Мидсайд

На узких ступенях ловкость Сайласа уже не работала. Энцо проигнорировал очередной выпад, позволив лезвию вспороть рукав, и, влив энергию в сервоприводы, просто пнул Змея в грудь. Тот покатился вниз с истошным хрипом.

Энцо сбежал обратно – как раз вовремя, чтобы встретить вторую волну. Носорог уже поднялся, багровый от ярости. Он нечеловечески взревел и ударил сверху. Энцо едва успел поставить блок, когда его буквально впечатало в пол. Гора мяса сцепила руки в гигантский молот, чтобы поставить точку. Энцо чудом успел откатиться в сторону, когда Джером херанул по полу так, что в воздух взмыло месиво досок и бетона. Гребаный кратер образовался посередине культурного заведения.

Ловкость, в которой Энцо проигрывал Змею, в битве с этой тушей стала преимуществом. Рокербой вскочил и влил еще процентов тридцать заряда экзоскелета в один удар. Ударь он так обычного доходягу – от того даже гребаного пятна не осталось бы. Но мы говорим о Носороге…

Один точный удар прямо в челюсть. Тошнотворный хруст – глаза гиганта закатились. На этот раз он отрубился надолго.

Пока там летали кулаки, за перевернутым столом разворачивалась другая драма. Драма о маленьком трусливом щенке. Нико, бледный и трясущийся, прошмыгнул к брату.

– Альдо! Альдо! – он почти визжал.

– Время стать мужчиной, мелкий! – крикнул Альдо и всучил ему запасную пушку, которую спер еще в одном из пентхаусов. Он надеялся, что после всего того дерьма в Орбитал, Нико одумается и возьмет в руки ствол.

Нико отдернул руку.

– Я не могу! Я не…

– БЕРИ СТВОЛ! – рявкнул Альдо.

Ему все-таки удалось достучаться до нетраннера-пацифиста. Нико дрожащими руками обхватил рукоять пистолета.

– На счет три – выбегаем. РАЗ… ДВА…

На «три» Альдо выскочил, поливая свинцом барную стойку, где пряталась София. Но он был один. Ампер снова превратился в Слизняка. Он робко выглянул из-под стола.

– Мелкий! – во взгляде Мясника было одно презрение…

В это время очухался Змей. Он достал из внутреннего кармана своей зелёной кожанки обрез и пальнул, не целясь.

Дробь ударила Энцо в грудь прямо в тот момент, когда он увидел движение от этого доходяги. Броня, конечно же, снова выдержала.

Из чего эта гребаная куртка?!

Прямое попадание даже не сдвинуло Энцо с места. В два шага он оказался перед Сайласом и ударом в висок, снова уложил его. Вырвал обрез и, решив, что Змей в ауте, отвернулся.

Ошибка, герой. Вроде рос здесь, а правил не знаешь. Никогда не поворачивайся спиной в Сан-Риччи.

Змей был коварной тварью.

Кто бы сомневался…

На этот раз из ботинка он достал крошечный «Дерринджер» и выстрелил. Пуля прожгла спасателю незащищённый воротник.

На чистом рефлексе Энцо развернулся и спустил курок обреза. Бам! Голова Змея превратилась в кровавую кашу.

– Твою мать… – выдохнула "столица".

Оказывается, спасать жизни и их отнимать – разные вещи. Да, рокербой?

Скажу больше, он не был единственным, кто перешел черту в эту ночь…

Альдо, ухмыляясь, заходил за барную стойку.

Почему так на похер?

Потому что услышал, как София отчаянно дрочит затвор «Реммингтона». Заело…

– Ну что, куколка? Поиграли, и хватит, – он присел на корточки, нависая над ней. – Совру, если скажу, что мы бы убрались, не будь ты такой напористой сукой, но… Как то даже жалко… такую красоту…

Мясник уже направлял ствол в ее милое личико, когда Энцо взял его в стальной захват.

Тот сначало судорожно пытался разнять экзоскелет, потом просто вдарил пару патронов в куртку спасателя, примяком в область печени.

