Дилетант. Приключения дилетанта

Свет пробивается сквозь....

– Блин, как же это называется? … Занавески, шторы?… Ранний-ранний рассвет.

– Однако нас не слабо приложило.

– Оп, уже думаю про нас двоих, хотя я вроде бы здесь один.

– ОДИН!!! М-М-М...

– Дикая тоска, такая дикая, что впору в петлю.

-Вдох, выдох, вдох, выдох. Глубокий вдох, выдох. Десять глубоких вдохов и выдохов.

– Успокойся, изменить ничего нельзя. Всё, ты умер. У-ме-р! Прими как данность. Все умирают. Все! Вот и твоя очередь пришла. Просто пришла твоя очередь. Да и пожил ты вполне. … Ну, может быть и не вполне, но умереть в 65 уже вроде бы и не стыдно. Тем более, как и хотел – ещё вполне самостоятельным, без маразма, не отягощая жизнь близких своими болезнями. … Всё, паника прошла?

– Да. Всё с начала.… По всей вероятности, в своей реальности (а эта тогда реальность чья?) я погиб – помню яркий свет – фары приближающейся встречной машины, помню, как кручу руль, давлю со всей дури на педаль тормоза, а в голове мысль – хорошо, что в машине один. …

– ОДИ-И-ИН!!!

– Поручику тоже здорово досталось, но всё же жизненно важные органы остались в более-менее целом состоянии. Ему, конечно, капитально не повезло (или повезло – шутка ли – попасть под ядро). Наверняка впереди всех бежал.

-А как иначе – героем ведь хотел стать, небось.

– Что думал в этот момент поручик, не знаю. И, по-видимому, не узнаю никогда. Судя по всему, от болевого шока он умер. Не мудрено – мало того, что ему оторвало обе ноги, так ещё и откинуло назад и хорошенько грякнуло об мёрзлую землю. Вот тут-то, по-видимому где-то в тонких материях мы с ним и пересеклись. … Куда же попал я? … Да уж, попал так попал! Это, по-видимому, параллельная, или перпендикулярная, или … ну в общем, другая реальность.

– А почему ты так думаешь? Может это просто тебя так назад во времени забросило?

– Может, …но …, не знаю. Вроде бы Энштейн доказал, что это невозможно, или … наоборот – он доказал, что это возможно1? … На ум приходит только какая-то теория множественности пространств и измерений (кажется так…или не так?) вроде бы какого-то немца (хотя, скорее еврея), толи Гильберна, толи Гильберта2, а может и вовсе Шмидта. Так вот, у этого пространства (хотя правильнее будет, наверное, просто – пространство) не три, и даже не четыре, а бесконечное множество измерений. А главное, что, согласно этой теории, пространство обладает неограниченной ёмкостью – всё прошлое и будущее умещается в одной точке пространства, точки пространства колеблются, как атомы в кристалле и могут вроде бы меняться местами…

-… Ты просто строишь из себя непойми что. Умником заделался. Кончай уже, а?

– … Тогда получается, что героический поручик валяется в реанимации где-нибудь в Пензе 21 века? Нет, то есть, если он в реанимации то, скорее всего в Пензе, отъехал я от неё километров 15, но…, судя по моим воспоминаниям, от моей тушки вряд ли что целого должно было остаться. Хотя… Но куда-то же поручик делся… ну, то есть его сущность, душа, если хочешь, куда-то ведь делась?… Так, об этом подумаем позже, а то голова уже пухнет.... Да, а зовут-то меня, обалдеть – Ржевский Александр Фёдорович, да, да – поручик Ржевский.

– Ты меня не слушаешь?!

И смертельная тоска. Именно, смертельная, от которой хочется выть и биться головой о стену. Если «всё» – это земля на крышке гроба, а остальное можно исправить, то в моём случае нынешнее положение и есть «всё».

Но не мысль о смерти меня ТАМ была так убийственна, а осознание того что всё что я любил, чем дорожил там … нет не умерло, а… исчезло. И исчезло навсегда.

Я больше НИКОГДА не увижу жену, дочь, внучек. НИКОГДА!!! А мать? Старушке 90, ей осталось-то всего-ничего. А тут смерть сына. У-у-у…

– Всё, кончай истерику. Будь мужиком. …

– Кто виноват, я или дальнобойщик? В принципе, уже не важно. Один из нас или заснул, или отвлёкся не вовремя. Бывает, знаете ли – приёмник переключить, диск поменять, сотовый зазвонил – вроде доли секунды, а в ненужное время в ненужном месте и…1 миллион с четвертью по всему миру! В год! … «Звонок в дверь. Мужик открывает дверь, а на пороге смерть стоит. Только не в чёрном балахоне, а вся в ленточках, бантиках, с шариками надувными и кастрюлей на голове вместо капюшона. – Ты кто? – спрашивает мужик.– Я – твоя смерть.– Боже, какая нелепая смерть!».

