скачать книгу бесплатно
– А какие проблемы?
– Так у вас, говорят, тут кто-то не то сварился, не то изжарился?
– Сварился.
– Сильно?
– Да нет, насмерть, – пошутил Саша.
– Как саплёнка, – поддакнул Бахашкин, стараясь попасть в тон начатого Сашей разговора.
– Как это произошло?
– Так ты суда за этим и припёрся? Хм, стоило. Мы уже давали показания, – Саша кивнул на капитана, – вот, при них. К Малиной, к ней теперь иди.
Феоктистов недовольно повёл плечами.
– Слушай, Галим, давай так договоримся: ты меня не учи, что мне делать и как. У следователя прокуратуры свои задачи, у нас, то есть у уголовного розыска, свои. Усёк?
Похоже, посещение прокуратуры на этих ребят не подействовало угнетающе. Ни Шалыч, ни Галим не прибывали в трауре. Но наглость Галимханова задела Анатолия. И он назидательно добавил:
– И если мне понадобиться, то ты, Галим, мне будешь показания давать не раз и не два, и не там, где тебе захочется, а где я сочту нужным.
– Ну, разошёлся. С ним и пошутить нельзя.
– Можно, почему нельзя? Ха-ха, – добавил Анатолий с сарказмом.
– Я и пошутил. Мы ж, граф, свои люди, – заговорил Саша уже с заметной елейностью в голосе, делая на прозвище Феоктистова смысловое ударение.
– Ну, раз признаешь меня за своего, так и рассказывай всё по порядку, и поподробнее. С примерами на месте происшествия.
Бахашкин почувствовал себя неуютно, заскрипел на стуле. Что-то у Саши диалога с графом не получается. Может, надо было как-то по-другому? Это ж не Малина. Шалыч один сидел за столом, все остальные – на лавках. Саша стоял, навалясь задом на угол стола. Стол поскрипывал под движениями его тела.
– Ну, кто будет рассказывать? – спросил Феоктистов.
– Ну, давай я, – сказал Галимханов, бросив короткий взгляд на своего начальника. Тот одобрительно прикрыл глазки. – Значит так. Утром звонят нам Андрей с Серегой из “Победы”. Пьяного, мол, заберите в сквере “Пионеров” отдыхает. Лежит, мол, там, в обнимку с “солнцедаром”.
– Во сколько это было?
– В одиннадцатом часу.
– Какое ж это утро? А кто такие Андрей и Серега?
– Мои, из отделения, – ответил капитан. – Патрулировали по городу, и зашли в сквер.
– Так, дальше.
– Я съездил. Он ещё в сквере начал бузить. А сам, как паралитик, на ногах не стоит. Еле запихали в будку. Привёз, а он и здесь начал собачиться. Еле раздели и в душ сунули. Вдвоём с Васькой.
– Били?
– Хм, ну дал поджопник.
– Вот этим, сорок пятым?
– Сорок третьим. Так, слегка, лодыжкой.
– Ладно-ладно, брось из себя архангела изображать. Дальше?
– А чё дальше? Закинули в кабинку и включили душ.
– Пойдём, покажи.
Феоктистов вышел из дежурки, за ним Галимханов.
Три душевые кабинки. Все закрыты. Возле стены напротив дверей душевых стоит кушетка, обитая чёрным дерматином.
Саша, показывая на неё, хохотнул.
– Под эту гильятину Глотка попал.
– Как?
– Посреди коридора стояла. Я когда выскочил из кабинки, в пару на неё наскочил. Опрокинул. А тут Глотку поднесло – ему на лапы. Ха-ха! Визжал, как сучка под трамваем.
Галимханов открыл третью кабинку, и Феоктистов вошёл в неё. Узкое и высокое помещение, как гигантский пустотелый кирпич, перевернутый и поставленный на попа. Душевой гусак торчал из стены на высоте метров трех. С большого раструба с многочисленными отверстиями всё ещё подкапывала вода. На полу лежала узкая деревянная решетка, поверхность её была ещё бурой, щетинистой от горячей воды.
– Пациент что, не мог отодвинуться в угол?
