скачать книгу бесплатно
– Семьдесят один, – оглашает процедурная медсестра.
– Как-то тяжеловат для такого хлипкого тела, – говорит вторая медсестра, бросая на меня оценивающий взгляд.
– Первая степень. У них кости и мышцы тяжелее, чем у обычных оборотней, – сообщает процедурная медсестра, и рукой манит меня к себе.
Спускаюсь с весов и подхожу к ней. Она берет измерительную ленту и замеряет ширину моих плеч, длину руки, окружность грудной клетки, талии и бедер, при этом она легонько через трусики, касается моего. Сжимаю зубы. Затем она зачем-то начинает щупать мои грудные мышцы.
– Сложение плотное, напряженное; грудь высокая, выпирающаяся, – комментирует она свои манипуляции.
Также ощупывает живот до пупка, затем ниже, приспускает мои трусики и ощупывает низ живота.
– Теперь садись на табурет и открывай рот, посмотрим на твои зубки, – велит она, надевая голубые медицинские перчатки.
Поправляю трусики, делаю шаг в сторону и опускаюсь на пластиковый табурет возле стола, она подходит ко мне и тянет мой подбородок вниз, подчиняюсь и открываю челюсть. Она лезет в мой рот, пальцами ощупывает зубы. При этом я чувствую себя ужасно, хочется её укусить, но я сдерживаюсь.
– Хорошие зубки, острые, ярко-выраженные клыки, все на месте, – говорит она, отпуская мой подбородок.
Судорожно сглатываю, вытираю с нижней губы слюну. Она вытягивает мою правую руку, кладет на стол и вынимает из ящика большой пустой шприц с длинной иглой. Вздрагиваю.
– Не дергайся, – велит она.
Она перевязывает мою руку жгутом, и я отворачиваюсь, прикусываю губу, терпеть не могу такого рода медицинские манипуляции.
– Такой большой и боишься, когда берут кровь из вены? – усмехается Хофлер, стоя в проеме экспресс-лаборатории.
Я ничего не говорю в ответ. Морщусь, когда чувствую, как входит острая игла в мою вену, забирая в шприц несколько миллилитров моей крови. Процедура проходит медленно, чтобы не разрушились необходимые ферменты для анализа, и от этого немного болезненно. После изъятия крови с меня снимают жгут и перевязывают руку бинтом.
– Пописай сюда, – велит процедурная сестра, всовывая мне в ладонь прозрачный пластиковый стаканчик с красной крышечкой.
– Куда идти? – хрипло спрашиваю я.
– Никуда, здесь, – отвечает она.
– В смысле? – не понимаю я.
Кабинет небольшой, тесноватый, и тут же на меня пялятся три пары глаз и все женские. Опять судорожно сглатываю.
– Можно я это сделаю в туалете? – робко спрашиваю я.
– Нет, – рявкает Хофлер. – По инструкции положено в лаборатории в присутствии медицинской сестры. Писай давай, и поживее.
Да тут даже ширмы нет. Отвинчиваю красную крышечку, отхожу в угол и отворачиваюсь от них, а они нет, никакой деликатности, пристально наблюдают за мной, словно я здесь откуда-то могу взять чужую мочу оборотня, чтобы подменить вместо своей. Сгорая от стыда, я оттягиваю резинку трусиков, не оголяя попки, достаю своего и опускаю кончик в пластиковый стаканчик. Мне так неловко, что я даже пописать не могу.
– Долго тебя ждать? – возмущается Хофлер.
Я ещё больше зажимаюсь и чувствую, как капельки пота собираются на моем лбу под волосами.
– Может тебе помочь? Погладить кое-кого? – ерничает Хофлер.
– Нет, – быстро отвечаю я.
И, собрав волю в кулак, наконец расслабляюсь и писаю.
– О, пошло дело, – усмехается одна из медицинских сестер, заслышав журчание. От этих слов у меня алеют уши.
Меня на много не хватает, я едва заполняю половину, хотя обычно я писаю от души. Легонько трясу своего для того, чтобы сорвалась последняя капля в стаканчик, а то, если появится мокрое пятно на гульфике, я вообще сгорю от стыда. Натягиваю трусики, закручиваю крышку и отдаю им стаканчик.
– Справился? – ухмыляется процедурная сестра, принимая у меня анализ.
– Одевайся, – велит мне Хофлер.
Я быстренько натягиваю джинсы, носки, футболку и худи, обуваюсь в кроссовки.
– Инспектор Хофлер, через пятнадцать минут я внесу результаты анализов в его файл, – сообщает вторая медицинская сестра.
– Хорошо, – кивает Хофлер.
Я выпрямляюсь, и она сводит мои руки за спину, застегивает на моих запястьях наручники. Затем хватает меня чуть повыше локтя, её пальцы попадают как раз на место инъекции, причиняя мне резкую боль. Я снова морщусь, но она не обращает на это никакого внимания, тащит меня по лестнице наверх – я полагаю, что теперь на допрос.