-Н-да, в гости к богу не бывает опозданий. Так, с тобой всё понятно – погиб в автомобильной катастрофе.

– Теперь мой, … кто он мне? Реципиент? Нет, реципиент, это который получает. Альтер-эго? Нет, альтер эго у меня всегда был, я с ним постоянно спорю.

– Скорее – донор.

– Так вот, мой донор в декабре вроде бы 1790 года (надо как-то число и год уточнить) пошёл на штурм… Звучит-то как – «пошёл на штурм»… Нет, у него хоть не так глупо, как у меня. А если разобраться, так для офицера вообще прекрасная смерть (ну вот что в ней может быть прекрасного?). В бою, ведя за собой солдат. … И где-то в тонких материях мироздания наши «ego» и поменялись. Лежит ли поручик Ржевский Александр Фёдорович в пензенской реанимации или нет, я, по-видимому, никогда не узнаю. А вот то, что майор Советской Армии в отставке находится в 18 веке в селе Алексеевском какого-то уезда, а может волости, Орловской, наверное, губернии – это, как будут говорить в Одессе, картина маслом.

– Так, что мы имеем?

– Разделим информацию на две части. Правая часть – плюсы, левая – минусы. Минусы: – я безногий калека, я ничего, или почти ничего не знаю о времени и месте куда попал и…, и на первый взгляд всё. Всего два минуса, но правда, всем минусам минусы, первый вообще все плюсы, если они будут, перечеркнёт. Плюсы: – я жив. Тоже, между прочим, ничего. Я молод. Рука, которую я рассматривал, принадлежит явно молодому человеку. Я не беден. Ну, раз уж барином называют, наверное, какие-то материальные ресурсы имеются. … Однако светает. … Да, ещё кто-то легонько сопит в комнате.

От размышлений я вернулся к действительности.

Сквозь, будем считать, занавески пробивается свет. Едва-едва. Но не из-за плотности занавесок, а из-за того, что утро еще и не наступило. Ночь только-только начала сдавать свои позиции. В комнате толком еще ничего и не видно.

– Что меня отвлекло? … Ах да, сопение. Так, сопение раздаётся откуда-то снизу от двери. Не мужчина, тогда это был бы скорее храп. Женщина? (Действительно, не могли же они больного одного оставить, тем более барина). Скорее – мальчишка. Да, наверное, мальчишка, спит у двери на полу. Ну, пусть спит. Мне пока ничего не нужно. Даже позывы внизу живота к мелкому туалету вполне терпимы. … Так, думаем дальше. Значит мы здесь. Ну и зачем мы здесь?

– Да может и не зачем.

Почему-то в голову пришёл анекдот:

«Умер Мужик. Ну и появляется перед архангелом. Архангел говорит:

– Ты кто?

– Да вот, – говорит мужик, – помер я.

– Что помер понятно, а фамилия-то как?

– Петров я.

– Ага, Петров, говоришь. – Говорит архангел, и начинает листать толстенную книгу. – Сейчас посмотрим куда тебя....

– Слышь, мил друг, а можешь на вопрос один ответить?

– Ну, смотря на какой, – Отвечает архангел. – Задавай.

– Вот для чего я жил? В чём смысл того, что я корячился, старался денег побольше заработать, должность повыше заиметь?

– На этот вопрос ответить можно. – А сам книгу листает. – Петров, Петров, ага, вот, нашел…– Помнишь, тебе было 42 года, и ты с коллегой по работе был в командировке в Симферополе?

– Смутно припоминаю…

– Там вы 15 октября обедали в столовой. Взяли рассольник, тефтели с гречкой и компот из сухофруктов.

– Да, вроде было такое.

– За соседним столиком сидела девушка, которая попросила тебя подать ей солонку, что ты и сделал.

– Да, вроде бы припоминаю.

– Ну вот…»

– И что?

– А то. Не надо искать философский камень. А то найдёшь и окажется, что всё, для чего ты родился – это соль кому-нибудь подать. … Смысл жизни – в жизни.

