Время ведьм

– Правда?– с надеждой уточнил Заславский.

– Правда,– сказал я,– только ты сегодня нажрись снотворного и постарайся выспаться, а то у тебя самого вид, как у преследующего тебя прораба, краше в гроб кладут.

– Я постараюсь!– закивал Слава.– Значит завтра в десять на объекте?

– Лучше в одиннадцать,– вспомнил я, что Янку раньше, даже пушкой не разбудить.

– Неприменно буду. Спасибо!– Заславский пожал мою ладонь, а я мельком глянул на настенные часы, закрывая за ним дверь. Половина третьего…Светка меня убьет!

На супружеской кровати гневно пыхтела жена. Света она везде выключила, так что пришлось доибраться до своей половины впотьмах. Одеяло мое было откинуто в сторону, а сама Светлана была повернута ко мне спиной, но по ее неровному дыханию, я понял, что она не спит, ждет меня.

– Зай…

– Дворкин, ты что кабинет психологической помощи?– ворчливым голосом уточнила она.

– Малыш, прости меня, у него действительно неприятности, это связано с нашим с Янкой расследованием…

– Мне от этого не легче.

– Светик… зайка… лапуля…– я попытался обнять жену, но она резко отстранилась, повернулась ко мне, поцеловав меня в нос.

– У тебя был шанс, но ты предпочел спасать мир, а теперь спать, иначе завтра я уже не встану его спасать на дежурстве.

Улыбнувшись, я моментально уснул крепко и без сновидений под мерное дыхание моей супруги.

ГЛАВА 15

Мишка, как всегда немного неуклюже по своему обычаю топтался на автобусной остановке, задумчиво ковыряя носком ботинка слежавший снег под ногами. Эльвира Олеговна укутала его, как будто на улице были семидесятиградусные морозы, потому он напоминал спленутого медвежонка, который неведомо как оказался посреди многолюдного Харькова. Он изредка посматривал в сторону проспекта Льва Ландау, где мелькали в своей заполошной суете иномарки вперемешку с легендами отечественного автопрома, среди всего этого автомобильного великолепия выискивая лишь одну, которую так нетерпеливо ждал на остановке.

После нашего торжественного знакомства с пассией нашего подросшего сынишки. Эльвира Олеговна окончательно поверила в подростковую любовь и без всяких вопросов отпустила Мишку погулять с Миланой в центре города, с неприменным условием, что папа девочки нас вывезет, а потом оттуда же и заберет. Договорились на двенадцать дня, а вот теперь Мишка ждал по своему обыкновению опоздывавшую даму, переминаясь с ноги на ногу. Чувствуя, как ледяной холодок своими морозными щупальцами пробирается в ботинки.

Наконец, замешкавшись на повороте на Халтурина, показался вызывающе розовый, особенно ярко выделяющийся на снегу маленький опелек. Он отчаянно перебирал крохотными колесиками, пытаясь вырваться из намешанной посреди дороги снежной каши, натужно ревя малолитражным движком. На полукруглом бампере, украшенном лупатыми фарами гордо висели криво прикрученные номера евросоюза.

– Миланка…– прошептал довольно Мишка, выпуская изо рта облако пара.

Опелек натужно рыча заехал на обочину подле сына, вскарабкавшись на глубокий сугроб. Стеклоподъемник медленно поехал вниз, а за тонированным стеклом показалась довольная физиономия колдуньи.

– Приветики!– поздоровалась она. Дверь автомобиля распахнулась. Мишка неловко залез в небольшой узкий салон, и только сейчас заметил, что на водительском сидении пусто. Милана смущенно улыбнулась и чмокнула сына в щеку. От чего его бледные щеки по-детски порозовели. Он смутилс яи опустил глаза вниз.

– Я думал,что ты будешь с отцом…– пробормотал он, не поднимая глаз на девочку-колдунью. Его кожа в месте поцелуя горела огнем, его еще никогда так не целовали…Так, чтобы голова кругом!