Впритык урон был ощутимым. Энцо оперся на барную стойку, накинул капюшон в ту секунду, когда Мясник решил отправить весь оставшийся свинец в его столичную физиономию. Капюшон выдержал пару выстрелов перед тем, как возле их ног раздался грохот.

София яростно долбанула прикладом о пол. Наконец, механизм встал на место.

Как-то многовато везения на квадратный метр. Эта парочка что – главные герои?

Когда главарь повернулся на шум, его силуэт встретило чёрное дуло.

Выстрел под стойкой прозвучал как свето-шумовая. Заряд вошёл прямо в грудь, отбросив на спину.

– Вот… сука…

Мясник рухнул на пол, в лужу бухла, крови и гильз.

Два трупа (почти). Один недогерой в шоке. И малышка с дымящимся дробовиком.

Так и становятся легендами, чумба. Или просто следующими в очереди на тот свет. В этом городе разница небольшая…

Из оставшихся Carne, первым в себя пришёл Носорог. Пришёл – и бросился на Энцо.

Тот просто наставил на громилу дымящийся обрез.

И что он делает? Поднимает руки! Белый флаг.

Вся пьяная крутизна, весь их «идеальный шторм» сдулся при виде одного ствола, который только что отправил их босса на тот свет. «Carne» впервые поняли, что их клыки могут обломать.

Носорог посмотрел на спасателя, потом на хрипящего Альдо. Просто… смирение.

Энцо опустил ствол. Позволил им забрать свои игрушки и убраться.

Носорог подхватил Альдо на руки и рявкнул:

– Нико!

Из-за стола выползает мелкий. Перед ним – картина не маслом, а гребаной кровью.

Его брат. Его старший, сука, брат, который недавно пообещал ему корону, умирает на руках тупого шкафа.

– Нет, нет, нет… НЕТ! – шепот перешел в безумный крик.

Он ничего не сделал. Как всегда. Просто жался за столом, как сука. И вот он, раздавленный виной, пытается быть полезным, когда уже поздно… Неуклюже, давясь собственной рвотой, тащит труп Сайласа на улицу.

Они вышли из бара траурным ходом. Джером опустился на мокрый асфальт, держа Альдо, как ребенка. Началась агония.

– Брат… – Нико упал на колени перед старшим.

Сопли, слезы – все по сценарию…

На могильном лице Мясника читается раздражение. Он сплевывает сгусток крови и смотрит на заплаканного нетраннера.

– Сколько раз… я говорил – в этом городе ты… либо… кусок мяса… либо мясник…

– Альдо, пожалуйста…

– Посмотри… СМОТРИ..! ЭТО – ТВОЙ ПОСЛЕДНИЙ УРОК.

Нико затрясло, когда он увидел рану брата.

Мясник бессильно схватил его за воротник и зарычал в лицо:

– ПОКАЖИ… ЧТО ХОТЬ ЧТО-ТО УСВОИЛ! СОЖРИ! СОЖРИ ИХ ВСЕХ… ЗА… МЕНЯ…

Занавес…

Тишина была такой оглушительной, что давила на виски.

Мелкий издал истошный вопль. Вой отчаяния, горя и чего-то нового. Черного и кипящего....

Он поднял голову и посмотрел через разбитую витрину в бар. На Софию. Энцо шагнул вперёд, закрывая её собой.

Слезы высохли. А на оптике Ампера побежали строки кода, машинная тарабарщина. Ни цифры, ни команды. В реальном мире он был слеп. Но здесь… здесь он видел. СИСТЕМА БЕЗОПАСНОСТИ: «СИРЕНА».

– Никуда не уходите…– на лице Нико показался безумный оскал, доставшийся от брата.

С оглушительным скрежетом тяжелые противоштормовые щиты начали опускаться, окутывая бар в непробиваемый кокон. Окна, стены, двери – все скрылось под броней.

Умный ход, больной ты ублюдок. Теперь эта консервная банка будет ждать, пока её не вскроют… и никуда не денется.

