Полная версия:
Будем жить по-новому! Защитник. Книга 2
«Nicht schießen, nicht schießen, Hitler caput!» – закричал он, поднимая руки вверх. Из второй машины выбрался гауптман с поднятыми руками, а за ним шофер с лейтенантом.
«Не стрелять, Гитлер капут», – перевел Самсонов.
В это время вдалеке послышался шум моторов, и появились возвращающиеся мотоциклисты, вероятно, услышавшие стрельбу. Оба снайпера с расстояния метров в 800 начали стрельбу, отстреляв по 4 патрона. Три автоматчика бросились бегом к остановившимся мотоциклам. Из остальных машин под прицелом автоматчиков стали выпрыгивать немцы, судя по форме, относящиеся к тыловым частям.
Самсонов стал переводить задаваемые Киричёвым вопросы и ответы немецких офицеров.
«Мы никого не убивали, мы всего лишь часть авторемонтного батальона, эвакуируем в Калинин мобильную автомастерскую, запчасти, станки, генераторы и прочий технический инструмент, это все мои солдаты-механики, а в той машине радисты, но они мне не подчиняются», – переводил речь майора Самсонов.
«Плохо дело, Леш, – проговорил Евгений, – сейчас радисты заперлись в своем бронированном кунге, уничтожают коды и саму аппаратуру».
«Бойцы, слушай приказ, всех двадцать фрицев в кузов грузовика, технику загоняем в лес по этой дороге. В машину с радиопеленгатором за руль сажаем немца шофера, а Кошкин рядом. Уходим с дороги, десяток бойцов остается замести следы от съезда здесь техники.
«Леша, переводи майору, – сказал Евгений, – вы являетесь с этого момента военнопленными и, поскольку вы все технический персонал, то я гарантирую вам жизнь и гуманное обращение. Но, если кто-то из вас попытается бежать или чинить нам вред, то все будут расстреляны».
Самсонов перевел, а затем они подошли к будке, и Самсонов снова стал переводить речь Киричёва о том, что немцам гарантируется жизнь, если они добровольно пойдут на сотрудничество. В противном случае их привезут живых или мертвых в расположение Красной армии и вскроют автомобиль. Раздался шум открываемой щеколды и четверо немцев вышли с поднятыми руками. Ожидая от немцев подлянку, Евгений надел на автомат шапку-ушанку и высунул ее в дверной проем. Раздались пистолетные выстрелы, шапка слетела с дула автомата с рваными дырками. Помахав снайперу, Евгений открыл дверь на всю ширину, раздался выстрел СВТ. После них в кунг автомобиля резко рванул один разведчик, за ним второй, но немецкий офицер уже был мертв.
– Жень, как ты додумался?
– Как говорит Кольцов, интуиция сработала и эпизод из фильма «Чапаев» вспомнился.
Пленных радистов присоединили к остальной группе немцев, и колонна убралась с шоссе, за ними съехали на заснеженную грунтовку парни на захваченных мотоциклах. Оставшиеся разведчики усиленно еловыми лапами заметали следы гусениц и колес в месте съезда и вначале лесной дороги.
«Камиль, Шаламов Вова, возьмите все оставшиеся мины и поставьте их на шоссе метрах в семистах отсюда в сторону Клина, пусть подальше от этого спуска разбираются с диверсантами, а потом через лес нас догоните», – дал команду Киричёв.
Колонна двигалась подальше от шоссе, а там, как лесная дорога выведет, потому что никто не знал, куда она, в итоге, приведет. Через три часа стемнело, и был сделан привал. Выставив часовых, народ развел небольшие костры и, воспользовавшись немецкими припасами, поужинали, так же накормив и пленных.
«Что нас ожидает, герр лейтенант? Ведь вы же учтёте, что мы добровольно сдались», – спросил майор. Ответа русского ждали все немцы.
Женя усмехнулся про себя – кто он такой, чтобы что-то гарантировать этим людям. С одной стороны, технари, они у фрицев технари, живут в своем мире, со своими задачами, участвовать в расстрелах советских граждан не должны были.
«Леш, переводи», – обратился к Самсонову Киричёв.
– В расстрелах участвовали мирных граждан?
– Никак нет, мы техническое подразделение, у нас свои задачи, мы идем вторым или даже третьим эшелоном.
«Я вижу, что вы все хорошие специалисты своего дела, – обвел взглядом немцев Евгений, и, увидев согласные кивки после перевода, продолжил, – наверняка среди вас есть или тайные коммунисты Германии или сочувствующие делу коммунизма?»