– У папы кое-какие дела образовались, пришлось воспользоваться своим способностями,– объяснила Милана, хитро улыбнувшись. Ведь Мишка впервые видел, чтоб она при нем колдовала. Ключи в замке вдруг сами собой повернулись. Двигатель сыто заурчал на холостых оборотах. А потом рычаг переключения скоростей дернулся резко вперед и они поехали. Глаза сына удивленно расширились при виде того, как пустое место лихо управляется с интенсивным харьковским движением. Руль крутился из стороны в сторону, объезжая попавшиеся на дороге препятствия. При этом, кажется, делал это в такт полившийся из динамиков лирической музыки.

– Круто…– прошептал Мишка, наблюдая, как педаль газа и сцепления то вжимаются сами собой в пол, то возвращаются в обратное положение.– А если полиция?

– Мишка, ну какой ты наивный!– рассмеялась Милана. – Неужели ты думаешь, что я этого не предусмотрела. Взгляни-ка на водительское сидение обычным зрением.

Сын напрягся, стараясь отключить свой проницательный взор, позволяющий видеть ему, как и мне, другие реальности и прорывать завесу. На сидении сидел самый настоящий мистер Николас – вполне себе реальный Миланин папа и что-то лихое напевал себе под нос. Морок был настолько реальным, что Мишка даже заметил, как на лбу у фантома выступила капелька пота. В машине было жарко, зря Эльвира Олеговна старалась, напяливая на внука три свитера и теплую байковую рубашку.

– Пустое сидение видишь только ты, а папу все остальные!– победно улыбнулась Милана.

– А кто тогда рулит…– не понял Мишка, нахмурившись.

– Не парься! Я заколдовала этот БТР еще, когда мне было пять лет! С тех пор он меня никогда не подводил.

Парню от этих слов легче не стало, и он попытался перевести разговор в другое русло.

– Куда поедем гулять?– спросил мальчишка, покусывая нижнюю губу. Уж такая у него была вредная привычка, когда он волновался, а волновался он часто, потому и губы были искусаны почти до мяса.

– У меня замечательная идея, как совместить приятное с полезным,– загадочно проговорила Милана, подсаживаясь поближе к Мишке, который неожиданно ощутил теплоту молодого крепкого тела, аромат легкого еле заметного парфюма и жар прижавшегося к его руке округлого бедра.

– Ка-какая и…идея?– стал слегка заикаться от волнения он. Голова закружилась. Дыхание участилось, а сердце казалось было готово выпрыгнуть из груди.

– Видишь ли, мой дорогой,– сладким голосом зашептала девчонка-колдунья, снизив его до шепота,– ты же знаешь кто я? Я волшебница, чародейка и меня, как колдунью связывают с нашим…ээ…сообществом определенные обязательства и традиции. Так каждый год мы проводим нечто вроде праздника…

– Шабаш,– догадливо кивнул Мишка, глядя, как за тонированным окном проплывают витрины дорогих магазинов Сумской.

– Люди его называют так…Обычные люди,– пояснила Милана.

– Такие как я…– кивнул, насупившись Мишка.

– Мы называем это праздником полной луны, а ты…– она вдруг заглянула Мишке в глаза, и парень ощутил, как ее острый внимательный взгляд пронизывает его насквозь, заглядывая в самые потаенные уголки души. От этого по пояснице побежали мурашки и стекла холодная струйка холодного пота. Впервые за всю историю их отношений, Миша понял, что Милана не простая девочка, ох какая непростая.– Ты необычный человек!

– И в чем же моя необычность?– насторожился сын.

– Ты хранитель Книги Судеб, ты можешь порвать завесу между мирами, ты сильнее, чем любой человек планеты! У тебя дар…– с придыханием добавила она, а опель расстерянно вильнул на дороге, будто потерявши управление. Позади надрывно взвизгнул клаксон. Кто-то заорал, а из проезжающей мимо машины прокричали что-то обидное пустому сидению. Мишка смутился. Его так давно не хвалили.

