
Полная версия:
Пробуждение
– А с религией как дела в деревне обстоят? Собираетесь на молитвы? – поменял тему Антон.
– Церкви у нас вообще никогда не было, маловата деревня. А в соседних селах уже давно от церквей избавились. Не слышала я ни о каких собраниях, если и проводят, то меня не приглашают.
– Я не про попов спрашиваю, – пояснил Антон, – понятно, что у вас их никогда не было. Меня ваши старухи, которые камлают, интересуют. Много их еще осталось?
– Их много никогда не было. Одна была бабка Анфиса. Старуха стразу после начала войны померла. Сказала, что скоро все наши там будут, и ждать ей долго свидания с родней не придется.
– А ты ей родственница?
– Все мы тут родственники на деревне. Она моей двоюродной бабкой была.
– А свои дети были у нее?
– После того, как царя свергли, одна жила. Вся ее родня в город переехала. Она не захотела.
– Ты тоже никуда не уезжай, еще понадобишься. Судить хахаля твоей сестры будем, показания на него дашь.
– Скажу, что знаю.
В обратную дорогу мы отправились уже под палящим солнцем, природа разогревала, скрежетала, подпевала солнечному свету голосами птиц.
– Антон, почему ты ничего не сказал о том, что убийца уже признался, – осмелился я задать свой вопрос Антону.
– Потому что он ничего не сказал. Мы его мертвым нашли.
Антон замолчал и явно решил игнорировать дальнейшее продолжение беседы. Но мы не собиралась покидать деревню и уверенно шли в другой ее конец. В некоторых окошках, люди раздвинули шторки на своих маленьких окнах, чтобы посмотреть на незваных гостей. Дети, игравшие перед домами, останавливались, замирали, провожали нас любознательным взглядом.
Дом, в который мы направлялись, принадлежал деревенскому старосте. В каждом населенном пункте должен быть человек, который следит за порядком, разъясняет новости, собирает средства нуждающимся и проводит другую работу. Обычно у нас такими вопросами занимается священник или лидер местной религиозной общины, а тут им был самый грамотный коммунист.
Он уже ждал нас на крыльце, возможно Антон как-то предупредил заранее о своем визите. Но правдоподобней мне кажется версия, что у него нашлись собственные источники информации, которые предупредили о визите в деревню чужаков.
Дом старосты сильно отличался от жилища Марины, он был сделан из гораздо более внушительных бревен, производил впечатления маленькой крепости и тянулся в шесть окон.
– Семен Гаврилоч, – мою руку пожал гладко выбритый, подтянутый человек. Он указал нам жестом путь внутрь дома, и мы прошли в просторные, прохладные сени, где стояли ведра, сушилась трава в вениках, которая своим перечным запахом сразу же заполнила мои легкие. Я обернулся на своего нового знакомого и увидел, что он ловко перешагивает ступеньки, но сильно хромает. Мне стало очевидно, что он потерял свою ногу, а в ботинок воткнут деревянный протез. Мы прошли в просторную кухню, где пахло свежим хлебом, справа стояла большая печь, посреди комнаты расположился большой круглый стол, на котором нас ожидали три тарелки с дымящейся кашей, банка с вареньем, а в стаканах белезной сверкало молоко.
– Присаживайтесь, гости. На пустой желудок умные беседы вести тяжело, а ночь у вас непростая была.
Мы подождали, пока хозяин займет свое место за столом, а сами заняли доставшиеся нам стулья. В комнате была еще одна дверь, из-за которой раздавался заливистый детский смех и женское ворчание. Мама явно была недовольно поведением невовремя развеселившегося ребенка.
В моей тарелке на горке ярко желтой крупы, утопающей в молоке, таял большой кусок сливочного масла. Картина была настолько впечатляющей, что мне даже не хотелось портить этот шедевр. Я попытался вдыхать аромат каши, который смешивался с горячим хлебом.
– Кристиан, ешь! У нас нет времени рассиживаться, – Антон посмотрел на меня с упреком.
Я загреб деревянной ложной кашу, оправил себе в рот и понял, что у меня нет никаких сил сопротивляться нахлынувшему голоду. Я, почти не жуя, отправлял горячие, мягкие зернышки себе в рот. Намазал пышный кусок белого хлеба вареньем и почти моментально проглотил его.
– Семен, какие новости в деревне? – перешел к делу Антон.