– Есть сочувствующие, ведь все мы из рабочих немецких семей.
– Учитывая это, я буду рекомендовать своим командирам использовать вас по вашему профилю в качестве ремонтников и радистов в нашем батальоне. Но все это можно оформить только при честном и добровольном вашем сотрудничестве. В противном случае вас ждут сибирские лагеря или расстрел. Сейчас, как вы знаете, пленных практически не берут ни ваши, ни наши – негде их содержать и кормить нечем. Так что думайте, выбор за вами.
«Ну ты и агитатор, командир, так всех немцев завербуешь на нас работать», – улыбнулся Кошкин. Его смехом поддержали другие бойцы. Попутно прошла смена подзамерзших часовых.
Вечером, в оговоренное время, снова был короткий сеанс связи с базой, во время которого были сообщены сведения о боях в Солнечногорске. Основные бои на правом крыле Западного фронта развернулись вокруг Клина. Уже к вечеру 13 декабря клинская группировка противника оказалась в полуокружении и начала отступление. Вечером 14 декабря части 30-й армии вошли в Клин. В ответ Олег Трофимов, приданный группе радист, передал подготовленную Женей радиошифровку.
«Что за ерунда, какие интернационалисты, что там Женя мутит?» – разорялся Орлов, расшифровав полученную радиограмму и показав ее Чайкину.
«Сидят в лесу, грузовики взяли, ремоборудование взяли, машину пеленгатор взяли, немецкую интербригаду радистов и механиков взяли, всех взяли, ну Женя дает! Осталось только фельдмаршала фон Бока взять, – засмеялся Чайкин, – пойдем к Кольцову, пусть теперь он мозг морщит с этой интербригадой».
Кольцов наблюдал за занятиями радистов, вспоминая еще разные тонкости. Часть «студентов» под командованием Дмитрия Киричева ставила спаянные инженерами и самим же Димой, имитаторы закладок, а их условные соперники из другой группы под началом Размазнова, занимались их выявлением с помощью ручных пеленгаторов, и также спаянных инженерами индикаторов электромагнитного напряжения – индикаторов поля. Тут же понаставили свои закладки и минеры: толовые шашки, растяжки из лески и пустых магазинов со скрепками, имитирующих гранаты с чекой, чтобы поисковики и на это обращали внимание.
Все было чинно и благородно, до тех пор, пока в класс ввалились Орлов и Чайкин со словами: «Командир, смотри, что тут наш Женя учудил?» – и сунули мне в руки радиограмму. Занятие было временно сорвано.
Прочитав, я рассмеялся: «Похоже на то, что Евгению добровольно сдались технари, которые сопровождали колонну, и он им наобещал пристроить к делу, оформив все это, как интербригаду немецких социалистов. В общем-то, решение хорошее и правильное – не пустить в расход грамотных ремонтников, а привлечь их в помощь Воронову и Чайкину. Другое дело, как проверить их благонадежность? Ладно, с механиками проще, а вот радисты? Если их использовать по назначению и вступить в контригру с фрицами, не выдадут ли они нас каким-нибудь секретным знаком «работы под контролем». Но тема интересная, надо с Горяевым переговорить».
Занятия продолжились, а я ушел к себе. Завтра к вечеру планировался выезд в штаб армии для проведения поисковых работ в рамках мероприятий РЭБ, пока еще со мной, в качестве главного командира. Утром я с Ломовым и Филипповым отправился в Москву забрать всех тех, кого были должны из людей и технические заказы. Рассчитавшись с металлистами, забрали у них сваренные компактные печки-буржуйки примерно по 10 килограммов весом, в ателье разгрузочные жилеты и рюкзаки, пообещав, что от нас еще будут различные заказы в будущем. Забрали по пути фельдшера и заехали в госпиталь.
«Привет! – поздоровался я с Надеждой, встретившей нас в приемном отделении, – Мама работает?»
«Нет, с утра сменилась, вечером придет, так что заходите», – улыбаясь, как старым знакомым, ответила Надя.
– Вечером не получится, уедем к себе, а ты как, будешь медиком, как мама или еще не решила?
– Еще не решила, но я еще в школе учусь, время есть подумать.
– Ладно, Надюш, мы пойдем проведаем наших ребят.