– Да, что во мне такого…

– Тсс!– Милана прижала к его искусанным губам свой розовый тоненький пальчик.– Ничего не говори.

Автомобиль резко набрал скорость и, игнорируя правила дорожного движения, помчался вперед, ловко лаврируя между скопившимися транспортными средствами харьковчан. Картинка за стеклом слилась в одну сплошную мазню из коричневого, белого и черных оттенков, щедро разбавленных холодным зимним солнцем. Мелькали остановки, мимолетные прохожие, машины и автобусы, но все это казалось было невыносимо далеко, в каком-то другом мире, в какой-то параллельной реальности, а здесь и сейчас были только они, запертые в малолитражке, словно в непрочной скорлупе, летящей в просторах космоса.

Губы Миланы, такие прохладные, чуть полноватые, но такие нежные, будто лепестки роз коснулись Мишкиной щеки. Он замер и густо покраснел, не зная, что делать дальше, а потом неожиданно для себя поцеловал Милану в щеку в ответ. Сердце его перестало биться от собственной наглости, дыхание задержалось. Он не мог выдавить из себя ни слова. Мир перевернулся вокруг него, вдруг стал ярче, насыщеннее и даже грязная дорога с мокрыми серыми кучами снега вдруг превратилась в подобие длинной лестницы, ведущей куда-то в облако, в космос, где были только они вдвоем.

Милана хитро улыбнулась и легонько отстранилась. Мишка и не заметил, как они приехали куд-то в центр. Опель давно заглушил свой двигатель, примостившись с правой стороны непочищенного тротуара. Вокруг броидил одинокие прохожие, пели птицы, пошел крупный пушистый снег, а в сердце сына расцветала весна.

– Где мы?– выдавил из себя Миша,осматриваясь по сторонам сквозь наглухо тоннированное окно.

– Я решила тебе сегодня провести небольшую экскурсию!– объявила Милана,открывая двери автомобиля, вытаскивая следом за собой расстерянного мальчишку. От прикосновения ее теплых ладоней, сын вздрогнул, улыбнулся в ответ и вышел. Снег, как по команде прекратился, только на длинных светлых ресницах Миланы блестели нестаявшие пушистые слезинки, от вида которых он испытал приступ сумасшедшей нежности и еле подавил в себе желание расцеловать ее прямо на улице.

– Где мы?– повторил он, собравшись с мыслями и оглядевшись по сторонам.– Я никогда не был вэтой части Харькова…

– Это центр…Вон там Пушкинская, до нее минут пять ходьбы,– пояснила Милана, показав куда-то себе за спину.

– А это…– парень указал на строительный объект, огороженный забором, за которым высилось высокое здание, обросшее лесами. В глубине двора виднелся синий вагончик, возле которого суетились люди в ярко желтой спецодежде.

– Это объект нашей экскурсии,– Милана решительно шагнула к забору, подведя Мишку к большому плакату, на котором красивыми буквами с затейливыми завитушками было написано, что это объект ЮНЕСКО, известный под названием “Крыша мира”, построен в 1910 году голландским архитектором Тервеном, в народе прозванным “бутусов дома”. Так же, ниже указывалось, что реконструкцией данного объекта занимается компания “Стройсервис” во главе с В.С. Заславским.

– Дядя Слава…– прошептал Миша, прочитав информационный стенд.

– Ты его знаешь?– удивленно подняла брови Милана.

– Это знакомый моего отца…

– Хорошие у твоего отца знакомые,– похвалила его девчонка,– я читала в интернете, что отсюда открывается прекрасный вид на город, что с самого последнего этажа видна каждая улочка Харькова…– мечтательно произнесла ведьма, поглядывая искоса на Мишку.