– Новости-то от вас идут, мы только удивляемся. Мертвяки часто к нам заходить начали, у всех пропуска и разрешения. Мужики недовольны, но пока только присматриваются к ним.
– Видимо, перестали присматриваться, – прервал его Антон. А ты собрания проводил? Разъяснял, зачем нам мертвяки нужны?
– Антон, хочу откровенно сказать… – Семен замолчал, я невольно поднял глаза и поймал его взгляд. Он смотрел на меня.
– Да. говори. Начальство ему доверяет. Может, ему тоже какие умные мысли в голову придут.
– Поговаривают, что обманывают народ большевики с религией-то. Если богов никаких нет, то кто мертвецов воскрешает. Начали уже вспоминать языческую нашу древность, ритуалы, про которые им бабки рассказывали проводят. Маски какие-то достали, которые у них в подвалах хранились. Собираются по три или пять человек, родственники или семьями. За всеми не уследишь, кто дома у себя вспоминает родовые заклинания, кто в лес уходит и там с этими масками пляшет. Опять истуканов начали вырезать. Возродили вы интерес к религии. Люди пытаются разобраться, как вы так сделали, своих родственников хотят воскрешать.
– А почему ты нам ничего не сообщал об опасных заблуждениях.
– Так ерунда же все. Баловство сплошное. Никого в деревне со способностями не осталось. Был одна бабка, так она вроде бы года четыре уже как померла.
– Вот тебе и закончилось баловство, – Антону не понравилось, что староста не рассказывал о религиозных ритуалах. А родственница ее, что в пятом доме по правую руку живет, в такой организации состоит?
– К ней и раньше ходили бабы детей подлечить. Способности у нее имеются. Я присматривал, но собрания сама она не проводила.
– А обиды на власть могут у неё быть?
– Девчонкой еще работала у местного барина в доме. Он у нас лошадей выращивал, толковый был. В Нижний Новгород на ярмарку лошадей своих возил и по всем миру продавал. К нему иностранцы постоянно езди, хозяйство его изучали. Как царя свергли, лошадей его отправили в колхозное хозяйство, но они к работе непригодные были, большинство заболело и умерло быстро. Сам барин за кордон успел уехать, там уже и помер поди. Знаю, что любила она его семью и в разговорах жалела, что погубили большевики хорошего человека.
– Сестру, как ее? Светлана. Про нее что сказать можешь.
– Ну про покойников только хорошее говорят. А тут есть, что сказать! Девка была замечательная. Активная, боевая, любого парня заткнуть могла. Жизнь у нее могла по-другому сложиться. Влюбилась в гражданскую в красного. Верила и в новую лучшую жизнь. Не подумала только, что люди в этой новой жизни прежними остались. Обрюхатил он ее и бросил. Она горевала долго. Когда время рожать пришло, совсем заболела. Вот, ребеночек мертвы родился. Сам я не знаю, но жена моя говорила, что как-то у нее все наперекосяк пошло, и рожать она больше не могла. Но про власть ничего плохого от нее не слышал. Она свои идеалы никогда не предавала. Ленина в спорах, так цитировала, что я сам рот разевал.
***
Дорога в обратный путь на сытый желудок была гораздо веселей. Во взгляде Антона появился блеск, а на губах еле заметная улыбка. Похоже было, что он уже о чем-то догадывается, или у него появилась удачная версия. Я не стал донимать его своими расспросами, хотя мне очень хотелось узнать подробности истории Семена.
Мы вышли из деревни и вернулись на знакомою тропу. В лесу было прохладно, тень высоких деревьев укрывала нас от жары, но уже через несколько минут на нас налетела стая мошек. Они лезли в нос и уши, совсем не кусались, а пытались разозлить своей любознательностью по отношению к нашим персонам. В конце концов, я смирился с ними изашагал уткнувшись себе под ноги.
– Кристиан, ты тоже это видишь, или у меня галлюцинации от недосыпания?
Я присмотрелся, в дали на нашей дороге стоял человек с лосиными рогами. Он пошатывался из стороны в сторону, то ли ловил дыхание ветра, то ли примерялся, бежать к нам или оставаться на месте. Мы остановились, присматриваясь друг к другу.
– Вам с дорогой помочь? – произнес голос позади нас.
Мы обернулись и наткнулись на направленное на нас охотничье ружье. Напротив нас стояло несколько человек в обезличенных масках, не выражавших никаких эмоций. Они были сделаны из плотной кожи и походили на защитный шлем средневекового война.
