Тирольский оборотень. Книга 1. На тропе волка

скачать книгу бесплатно


Поворачиваю голову, с отвращением смотрю на фотографии. От вида кровавого месива у меня включается память на запахи, я ощущаю привкус крови, и вдруг меня ошарашивает, как дубинкой по голове – этим утром я же в лесу столкнулся с кем-то пахнущим кровью. От этого воспоминания у меня мурашки бегут по телу. Хочется ей рассказать, но этим я себя в первую очередь подставлю. На кой мне понадобилось быть в лесу в такую рань и ещё за белой линией? Не бегом же я решил заняться. Поэтому я молчу про эту встречу и снова отнекиваюсь.

– Не я. Если бы это я во сне так орудовал, то я проснулся бы весь в крови. И от меня бы воняло овечьим мясом и кишками. Но я норм. Вы сами меня разбудили, и всё своими глазами видели, – говорю я.

Видимо, это был веский довод. Она опускается обратно в кресло и собирает со стола фотографии, складывает их в голубую папку.

– Это не я, правда, не я, – жалостливо произношу я. – Это был кто-то другой.

Она молчит, не отвечает мне, что-то смотрит по компьютеру. Кажется, она успокоилась и вроде бы больше не думает на меня.

– Теперь вы меня отпустите? – робко произношу я. – У меня уже руки за спиной затекли.

– Кёлер. – Она переключается с компьютера на меня и смотрит так, будто уже забыла про меня, и я своим вопросом вернул её в реальность. – У тебя четыре серьезных нарушения – не поставлен укол, оборачивание, пересечение белой линии, алкоголь.

Судорожно сглатываю. Это, действительно, серьезные нарушения.

– Но я несовершеннолетний, – мямлю я, прекрасно зная, что последствия в этом случае могут быть другие, помягче.

– Значит, наказание будет соответствовать этому уровню…

С этими словами она поднимается со своего места, обходит стол, заходит мне за спину и отстегивает мои запястья. Теперь я могу пошевелиться и размять руки, а то уже плечи сводит.

– А основное наказание понесет твой отец, как человек совершеннолетний, и не доглядевший за своим несовершеннолетним сыном. Я передам твое дело в противоборотнический департамент в Иннсбург. Андрэаса Кёлера и Катарину Кёлер выгонят из общины, лишат возможности жить в Ленере и воспитывать детей: тебя отправят в интернат, а младших в детский дом, – продолжает инспектор Хофлер, стоя у меня за спиной. – Ты этого хочешь?

Судорожно сглатываю. Она, может быть, и не блефует, с одной семьей в Ленере так и случилось, ещё до Бучнеровского закона. Насколько сейчас всё ужесточилось, фиг его знает; лучше, наверное, зря не рисковать. А если она разозлится, то сможет подтасовать факты и припишет мне этих овец, тогда всё, крышка, и ни один австрийский суд не встанет на сторону оборотня.

– Нет, – тихо отвечаю я, опустив голову.

Пофиг мне на себя, хотя по слухам тюрьмы для оборотней ужасны, но семью я подвести не могу. От мысли, что мелких отправят в детдом, у меня до боли сжимается сердце.

– Пусть я всё понесу, я же нарушил, а отец и братья тут ни при чем, – так же тихо добавляю я, сжимая кулаки.

– Тогда спускай штаны и ложись на фолтэбанк, – неожиданно велит она.

Мне кажется, что я ослышался. Я поворачиваю к ней голову – у неё в руках вдруг откуда-то взялись самые настоящие розги. Нервно сглатываю.

– Ты же хотел получить наказание, как несовершеннолетний? – усмехается она. – Так что вперед, – и она машет розгами в сторону горизонтального фолтэбанка.

Противный холодок пробегает по моей спине. Медленно поднимаюсь со стула и иду к фолтэбанку. Сердце заходится в бешеном ритме. Я, конечно, получал ремнем по попе от отца, но это было давно, в детстве, никто посторонний не бил меня. Ну, кроме того раза на Рождество. А сейчас-то я уже взрослый, чтобы меня воспитывали розгами. Чувствуя себя крайне ужасно, я всё же расстегиваю ширинку и спускаю немного джинсы, разуваюсь. От стыда у меня краснеют щеки.

– Трусы тоже снимай, будешь получать по голой заднице, – не без удовольствия произносит она.

Отворачиваюсь от неё, спускаю трусики и, со страхом косясь на металлические крепления по периметру, покорно ложусь животом на черную кушетку фолтэбанка. От прикосновение голым малышом к холодной кожаной обивке у меня мурашки бегут по всему телу. Я кладу голову на одну руку, а второй прикрываюсь. Слышу, как Хофлер подходит ближе ко мне, и мое сердце замирает. Но она пока не бьет меня. Хватается за пояс моих джинсов вместе с трусиками и тянет их ниже, чтобы полностью оголить мою попу, затем задирает повыше худи и футболку.