– Собирайся, – твердо выпалил Нико, стирая слезы рукавом со своей, до ужаса спокойной физиономии. – Есть дело.

Тела Альдо и Сайласа устроили на байки. Ампер включил автопилот, чтобы не позорить брата на последнем пути. Четверо байков – теперь уже меньшим составом – двинулись обратно в логово.

В ту ночь, Слизняк окончательно умер. Умер вместе с братом. Но… какое чудовище встанет на его место…?

Ясно одно: в голове у Нико зрел план…

Глава 7. Внутри

Мир за щитами не сдох – он просто сменил пластинку. Теперь играл низкий, вибрирующий эмбиент, будто их кинули в сточную канаву и приварили люк. Воздух стал густым.

Знаешь этот коктейль? Запах остывающего мяса, горелой древесины и животного страха. Аромат вечеринки, которая пошла не по плану.

Герой на полставки дернулся, словно кусок мяса вдруг понял, что скоро его будут разделывать. Рывок к двери, бессмысленный стук по металлу.

– Код отмены: Зет-Семь-Альфа! Энцо! ЭНЦО!

Ага, покричи на стены. Как будто им не похер…

У системы был новый хозяин. И она послушно выполняла приказ: запереть и выкинуть ключ.

Спасатель запаниковал. Долбанул по сенсору на запястье. Экран моргнул, на секунду показав иконку пустой батареи.

Лживый некролог.

Будто он весь сок, до последнего джоуля, всадил в удар, что уложил громилу, а значит – стал обычным мешком костей в запертом ящике.

Энцо прошипел что-то грязное. Развернулся. Глянул в сторону Грасс.

Эта не колотила кулачками. Она сидела на барном стуле, прямая, как игла. В руке – разбитая бутылка портвейна.

С каким-то ритуальным спокойствием она цедила капли в стакан. Кап. Кап. В мертвой тишине этот звук гремел, как таймер на бомбе.

Она подняла на него пустые глаза и улыбнулась.

– Похоже, пора расставить точки.

– Смешно тебе, идиотка?! – Энцо шагнул к ней.

Каждый разбитый в щепки стол, каждая лужа крови на полу орали об ужасе. А она сидела, будто ждет свой заказ.

– Просто ты… всю жизнь пытался бежать, а в итоге снова сидишь здесь. Со мной.

– Если бы ты просто свалила…! – рявкнул он, тыча в нее пальцем. – Если бы не твой язык…

– Мой язык?! – девчонка вскочила, опрокинув стакан. Портвейн потек по стойке, смешиваясь с подсыхающей кровью Мясника. – А кто врубил хром?! Кто решил показать, чей "ствол" длиннее?! Показал?!

– Я спас твою шкуру, Грасс! – Энцо издал нервный хохот. – Ублюдок чуть башку тебе не свернул! Игрушку из тебя хотел сделать! Забыла?!

– Хорошо, ты «спас» меня. Для чего?! Чтоб захлебнуться мутью с улиц?!

Резко вскочила со стула, обошла кратер, который оставил Носорог, и принялась расставлять мебель на ноги.

Когда волна сомнет вашу банку, тоже будешь порядок наводить?

– Ты всегда так делал, – продолжала она. – Врываешься, рушишь все, а потом удивляешься, почему вокруг одни обломки!

Слова попали точно в цель. Пацан отшатнулся, будто ему вмазали.

Внезапно аварийные лампы моргнули, вспыхнули ядовито-зеленым светом и потухли. Бар накрыла тьма.

Энцо слышал ее сбитое дыхание. Скрежет ножки табурета по уцелевшим доскам…

– Старый генератор… еще в подвале?

Молчание. Секунда, другая.

– Там. Канистра рядом.

Линзы спасателя загорелись, как глаза у кошки, когда он включил функцию НВ (ночное видение), и пошагал вниз. Подвал встретил его классическим букетом: сырость, плесень и застоявшееся время.