Попрощавшись с медсестрой, накинув халаты, я с Филипповым поднялся в отделение, где нас пропустили к парням. Оставив у ребят несколько банок тушенки, чтобы поправлялись быстрее, повидав и немного поговорив с Шубиным, отправились на поиски Михаила. Встретили медсестру Оксану, расспросили ее о Ване Трофимове, нашем поваре.
– Вы знаете, товарищ командир, а он идет на поправку, думаю, что через недельку его выпишут и отправят на фронт, а то он все рвется к вам в отряд.
– Ну и отлично, а то у нас главного повара-то и нет.
Потом Оксана нашла Мишу, и мы недолго переговорили с ним.
– Эх, тут, конечно, много работы по моему профилю, но тоскую я, командир, о наших рейдах по тылам, там адреналин-то был.
– Но здесь тоже адреналин есть.
– Есть и тут свой адреналин, конечно, когда стараешься вытащить пациента, борешься за каждый раздробленный палец, но это другое.
– Что ж, Михаил, говоря словами приветственной речи, написанной над воротами концентрационного лагеря «Бухенвальд» «Jedem das seine» или говоря по-русски «каждому своё». Вот закончится война и остался бы ты недоучкой фельдшером-разведчиком, который, потеряв еще кучу лет на институт, стал бы недоучкой врачом, а так у тебя наработается реальный опыт, попутно завершишь высшее образование и уже по окончанию войны будешь полноценным врачом-орденоносцем, который может и дальше работать в Москве, а может поехать в провинцию, например, главврачом местной больницы.
– Сань, а как ты думаешь, что было бы лучше из этих двух вариантов?
– Миш, все зависит от того, как у тебя тут пойдет карьера. Чем ближе к власти, тем больше завистников, которые с удовольствием тебя ославят и сожрут – в Москве их, однозначно, будет больше. А в небольшом городке ты будешь практически царь медицины, да и нравы там проще будут. Но вот с точки зрения условий труда, оборудования, зарплаты, в конце концов, Москва – это Москва. Поэтому, все будет зависеть от конкретных условий, в которых ты окажешься после войны. В конце концов, никогда не поздно уехать в провинцию, там такой врач на вес золота будет.
– А ты что думаешь о своей жизни после войны?
– Ничего не думаю, Миш, постараюсь делать военную карьеру, пока идет война. В мирное время это будет тяжелее, там надо льстить, подмазывать, а я как-то не очень это люблю, иду на это, если надо для дела, но противится этому моя сущность. После войны армию сильно сократят, поэтому может в армии удастся остаться, а может быть, уйду каким-нибудь администратором на гражданку.
– А вообще, что тебе хотелось бы?
– Хотелось бы собрать наш коллектив, потому что знаем и не подведем друг друга, в каком-нибудь небольшом городке и начать строить там счастливую жизнь в одном отдельно взятом месте. В общем, поживем – увидим, как оно будет в будущем. Что там насчет пенициллина?
– Пока не знаю, Вера Евгеньевна теребит Петровского, даже ездили по этому поводу в мединститут, но пока мне ничего конкретного не сказала. А вот по поводу йода, командир, откуда ты знал об этом? Реально, мужика с острым воспалением в кишечнике за три дня подняли, конечно, он еще лечится, но прогресс налицо!
Хотел сказать Мише, что это какая-то светлая голова из медиков через несколько месяцев начнет применять эту разработку доктора Мохнача в лазаретах, но воздержался.
– Это, Михаил, знак свыше, тебе ли не знать!
Мы оба посмеялись и, на этом распрощавшись, Михаил ушел к себе, а мы поехали в школу забирать будущих переводчиков, а следом обещанных саперов и поваров. Пока батальону готовили привлеченные за денежную и продуктовую оплату сходненские жительницы.
– Командир, как думаешь, будут ребята в школе или никого не отпустят.
«Что за ребята?» – поинтересовался Потапов.
– Школьники 10 класса спецшколы со знанием немецкого языка, хотим их как переводчиков использовать в паре с радистами.
«Будут, сами увидите», – ответил фельдшер.
В школе толпились родители и десяток парней с чемоданами и сумками, среди которых я увидел и сына директора школы. Я поприветствовал народ.
– Товарищи родители, не переживайте, постараемся не только сберечь ваших детей, но и сделать из них крепких, ответственных за свое слово, мужчин. В кузове рюкзаки, все личные вещи из чемоданов перегрузить в рюкзаки, всё, что в них не влезет, оставляем дома, еду тоже оставляем своим родителям, им еще ваших сестер и братьев кормить.