– Там опасно!– заметил он.– Да и не пустит нас туда никто,– сын кивнул в сторону людей в строительной робе, суетящихся во дворе.

– Неужели ради того, чтобы совершить что-то безумное надо спрашивать разрешение…– в пустоту произнесла колуднья, отведя взгляд.

– Милан…– начал было Мишка, чувствуя, как девочка стала немного грустной. Очарование первого поцелуя схлынуло, оставив после себя горькое послевкусие.

Колдунья отвернулась, рассматривая “крышу мира”, которая явно не внушала доверия Мишке. Он привык поступать правильно, не нарушая запреты родителей и взрослых, а предложение Миланы явно было из этого разряда. Он предполагал, что вся эта авантюра может обернуться для обоих неприятностями, но желание сделать девочке, которая его поцеловала, превысила голос разума, робко пытавшегося возвать к своему хозяину.

– Милана, – он аккуратно тронул ее за рукав пуховика.

– Поехали обратно?– грустно улыбнулась девочка, а опель призывно подмигнул им круглыми фарами.

– Постой…Думаю, если мы один разочек сфотографируемся на одном из этажей, то ничего страшного не произойдет…– пробормотал сын, стыдливо пряча глаза.

Волшебница просветлела лицом. Приветливо улыбнулась ему и схватила за влажную теплую ладонь. Потащила его куда-то в сторону забора, где через несколько десятков метров Миша обнаружил плохо прикрученный лист профильного железа.

– Нам сюда!– шепотом сообщила девушка, отодвигая железо в сторону, пропуская вперед Мишу. Все это очень напоминало забавное приключение. Сердце от притока адреналина заработало сильней. Парень помог девушке-колуднье пробраться на территорию.

Они оказались в стороне от строительного вагончика и людей в оранжевых касках, суетящихся возле крыльца. Увлекаемый Миланой Миша пробрался через высокие сугробы, нырнул в какой-то узкий каменный провал, ведущий в подвальное помещение “крыши мира”.

В полумраке виднлись стены с осыпавшейся штукатуркой. Какие-то гнилые полки на металлических стеллажах и полуразвалившиеся бочки, видимо из-под вина, потому как вместе с затхлым запахом подземелий в нос Мишке ударило чем-то пряным, забродившим. Видимо, бочки, впитали за столь долгое время продукта, который в них хранился, хоть само вино и высохло давно.

– Очень много лет назад здесь случился пожар,– поймав удивленный взгляд Миши, когда они вышли на первый этаж, пояснила Милана с какой-то одной ей известной грустью.

– Вид довольно непрезентабельный…– согласился сын, рассматривая стену, исписанную их предшественниками, такими же молодыми людьми, которые разными красками оставили после себя множества автографов, вроде таких как: “Здесь был я”, “Маша – дура” и подобных этим.

Милана бродила среди этих всех запыленных колонн и широких коридоров, как зачарованная, еле касаясь красной от холода ладонью прохладных пыльных стен, хранивших в себе память прошедшего столетия.

– Кажется, мы хотели сфотографироваться…– прошептал Миша, пытаясь отвлечь девочку от созерцания осколков прошлого.

– Конечно, Миш, пойдем наверх,– колдунья, будто бы очнулась, глаза ее просветлели, а меланхоличная спелена расстворилась в их голубизне, как в мировом океане.

Взявшись за руки, они взбежали по потрескавшимся ступенькам наверх, прыгая через одну. Сын чародейке что-то рассказывал, волнуясь, а от того, становясь все более и более многословным. Только Милана механически улыбалась на его слова, все ее мысли и чувства были заняты предстоящим освобождением из междумирья Ковена Ведьм во главе с Алаидой и ярким, будто вспышка воспоминанием, захватившим ее при виде этого старого особняка. Когда она его посещала последний раз? Когда пыталась попробывать? Да…кажется это был сорок третий год, именно в тот день она навсегда избавилась и от Дворкина, отомстила сразу за все и за всех …Это была такая же морозная и снежная зима третьего года войны. Яркой вспышкой, полным чувств воспоминанием мелькнуло перед ее глазами та самая картинка из жизни, произошедшая больше семидесяти лет назад. Она стояла возле входа в подвал, точно так же кутаясь в длинный шарф, только не китайский пуховик был на ней с известного в Харькове рынка Барабашова, а мундир гитлерюгенда.