Ржавый монстр из прошлой эпохи все еще стоял на посту. Рядом, как она и сказала, – канистра. Пока рокербой возился с рухлядью, случайный взгляд выцепил из мрака кое-что интересное.

Длинная, потертая полицейская сумка. Старик Грасс ненавидел «умное» оружие, потому что его можно было хакнуть. Поэтому выменял пару сувениров у знакомого копа – целый арсенал списанного старья.

Никаких чипов, никакой биометрии.

Простое, честное железо, которое делает дырки в людях, пока ты кормишь его свинцом.

Энцо дернул заевшую молнию. Внутри, в промасленной ветоши, лежали они: тяжелый револьвер с шестидюймовым стволом, пара пистолетов, помповый дробовик и россыпь патронов.

Генератор вернулся к жизни, и бар снова озарился светом – дрожащим и тусклым.

София стояла у лестницы, скрестив руки. Поднимаясь назад, Энцо с глухим стуком бросил сумку возле её ног.

– Долго молчать собиралась?

Она лишь повела плечом.

– Ты не спрашивал.

Женщины…

Металл холодно блеснул, громоздясь на столе.

Картина – хоть на обложку. Двое в разгромленном баре, окружённые призраками, готовятся продолжить концерт.

– Если… когда они вернутся, – начал Энцо, переворачивая стол с видом прирождённого стратега, – скорее всего, попробуют взорвать щит.

Он посмотрел на Софию. Та молча наблюдала.

– Займу позицию за стойкой, – продолжил он "лекцию", будто читал по инструкции. – На тебе… – он кивнул наверх, – второй этаж. Сквозь перила будет отличный обзор.

Он ждал упрека. Сарказма. Грасс лишь коротко кивнула.

Слова здесь излишни, чумба.

Пока недогерой заряжал арсенал и проверял затворы, София исчезла за стойкой. Звякнуло стекло. Она вернулась с двумя пыльными бутылками абсента и поставила их на стол, рядом с пушками.

Энцо поднял бровь:

– Серьезно? Сейчас?

Она открутила крышку. По бару поплыл резкий запах «отравы».

– С тобой, – сказала она, глядя на бутылку, – на трезвую голову сидеть невозможно. Ни тогда, ни сейчас.

Сделала судорожный глоток, закашлялась и протянула бутылку ему.

Пережить такое дерьмо на трезвую голову – удел святых или идиотов. Святых в этом баре не наблюдалось…

«Яд» потек по венам, выжигая страх и напряжение. На их место пришла вязкая усталость.

Обоих пробило на воспоминания:

– Помнишь день, когда старик разрешил встать за стойку? – вдруг спросил Энцо, пялясь в пустоту. Голос прозвучал почти по-человечески.

София хмыкнула.

– Сунул мне в руки шейкер и сказал: «Выжить в этом городе можно, только если знаешь, “Кровавую Мэри”» в лицо. Я тогда вместо табаско влила гренадин…

Энцо издал рваный смешок. Первый за этот бесконечный день.

– Тот сноб чуть коньки не отбросил. Грасс вышвырнул его наружу и сказал, что гордится тобой.

– А потом заставил драить полы, – добавила она, и на ее губах мелькнула улыбка. Она плеснула себе еще. – Как пытался «апгрейдить» Seeburg, помнишь?

– О, да. Впаял в него какой-то пиратский чип. В итоге эта развалюха день без остановки орала одну и ту же песню про ковбоев, пока старик не решил проблему. Вот этим инструментом, – Энцо ткнул в «Реммингтон».

Затем они замолчали. Просто утонули в этом теплом ностальгическом болоте.

Уже забыли, в каком дерьме находитесь? Ладно. Делайте что хотите…

– Я так и не понял, что ты нашла в этом Альфонсо?

– Мивино?

– Вы с ним… после того как я ушел…

– Нет. Все закончилось на заднем дворе. Когда ты решил, что имеешь право ломать ему челюсть за то, что он на меня посмотрел. Вы же вроде как не разлей вода были.

Энцо начал сметать пыль со стола.