Глава 6. Кабинет инспектора Хофлер
Кабинет инспектора Хофлер располагается на втором этаже в самом конце коридора. У неё небольшой офис с двумя окнами, куда они выходят сложно определить, с середины окна и до низа – белое матовое непрозрачное стекло, и мне видны только лишь склоны гор, а горы у нас со всех сторон.
В глаза сразу бросается большая железная раскорячка, стоящая у стены напротив торца её письменного стола с компьютером, и напоминающая вертикальный спортивный тренажер. Но это вовсе никакой не тренажер, а специальный удерживатель для оборотня – фолтэбанк, чтобы изомера можно было бы закрепить и вертикально вытянуть как на дыбе, чтобы не рыпался. От одного единственного взгляда на это пыточное устройство у меня холодок пробегает по спине. У другой стены ещё одна штука, тоже фолтэбанк, только плоскость положения тут горизонтальная, наподобие медицинской кушетки, но с металлическими ограждениями со всех сторон, чтобы также намертво закрепить оборотня.
Мы проходим мимо всех этих устройств, и к моему облегчению, она усаживает меня на стул напротив своего стола, зацепляет наручники к железной спинке. Стул тяжелый и, возможно, ножки у него привинчены к полу, потому как я немного поерзал на нем, а он даже на миллиметр не сдвинулся. Она садится на свое место, в большое удобное кожаное кресло, подъезжает вплотную к столу и начинает тыкать пальцами по клавиатуре, пристально всматриваясь в экран. Что она ищет в компьютере, мне, к сожалению, не видно.
От нечего делать я рассматриваю низкий стеллаж позади неё. Там рядами стоят папки с делами, на корешках особая шифровка из цифр и букв, чтобы посторонним не было понятно их содержимое. На широкой нижней полке цветной лазерный принтер, какие-то кубки и статуэтки за что-то, дипломы и фотографии под стеклом и в деревянных рамочках. В основном Хофлер там с отрядом егерей в парадной средневековой темно-зеленой форме и в длинных до колена узких черных сапогах, на плечо закинуто ружье – старинная двустволка.
– Итак, – нарушает она тишину, переводя взгляд с монитора на меня и обратно. Видимо, отыскала нужный файл. – Итак, – повторяет она и зачитывает мои данные: – Александр Кёлер, изомер, полных лет – девятнадцать, несовершеннолетний, весенний помет Андрэаса Кёлера и Элли Кёлер. Единственный щенок пары. В данный момент нигде не учится, нигде не работает. Имеет несколько правонарушений. Степень оборотня – первый, самый опасный. Статус – неблагонадежный. Место обитания – Ленер.
Она делает паузу и пристально вглядывается в меня. Я не отвожу своего взгляда и просто молчу.
– Почему ты нигде не учишься? – спрашивает она.
– Так я же закончил старшую школу, – удивленно произношу я. – А в университет в Иннсбург не смогу поступить, у меня же первая степень! Мне только в Ленере сидеть, за белой линией.
– Ты всё равно бы не поступил в университет, – говорит она, мельком взглянув на экран компьютера.
По ходу, просканировала мой аттестат и результаты выпускных тестов. Там, действительно, всё плачевно. Да я особо и не старался, знал, что с первой степенью оборотня мое образование ограничится только школой.
– С такими низкими результатами тебе бы не помешало снова пойти школу, – усмехаясь, говорит она. Я пожимаю плечами, предполагая, что это был просто сарказм с её стороны, но она продолжает тему: – В Тироле открылась новая школа для оборотней с первой степенью, как раз для таких, как ты.
– Но я закончил школу, – фыркаю я, – и не собираюсь снова садиться за парту.
– А придется, – усмехается она. – Я внесу тебя в школьный список, и ты будешь её посещать.
Глубоко вздыхаю и опускаю глаза, опять вставать рано по утрам, а я только обрадовался вольной жизни.
– Где она хоть находится? – бурчу я.
– В лесу за Фёренвальдом, – отвечает она.
– На склоне горы? То есть, вообще даже не в долине Лойташ?
От удивления я поднимаю на неё глаза. Конечно, я знаю всю местность в округе от и до, и прекрасно представляю, что если в лесу за Фёренвальдом, то это уже горы.
– Ну, да, – усмехается она, – вам, оборотням, в лесу и в горах самое место. Разве не так?
Молчу, ничего не отвечаю. Понятно, что в лес и в горы нас больше тянет, чем в город, но в её интонации это прозвучало уничижительно.
– Так мне же нельзя пересекать белую линию, как я попаду в лес за Фёренвальдом? – удивляюсь я. – В Гассе мне нельзя и тем более в Вайдах.
– Зачем тебе добираться этой дорогой? После Ленера иди не направо в Гассе, а налево до развилки и только потом направо в сторону Арна и Хага, там есть выделенный коридор для оборотней. Так ты пройдешь до Эммата, ну и за рекой Лойташер Ахе огромный массив леса выделен резервацией для оборотней, – объясняет она, – ты не пересечешь белую линию.
– Понятно, – вздыхаю я.