Ко мне подошла директор: «Сбили вы Ванечку с пути, товарищ командир, но он уперся – не смогла его переубедить, пусть уж едет, воюет. Вы там уж присмотрите за ребятами».
«Объясните родителям, что их дети, в основном, будут находиться в тылу, занимаясь переводом немецких радиограмм или допросов пленных немцев. Будут ежедневно физически тренироваться и, может быть, через годик, когда окрепнут, наберутся военного опыта, кто-то и станет ходить в тыл врага с боевыми группами таких же ребят из состава разведчиков. Так что в атаку их никто в нашем батальоне бросать не будет, ну а погибнуть, погибнуть и в Москве можно. Все будет хорошо, а ребята сделали правильный выбор – выбор настоящего человека».
Через несколько часов мы прибыли в батальон, ребят накормили, поставили на довольствие, выдали форменную одежду и определили места для ночлега в общем зале. С завтрашнего дня для них наступят военные будни. После знакомства ребят со своим будущим местом работы, я толкнул напутственное слово: «Помните, товарищи красноармейцы, от вашего перевода зависит очень многое: неправильно перевел, куда, например, передислоцируется часть, и вместо прибытия вы перевели, как убытие этой части с фронта, а в итоге, вместо ослабления фронта по факту произойдет его усиление, что повлечет гибель наших солдат в будущих атаках. То есть, может получиться, как в анекдоте, только с другими последствиями. Вы знаете, что в деревнях Ростовской области, Донбасса, Кубани используются местные обороты речи, зачастую, много слов из украинского языка, поэтому, услышав речь, не сразу и поймешь, что имелось в виду. Так вот, анекдот: «Приезжает внучок из столицы в деревню к деду. Дед выходит его встречать из дому и радостно говорит: «Внучок, ты, чи, пидрос! А внук ему в ответ: «Сам ты чипидрос, козел старый!» Так что, практикуйтесь в языке, разговаривайте между собой только на немецком, или один читает вслух, а другие слушают и переводят. Так же переводите записанные реальные немецкие переговоры. Каждый из вас будет прикреплен к радисту и станет посменно заступать вместе с ним на боевое дежурство, а в остальное время вас ждет учеба и спецтренировки».
А 13 декабря стали прибывать бойцы роты Малеева из Солнечногорска. К зданию школы подкатили две колесных немецких полуторки «MAN», четыре мотоцикла «Zundapp ks 750», которые в будущем в советском исполнении станут «Уралами». Сам Малеев вышел из легкового полевого вездехода «Kubelwagen Typ 82» – одного из лучших немецких военных автомобилей, простого в обслуживании и эксплуатации, за которым лихо подрулил второй такой же с разбитым боковым стеклом.
Мы обнялись с Алексеем.
– Молодцы, ребята, удачно сходили, фотографии делали, а что с потерями?
«Виноват, командир, не доглядел, – лицо Малеева помрачнело, – трое раненых и трое пали смертью храбрых, хоть мы и щипали немцев здорово, офицеров с унтерами разными человек сорок положили, да пехоты роты две, но и они огрызались. Нас только то, что мы из засады в лесу атаковали, и спасало от серьезных потерь. Мы, как скифы-кочевники, налетели, постреляли и ушли в лес, не принимая боя, и так постоянно в разных местах. Еще немного техники немецкой попортили, идущей по дороге, да три состава удалось взорвать. Крушение составов фотографировали, и, если удавалось, то атакованные нами колонны тоже, но это не всегда».
– Что делать, война.
Разведчики выгружали раненых красноармейцев и уносили их в комнату, определенную, как операционная нашего батальонного госпиталя, где за них принимались фельдшер и два врача, а также приписанные к медчасти санитары из пехотного пополнения. Тяпов, а затем и Черепов уже несколько дней обучали их общим медицинским премудростям. На поселковом кладбище похоронили привезенных троих разведчиков, под прощальные выстрелы почетного караула из бойцов роты Лаврикова.