– Друзья так не…

– М?

– Неважно… – он отвернулся.

София посмотрела на него недоумевающим взглядом, а затем загадочно улыбнулась.

Так, стоп… Этой сладкой парочки что, никогда не было? Твою мать…

– А та доставка для «Эль Койот»? – Ее голос прозвучал непривычно мягко.

– Грасс дал пикап и велел отвезти ящики в Буэно. Сказал, нигде не останавливаться. А я услышал по радио, что с космопорта запускают шаттл на «Серебряный холм».

– Бросили пикап в какой-то подворотне и забрались на крышу самого высокого здания вокруг, – продолжила она его рассказ. Голос стал тише. – Мы сидели там, пили паленую текилу и смотрели, как огненная стрела уходит в небо. Лучший вечер в жизни…

– Так почему… старик сказал отвезти другу паленую текилу? – от смущения Энцо попытался сменить тему.

Только подруга была уже по уши была в сопливых флешбеках.

– Тогда, ты тоже был счастлив… но… смотрел не на гребаный шаттл… Ты уже был там. Душой и мыслями… уже тогда, – сказала она, и тепло резко ушло. – А мне нравилась… наша пыльная крыша и эта текила…

Энцо допил бокал, чувствуя, как алкоголь смешивается с горечью.

– Что ж… я снова здесь… Уже никуда не убегу…

Посмотрел Софии в глаза. Попытался пробиться через стену старых обид.

– Если… если появится шанс, пожалуйста, пойдем со мной. Не держись за призраков. Скоро волна и их смоет. Ну же…

Какой же ты гонк, Энцо. Какой же ты слепой, отчаянный гонк.

Она медленно покачала головой.

– Моя жизнь здесь… и смерть, видимо, тоже… – в ее словах не было сомнения.

Энцо откинулся на спинку стула и протяжно выдохнул.

– И на что я… – пробормотал себе под нос. – Чему удивляться… старик был таким же. Яблоко от яблони, так? Прямо в тонущую землю…

Когда обратный отсчет уже идет, даже самые конченые начинают искать смысл. Цепляться за прошлое, потому что будущего не будет. Жалкое, предсказуемое дерьмо. Но иногда… если присмотреться, в этом дерьме можно разглядеть что-то вроде… искры.

Наконец он оторвал зенки от упрямой подруги и уставился на сталь. Всю свою никчемную жизнь он видел эти щиты, но только сейчас до его башки дошло: это был не просто забор от мародеров.

Это был, мать его, бункер.

– Никто не верил, что Мидсайд может смыть. А он готовился… Грасс… он что-то знал?

София посмотрела на барную стойку, будто там до сих пор стоял ее папаша с дробовиком.

– Просто видел людей насковзь, – отрезала она. – Знал, что корпораты будут врать до последнего, банды – резать друг друга, а Новая Италия – включит сирену, когда будет поздно.

«Однажды пиджаки доиграются, и единственным, что поможет спастись – крепкое плечо и толстая сталь между тобой и миром», – процитировала своего старика София. – Он не знал, ЧТО случится. Только понял, что без этого не обойдется…

Старый параноик всегда оказывается прав. Классика жанра.

Она "опрокинула" остатки абсента и тут же задергалась: под столом нога стала выбивать какой-то рваный ритм.

– Ну что, герой? – протянула она, криво поклонившись. – Потанцуешь с утопленницей?

– Грасс, сейчас тут даже радио не ловит.

На секунду она осеклась. Затем рванула на второй этаж по лестнице, чуть не сломав себе шею. Грохот. Энцо, сгребая в сумку половину пушек, поплёлся за ней.

Второй этаж напоминал побитый временем придорожный мотель, где в углу, под горой хлама… стоял допотопный музыкальный автомат.

– Это он?! – удивлённо крикнул пьяница по имени Энцо.

– Нашла похожий… у антикварщика… – она ковыряла автомат, пытаясь впихнуть в него пластинку. – Как эта хрень работает?

Энцо заржал.