– А у тебя оказывается красивая попка, Кёлер, – ухмыляется она, легонько пошлепывая ладонью по моим ягодицам, – выпуклая такая. Даже жалко причинять ей боль.

Зажмуриваюсь и сжимаю ягодицы. Жду.

Она бьет резко и сразу сильно, розги со свистом разрезают воздух, и опускаются на мою попу. Я едва не вскрикиваю от острой боли, вздрагиваю, выгибаюсь, сжимаю зубами манжету на рукаве худи. Следы от удара сразу начинают гореть. А раз у неё две вицы, то и красных полосок на моих ягодицах получаются сразу две.

Увидев мою реакцию после первого удара, она удовлетворительно щелкает языком. Я не вижу её лица, но думаю, что она стоит с довольной ухмылкой от того, что может причинить мне боль. Она продолжает дальше, но теперь не делает пауз, хлещет не переставая, стараясь разукрасить мою попу по всей площади. Мое тело изгибается после каждого её удара. Я уже сжимаю зубами не только худи, но и руку, чтобы ни один звук не вырвался из моих уст. Но слезы предательски выскакивают из глаз.

– Будешь ещё раз пересекать белую линию в неположенное время? – спрашивает она, наконец, прерывая порку.

– Нет, – тихо произношу я, с трудом отцепляя свой рот от рукава худи.

– Я не слышу, что ты там бормочешь, и к кому ты обращаешься? – кричит она и вновь несколько ударов обрушиваются на мою попку.

– Нет, не буду, инспектор Хофлер, – дрожащим голосом произношу я.

– А забывать про укол? – спрашивает она.

И до кучи ещё сильнее хлещет меня, что я непроизвольно вскрикиваю.

– Не буду забывать, инспектор Хофлер, – уже кричу я.

– Пить алкоголь?

– Не буду пить алкоголь, инспектор Хофлер.

– Хорошо. – Она удовлетворено цокает языком.

Больше она не бьет меня, судя по звуку шагов, так вообще отошла куда-то вглубь кабинета, шебуршит там чем-то. Лежать с голой попой мне неловко, но, по ходу, она не закончила, так бы велела мне встать и надеть штаны. Я весь вспотел от порки, волосы мокрые. Вытираю рукавом худи пот и слезы. Жопка горит и чешется. Осторожно поворачиваю голову – она достает из ящика небольшую черную коробку.

– Инспектор Хофлер, можно мне встать и одеться? – тихо спрашиваю я.

– Нет, Кёлер, – бросает она и возвращается ко мне с коробкой в руках.

Снова зажмуриваюсь и сжимаю ягодички, боюсь того, что она задумала. Что у неё в этой коробке? Вдруг всякие развлекухи для бдсм, и она сейчас начнет засовывать мне что-нибудь в попку. Но она не прикасается к моей попе, начинает подвертывать мне джинсу на левой ноге, спускает резинку носка до самой пятки.

– Боже, Кёлер, разве тебя не учили мыться? – говорит она, крепко пристегивая к моей лодыжке какую-то тяжелую штуку. – Ноги грязные. Когда вернешься домой немедленно прими душ.

– Да, инспектор Хофлер, – на автомате произношу я.

Конечно, если я ночью и утром бегал голышом по лесу, какие у меня должны быть ноги? Хоть я и обтер носком, но только подошвы.

И только через пару мгновений до меня доходит, значит, меня сейчас отпустят домой?

– Можешь встать и одеться, – разрешает она.

Морщась, осторожно натягиваю на израненную попку трусики, затем спускаюсь с высокой лежанки и уже на полу надеваю джинсы. Не смотрю на Хофлер, я знаю, я сейчас красный, волосы мокрые, возможно, видны следы слез. Не люблю выглядеть слабым и жалким. И ещё ногу оттягивает какая-то тяжелая штука, прикрепленная ко мне ремнями.

– Это датчик слежения, – говорит она, замечая, что я рассматриваю эту штуку на своей лодыжке. – Теперь я буду знать твои точные передвижения. Его невозможно снять ни человеком, ни волком. Мыться в нем можно – он непромокаем.

Вздыхаю, обуваюсь и возвращаю джинсу на место, так-то его под одеждой не видно, только тяжелый он.

– Вы не будете подавать мое дело в противооборотничий департамент в Иннсбург? – робко произношу я, глядя на неё исподлобья. Ведь она получила то, что хотела – высекла меня.