– И как мы в этой жизни будем жить? То, что я здесь считай калека, меня как-то в отчаянье не ввергает. Фиговенькие, конечно, стартовые условия, но масса примеров из моего будущего внушает определённую надежду. Смогу ли я сделать себе новые ноги и научится ходить? Сам-то сделать качественные протезы явно не смогу, но технологии и мастера 18 века думаю, позволяют на это надеяться. …

– А что ты знаешь про технологии и мастеров? Ни-че-го-шеньки.

– Но ведь не электроника же. Читал когда-то, что именно в 18 веке то ли в Италии, то ли во Франции, то ли в Швейцарии жил мастер, сделавший несколько кукол-автоматов, кажется три – писаря, рисовальщика и музыканта, которые что-то там писали, рисовали и играли. Причём эти куклы дожили до 21 века.

– Ну вот.

– Протезы же, я думаю, попроще будут. Как его звали-то? … Надо что-то делать с памятью. Надо вспомнить. И не только этого механика. Кстати, он часовщиком был. Точно – часовщиком. Значит швейцарец. Скорее всего, швейцарец.

– Хорошо, а дальше-то что? Ну сделал ты протезы себе, научился ходить и даже бегать как Писториус3, и даже на скрипке играть, как Манами Ито3, а дальше? Дальше-то что?

– Гм, на данный момент я обладаю уникальными знаниями о будущем.

– Да? О будущем чего? Ты исходишь из предпосылки, что это или прошлое твоего мира, или мир другой, но абсолютно идентичный твоему. А если всё не так? Из чего ты решил, что это 18 век, Россия и твоя родная деревня? Даже то, что ты Ржевский, не факт. Доктора ты не дождался, уснул. Впрочем, он мог и не приехать, вдруг роды сложные.

– Ладно, исходим из того что это мой мир, и я провалился (или поменялся) во времени. Как мне здесь жить? Давай рассмотрим варианты.

– Давай.

– Живём себе тихонько в имении, по мелочи обустраиваем быт согласно своих привычек – ну там санузел, водопровод, развиваем помаленьку без фанатизма отдельно взятый колхоз и радуемся жизни. Лет пятьдесят можно ещё прожить. Даже можно жениться и детей нарожать… ну, в смысле наделать.

– Так, а в эти пятьдесят лет много чего происходить должно вне твоей деревни. Если уж только по самому крупному, то: Наполеон, Бородино, сгоревшая Москва – раз, декабристы – два. Это самое крупное. Ну и по мелочи там: войны всякие, смерть Екатерины, которая пока не великая, … или уже Великая? … Павел I, дворцовый переворот, Александр I, Николай I. Дальше, пожалуй, не доживёшь. … Можно остаться в стороне?

– Наверное, можно. Реальный бы Александр Фёдорович Ржевский вряд ли куда встрял. Но мне как-то это, как будут говорить в Одессе, не комильфо. Уж больно за Москву обидно. Декабристы, уж бог с ними, и без меня как-нибудь Забайкалье освоят, а вот Наполеон в Москве нам не нужен. … В туалет хочется…

– Э-эй, есть тут кто! – О, голос сегодня пободрей, не совсем, как у умирающего.

Сопение на полу прекратилось, и над краем кровати появилась чья-то взлохмаченная голова.

– Да, барин, я здесь.

– А ты кто?

– Так, Филька я.

– Филька? – Не ошибся, значит, пацан. – А позови-ка … – Филька? Скорее всего – Филимон.– Позови-ка, друг мой Филимон, Степана.

Я счёл неловким просить мальчика таскать за мной все это. … Наверное «это» называется судном. Да мне и перед Степаном было неудобно, но всё-таки взрослый человек.

Степан появился через минуту.

– Утро доброе, Лександра Фёдорыч. – забавно это у него получается «ЛександраФёдорыч».

– Доброе, Степанушка, доброе. Тут такое дело…

А я со «Степанушкой» не перебрал? Мне ведь теперь не 65 лет.

– Да я ужо понял. – Ударение Степан сделал на последний слог. – Щас всё сотвóрим. Не впервóй. Я ведь ешо за Вами маненькими ходил.

Вся процедура заняла минут пятнадцать. Блин, как меня всё это… напрягает. Абсолютная беспомощность. Таким я был, наверное, только когда родился. Надо быстрее как-то становится более самостоятельным, а значит и независимым.