– Ни разу не запускала? А зачем брала?

– Просто помоги, – стыдливо бросила она, а потом прошептала себе под нос: – На всякий случай…

– Отойди. – Одним движением он зарядил автомат. – Ну, что тут есть?

Пацан хотел выбрать трек, но София оттолкнула его своей тощей фигурой. Пьяное нажатие, и… по ушам ударили латиноамериканские мотивы. Старая, как мир, мелодия.

Подруга ритмично пошагала к нему.

– Как давно это было… – она хитро прищурилась. – Ресторанчик «Пино» в верхнем районе.

Такое не забывается: усатые мексиканцы, играющие так, будто завтра их всех расстреляют. То есть – с душой.

– Та самая мелодия, – прошептала она.

Музыка пошла не только из динамиков. Она звучала из памяти.

Энцо взял ее руку, положил свою ей на талию. Она обвила его шею.

Посреди ада, под аккомпанемент капающей воды, два мешка с костями начали свой танец – пьяный и неуклюжий…

– Неплохо для столичного пса, – прошептала она ему в плечо.

– Бар-леди тренировалась с нашего последнего танца?

– Это у меня в крови.

На пару минут в тусклой гробнице снова запахло жизнью.

– Знаешь, – сказал он после паузы, – с тех пор, как я ушел, не было ни дня, чтобы я о тебе не думал.

– Врешь.

Ритм ускорился, заставляя парочку перебирать поршнями быстрее.

– Серьезно. Каждый раз, когда видел, как… очередной идеалист превращается в корпоративную мразь, думал, что ты бы сейчас мне в лицо плюнула. И была бы права.

Она подняла голову. На лице – смесь слез и абсента.

– А я… проклинала себя за то, что… ждала…

Рваный ритм заевшей пластинки, стук их сердец и шум генератора.

Романтика на грани.

Танец становился все интимнее. С каждым "пируэтом" – парочка прижималась ближе, будто хотели врасти в друг друга, как гребаные корни. Ее рука коснулась ухоженной щетины Энцо. Его – отодвинула серебряные волосы, чтобы не закрывали ее чувственный взгляд.

Порой, даже такая холодная сука, как судьба, – дает второй шанс. Для этих двоих – он определенно последний. Ну, что теперь, герой? Бежать некуда…

Их первый поцелуй… Поцелуй двух людей, которые знают, что это их последняя сигарета перед Армагеддоном. Он был голодным, со вкусом абсента и отчаяния лет, слитых в унитаз.

Руки крепко сжали ее талию, будто он боялся, что девчонку вот-вот смоет волной. Поднял её на руки, смахнув с пути журнальный столик. Грохот разбитого стекла потонул в их тяжёлом дыхании. Одежда полетела в стороны. Они срывали её друг с друга: мокрая куртка, рубашка, ремни.

В полумраке бара их тела сплелись, словно оголённые провода. Каждый стон, каждый рваный выдох – плевок в лицо смерти. Они пытались доказать друг другу и этому грёбаному гробу, что они – всё ещё живы.

Пятьдесят оттенков, дамы и господа!

Глава 8. Коронация

Ладно, руки на стол. Возвращаемся к Carne.

Ангар гудел, как рой саранчи на окраине Талбо. Какой-то зоркий глаз на воротах заорал: «Едут!» Толпа зашлась в радостном реве. Казалось вечеринка будет вечной, но…

Скрежет металла о ржавчину – и ворота снова поползли в стороны, впуская прибывших. Агрессивный дарксинт, долбивший по стенам, как-то сразу сдулся.

В проеме показался Нико с лицом белым, как пенопласт, затем Носорог, похожий на штормовую тучу, готовую пролиться кровью. Пустые руки. Пустые глаза. Следом въехали еще два байка…

Бездыханные тела на них качались, как марионетки с обрезанной нитью.

– Твою мать… – послышалось в толпе.

С ящика, где обычно полировала свою перламутровую пушку, соскочила Рыжая. Проталкиваясь сквозь застывшие туши, она еще не видела всей картины.

