой же аудиенции у короля он столь интересно и страстно расписал красоты и достопримечательности западных земель королевства, что заинтересовал даже такое тупое животное как Конотора. А когда мне случилось поговорить с ним четверть часа на последующем приёме, я пришёл в совершеннейший восторг от его живого ума. Молодой человек сразу же снискал мою симпатию, которая лишь усугубилась со временем.

Благосклонность, с какой юных герцога и герцогиню принимали при дворе, объяснялась так же ещё и тем, что всеми было отмечено, какой повышенный интерес проявил к юной девушке король. Уже при первой аудиенции он не сводил с неё глаз, а за первой последовали вторая и последующие. Вскоре уже весь двор шептался, что Конотор вновь надумал жениться. Этот факт тут же иссушил нескончаемый поток воздыхателей и ухажёров. Вокруг брата и сестры образовался удивительный вакуум – с одной стороны они были окружены льстецами и подхалимами, с другой – никто не дерзал сблизиться с ними достаточно коротко, чтобы это могло быть превратно понято августейшим женихом.

Конечно же, я был исключением. Юный Вилиодий стал частым гостем в моём дворце. Мы говорили обо всём на свете – политике, экономике, науках, магии. Ему было интересно решительно всё, и это меня весьма подкупало в нём. Иногда компанию ему составляла сестра, но ей было не слишком-то интересно наше времяпрепровождение.

Я был абсолютно очарован молодым герцогом. Против воли я задумывался о том, насколько хорошим правителем бы стал этот юноша. Его взгляды на многие вещи отличались новизной и оригинальностью, а именно это, как я полагал, было необходимо загнивающему королевству. Однако, Вилиодий весьма чутко реагировал на мои прозрачнейшие намёки, тут же уходя от разговора. Вероятно, он не до конца доверял мне, потому что я-то видел, что под этой маской глубочайшей почтительности к королю скрываются определённые властные амбиции.

И тогда я решил подтолкнуть ситуацию, добавить катализатор, как говорят алхимики. Когда речи о грядущей женитьбе короля на герцогине Пантатег приняли почти официальный характер, я начал действовать. Как-то за игрой в шахматы (а его величество ужасно любил эту игру и был непревзойдённым игроком – все мои тщания обычно сводились к тому, чтобы хотя бы добиться ничьей) я как-бы ненароком обмолвился о том, насколько популярны в народе герцог и будущая королева. Рассказал пару историй о том, как чернь выкрикивает их имена на площадях и пьёт за их здоровье в кабаках. Король, конечно, сделал вид, что его это нисколько не заинтересовало, да только я-то хорошо знал, в какую благодатную почву я бросаю свои семена сомнений.

Через пару дней я добавил масла в огонь, рассказав королю, что, якобы, кое-кто из придворных уже величает герцогиню «Вашим величеством». Тут он уже не сумел скрыть недовольства. И тогда я пустил свой главный шар – я с самым невинным видом сказал, что вокруг герцога Пантатега сплотилась весьма многочисленная кучка дворян, и что он довольно много времени проводит с ними.

Если бы я прямо в ухо королю завопил «Заговор!», я и то не достиг бы большего эффекта. Извращённый мозг последнего из Тионитов и так видел заговоры повсюду. И я понял, что теперь счёт пошёл на дни. Отныне король абсолютно убеждён в существовании заговора против него со стороны молодого герцога и его сестры, которую он едва не пригрел, как змею на груди. Но мне нельзя было действовать опрометчиво. Я понимал, сколь осторожен мой юный друг, и знал, что он будет действовать лишь тогда, когда окажется припёрт к стенке.

Я рисковал – с королём мог случиться очередной приступ ярости, во время которого он бы приказал арестовать обоих, а то и просто отравить. Но в большой игре нельзя без риска. И я победил. Король совершил тот самый шаг, которого я ожидал.