– Дорогу мы помним, поводыри не нужны, – громко прокричал Антон.
– Значит погоним вас как пастухи, – трое подошли к нам совсем близко и дулом ружья указали двигаться налево. Я обернулся, но человека с лосиными рогами на дороге уже не было.
– Будем бежать? – прошептал я Антону.
– Куда? На тот свет?
Пробирались по высокой траве мы совсем недолго, сразу же вышли на другую лесную тропинку. По ней мы удалялись от деревни еще приблизительно час. Наши пастухи перешептывались позади нас, я слышал смех и гул речи, но не мог разобрать ни одного слова. Тропинка вывела нас к дому, совсем маленькому на фасадной его части было только одно окно. Обычно охотники строят себе такие места для ночлега, чтобы было где провести долгое ожидание добычи или укрыться в непогоду во время многодневной охоты.
– Проходите, гости, не стесняйтесь, – похитители приглашали нас войти.
Мы зашли внутрь дома, предварительно наклонившись, чтобы не стукнуться о низкий дверной косяк. В темном, но теплом доме, чувствовалось постоянное присутствие человека. На столе стояли кружки, в тарелках красовались недоеденные овощи, украшала стол бутылка с мутной жидкостью внутри. Несколько кроватей стояли вплотную друг к другу, вдоль стен были лавки с ведрами, тазами и другой хозяйственной утварью. На стенах висели волчьи шкуры, снегоступы и какие-то картины с натюрмортами.
– Нас тут убьют? – присел я на одну из лавок и попытался начать разговор с Антоном.
– Могут, но для чего-то притащили сюда.
Снаружи было слышно людей в масках. Они уселись на скамейку перед единственным окном в доме и весело обсуждали свои дела. В комнате было душно, пахло перегаром и едким сигаретным дымом.
– Можно сказать, что мы раскрыли дело, – постарался я немного разрядить наш ситуацию.
– Вот с мотивом только не понятно, – неожиданно для меня решил поддержать беседу Антон
– А разве это не религиозная секта?
– И что из этого? – посмотрел на меня Антон.
– Жертвы для ритуала нужны.
За обратной стороной окна произошло оживление. Наши охранники вскочили со своих мест и радостно приветствовали подоспевших к нашей казни товарищей, а может кто-то из них будет жрецом – руководителем нашего убийства. Мне не удалось рассмотреть лица пришедших людей, они были в таких же коричневых масках. Сейчас они мне казались сильно похожими на лица «возвращенцев», такие же серые и угрюмые.
Кто-то начал отрывать дверь в наш домик, ставший тюремной камерой. Прогнувшись по низким дверным проемом, в комнату вошел человек в маске. Он продемонстрировал нам пистолет и указал на стол. Мы уселись за него напротив друг друга. Глаза у него были серые, но лучше сказать блеклые. Кожа не шее и на руках была темная, человека, много работающего в поле. Одет он был в простую серую рубашку из плотной ткани и такие же штаны.
– Такое у меня к вам предложение, – начал он. Вы нам наших людей возвращаете, кого красные черти с этого света сжили. Все, что вам нужно будет, мы в этот дом принесем.
– А если ответ мой вам не понравится? – перебил его Антон.
– В таком случае, ваша смерть вам тоже не понравится. Принесем вас в жертву духу леса.
– А дух леса с вашей просьбой почему не помогает? – заигрывания Антона с нашим потенциальным убийцей напугали меня.
– Все ты понимаешь. Мы вашим сказкам поверили и убили своих богов.
– Ты же должен знать, что мне книги нужны, и один я не справлюсь.
– Книги мы принесем, а помощник твой рядом сидит.
– Вы пока тут подумайте, посоветуйтесь, – сказал человек в маске и вышел из комнаты.
Как только дверь закрылась на замок с обратной стороны, я в нетерпении обратился к Антону с вечным вопросом: «Что мы будем делать?».
– Ничего у меня не получится с возвращением их мертвяка. А если и выйдет, что они будут делать с ними? – пустят на пушечное мясо, террористов с бомбами из них сделают.
– А если нам попробовать время потянуть, – предложил я.
– Наверное, так и сделаем, – Антон подошел к окну и постучал по стеклу. Дверь вновь открылась, и вошел тот же человек в маске.
– Мы согласны помочь вам с вашими возвращенцами. Нам книги нужны.
– Книги у нас уже есть. Он повернулся и крикнул: «Тащи сюда»!