– Мясник, твой ответ… – начала она, но слова завязли в воздухе.

Эта четверка могла закатать в асфальт любого, разве нет? Они же просто поехали за бухлом…

Она отпихнула последнюю спину и замерла. Змей и…

– Альдо… – голос сорвался, превратился в хрип.

Рывок – и она уже у его байка. Вцепилась в куртку и начала трясти, будто это поможет…

Увидела в его груди кровавое месиво, и в глазах этой маньячки, впервые в жизни, прорезалось отчаяние.

– Очнись, ублюдок! Это не смешно! Как ты мог…

Мясник из Меццомаре. Очередной уличный самурай, который думал, что бессмертный. Они все так думают, пока кишки не упадут на тротуар.

Из толпы шагнул Винс.

Механическая рука, шрам через всю рожу – карта войн, о которых эти дети даже не слышали.

Видел достаточно дерьма, чтобы оно перестало удивлять, но не переставало ранить.

– Парень мертв, оставь его, – голос как из сломанного динамика. – Судя по дыре, работали либо R12, может, «Винчестер».

Рыжую трясло. Горе, ярость… стандартный коктейль для проигравших.

– Заткнись, старый хер! – взвизгнула она, но тело отпустила.

– Кто-нибудь объяснит, что за п**дец?! – заорал какой-то безымянный гонк.

Взгляды, как по команде, впились в Носорога. Гора мяса и хрома стояла, уставившись в бетонный пол. Плечи ходили ходуном.

Внезапная пощечина стальными когтями привела громилу в чувства. Из порезов потекла кровь.

– Ты должен был сдохнуть вместо него! Это твоя работа, кусок дерьма! Где ты был?!

Носорог молча сжал кулаки, развернулся и с ревом впечатал кулачище в металлическую опору. Сталь прогнулась. Еще удар. И еще.

Вот это по-нашему. Башка не варит? Врубай кулаки. Очень продуктивно.

Тут из толпы вылез коренастый тип с татухами на бритой башке – Чоппер, местный механик.

– Стоп, погодь, – протянул он. – Кто мог завалить нашего Альдо? Альдо, который, б**ть, голыми руками Амальгаму рубил?

(Амальгама – убийцы кочевники. Ездили по остаткам Европы до тех пор, пока с Carne не встретились).

– Завали! Щас старшие разберутся, – крикнули из толпы.

– А я кто, пыль из-под ногтя?! – огрызнулся Чоппер.

Винс пальнул в потолок, призывая к тишине.

– Хватит срать друг другу в уши. – Он посмотрел на Нико. – Мелкий, что там было?

Соня в два шага оказалась рядом. Схватила за шкирку, приподняла над полом. Хромированные когти впились в ткань.

– Говори, какая тварь это сделала?! Или я твой вокодер через задницу вытащу!

– Их было… сука… всего двое! Ублюдок из СЭР с «Проксима» и какая-то… девчонка с дробовиком!

– Двое?! ДВОЕ?! КАК ВЫ, СУКА, МОГЛИ..! – рявкнула Рыжая.

Отпустила мелкого и резанула титановыми когтями по бетону.

– Он опять полез напролом! Как всегда! Я просил его остыть! Но этот пьяный ублюдок увидел танк и пошел на него с ножом! И теперь он, сука, мертв! Почему?! Почему он был так уверен… – Нико пытался сдержать слезы.

Успокоившись, он сделал глубокий вдох. В глазах появилось ледяное спокойствие, как он и обещал брату. Прошел мимо Рыжей, сквозь недоумевающую толпу, и запрыгнул на грузовые ящики. Жест рукой – на тела.

– Да, он вечно втаптывал меня в грязь, но… перед «Сиреной» сказал мне… Сказал, что по кусочкам собрал нас в Carne – падших и отверженных. Еще не до конца врубаюсь, что он имел в виду… но думаю, здесь у каждого долг перед Мясником… НАШ долг! Мы обязаны заставить их пожалеть! И мы заставим… Есть план…