Во время туалета Степан поведал мне, что «дохтур» вернулся, что барыня Киреевская разрешилась мальчиком, и что Нестор Максимович посмотрят меня немедля, как только сообщат им, что я проснулся.

– Передай Нестору Максимовичу, Степан, что я прошу его осмотреть меня после завтрака.

– Так Лександра Фёдорыч, оне как раз и хотели осмотреть Вас и решить, чем теперь кормить можно.

– А-а, ну тогда ладно, пусть будет посему. Только рано ещё, он, наверное, ещё спит. Поздно вчера приехал?

– Да ужо тёмно было. Но оне уже встали.

– Тогда можешь сказать, что я проснулся. Только дай сначала напиться.

Действительно, чего тяну? Вот сейчас, надеюсь, мы (я и моё альтер э́го) получим больше информации.

Оно и поесть бы не помешало, но я же понимаю, что после такого длительного поста не всякая пища для ослабленного организма может быть во благо.

Минут через пять в комнату вошёл мужчина, поджарый, среднего роста. На голове парик – это первый парик, который я увидел, очнувшись в этой реальности. Одет… камзол? сюртук? … из того, что было на нём надето уверенно могу назвать только нашейный платок и чулки. На вид, вошедшему, было лет… лет…, ну, дет шестьдесят, наверное.

Перекрестившись на икону, он широко улыбнулся и сказал, слегка заикаясь. – Д-доброе утро, Александр Фёдорович, как Ваше са-амочувствие?

– Доброе, Нестор Максимович, доброе. По крайней мере, я ещё жив. А самочувствие моё соответствует внешнему виду. Откровенно говоря, бывали времена, мне кажется, когда я чувствовал себя лучше. Присаживайтесь, пожалуйста.

– Сп-пасибо. То, что Вы изволите шутить, говорит об определённом п-прогрессе Вашего состояния. И… раз уж мне п-представляться не надо, п-позвольте всё же мне Вас осмотреть?

– Всецело к Вашим услугам – тут уже я сделал соответствующую мину.

Доктор положил руку мне на голову, вероятно проверяя, нет ли у меня…, пожалуй слово «температура» здесь не совсем уместно, правильнее наверное – жȧра.

– Жара сегодня нет, Нестор Максимович. Вчера был небольшой.

– Это х-хорошо. А что-нибудь беспокоит?

– Сейчас беспокоят фантомные боли в ногах и…

– Фантомные боли?

– Нестор Максимович, Вы хирург?

Доктор замялся, видимо подбирая уклончивый ответ.

– Я, если честно, больше п-по женским болезням…

– Ага, я тоже не гинеколог, но посмотреть могу. А вот он, наверное, и есть гинеколог. Ведь его везли, скорее всего, не к раненому поручику. Его везли к умирающему. А нужен он был для помощи, ехавшей к этому умирающему, женщине.

– Милейший Нестор Максимович, поверте, своим вопросом я ни в коей мере не хотел Вас смутить, или усомниться в Вашем профессионализме. Но сейчас не боли в ногах меня беспокоят и даже не то, что их, в смысле – ног, почти нет.

Моя тирада явно озадачила моего визави.

– А что же?

– Скажите, Вам известно, нет, не ЧТО со мной, а как со мной ЭТО произошло?

– Ну-у. В общих чертах. В Вас п-попало ядро.

– Милейший Нестор Максимович, я думаю, что, если бы в меня попало ядро, мы бы с Вами сейчас не разговаривали. Моими собеседниками сейчас были бы либо ангелы, либо… ну настолько, я думаю, ещё не нагрешил. Так вот. Я предпологаю, что ядро ударило со мной рядом, или где-то в непосредственной близости и, отрикошетировав, размозжило ноги и подбросило в воздух, после чего я ударился о землю. Другого правдоподобного объяснения, случившегося со мной, я не нахожу. Ударившись о землю я, видимо, хорошенько приложился и головой. В результате этого в голове образовалась гематома, которая и не давала мне прийти в себя, пока частично не рассосалась.

– Вы где-то получали медицинское образование?

– Господь с Вами, Нестор Максимович. Я полнейший дилетант. Там слышал что-то, там, что-то читал. – Я сделал паузу и добавил, – Наверное.

– Что ж, п-правдоподобно, хотя я считаю кому, в данном случае, защитной реакцией организма на травму. Но и Ваша версия…

– Позвольте я закончу? Гематома рассосалась, по-видимому, ещё не до конца. Только этим я могу объяснить беспокоящую меня сейчас частичную амнезию. – Я внимательно следил за выражением лица доктора. Может зря я загнул про амнезию? Может и термина ещё такого нет? Ну, греческий он-то наверняка изучал. Или это по латыни?