– Через пару часов начнем, – сказал человек в маске и ткнул в Антона пальцем.
В комнату вошел другой человек в маске, занес коробку с книгами и поставил ее на стол. Антон подошел к коробке и разобрал содержимое. Я тоже присоединился. Оказалось, что у них есть все необходимые для ритуала книги.
Двое других занесли труп, явно несвежий, вероятно его похоронили, но решили откопать для ритуала возвращения. Наших мертвецов либо зима берегла, либо мы их сразу возвращали. Самое долгое – три дня мертвец может подождать, а дальше уже гнить начинает, таких мы не спасали. Наш же мужик явно больше недели в земле пролежал. Похоже, что его переодели в новую одежду. Было непонятно, умер он своей смертью, или его застрелили, одежда могла скрывать пулевые ранения на теле. Если крови в теле будет недостаточно, то трупу может просто не хватить сил вернуться.
– Они выкрали наши книги? – перелистывая их, я не мог найти разницы.
– Нет, в Союзе найти такие книги не проблема. Он указал мне на первую страницу, где синими чернилами была поставлена печать: «Детская библиотека им. А.Гайдара».
Антон попросил всех выйти. Мы начали подготовку к церемонии. Нашли нужные отрывки и разложили книги на столе в порядке их необходимости для ритуала. Недалеко поставили ведро воды. Мертвеца мучает ужасная жажда после возвращения. Механизм был уже отработан, и мы, не сговариваясь, понимали, как обустроить место для нашей церемонии.
– Кристиан, спроси у них свечи. Нам они понадобятся.
Выполнить просьбу Антона я не успел. Когда я направился к окну, чтобы позвать кого-то из наших пленителей, раздались выстрелы.
– На пол! – крикнул мне Антон.
Я рухнул вниз и вместе с ним пополз к одной из стенок. Было слышно, как пули впиваются в стены нашей лачуги, одна из пуль пробила окно, и стекло покрылось лучами трещин. Снаружи раздавались крики, было понятно, что началась паника.
Наконец звуки стихли, и кто-то начал ломать дверь. Антон схватил большое полено рядом с печкой, спрятался у двери в ожидании новых гостей. В последний момент я увидел, кто собирается войти, но было уже поздно. Антон с размаху ударил по голове начальника охраны нашего периметра строительства Гаврилу Петровича Смирнова. Он рухнул под ударом, но не потерял сознание.
– А, сука…– кряхтел Гаврила Петрович. Вот так, ты, бля, спасителей благодаришь!
– Вообще, предупредить можно было бы, – недовольно проговорил Антон.
– Я-то думал, вы тут связанные сидите, – вставая сказал Гаврила Петрович. Он недовольно покосился на стол, где были наши заготовки для церемонии.
– В коллаборационисты уже успели заделаться.
– Мы время тянули. Знали, что свои не бросят.
– Знали они, – продолжал бурчать Гаврила Петрович. Щас… нихера вы не знали.
– Сегодня утром, аккурат после того как тебя на поляну отправили, труп осматривать, прибежал к нам юнец, может, лет шестнадцати, и всех сдал. Дескать, один из наших строителей организовал из местного молодняка банду. Но юнцы думали, что они воровать и грабить будут. Пока он им бабу не приволок, заставил издеваться над ней, а затем и вовсе каждый ее ножом по разу ударил, чтобы все повязаны были.
– Кто организатор? Есть кого допросить, или вы всех там завалили?
– Я ребят из охотников набирал. Они знают, как зверя ранить, чтобы не мучился, а как кровь пустить и измотать потом. Все почти живы остались. «Ведите нашего главаря, беседовать будем», – Гаврила Петрович все больше походил на израненного солдата и отдавал приказы как бывалый генерал.
В комнату ввели человека уже без маски. Я сразу же узнал его – Генрих Меркель. Сегодня утром я видел его в окошке дома Марины. Он спокойно ушел через задний двор и быстро сообразил, как можно использовать двух незваных гостей.
– Ну, Генрих, говори, – начал допрос Гаврила Петрович.
– Зачем рассказывать. Я ничего не скажу, – с сильным акцентом сказал Генрих.
– Затем, что на строительстве смертная казнь запрещена. Но если ты туда сегодня не попадешь, а, например, сбежать попытаешься, то совсем другая судьба у тебя будет. Ну что, мил человек, побежишь – усмехнулся Гаврила Петрович, поправляя бинт на голове, который ему повязал один из его сопровождающих.