ГЛАВА 16

1943 год

Харьков

– Ты хоть понимаешь кто она?– Петр Дворкин раздраженно бросил папку с донесениями агентов на стол перед командиром действующей в оккупированном немцами Харькове комсомольской ячейки. Он закурил, выпустив облако густого плотного сизого дыма полусырой махры. В подвале сразу стало неуютно дышать. Недавно переболевший пневмонией председатель комсомола товарищ Петров немедленно закашлялся. Накинутая на плечи потертая телогрейка соскользнула на пол, обнажив перемотанную бинтами руку, навылет простреленную немцами после последнего “экса”, когда под Чугуевым пустили под откос целый состав с бронемашинами.

– Петр Васильевич, – начал комсорг спокойно, слегка откашлявшись,– партия понимает, что для вас это дело попахивает личными мотивами, и вы никак не можете простить себе ту самую неудачу в семнадцатом, но прошу вас, не надо смешивать личное и служебное. Никаких данных о гражданке Милане Лесс кроме того, что она состоит в фашисткой организации “Гитлерюгенд”, нет.

– Какие данные еще нужны?!– взревел Дворкин, со всего маху стукнув кулаком по дощатому столу.– Мои глаза сами ее видели возле канцелярии Паулюса. Са-ми!– по слогам повторил Петр, оперевшись на стол обеими руками и нависнув над комсоргом Петровым.– Она была вместе с этим крючкотвором Рудольфом Лессом! Учетчиком увезенных Гитлером ценностей! Она держала его за руку, будто маленькая девочка, Вася, а ей на тот момент должно быть лет тридцать пять– тридцать семь! Но она осталась точно такой же маленькой и беззащитной, какой я ее вынес из горящего “бутусова дома”. Мы думали, что сожгли осиное гнездо, но оказалось, что матка-то уцелела. Слышишь, Вася?! Уцелела! Мало того…Она пришла вместе с новым роем, чтобы отобрать то, что мы с таким трудом построили за все эти годы!

– Не рви душу, Петь,– уже спокойным голосом произнес товарищ Петров. Отмахиваясь от сизого тумана, клубящегося у его лица. Самокрутка Дворкина уже давно потухла, только дым никак не хотел рассеиваться,– сам говоришь, что этой Милане должно быть уже под сорок! Где она столько времени была? Почему почти за двадцать шесть лет ни одного проявления магии, ни одного всплеска?

– Да потому что по норам они все сидели!– закричал Дворкин.– По норам! Куда мы своей инквизицией их и загнали, тварей колдовских! А теперь чуют, что не наша сила, так и прут со всех щелей…И будь уверен, Вася, что это лишь первая ласточка, первый птенчик, который не зря залетел в это гнездышко…Скоро к тебе, в твой город на огонек заглянет и сама Алаида Шпиц,– злым шепотом проговорил Дворкин своему товарищу.

– Свят свят!– ненароком перекрестился Петров.

– И тогда, когда она с товарками своими вернется, то тебе немцы роднее братьев станут… Уж я-то ее знаю, хорошо изучил пока охотился на эту мразь изворотливую! Она уж отомстит, небо с овчинку покажется!

– Хватит мне тут разводит антисоветчину!– вскипел молодой партработник, вскочив со своего места и поправив длинную прядь чуба, сбившуюся на порозовевшие почти еще детские щеки.– Как самый старший партийный работник оставшийся в городе, я вам запрещаю охотиться на Милану Лесс без приказа высшего командования! Есть более значимые фигуры для Ставки, чем эта ваша девчонка, товарищ Дворкин.