– О чём ты говоришь? На ногах не стоял.
– Кто включал воду?
– Не помню, Толя… – замялся Саша. – Суматоха была. Кажется, Васька.
– А почему горячую?
– Да кто ж её включал? Её только чуть добавляем, чтоб клиента не застудить. – (Феоктистов иронично усмехнулся: гляди-ка какая забота!) – Да видно в ЖЭКе холодную воду вырубили, вот и пошла горячая. Мы понять сначала не могли: откуда пар, почему?
– А клиент что, молчал, не кричал?
– Да какой – кричал, – отмахнулся Саша. – В стельку был. Последняя стадия опьянения.
– Мда… – с раздумчивостью протянул Анатолий, оглядывая кабинку.
Вернулись в дежурку.
– Так, братва. Ты, Шалыч, и ты, Галим, напишите мне объяснительные, – сказал Феоктистов.
– Дак, зашем? Мы ж только што писали? – спросил Бахашкин в недоумении.
– Зашем? – передразнил Феоктистов добродушно. – Ты что, впервые в органах? Или мне тебе объяснять?.. Пишите. И поподробнее. А где Васька и ваш медработник?
– В сангородок увезла “скорая”, – сказал Саша с усмешкой. – Тоже пострадали.
– Что у Мизинца?
– Да тоже об кушетку челюсть сломал. Ха-ха! Всю морду о кафельный пол разбил.
Присутствующие тоже усмехнулись.
– Ладно, пишите вы. С них я потом возьму. – Бахашкин с Галимхановым переглянулись. Феоктистов достал сигареты, сказал: – Пишите, я пойду, покурю. Пойдем парни.
Капитан и водитель поднялись, и они вместе вышли на крылечко, широкое в одну ступеньку.
Медвытрезвитель вдавался внутрь микрорайона и находился на некотором расстоянии от дороги и от жилых домов. Он был слева, позади высокой железобетонной ограды, огораживающей огромную территорию магазина “Хозтовары” с его складскими помещениями, крыши которых виднелись из-за ограды.
От ворот до входа в учреждение раскатана чёрным блином асфальтированная площадка. С боку здания укатанная поверхность из щебня, на которой, уткнувшись в бетонную ограду, как бык лбом, стоял асфальтовый каток, рядом с ним припаркован “воронок” ГАЗ-56. С их металлических поверхностей курилась прозрачная дымка. Было душно от жары и чада, исходящего от свежего асфальта.
Из-за асфальтного чада курить расхотелось. Помяв сигаретку в пальцах, Анатолий сунул её обратно в пачку. Стоял и слушал своих собеседников. Собственно, разговор был не о чём, он не касался события, произошедшего в данном заведении. Милиционеры, видимо, не хотели делиться мнением о нём при открытых дверях.
Минут через пять-семь появились Бахашкин и Галимханов. Феоктистов принял листы у одного и другого и, посмотрев числа и подписи на них, свернул их вчетверо, вложил в карман рубашки.
– Ну ладно, убивцы, – (в шутку). – Побегу дальше. В сангородок схожу, на вашего рака гляну. Повидаюсь с вашими коллегами, или калеками.
Шалыч неуклюже затоптался на месте, Галимханов же сказал:
– А че на рака смотреть? Тебе пришлют заключение. А эти полудурки, поди, уже спят после наркоза?
– Галим, я, по-моему, тебе уже говорил – не учи. Я ведь тебе не подсказывал, как клиентов обслуживать.
Галим с видимым безразличием пожал плечами: как знаешь…
– Садись, Толя, подкинем, – предложил капитан. А Бахашкину сказал: – Если нужна будет помощь, звони.
Шалыч, затряс головой. Лицо его лоснилось от пота.
– Ланна…
Феоктистов обвёл ироничным взглядом “убивцев”, серое одноэтажное здание и, не прощаясь, пошёл вслед за капитаном к ПМГ. Его провожали настороженные глаза убийц.
В машине некоторое время ехали молча. Капитан сидел на первом сидении, курил.
– Ты веришь им, Граф? – спросил он, не оборачиваясь.