На следующий же день официально было объявлено о прекращении подготовки к предстоящей помолвке короля с герцогиней Пантатег. Когда Вилиодий, встревоженный и огорчённый, примчался во дворец, испрашивая аудиенции, ему было предсказуемо отказано, причём в самой холодной и пренебрежительной манере. Чуткие придворные тут же унюхали надвигающуюся бурю и поспешили разорвать все связи с опальной парой. Вилиодий, пробыв во дворце почти до самого вечера, вернулся к себе ни с чем.

А дома его уже ожидал мой слуга, который тайно сопроводил его ко мне во дворец. Где я и объяснил юноше причину минувших событий, естественно, не упомянув ни словом, что стал первопричиной всего этого. Я нагнал на беднягу такой жути, что он готов был заплакать. Особенно он боялся за сестру, участь которой я расписал особенно чёрными красками. Я пообещал, что по прошествии двух суток оба они будут в королевской тюрьме, откуда, после множества пыток, унижений и издевательств, их ждёт лишь один выход.

И когда мне показалось, что я достаточно дожал свою жертву, я предложил ему спасение. Как вы уже поняли, оно состояло в государственном перевороте с целью захвата престола. Я обещал свою безусловную помощь в этом деле. Я знал, что моего авторитета будет более чем достаточно, чтобы разрешить все формальности, буде они возникнут.

Но, к моему изумлению, я увидел, что Вилиодий до сих пор колеблется. Причём теперь это уже нельзя было списать на осторожность. Значит, ему действительно претил подобный метод решения проблемы. Хотя, конечно же, можно понять, насколько страшила, хотя, возможно, и манила двадцатиоднолетнего юношу королевская корона. И в какой-то момент я даже немного запаниковал – я не ожидал подобной реакции. Неужели всё было напрасно, и я просто загубил ещё две юные жизни?

И тут на меня снизошло какое-то вдохновение. Не иначе, как сам Асс шепнул мне, что нужно сказать. С таким видом, будто открываю юноше страшнейшую тайну, я намекнул ему, что, возможно, несчастный случай, произошедший в его усадьбе и приведший к гибели родителей, не был таким уж случайным. Наивный юноша – ему даже не пришло в голову усомниться всей нелепости этой мысли, ведь он доверял мне всецело! Теперь он видел в короле не только потенциального убийцу его и его сестры, но также и вполне реального убийцу его родителей. Начиная с этого момента, участь короля Конотора была решена.

Я взял бразды правления грядущим переворотом в свои руки. Сам нашёл людей – либо достаточно верных мне, либо недостаточно верных королю, сам отдал все необходимые распоряжения. Я понимал, что мало найдётся в мире заступников для этого тирана, потому что слишком уж многие имели на него большой зуб.

Уж не знаю, есть ли среди вас достаточные знатоки древней истории, которые знают, что было дальше, поэтому вкратце расскажу и об этом. Ночью того же дня группа заговорщиков ворвалась в спальню короля. Его нашли под кроватью, трясущегося и захлёбывающегося слезами. Заговорщики обвинили его во всех грехах – реальных или мнимых (последних, впрочем, было пренебрежимо мало), и потребовали подписать отречение.

По моему замыслу предполагалось, что король начнёт возмущаться, отказываться, угрожать, в общем, всячески вести себя так, что чьё-нибудь ранимое сердце не выдержит этого, и его просто прикончат. Но, увы, эта трусливая свинья тут же подписала бумагу, на лету целуя руки, которые её придерживали. Так он был отправлен в тюрьму.

А на следующее утро, как вы, возможно, знаете, он был найден в камере повешенным. Естественно было объявлено, что король покончил жизнь самоубийством, однако сейчас, спустя четыреста лет, я могу раскрыть одну из множества своих тайн. Той ночью к королю пришёл его придворный маг и первый министр. Пришёл в сопровождении двух дюжих молодцов, которые и препроводили его величество к Белому Мосту.

