Встал и пошел. Истории о том, как двигаться вперед, несмотря ни на какие преграды

В те годы выехать за рубеж было непросто, выпустили только мою маму, бабушка и я остались в Москве. А вскоре после этой единственной встречи дед умер.

Мама твердо считала, что Бог един, и неважно, какую религию человек исповедует, лишь бы жил по Божьим законам.

Она обожала готовить чебуреки, и они выходили у нее просто невероятные! Но у нее был секрет – класть в фарш немного сала! Как-то в гости к нам приехала родственница из Крыма – набожная мусульманка. Ела мамины чебуреки и нахваливала: «Невероятно вкусные! Оля, как ты такие делаешь?» Ну, мама наивно и призналась про сало. Бедная женщина, у нее открылась неукротимая рвота! Больше она к нам не приезжала.

Со стороны отца все относились к религии спокойно, хотя моя бабушка по отцу и была дочкой священнослужителя. На Пасху пекли куличи, красили яйца. Дед собирал иконы, но это в рамках его увлечения живописью.

Про своего знаменитого деда хочу рассказать особо.

* * *

Я с детства жил с рефреном: «Ты полный тезка своего знаменитого дедушки! Ты должен соответствовать такому имени!»

А я тогда не хотел никому соответствовать, я хотел кататься на велосипеде, ловить рыбу и собирать грибы. И дед был для меня не гений-академик, а просто мой любимый, огромный дед, добродушный и всегда улыбающийся. И хотел я сравниться с ним не в интеллекте (я тогда толком и не понимал величия моего деда), а в умении собирать грибы.

Дед делал это фантастически! Его природный артистизм сказывался и здесь. Он уходил в самый безнадежный лес, никогда с корзиной (свободный художник, а не заготовитель!), каким-то особым чутьем находил места и возвращался с охапкой отборных боровиков. Никогда я не видел его таким счастливым, даже после окончания очередной блестящей книги!

Писал он их своим бисерным почерком на даче, на втором этаже, сидя в вольтеровском кресле. У него была строгая норма: десять страниц в день (как я хорошо теперь понимаю, насколько это непросто!). Я же, мелкий недоумок, тихонько поднимался по лестнице и обстреливал его зеленой бузиной, как южноамериканский индеец, выдувая ее из срезанного полого стебля какого-то папоротниковидного растения, которое и по сей день в изобилии растет в Подмосковье.

С классической литературой я познакомился задолго до того, как научился читать. Перед сном дед обязательно ложился ко мне и долго (бабушка периодически кричала: «Алик, оставь уже ребенка в покое!») рассказывал увлекательные истории. Позже, раскрыв книги, я узнавал и Робинзона Крузо, и Гулливера, и Капитана Блада… А однажды, пойдя за грибами, мы несколько часов просидели на полянке: дед мне рассказывал истории Нового Завета, где Христос предстал передо мной совершенно живым человеком! (Дед умер за год до публикации бессмертного «Мастера и Маргариты» с пронзительным описанием последнего дня Христа!)

С ним я вообще не чувствовал нашу разницу в возрасте, недаром бабушка всегда говорила деду, что он большой ребенок. Однажды дед, вероятно, рассорился со всеми, и мы уехали встречать Новый год на дачу вдвоем! Это было удивительно. Я к тому времени воспринимал этот замечательный праздник как многолюдное веселье, а тут только он и я, шестьдесят лет и девять. Мы сидели около елки и долго, заполночь, увлеченно о чем-то разговаривали. Сейчас думаю: каким надо было обладать интеллектом, какой широтой души и тонкостью восприятия, чтобы, не притворяясь (ребенка не обманешь!), проговорить всю новогоднюю ночь с внуком!

А картины! Как он их любил и знал! Все стены его большой квартиры на Новослободской с 4,5-метровыми потолками были увешаны ими. Периодически приходили какие-то люди, и дед со специальной лампой в руках водил их по комнатам, показывая свою коллекцию, одну из лучших в Москве в те годы. Принося новинки, он с гордостью показывал их всем домашним и всерьез огорчался, когда мы их иногда критиковали. У меня в кабинете до сих пор висит портрет деда, написанный А. Зверевым. Чуть было не написал: принадлежащий кисти А. Зверева. Я был свидетелем, как он создавался. Не было там никакой кисти! Полотно лежало на диване, а Зверев, сегодня великий, а тогда нищий и безвестный (ничего не меняется в истории искусств!), выдавливал краски из тюбиков прямо на полотно и ваткой размазывал их по холсту!

Из более ранних воспоминаний: высокая температура, кровать у стены, я – совсем мелкий – карандашом разрисовываю отполированную штукатурку стен, подражая картинам, на них висящим! Дед тогда похвалил мою манеру письма, а от бабушки сильно влетело. Дед был тонкий знаток живописи. Намного позже я услышал от очевидцев такую историю.

Как-то он был приглашен к очень известному английскому профессору, «по совместительству» еще и барону, в замок. Хозяин встретил, и они прошли по длинной галерее, увешанной картинами, увлеченно беседуя о медицине. Позже он спросил деда: «Я слышал, вы любите живопись? Мы ведь прошли по галерее, где у меня довольно неплохая коллекция английских авторов, а вы даже не взглянули!» Дед невозмутимо ответил: «Почему же, просто мне было неудобно прерывать наш разговор. У вас там действительно есть и прерафаэлиты, и Лоуренс, довольно редкий Генсборо и два отличных Констебля».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Н. Гумилев «Озеро Чад», 1907.