– Амнезию? – Доктор был явно удивлён.

– Да, амнезию. Я ничегошеньки не помню до случившегося со мной. Когда я вчера очнулся, я не мог вспомнить, даже как меня зовут. Я не помню даже который сейчас год.

– Интересно. Я читал о подобном, но самому сталкиваться мне не приходилось. Вообще не помните ничего?

– Так, главное не переиграть.

– Помню, что фамилия моя Ржевский, вроде бы, но я не уверен. Отца вроде бы зовут Фёдор Петрович, кажется он отставной капитан. Как зовут мать, я не помню. Вроде бы река у нас в деревне есть…, кажется, Навля называется. Но я не уверен даже в этих воспоминаниях. – Говоря всё это, я внимательно смотрел на реакцию доктора. Слушает с профессиональным любопытством, но сейчас без удивления.

– Да, Вы Ржевский Александр Фёдорович, отца Вашего действительно звали Фёдор Петрович. Он, к сожалению, умер три года назад. А матушка Ваша Зинаида Васильевна умерла в 71 году, во время эпидемии холеры в Москве, Вам тогда только 2 годочка было, поэтому, видимо, и не помните её имя. Она, кстати, шаблыкинскому помещику Василию Николаевичу Киреевскому была родной тёткой по отцовской линии. А год сейчас 1791 от Рождества Христова, 19 марта.

– Значит, я всё правильно угадал. … А доктор-то даже заикаться перестал.

– Видимо заикается, когда волнуется.

-А чего ему волноваться?

– Скорее всего, из-за склада характера – всегда волнуется при встрече с незнакомым человеком, а когда дело касается профессиональной деятельности, сразу успокаивается. Значит, дело свое знает. Да и стала бы Дашкова брать с собой бестолкового врача.

– А зачем она его вообще брала?

– Ну-у,… всё-таки к тяжело раненному ехала, пусть и безнадёжному. А вдруг… Но видимо и самой ей нездоровится.

– Сколько ей лет? Лет пятьдесят? Климакс?

– Вероятно.

– А какие ещё воспоминания у Вас есть? Детство? Обычно воспоминания детства самые яркие. Или знаковые события? Производство в офицеры, например, или сражения? Впрочем, по рассказам Екатерины Романовны, это было Ваше первое сражение.

Вот как! В первом же бою, твою ж танковую дивизию!

Мне за поручика как-то стало особенно обидно.

– Увы, нет, Нестор Максимович, пока ничего не вспоминается. Может со временем. Я ведь в сознании нахожусь-то с натяжкой второй день.

– Да, да, конечно. Время всё лечит. Вероятно, Ваши умозаключения правильны. И действительно, при рассасывании, как Вы сказали, гематомы память к Вам вернётся. Я, к сожалению, не являюсь в этой области медицины специалистом.

– Но, я надеюсь, Вы мне поможете?

– С радостью, но чем же?

– Милейший Нестор Максимович, мне нужны воспоминания, любые воспоминания. Где родился, где учился. Я не помню, сколько мне лет, с кем я дружил.

– Но помилуйте, Александр Фёдорович, я в-впервые Вас увидел п-пять дней назад, когда сюда приехал. А узнал о Вас н-неделей раньше. Вот Екатерина Романовна Вам м-может помочь. Она была п-подругой Вашей матушки. – Он опять начал волноваться.

– Ещё один момент, Нестор Максимович, желательно, чтобы здесь моя прислуга об амнезии ничего не знала. Народ тёмный, начнут говорить, что барин умом тронулся, потом с ними трудно будет.

Дашкова пришла ко мне через минут двадцать после нашего разговора с доктором.

– Это правда, что мне сказал доктор Максимович? – Глаза её и так смотревшие на меня с какой-то потаённой… жалостью-нежностью, тут вообще были наполнены слезами.

– Простите меня, Екатерина Романовна, но я действительно ничего не помню, что со мной было до ранения.

Княгиня к моей амнезии отнеслась с пониманием.

– Видно, Господь забрал Вашу память, дабы Вы меньше страдали, мой мальчик. Оно может и к лучшему.

Она мне и поведала родословную Ржевских, да и о моём житье-бытье немного рассказала. Немного, потому как много я ещё не нажил.