– Но зачем было убивать? – воскликнула потрясённая Мэйлинн, которая, возможно, единственная из всех знала официальную версию этой истории.

– Только два слова, дорогая Мэйлинн: гражданская война, – сейчас лицо Каладиуса казалось высеченным из тёмного холодного камня.

– Да, понимаю, – кивнул Варан. – Живой бывший король мог бы стать ядром притяжения для несогласных с новой властью. Пока он был жив, вместе с ним была жива и надежда вернуть ему трон. А подобные надежды – идеальное топливо для гражданской войны.

– Лучше и не скажешь, любезный Варан! – одобрил Каладиус. – Именно эти соображения и толкнули меня на крайние меры. И, надо сказать, в списке вещей, которых я стыжусь или которые причиняют мне душевные терзания, этот поступок находится где-то на последних местах. Я до сих пор считаю, что поступил правильно.

Ну а дальше всё было сыграно как по нотам. Как и ожидалось, после того как я настоятельно рекомендовал кандидатуру молодого герцога Пантатега в качестве нового венценосца Латиона, Королевский Совет, а точнее тот огрызок, что остался от него после всех арестов и казней прошедших времён, без каких-либо возражений утвердил моего кандидата. Было очевидно, что среди коллегиантов Совета есть те, кто были бы сами не прочь примерить на себя корону Латиона, но возражать всемогущему министру не хотелось никому.

Так и наступила новая эра в истории Латиона. К власти пришла новая династия, которая более двухсот лет правила государством. И если финал этого правления был печален, то начало было поистине прекрасно! Долгое и мудрое правление короля Вилиодия Первого Пантатега принесло долгожданный мир и покой на эту землю. Вилиодием Великим запомнили будущие поколения того тщедушного юношу, которого я едва ли не силой усадил на латионский трон…

Благоговейное молчание повисло в тёмной болтающейся каюте. Каждый из присутствующих ощущал, как он только что прикоснулся к самой что ни на есть истории Латиона, причём истории столь давней и столь славной, что она стала почти мифом, легендой. И вот рядом с ними, дыша тем же вонючим воздухом, кряхтя от постоянных толчков корабля, находилась главная из живых легенд – Каладиус. У всех было такое чувство, что они коснулись древней реликвии, хранящей пыль столетий и прикосновения великих мира сего.

– Мессир, только ради одной этой истории я готов терпеть этот шторм, и даже благодарить его, – наконец проговорил Варан. – Я не могу выразить словами, какая для меня честь быть рядом с вами!

– А я так и вовсе не могу поверить, что это всё происходит со мной! – почти экзальтированно воскликнул Бин. – Я, простой голодранец из латионских трущоб, видел и слышал такое, чего никогда не увидят и не услышат короли и маги нашего мира!

– Ну, довольно, довольно, – засмеялся Каладиус, шутливо подняв руку к лицу, словно закрываясь от этих похвал. – На самом деле, я вам тоже весьма благодарен за то, что оживили меня! Так приятно было после стольких сотен лет ощущения себя легендой вновь почувствовать себя просто живым человеком! Поэтому, прошу вас, перестаньте глядеть на меня такими большими глазами! Давайте лучше послушаем, что расскажет нам достопочтимый мастер Теней.

– Бывший мастер Теней, – с улыбкой, но твёрдо поправил его Варан. – Нелёгкая же мне выпала доля – мало того, что моя жизнь и так бедна всякими приятными переживаниями, так теперь мне ещё нужно рассказывать свою историю после подобной истории мессира. Это всё равно, что жук-навозник приползёт к нам и расскажет, как увлекательно и интересно было скатывать шарик из навоза.

– Будет вам, дорогой Варан, – рассмеялся ассоциации маг. – Уверен, что такому интересному и многогранному человеку есть, что поведать о себе. Прошу, начинайте!

– Хорошо, но не потому, что согласен с вами, мессир, а только лишь потому, что считаю необходимым выполнить предложенное всем условие. Но не ждите ничего особенного – мой рассказ будет скучным и коротким, предупреждаю сразу!