– Нет. Пойду на стройку, – угрюмо потупился Герман.
– Ну тогда говори, интурист!
– Роман Федорович, – Герман тщательно проговорил каждую буквы, – мой начальник, заместитель начальника стройки. Он сказал убить бабу. Пусть все думают, мертвые убивают.
– Накой ему такое дело? – Гаврила Петрович пытался вытянуть еще хоть что-то из Германа
– Не знаю.
– А маски откуда? Сам придумал? – не выдержал Антон.
– Нет, Марина. Она сестру не любила. Вас не любит. Сестра вам помогала.
– А мертвецы ему, то бишь Роману, зачем?
– Не знаю. Он сказал, что характеристика моя будет хорошей. Домой поеду.
– Врал тебе Роман. Он ничего в твоей судьбе не решает.
Гаврила Петрович поднялся с лавки: «Уведите его». Он начал медленно шагать по домику, держа руки за спиной.
– Накой ему это надо, – обратился он к нам, а может к самому себе.
– Гаврила Петрович, рассуждения тут простые могут быть. Решил навести тень на руководителя стройки. Мертвецы, мол, там бесчинства творят. Пока комиссия приедет, пока разбирательство будет. Строительство встанет. Может кто из конкурентов за бугром заплатил за саботаж? – продолжал он разбирать ситуацию. Лишний день без конкурентов мешок денег стоит. Сам знаешь, как сейчас сталь нужна. А может просто решил руководителя стройки подсидеть и его место занять.
– Что за блядские времена, – подытожил Гаврила Петрович.
***
После этого происшествия перед нами встал вопрос о способах наказания и тюрьмах. Руководство стройки решило от них полностью отказаться. Антон за бутылкой рома, рассказал мне по секрету, что на закрытом совещании было решено перевести всех провинившихся или недоговороспособных на строительство котлована, в действительности это будет просто огромная яма, вырытая ручным трудом. По замыслу организаторов она должна была стать применением энергии некоторых буйных и продемонстрировать другой части общества помпезность и грандиозность нашей стройки. Как будет использоваться котлован, руководство пока не решило, но, возможно, это будет водоем или другое полезное сооружение.
***
Однажды нас собрали на центральной площади перед громкоговорителем, по которому обычно звучало радио. Заранее день был объявлен как нерабочий, он стал первым выходным за все время моего нахождения на строительстве. Собравшиеся на площади люди были измотаны, мне уже было тяжело определить, кто из нас был мертвяком, а кто все еще оставался человеком. Возможно, все мы давно перестали быть людьми, и на площади собралась большая толпа мертвецов. Я попытался вспомнить, сам-то я тоже уже умирал и возвращался. А может я погиб еще там в лесу при падении, или от выстрела мальчика, охотившегося на похитителя его коровы. Я обернулся и осмотрел площадь. В центре ее стоял Ленин, указывал на север, направление по которому я упорно двигался в лесу и вышел к своей новой жизни. На площади стояли плотные, пузатые дома, к возведению которых я приложил свою руку. С отеческой любовью я посматривал на этих красавцев.
– Дорогие дамы и господа! – заговорил голос в репродукторе. Мы рады сообщить вам, что вы больше не нужны на стройках, полях, заводах и в других местах. В ближайшее время все они будут проданы и переданы в руки эффективных собственников. Всем спасибо! Все свободны!
Мы в недоумении посмотрели друг на друга. На пощаде поднялся шепот. Но мое сердце наполнилось радостью, я понял, что скоро попаду домой. В моем бараке люди поздравляли друг друга, обнимались, некоторые не справлялись с эмоциональным напряжением и рыдали на своих нарах, свернувшись калачиком.
Мы сразу же начали праздновать. На общий стол были выставлены все припрятанные от охраны продукты, подарки, полученные от местных женщин, а еще выменянный у деревенских мужиков самогон.
Вместе со всеми я оживленно обсуждал услышанное, готовился начать праздновать наше возвращение к обычной жизни, полной простых забот, а не грандиозных подвигов. Я уже чувствовал, что война закончилась. Германия наверняка находится в руинах, под контролем иностранных государств. Но в голове по-прежнему были картины тихих улочек родного города, мелкие лавочки мясника, бакалейщика, сапожника.