К вечеру мы выдвинулись на командный пункт 16-й армии. Снова рутинная работа по проверке эфира, проводных линий связи совместно с армейским связистом, прожиг линий мощным электроимпульсом, визуальный осмотр помещений. Но в этот раз все было чисто. Сейчас техника не достигла того уровня маскировки, шифрования сигналов, размеров и других технических параметров, которые были в 21 веке, она была намного примитивнее и проще. Поэтому и поисковые мероприятия давали большую гарантию того, что все закладки будут найдены. Конечно, можно вспомнить, как советские конструкторы создали пассивное подслушивающее устройство, названное «златоуст», похожее на головастика с маленьким хвостом: ни элементов питания, ни тока – ничего, что можно было обнаружить с помощью технических средств того времени. С расстояния до трехсот метров головастик облучался генератором, установленным на верхнем этаже жилого дома, напротив здания американского посольства. Но, чтобы установить "жучка" в кабинете посла пошли на хитрость – предложили вмонтировать пассивный микрофон в некий подарок послу. 9 февраля 1945 года на открытии пионерской здравницы "Артек", приглашенному в знак глубокой благодарности за помощь в годы войны, послу США в Москве Авереллу Гарриману четверо пионеров внесли огромный, сверкающий лаком, деревянный Герб США.
Потерявший от восторга дар речи, осторожнейший дипломат Гарриман, едва ли не впервые за свою карьеру выпалил, что думал: «где мне его держать – такая красота!»
Проинструктированный накануне дипломат Бережков ненавязчиво заметил: "Да повесьте у себя в рабочем кабинете, англичане умрут от зависти".
В итоге "златоуст", спрятанный в гербе Соединенных Штатов, благополучно оказался на сверхсекретном этаже здания американского посольства в Москве. Операция НКВД под кодовым названием "исповедь" – прослушивание совещаний, проводимых послами, началась и продолжалась восемь лет. "Златоуст" пережил четверых послов. Самое удивительное то, что каждый из них стремился полностью, от чернильницы до паркета на полу, поменять интерьер кабинета. Неизменно оставался на своем месте только герб. Его художественное совершенство действовало гипнотически – даже шторы на окнах и мебель подбирались в тон цветовой гамме герба. Наконец-то, обнаружив "златоуста", американцы семь лет хранили в тайне это унизительное для них открытие. И только в мае 1960 года, после того, как мы сбили самолет-шпион с Гарри Пауэрсом на борту, Вашингтон обнародовал эту историю, мол, советы шпионят не меньше нашего. Но, немцы – до такого немцы не додумались.
К пятому дню, отмахав по зимним лесным дорогам около 150 километров, группа Ледкова вышла на заданные позиции. Впереди шла группа разведчиков на лыжах в белых маскхалатах, прокладывая путь по снегу, потом пешком шла основная часть роты, и на удалении в километр так же замыкали движение лыжники в маскхалатах. Сзади слышна была далекая канонада – фронт медленно, но уверенно смещался вдогонку группе.
Наблюдая в бинокли обстановку, Ледков, Лосев, Бурят и Сытенко задумчиво переговаривались.
– В поселке пару отделений насчитали ребята, здесь тоже человек двадцать будет, вот два дота с обеих сторон плотины сооружены, в каждом по 5 фрицев с «крупняками», то есть крупнокалиберными пулеметами. Интересно, чего так фельдфебель разоряется на кого-то?
В бинокль было видно, что какой-то чин отчитывает двух солдат.
– Ладно, все это лирика, ясно, что тут не больше роты. Когда попытаемся взять плотину под свой контроль?
Сытенко еще раз посмотрел на плотину: «Отсюда ничего не видно, если уже заминировали, то подрывные заряды должны быть заложены вон в тех точках и взрыв будет произведен по кабелю от взрывной машинки. Взорвать они должны будут, когда немцы пройдут заливную площадь, а немцы еще держаться километрах в пятидесяти восточнее, то есть, как минимум сутки у нас точно есть».
– Ты это к чему сказал, чтобы дождаться прохода немцев и тогда отбивать плотину? В этом случае есть большая вероятность, что ее взорвут раньше, чем мы ее захватим.
– Согласен, не успеем, потому что не знаем, когда поступит команда и сколько тут фрицев пройдет, но думаю, что основные силы к Волоколамскому шоссе пойдут, чтобы по дороге отступать, а не по лесу. Сюда, разве что, разбитые или заблудившиеся подразделения забредут при отходе.
«Значит, так и поступим, ночью захватываем плотину и удерживаем ее до подхода наших частей», – подвел итог дискуссии Ледков. Вечером состоялся радиообмен, в котором радисты батальона сообщали о том, что ведутся бои за Истру, поэтому роте предписывалось ускорить захват и удержание гидроузла.