***

– Моя жизнь бедна на радостные события, – продолжил Варан. – До пятнадцати лет я жил в семье, едва сводящей концы с концами, и самым большим счастьем для меня было, если я мог наесться до отвала или же если нужно было вкалывать меньше, чем обычно. Потом я оказался в Гильдии, и вся моя жизнь закрутилась вокруг этого. Я признаю, что являюсь весьма честолюбивым человеком. Как только я попал в Гильдию, моя главная цель заключалась в том, чтобы стать мастером седьмого круга. На меньшее я был не согласен. Я принёс в жертву этой мечте всё своё личное время, все свои желания. Можно сказать, что в некотором смысле я уже в шестнадцать лет был стариком, поскольку меня не интересовали те вещи, какие обычно интересуют парней в таком возрасте.

Я никогда не общался с девушками и считал, что мне это не нужно, поскольку никакая девушка не заменит уважение товарищей по цеху. Я не увлекался ночными посиделками в кабаках, поскольку вино туманит разум, а мой разум был необходим мне, чтобы двигаться вперёд. Я не мог позволить себе даже просто побездельничать денёк-другой в кровати, поскольку всё свободное время я уделял тренировкам, ведь я хотел быть лучшим из лучших.

Мастер Чёрный, мой наставник, хотя и радовался моим успехам, но частенько посмеивался надо мной, говоря, что мне нужно хоть один день побыть молодым, прежде чем навеки становиться стариком. Однако я лишь отмахивался от этих слов и, надо сказать, очень злился на них.

И я действительно стал лучшим из учеников, а затем и лучшим из подмастерьев. Вот-вот должна была исполниться моя мечта – я знал, что максимум через год я стану мастером первого круга. Мне хотелось получить звание мастера раньше, чем это удавалось кому бы то ни было до меня. Между прочим, мне это удалось.

Но получение звания мастера означало, что я выйду из-под опеки мастера Чёрного и перестану выполнять его приказы. И вот он решил, пока ещё имеет на это право, приказать мне побыть обычным семнадцатилетним мальчишкой, пока ещё была такая возможность. Я не знал точно – семнадцать лет мне было на тот момент времени, или восемнадцать. Я не знал дня своего рождения, потому что в нашей семье отмечать дни рождения было непозволительной роскошью. Не уверен, что мои родители вообще помнили дни рождения своих детей. Так что, может быть, мне уже и стукнуло тогда восемнадцать, но скорее всего – ещё нет.

В общем, мастер Чёрный приказал мне в течение суток перестать быть подмастерьем и стать обычным человеком. Испробовать все прелести разгульной и беззаботной жизни, какой жило большинство моих сверстников. Я пытался спорить, хотя по уставу не имел права перечить приказам мастера. Но мастер Чёрный, после того как в кровь разбил мне губы за то что осмелился возразить, объяснил, что нельзя стать истинным мастером Теней, не попробовав обычной жизни. Ведь чтобы быть Тенью, нужно быть точной копией того, что её отбрасывает. Так что приказ был дан, и моя задача была в том, чтобы исполнить его неукоснительно, предоставив на другой день полный отчёт обо всём, что я попробовал и в чём преуспел.

И вот наступило утро дня моих испытаний. И первым моим испытанием – не поверите – было проваляться в постели до полудня. Было лето, светало рано, и я проснулся, как обычно, где-то в шестом часу утра. Солнце уже светило вовсю, и я едва не выскочил из кровати по давней привычке. Однако, вспомнив, что от меня требуется, остался лежать. Я пытался заснуть, но ничего не выходило. В итоге я, как последний болван, пролежал в кровати около шести часов, тупо пялясь в потолок. В общем, эта сторона беспечной жизни мне совершенно не понравилась.