Среди общей суматохи я не заметил, как в барак зашел Антон. Он спокойно положил мне руку на плечо, а когда я обернулся сказал: «Кристиан, с тобой важный человек хотел побеседовать».
Уже через пятнадцать минут мы без всяких проблем прошли все пропускные пункты, проверка документов на которых раньше занимала не меньше сорока минут, и сидели в кабинете начальника стройки. Светлое помещение с вытянутым столом. На стене была карта стройки с многочисленными пометками на ней. Высокий, седовласый человек с военной выправкой выхаживал вдоль окон. При нашем появлении он улыбнулся, продемонстрировав ряд белых ровных зубов.
– Марк Георгиевич, – представился мне хозяин кабинета и протянул руку. Присаживайтесь. Угощайтесь чаем. На столе стояли дымящиеся чашки с ароматным напитком, в вазочках сложены завернутые в белую бумагу конфеты, ванильные сухари и варенье. Я взял одну из чашек и удивился насколько она была легкой, я уже давно привык к тяжелой металлической посуде.
– Кристиан, – вновь обратился ко мне властитель мира, в котором я жил пять лет своей жизни, – мне рекомендовали вас как ответственного коммуниста. Судя по вашему делу, он опустил взгляд на довольно плотную папку у себя на столе, вы также не самого простого происхождения.
– Мой род дворянский, но он не знатный, – попытался я несколько смягчить его формулировку, показавшуюся мне упреком.
– Тем не менее, ваша семья практически первымой начала заниматься металлургией в Европе. Насколько я понимаю, вас никто не лишал права наследства, и, вполне вероятно, вы окажитесь в числе акционеров некоторых важных предприятий.
Я все еще не понимал к чему может вывести разговор. Основная мысль, которая у меня была – он решил обвинить меня в буржуазном происхождении.
– Кристиан, поймите, времена меняются. Вчерашние враги становятся партнерами. Нам давно пора вернуться в наш общий европейский дом.
– Я поддерживаю решения партии. Скажите, что от меня зависит, как я могу помочь в нашем общем деле, – я произнес заученный ответ, на случай ситуаций, в которых я не понимал, что от меня хотят.
– Так распорядилась судьба, что мне выпала ноша продолжить руководить заводом, но уже как полноправный его собственник. Я знаю все ограничения, которые были у нашего родного предприятия на пути истинного процветания. Мы можем легко обойти их, как огромный корабль, дрейфующий между айсбергов.
Происходящее становилось для меня только запутаннее.
– Кристиан, нам нужно выстроить здоровую конкуренцию, которая возможна только между равноправными партнерами. Мне нужно войти в круг промышленников, металлургов, в котором ты, дорогой Кристиан, находишься по праву рождения. Мы верим в наш общий путь, ты и сам смог наблюдать, что может творить настоящая вера, она возводит города и возвращает мертвых с того света.
– Я верю, верю… – залепетал в ответ, закивал головой.
– Хорошо, Кристиан. Я тоже верю. Мы построим наше будущее на этой вере в свободу, гуманизм и рынок. В скором времени я буду в вашей стране. Если напишете письмо вашему отцу, я смогу его передать. Прошу только вас упомянуть о моей роли в вашей жизни и попросить его познакомить меня с его друзьями.
Он выдал мне перо и лист плотной белой бумаги. Я вспомнил лицо отца. «Значит он еще жив. А мать, стоит ли спросить от матери», – рассуждал я в нерешительности. Как же давно я видел их в последний раз, образы их были размыты, голоса туманны, больше напоминали детские воспоминания, чем наши встречи во время отпуска. Мне жутко захотелось плакать, но я сдерживал сентиментальный порыв.
Когда наш разговор закончился, я вышел из кабинета. В помещении для секретаря сидел Антон на одном из выставленных вряд стульев. На других стульях сидели незнакомые мне люди, несколько строителей, таких же, как и я. Рядом с окном мило беседовали с секретаршей несколько молодых людей в советской форме. Он ничего у меня не спрашивал, ему нужно было только проводить меня до сектора моего проживания. Но по дороге я почувствовал, что я должен ему все рассказать о моем разговоре с начальником стройки. Когда я закончил, он вынул пистолет и направил на меня. Я смотрел на пистолет и думал, что моя жизнь заканчивается за несколько дней до свободы. Мы спокойно стояли несколько минут, на нас уже начали обращать внимание строители зоны. Наконец он поднес пистолет к своей голове и выстрелил в висок . На этом я просыпаюсь.