Феоктистов пожал плечами.
– Время покажет, Гоша…
– Мне, честно говоря, не очень… Шалыч, это не просто прозвище. Это производное от слова ошалелый. В минуты ярости может чёрте что натворить. Да и Галимка не лучше.
– Собрались у кормушки, – добавил Ваня.
– Как это? – спросил Анатолий, под видом простачка.
Ваня усмехнулся.
– А что тут не понятного? Обирают пьяных. А на утро с бодуна докажи он, бедолага, что у него были деньги в карманах или ещё что-нибудь ценное? Мало ли где тебя валяло и катало, меньше пить надо… Васька у нас работал, кое-что из ихней секретной службы проговаривался. Да и так слухов больше, чем достаточно. А то, что Шалыч, боксер со стажем – это давно известно. Вон, и сейчас казанки на пальцах все в йоде. Метелил, видать, этого бедолагу и вдоль и поперёк.
Вынырнув из проулка посёлка Северный и перескочив трамвайную линию, подъехали к поликлинике сангородка.
– Ну всё, господин-товарищ граф, приехали, – улыбнулся Ваня, обернувшись.
– Спасибо, парни, – сказал Анатолий. Но вышел не сразу. Обратился к капитану: – Гоша, скажи-ка своим хлопцам, пусть они составят мне пояснительные записки по поводу ими задержанного пьяницы. Может, пригодятся.
– Хорошо.
ПМГ заднем ходом переехала трамвайные линии, развернулась и покатилась параллельно им в город.
6
Сангородок – большой больничный комплекс. Он состоял из несколько корпусов двух и трехэтажных зданий и одного пятиэтажного, нового, два года назад введенного в действие, стоящий отдельно от старой части и отгороженный серой бетонной оградой. Старая часть комплекса утопала в зелени среди разросшихся деревьев и кустов, тогда как перед пятиэтажным только-только начали тянуться вверх молодые посадки клёнов и тополей.
Через узкие воротца в больших металлических воротах, из прутьев и приваренного листа понизу, Феоктистов ступил через него на ковер зелёного поля, усыпанного жёлтыми головками одуванчика и белыми – ромашки. Направился по тропинке к пятиэтажному зданию, в торце которого с левой стороны на первом этаже находилась “скорая помощь”, “приёмный покой” и кабинет “до врачебного обследования”.
На пологом парапете стояла машина РАФ, возле которого колдовал шофёр.
Феоктистов поднялся по асфальтовому въезду, приостановился, оценивающе присматриваясь к молодому водителю.
Из приёмной из окна Анатолия заметила рыжеволосая девушка и стала спешно приводить себя в порядок: поправлять волосы, белый колпак на голове, подновлять помаду на губах, заглядывая в зеркальце… Словом, проделывать всё то, подо что можно было бы запрятать свои тридцать лет с хвостиком, как иронично подшучивает она сама над собой.
– Привет, Мая?чка! – поздоровался Анатолий, входя в приёмный покой. Он умышленно называл девушку так, через “я”, делая на нём ударение. Поддразнивал.
– Здравствуй, Толик! – Мая расцвела в улыбке. – Давненько тебя не видно было. Совсем забыл дорогу.
– Просто не попадаю в твоё дежурство.
Он сел к столу на свободный стул напротив неё.
– Ну да! Под дежурство он моё не подпадает. Ты посмотри-ка! А домой ко мне что, тоже дорогу забыл? Или до того бандиты замотали?
– Маячок! – он, защищаясь, поднял руки. – Мы ж с тобой уже договорились. Зачем снова к этому возвращаться? И ты, как я слышал, замуж вознамерилась? – кивнул за окно, на РАФ, возле которого возился водитель.
– Если возьмут? – с натяжкой улыбнулась она. – На вас-то надежды нет. Только обещания…
– Когда же я такое мог обещать? Ты меня, Мая?чка, с кем-то путаешь. Я в таких вопросах человек осторожный.
– Оно и видно, десятой дорогой обегаешь, как хулиган милиционера, – обида слезами начала выступать на глаза.