Я так и не привык долго спать, и по сей день встаю не позже шести утра. Вообще, если бы боги спросили меня, от какой потребности я хотел бы отказаться, я, не задумываясь, выбрал бы сон. Сколько раз я мечтал о том, чтобы иметь возможность не спать совсем! Каким бы великим человеком я стал!

Когда солнце поднялось достаточно высоко, чтобы приблизиться к полудню, я наконец выскочил из своего жаркого плена. Теперь мне надлежало отправиться к Докам и там провести несколько часов, лёжа на досках пристани и грея живот на солнце, как это делает огромное количество оболтусов, имитирующих поиск работы, а на самом деле просто отдыхающих с чистой совестью, пока их родные уверены, что они выискивают малейший шанс подработать.

Тут рассказывать вообще нечего. Более тупое занятие придумать сложно. И, глядя на этих юнцов, которые уже вполне бы могли быть состоявшимися людьми, но при этом предпочитали днями валяться словно овощи, я был искренне поражён. Я не мог понять – неужели они ни разу не задумывались о том, зачем они вообще живут? Мне было так дико видеть людей, у которых в жизни нет никакой цели, что я едва сдерживался, чтобы не начать их просто избивать, пытаясь спровоцировать хоть на какое-то действие.

Когда рабочий день подошёл к концу, я наконец направился к следующему этапу моего задания. Их оставалось всего два – хорошенько погулять в кабаке и, прошу прощения, Мэйлинн, – познать женщину.

Надо сказать, что в тот раз вино мне совершенно не понравилось, хотя сейчас я кардинально поменял отношение к нему. Но тогда я через силу вливал в себя стакан за стаканом, не чувствуя ничего кроме отвращения, и не только от вкуса самого вина, но ещё и от ощущения растекающейся по телу беспомощности. Все мои члены становились всё более вялыми, при каждом движении головы мир начинал бешено вращаться, вызывая тошноту.

Это было удивительное ощущение – одна часть моего сознания будто бы оставалась трезвой, всё видела и всё понимала, но – увы! – эта часть полностью потеряла контроль над телом. И вот я с ужасом наблюдал, как при попытке взять стакан моя рука промахивается, задевает его и роняет. Я с ужасом гляжу, как вино течёт по столу прямо мне на штаны. Но с ещё большим ужасом я глядел на то, как другая часть моего сознания, которая захватила контроль над телом, пьяно хохочет над произошедшим.

В конце концов я одолел весь кувшин, хотя меня дважды вырвало, причём один раз – прямо в кабаке. Второй раз я успел выбраться наружу и затем долго сидел, прислонясь к стене, воняющий вином и блевотиной. А ведь мне ещё нужно было… гм… пообщаться с женщиной. Короче, и этот опыт тогда показался мне ужасным, если не сказать – отвратительным.

Несколько протрезвев, я решил побыстрее покончить с последним заданием, чтобы уже поскорей окончился этот мерзкий день. Понятно, что о том, чтобы в таком виде найти себе девушку более или менее достойную не приходилось и думать, да мне это было и не нужно. Я даже не испытывал ни малейшего возбуждения или радости от того, что мне предстояло. Какое-то отвлечённое чувство, будто я шёл ловить рыбу.

Поскольку среди нас девушка, я опущу подробности последнего этапа. Скажу лишь, что недалеко от того кабака, где я выпивал, я наткнулся на дешёвую шлюшку. Я толком не разглядел ни лица её, ни фигуры. Да и вообще скажу, что данный этап оказался ненамного приятней других.

Вот так и окончился этот день. Не скажу, что он был самым счастливым в моей жизни, но то, что одним из самых необычных – это уж точно, – закончил своё повествование Варан.

– Да, дружище, ты не кокетничал, когда говорил, что не мастер рассказывать, – усмехнулся Кол.

– Я предупреждал, – пожал плечами Варан.

– Неужели так трудно быть обычным человеком? – полюбопытствовал Бин.