– Это зависит от твоего поведения, – говорит она, упиваясь своей властью надо мной. – Посмотрим, как ты будешь вести себя в дальнейшем. И как будешь выполнять мои распоряжения. Считай, что ты на испытательном сроке. Малейший проступок с твоей стороны – и дело улетит в Иннсбург, прямиком в департамент.

Опускаю глаза и смотрю в пол.

– Иди на первый этаж в зал ожидания к дежурному инспектору и жди, инспектор Винтер отвезет тебя домой, – велит она.

Я киваю и только собираюсь уходить, как вспоминаю про смартфон.

– Инспектор Хофлер, можно мне забрать мой телефон? Он вам больше не нужен? – осторожно спрашиваю я.

Она с минуту задумчиво хмурит брови, затем принимает решение:

– Пожалуй, не нужен, можешь забирать.

Я делаю шаг к ней, при этом ярко вспыхивает боль на моей исполосованной попке, и я непроизвольно морщусь. Она видит это и ухмыляется. Берет со стола мой смартфон и протягивает его мне. Беру его, но она не отдает, я тяну, но она всё равно не отпускает. Поднимаю на неё глаза.

– Ты всё понял, Кёлер? – спрашивает она.

– Да, инспектор Хофлер, – тихо отвечаю я.

– Будешь послушным щеночком?

– Да, инспектор Хофлер.

Она отпускает мой смартфон.

Глава 7. Лунный свет

В небольшом зале ожидания возле дежурного инспектора стоять неуютно, можно бы сесть у стены, но у меня горит высеченная попка. Я отхожу в уголок, чтобы особо не привлекать к себе внимание, и от нечего делать рассматриваю развешенные плакаты. Тут повсюду изображены оборотни в своем страшном одичалом виде, утратившие свой человеческий облик. Тот, кто вкусил человеческой крови, уже не может трезво оценить происходящее, не может полностью обернуться обратно человеком, а если оборачивается, то становится наполовину диким монстром. На такого оборотня сразу выдают разрешение на отлов и отстрел. Егеря устраивают облавы. Если удается взять монстра живьем, то его пытают на фолтэбанке, а затем публично казнят. У меня бегут мурашки, я очень надеюсь, что моя мама Элли не превратилась вот в такого же монстра.

На одном из плакатов изображен огромный полуобращенный оборотень, распятый на вертикальном фолтэбанке, а один из егерей бердышем вспарывает ему живот, и кишки вываливаются из его брюха. Я отворачиваюсь, я не могу смотреть на кровь и потроха, невзирая на то, что я оборотень, и предпочитаю к обеду мясо.

К этому залу примыкает опен-офис, сотрудники постоянно входят и выходят из него, зачастую оставляя двери открытыми. Вдруг до меня доносится – «медведь». У меня сразу дергаются ушки, и я осторожненько передвигаюсь поближе к дверному проему, чтобы подслушать.

– Медведь в Гайстеркламме? Ты шутишь? – восклицает чей-то голос.

– Да нет же, все там с раннего утра уже на ушах стоят. Видели живого медведя, он рыбу вылавливал из ручья, – отвечает второй.

– Неужели с гор спустился? Нужно послать туда патруль.

– Не нужно никого посылать, скорее всего это проказы духов. Ну, померещилось людям, – смеется третий.

– Вот пусть патруль на месте всё осмотрит и решит – духи это или на самом деле медведь, – говорит первый.

– А вообще неплохо бы поймать его, далеко он не мог уйти… – вклинивается ещё один.

Усмехаюсь. Знали бы они, что этот самый медведь стоит сейчас под дверью и подслушивает весь их разговор.

– Кёлер!

– Да?

Я резко оборачиваюсь, ко мне подходит Винтер.

– Кёлер, идем, я отвезу тебя домой.

– Хорошо, – киваю я и немного сожалею, что не услышу их планов по поиску медведя.

На стоянке я забираюсь на заднее сидение, и Винтер снова пристегивает мои запястья наручниками к дуге под потолком. Не понимаю, зачем теперь эта предосторожность, он же везет меня домой, но потом до меня доходит – он боится меня, боится ехать один со мной в машине. Обхватываю ладонями дугу и чуть приподнимаю свое тело, чтобы не касаться высеченной попкой жесткого сидения. Морщусь, но тут ехать десять минут, потерплю.

Возвращаемся тем же путем – через футбольное поле, через луг, через Гассе, но Винтер не въезжает в сам Ленер, он поворачивает в сторону Арна и останавливает машину на кромке белой полосы. Выходит из джипа и осматривает округу. Удостоверившись, что никого рядом нет, он отпирает дверцу с моей стороны и отстегивает мои наручники.