– Не веришь мне…– грустно покивал головой Петр Васильевич, как-то сразу сникнув. – Думаешь старик тебя подставить хочет? Обмануть?

– Зачем вы так, Петр Васильевич? – укоризненно на него посмотрел комсомолец.– Просто сейчас не время устраивать погоню за призраками прошлого…

– Ну ясно…Значит не дашь мне отряд?

– Может дивизию вам попросить из Ставки, чтобы вы убедились, что Милана Лесс всего лишь обычная немецкая девочка подросток с замороченнной головой, а не коварная колдунья из семнадцатого года?– съехидничал Петров.

– Не дашь…– уныло кивнул Дворкин, блеснув гневным взглядом из-под седых косматых бровей. – И черт с тобой! Сам разберусь!

Дворкин резко развернулся на пятках и рванул к двери, впуская клубы холода в жарко натопленный подвал. Ему вслед донесся отчаянный крик товарища Петрова:

– Куда?! Дворкин! Стоять!

Но Петр его уже не услышал. Быстрыми шагами, удивительными для такого человека предпенсионного возраста, он взлетел на первый этаж, мимоходом кивнув часовому, проскользнул в узкий кирпичный лаз в стене и шмыгнул на улицу, которая уже почти скрылась в потемках позднего морозного вечера.

Снег приветливо захрустел под ногами так громко, что заставил мужчину испугатьсясобственных шагов. Он обернулся по сторонам и, стараясь держаться тени домов, побежал вперед по улице.

Сердце бешено стучало в ушах, отбивая сумасшедший ритм. Дворкин на ходу отметил для себя, что организм постарел и далеко не молод, уже не так оперативно отвечает на команды мозга и надо быть осторожней. Он чувствовал нутром, что Милана Лесс – очень опасна, что ни пистолет с сербрянными пулями, ни его молниеносная реакция, может его не спасти, но долг и ненависть ко всем ведьмам вселенной, ужасающая, всепоглащающая, грызущая нутро гнала его вперед, придавая сил. Только бы не встретить патруль…Подумал он, как из-за угла прямо ему навстречу вывалилась парочка выпивших солдат в форме вермахта. Один из них что-то играл на губной гармошке, второй тихо подпевал, улыбаясь во весь рот своей белозубой улыбки.

Они его тоже заметили. Бежать назад было поздно. На плечах солдатиков висели вполне себе огнестрельные шмайснеры, которыми по бегущей мишени стрелять одно удовольствие. Дворкин облизал пересохшие губы и медленно пошел им навстречу, спрятав руку за пазуху, где хранился наградной револьвер.

Солдаты замерли на месте, пьяно улыбаясь, что не оставляло сомнений – они затеяли какую-то пакость и разойтись миром не удасться. Закурлыкали на своем наречии. Тот, что был с губной гармошкой показывал пальцем на Петра Васильевича, аккуратно приближающегося к ним.

– Аусвайс, швайне!– заорал второй, сдергивая с плеча автомат и передергивая затвор.

Петр замер, стараясь не делать резких движений, чтобы не спровоцировать гуляк на стрельбу.

– Какие документы, господа офицеры…– пробормотал он достаточно громко, чтобы его услышали.– Я у вас в комендатуре работаю…– он сделал шажок вперед, боромча что-то бессвязное.– И жинка у меня там! А сами мы из-под Изюма…Деревня Лопушки, знаете?

Между ними уже было метра полтора. Немцы изумленно переглядывались, не понимая, что говорит им эта русская свинья. Они ждали испуга, стремительного бега и развлечения охотой, но никак того, что рус сам пойдет им навстречу, что-то приговаривая.

– Лапьюшки?– изумленно повторил за Дворкиным тот, что подпевал губной гармошке.