Блин, оказывается мы Рюриковичи. Родословную свою ведём от смоленских князей. Один мой пращур был удельным князем города Ржева, а другой был убит на Куликовом поле. В роду были в основном военные и дипломаты. В общем, предки не подкачали. Ни за одного стыдно не было. Хотя, быть может, про тех, за кого стыдно, мне не рассказывали. Оказалось даже предводитель дворянства нашей Орловской губернии мой родственник – двоюродный брат моего отца, Александр Ильич Ржевский. Папенька же мой карьеры ни в армии, ни при дворе не сделал, так как характер имел независимый. И во всём имел своё мнение, которое, как правило, с мнением начальства не совпадало.

И ещё одна мысль мелькнула в голове – вот сколько славных Ржевских жило в России, а народ будет помнить только поручика, героя анекдотов.

Маменька же моя, Зинаида Васильевна Ржевская, в девичестве Киреевская, была тоже из достаточно знатного рода. Там тоже с военными и дипломатами было всё в порядке. У меня создалось впечатление, что дворянство России это либо военные, либо дипломаты.

Ну, хоть бы один Ржевский был учёным или писателем! … Н-да.

Что же касается меня любимого, то я, оказывается, не полный бездарь и солдафон, а закончил Сухопутный шляхетский корпус и знаю три языка – немецкий, французский и латынь.

Угу, вот латынь поручику очень пригодилась при штурме! Впрочем, сложно сказать, что может пригодится человеку, когда в него летит пушечное ядро.

То, что крестьяне и дворня будут коситься на мои странности, я могу не опасаться, так как в имении видели меня редко. Последний раз три года назад, когда я ненадолго приезжал после окончания корпуса на похороны отца.

Кроме того, Дашкова поведала, что погостит у меня еще неделю, чтобы окончательно убедиться в том, что я иду на поправку, а потом уедет в Москву, а уже из Москвы вернётся в Петербург.

Ну что ж, надо жить, хоть бы из любопытства.

1Физика-теоретика, одного из основателей современной теоретической физики, почетного доктора около 20 ведущих университетов мира, Альберта Эйнштейна (14 марта 1879 – 18 апреля 1955) заслуженно считают гением своего времени. Любителям же непознанного во всем мире не дают покоя недвусмысленные заявления ученого. Например, о том, что дыры и даже целые коридоры во времени существуют. Впрочем, он сам признавался, что очень часто ошибался.

2Дави́д Ги́льберт (23 января 1862 – 14 февраля 1943) – немецкий математик-универсал, внёс значительный вклад в развитие многих областей математики. Ги́льбертово простра́нство – обобщение евклидова пространства, допускающее бесконечную размерность, и полное по метрике, порождённой скалярным произведением.

3О́скар Писто́риус (22 ноября 1986, Йоханнесбург, ЮАР) – бегун на короткие дистанции из ЮАР с ампутацией обеих стоп.

Манами Ито – японская девушка, потеряла руку в автокатастрофе, медсестра, скрипач и паралимпийская пловчиха. Она заняла четвертое место в 100-метровке брассом в 2008 году в Пекине на Паралимпийских играх и восьмое в 2012 году на Паралимпийских играх в Лондоне.

Глава 3 (1791 год март)

Рожденный ползать – летать не может

М. Горький

Рожденный ползать – везде пролезет

М. Жванецкий

На третий день моего воскрешения в теле поручика Ржевского мы сидели с Максимȯвичем в…, наверное, гостиной. А как ещё назвать эту, сравнительно большую, комнату? Причём, комната эта была отделана уже с претензией на некоторую… нет, не на роскошь, а на … скорее, на респектабельность. Стены были обиты каким-то материалом, может быть даже шёлком, нежно голубого цвета. По углам стояло два канделябра или как их… Ну, в общем, две такие штуки, куда свечи ставят. Имелся довольно приличный диван и четыре в тон ему кресла. В одно из которых меня и усадил Степан, предварительно обложив подушками. Да, еще был стол. В моё время его бы назвали журнальным. По сравнению с моей комнатой, эта уже больше походила на комнату в барском доме. Но всё равно, я сделал вывод, что Ржевские скорее Дубровские, чем Троекуровы.

Было в комнате и зеркало. Небольшое такое зеркало в простой деревянной раме висело под углом к стене, и я, наконец, увидел внешность моего донора.

– М-да, уж… Видок тот ещё. Впалые щёки, лицо серое, измождённое.

– Зато вот лысины твоей нет – волосы у парня вон какие густые, а мясо нарастёт.