Дождавшись ночи, бойцы окружили, как укрепление возле плотины, так и небольшой поселок, где жили сотрудники плотинного хозяйства и фрицы. В одном из домов шло веселье, через окна была слышна губная гармошка и пьяные крики фрицев. Бурят с тремя бойцами подошел вплотную к домику, окружив его, когда распахнулась дверь и на мороз выскочила в одном платье деваха, за ней выбежал в расстегнутом кителе немецкий офицер. В комнате через распахнутую дверь слышался смех и подбадривающие крики сослуживцев. Девчонка кинулась к калитке, но калитка, как назло, открывавшаяся не в ту сторону, затормозила ее, однако, за ней никто не бежал. Справившись с калиткой, она выскочила на улицу, оглянулась назад и увидела, как два белых привидения уложили немца на землю.
«Свят, свят, ужас-то какой!» – крестясь, взвизгнула девица, и, развернувшись, чтобы бежать к соседям, уткнулась носом в третье.
«Тихо, свои! – сказало приведение шепотом. – Кто в доме и сколько их?»
Девушка, заикаясь, стала считать: «Я, родители двое, братиков двое маленьких, семеро, то есть уже шестеро фашистов».
«Вот и молодец, а теперь тихо позови родных из дому», – снова сказало «оно».
«Тьфу ты, какое же оно привидение, – улыбнулась девушка, подумав про себя, – наши это!»
Краем глаза она заметила, как и соседний дом окружили чужие люди.
«Не стой, замерзнешь», – поторопил девушку наш разведчик.
Девушка, зайдя в дом, позвала маму: «Мама, берите братьев и батюшку и на улицу быстро!»
«Что случилось-то, дочка, куда нам идти», – заквохтала полненькая мамаша, – мороз же там, холод».
Появился отец из подпола с засоленными грибочками.
«Папа, срочно бери всех, и выходите на улицу, наши во дворе, сейчас немцев убивать будут!» – зашептала девушка.
Отец грозно цыкнул на жену: «Хватит квохтать, живо с детьми на улицу, вот бабы ж! – и громко продолжил. – Господа фрицы, зер гут, очень хорошие грибы, битте, пожалуйста!» – выставляя на стол бочонок с грибами. Потом бочком выскользнул из горницы в сени и, далее, на улицу.
«Товарищи красноармейцы, у фрицев только пистолеты в кобурах, но все сильно пьяные, давно сидят за столом», – выйдя на улицу, сказал отец семейства.
Бурят спокойно зашел в дом и из пистолета с глушителем положил всех шестерых немцев, после чего так же с восточным спокойствием дополнил патронами магазин. За столом остались сидеть мертвые гауптман, два лейтенанта и три фельдфебеля – потом вынесут.
«Сколько немцев в поселке?» – спросил Бурят у хозяина дома.
«Я, Васин, смотритель гидроузла, а немцев всего было пятьдесят человек, взвод примерно, из них по пять сидят в дотах, еще семеро в домике у плотины, значит, в поселке осталось 26 рядовых, всех командиров вы порешили», – ответил смотритель плотины.
В поселке, состоящем из десятка домов, было тихо, Васин будил хозяев, выводил их на улицу, а красноармейцы, узнав расположение врага, спокойно убивали спящих, или готовящихся ко сну немцев.
На плотине было сложнее. Там фрицы стояли на посту, двое бодрствовали, сидя в укреплении, а трое, включая ефрейтора, спали в доте. В доме все прошло легко: вытащив стекла в коридорном окне, Бурят в одной гимнастерке проскользнул в коридор, открыл дверь, и группа разведчиков перерезала спящих немцев ножами. Утром, когда часовые из дотов стали открывать двери, выходя на улицу, бойцы врывались в них, захватывая в плен, не ожидающий такого подвоха, личный состав. Допросив пленных, разведчики с трудом выяснили, что те ничего еще не минировали, мин нет, и никаких команд не поступало. Выведя всех немцев в лес, пленных расстреляли.
Распределив оба взвода с обеих сторон плотины, бойцы занимали круговую оборону, контролируя из засад в лесу и дотов подъездные пути к гидроузлу Истринского водохранилища. Ребята морально готовились стоять до конца, чтобы сохранить ее в целости, вот уж действительно «ни шагу назад». Хотя на инструктаже отряда, Ледков четко определил оборонительную тактику – отходите, меняйте позиции, маневрируйте, только не дайте немцу взорвать плотину, иначе все будет зря. Также было выделено по ударному отделению лыжников, которые будут тревожить немцев на марше и с тыла.