– Лапьюшки…лапьюшки!– подтвердил Петр, глупо кивая. Он уже был на дистанции броска. Все продумал заранее, зная, что первым надо валить того с автоматом. На счет три…Сердце спокойно повела отсчет. В мозгу сработал стопор и тело рвануло вперед само собой.

Он даже ничего не смог понять, этот ариец, незнамо зачем пришедший на советскую землю. Одной рукой бывший инквизитор отвел автомат в сторону, а ребром ладони второй угодил прямо по поросшему жесткой светло-пшеничной щетиной кадыку. Раздался противный хруст ломаемой кости. Глаза немца закатились от боли, он кулем рухнул на засыпанную снегом брусчатку.

– Вилли!– воскликнул второй, пытаясь сорвать с плеча шмайснер. Отпущенный ремень цеплялся за погон, мешал сдернуть оружие. Это позволило Дворкину вытащит свое. Наградной револьвер два раза выплюнул смерть. Фашист нелепо схватился за грудь, рухнув в сугроб.

– Вот тебе и Вилли!– по-волчьи огляделся по сторонам Дворкин, делая контрольный в голову обоим.

– Хенде хох! – очередь в начале улицы прорезали ночную темень яркими автоматными вспышками.

– А вот это уже патруль!

Загавкала собака, хрипя на жестком поводке. Петр наугад, вскинув руку, выстрелил в темноту, бросившись со всех ног в близлижайшую подворотню. Позади слышались крики на немецком и выстрелы.

Если спустят пса, то ему не уйти, надо было срочно прятаться куда-то, но все ставни, все подъезды – все было закрыто. Голоса погони приближались. Дворкин впервые в жизни почувствовал себя так, как те за кем он всю жизнь устраивал охоту – загнанным в ловушку зверем.

Ноги сами его понесли вперед. Перед глазами белели сплошным пятном замерзшие сугробы, какие-то улицы, полуразрушенные дома, подворотни, скверики…Он бежал куда глаза глядят, не видя вокруг себя ничего. Дыхание сбилось, он споткнулся, полетел лицом вниз, пропахав в снегу широкую борозду, вскочил на ноги, не подумав отряхнуться. Голоса стихли, но звонкий лай кружил где-то неподалеку. Сил бежать больше не было. Дворкин непонимающе огляделся по сторонам и с удивлением обнаружил, что по прихоти судьбы оказался прямо перед “крышей мира” или, как его еще называли в народе, “бутусовым домом”, где когда-то не сумел выловить Ковен самых опасных ведьм планеты.

– Это судьба, товарищ Дворкин,– пробормотал он сам себе, шмыгая в темный пролом в стене возле главного входа. Он, как сейчас помнил широкие ступени, огромный подвал – целый этаж, спрятанный под землей, где его долго могут искать, если не пустят собаку.

Фух…Он привалился к промерзшей, покрытой толстым слоем инея стены спиной и выдохнул, кое-как уняв бешено бьющееся сердце. Теперь он не слышал и не видел того, что происходит на улице, зато был в относительной безопасности. Вряд ли немцы догадаются, что он решился прятаться прямо под носом их комендатуры.

– …И сегодня тебе предстоит великая честь вернуть этих достойных людей из междумирья, мой дорогой!– звонкий голос и тихий шорох шагов раздались у Дворкина над головой. Он замер, стараясь не дышать, ловя каждую брошенную фразу.– Мир изменится сегодня и в этом изменившимся мире роль семьи Кононенко будет отнюдь не последняя…

– Алаида меня отблагодарит?

– По-царски, Михаил Андреевич, по-королевски!– Петр выглянул из-за угла, стараясь разглядеть неожиданных ночных посетителей “бутусова дома”, но их тени уже скрылись где-то на лестнице, ведущей в главный зал, в котором когда-то развернулась драма по поимке харьковского ковена ведьм.