Если наплевать на белую линию и двинуть по прямой через поле, то от моего дома до Фёренвальда чуть больше километра всего. А если обходить вокруг, как она сказала, то выйдет все два. Ну, не велика особо разница. Да и ни в какую школу я не собираюсь, не заставят.
– Итак, Андрэас Кёлер, 41 год, глава общины обортней, – возвращается она к моему файлу. – Элли Кёлер, 38 лет. Десять лет назад сбежала в горы с одичавшей стаей обортней.
– Что? – Судорожно сглатываю и смотрю на неё во все глаза.
– А ты разве не знал? – усмехается Хофлер.
– Нет.
Опускаю глаза. Отец мне ничего про это не говорил, просто сказал, что она уехала в другую страну и больше не вернется.
– Тебе тогда было девять лет, большой уже был, чтобы понимать, что происходит, – продолжает она. – Почему ты об этом не знал? Что твоя мать стала дикой волчицей.
Эта новость не укладывается в моей голове. Как так произошло, что мама насовсем превратилась в волчицу и убежала в горы? Вот почему она не могла остаться с нами, а отец ничего не сказал.
– Так, займемся выяснением того, где ты был вчера ночью, – говорит она.
– Спал в своей комнате, – бурчу я, смотря на неё исподлобья.
– Всю ночь?
– Да.
– И не покидал пределы своего жилища?
– Не покидал.
– Посмотрим, что скажет твой смартфон, – говорит она, и выкладывает на стол мой телефон.
– Ну, посмотрите.
Я пожимаю плечами и откидываюсь на спинку стула, хотя со сцепленными руками за спиной это неудобно. Интересно, она, правда, думает, что волки по лесу с телефонами бегают? Или догадывается, что у нас есть хитрости, позволяющие нам переносить с собой вещи? Если так, то и в этом случае её ждет разочарование – я не из тех янг эдалов, кто всегда и повсюду таскает с собой телефон.
Хофлер вытаскивает из ящика стола черный толстый провод, заканчивающийся большой круглой шайбой, а другой конец она прикрепляет к моему телефону.
– Ты знаешь, что это такое? – спрашивает она и нажимает на шайбу, она начинает светиться.
– Устройство, отслеживающее мое местонахождение по сигналу телефона, – отвечаю я и снова пожимаю плечами. Конечно, я читал об этом в Интернете, но никогда вживую не видел.
– Верно, – кивает она. – И прямо сейчас оно передает на мой компьютер данные, где ты был прошлой ночью. Так… угу… Ты всю ночь пробыл дома.
– Я же говорил, – торжествую я.
В этот момент из её динамиков доносится писк, оповещая о доставке письма.
– Ага, – восклицает инспектор Хофлер, – пришли результаты твоих анализов. Сейчас посмотрим. Угу…
Я снова опускаю глаза и весь сжимаюсь, боясь услышать результаты.
– В твоей крови не обнаружена противооборотничья сыворотка, ты не поставил укол, – сообщает она.
Молчу и даже не смотрю на неё, изучаю свои колени.
– И что самое страшное – анализы крови и мочи показали, что ты оборачивался этой ночью, – зловещим тоном заканчивает Хофлер.
Она не говорит в кого – в волка или в медведя, наверное, лаборатория не может определить в какого зверя, устанавливает лишь сам факт оборота. И время суток не точное.
– Что молчишь? – рявкает она. – Хочешь повисеть на фолтэбанке? – кивает она на страшную штуку на стене, – или сразу признаешься в своем злодеянии?
– В каком з-злодеянии? – вздрагиваю я и осторожно поднимаю на неё глаза, – я… я ничего плохого не делал.
– Вот в каком, – кричит она.
Выуживает из ящика стола голубую пластиковую папку, ещё новую, не потрепанную, и тонкую, видимо, по этому делу ещё мало материала насобирали. Открывает её и выкладывает передо мной цветные фотографии растерзанных овец. Черт, я как-то подзабыл уже о происшествии на пастбище герра Пфеффера. Фотографии ужасны, вернее то, что запечатлено на них. Страшное побоище – кишки и кровище вперемежку.
– Я тут ни причем, – говорю я и отворачиваю голову. Меня слегка мутит от этого зрелища.
– Смотреть на это не можешь? – с иронией в голосе произносит она, – а в шкуре волка раздирать овец можешь?
– Это не я, – твердо отвечаю я.
– Но анализы говорят…
– Всего лишь о том, что я забыл поставить сыворотку. Я, правда, забыл, – вру я. – Но я спал в своей комнате. Может быть, я спящий оборачивался, я не знаю, но я спал, никуда не выходил.
– И, может быть, во сне ты выскочил из своей комнаты и растерзал тех бедных овец? И не помнишь! Меньше пить нужно! – кричит она. Я удивленно поднимаю на неё глаза. – Да-да, Кёлер, в твоей крови обнаружен алкоголь, – добавляет она, – а ты несовершеннолетний, между прочим.
Опускаю глаза.
– Посмотри на эти фотографии, посмотри ещё раз, может быть, вспомнишь, – зловеще шипит она, поднимаясь с места и нависает надо мной.