– Да нет, конечно, – ответил мастер Теней. – Но я тогда был максималистом и карьеристом. Для меня не существовало ничего кроме Гильдии. Возможно, именно это и было моей ошибкой, делало меня слабым. Наверное, как раз поэтому мастер Чёрный и дал мне такое странное задание. Я был зациклен, а, следовательно, слаб. Не то чтобы после этого дня я тут же кардинально изменился, но, определённо, задумываться стал чаще. Да и со временем по крайней мере два занятия из тех четырёх стали мне в радость, – тонко улыбнувшись, закончил он.

– Ну, хвала богам! – воскликнул Кол. – Значит, ты не так уж сильно отличаешься от нас всех, простых смертных.

– Конечно нет! С возрастом становишься умнее. И менее спесивым, наверное.

– А шторм, однако же, не проходит, – проговорил Бин.

– А ты что думал – он закончится, как только мы кончим травить байки? – усмехнулся Кол. – А вдруг он затянется на пару недель?

– Да у меня все кишки в узлы перевяжутся за это время! – простонал Бин.

– Я предлагаю лечь спать! – сказал Варан.

– О, и это говорит человек, который ненавидит сон! – с иронией воскликнула Мэйлинн.

– Как оказалось, штормы я ненавижу ещё больше, – улыбнулся в ответ Варан.

– Да я ни за что не засну сейчас, – уныло проговорил Бин. – Может, ещё по истории?

– Я бы послушала ещё историй мессира! – тут же подхватила Мэйлинн. – Это всё равно, что читать учебник истории, только гораздо интересней!

– Что ж, – почесал лысый череп волшебник. – Поспать сейчас, действительно, удастся едва ли… Так что если вам хочется слушать воспоминания старика…

– Ещё бы! – воскликнул Кол. – Я не перестаю ругать себя за то, что мы раньше не додумались попросить!

– Ладно, ночь предстоит долгая, так что вы ещё запросите пощады! – шутливо предупредил маг. – Вы же знаете нас, стариков – стоит нам начать вспоминать молодость, и нас уже не заткнуть!

И, действительно, очень долго Каладиус рассказывал разные случаи из своей богатой на события жизни. Однако они не имеют отношения к описываемой нами истории, и будут со всеми подробностями изложены в свой черёд и в иной книге, поэтому нам, читатель, придётся оставить наших друзей до утра.

Глава 47. Глаз дьявола

Шторм не кончился к утру. Ночью путешественники почти не сомкнули глаз – бесконечная качка измотала даже самых бывалых. Воздух в каюте был спёртым и явственно пах рвотой. Однако выйти наружу не рисковал никто. Через какое-то время в каюту, борясь с ветром, втиснулся один из матросов и спросил, не нужно ли чего. О еде думать никто не мог, специальные ночные горшки с плотно закрывающимися крышками просить вынести матроса было как-то неловко, поэтому Каладиус лишь вяло махнул рукой, показывая, что им ничего не нужно.

Было как-то не до разговоров. Все были усталые и хмурые. Мэйлинн и вовсе ушла в свою «комнату», вероятно, ей очень не хотелось, чтобы её стошнило на глазах остальных. Стоны путешественников перемежались стонами корабельных переборок. Свечи давно погасли, но новых никто не зажигал, так что в каюте была почти кромешная тьма. Собственно, всех это сейчас полностью устраивало.

Лишь ближе к вечеру ветер, кажется, стал стихать. Пол под ногами всё ещё очень качался, но уже хотя бы не вздыбливался и не брыкался, словно норовистый конь. Снасти выли уже не так истошно, да и влажные шлепки волн стали, кажется, не такими тяжёлыми.

– Неужели кончается? – почти простонал Кол.

– Похоже на то, – держась за тощий живот, ответит Каладиус.

– Я уж думал, что не доживу, – кисло пробормотал Бин.

– Ты погоди ещё, – предостерёг Кол. – Рано радоваться. Кто его знает, этот ураган! Вдруг это просто передышка!