Планета Тивит

– Зайдем?– голос Светки вырвал меня из липкого тумана моих мыслей. Я с удивлением обнаружил, что мы стоим под нашим подъездом, а докуриваю сигарету.

– Да, конечно…

– Саш…

– Да, любимая?– встрепенулся я.

– Что теперь будет?

– Не знаю…– я легонько подтолкнул ее внутрь. пропуская вперед.– Не знаю…

Поднялись на второй этаж, открыв дверь своим ключом. Из кухни вышла хмурая Эльвира Олеговна. За эти несколько дней ей тоже основательно досталось. Хороши родители, повесили на шею старушке двоих детей и мир спасают!

– Дашку уложила. Сегодня немного капризничала, но потом успокоилась. Мишка вместе с Шушкиным Андрюхой отправился погулять. Максим ушел еще в семь, его срочно вызвали на работу. Красовская спит. Ей стало немного лучше к вечеру.

– Спасибо…– выдохнул я, рухнув на кресло, стоящее в прихожей.

– А у вас как?– поинтересовалась теща, вытирая мокрые руки о передник.

– Я расскажу сейчас. Пойдем на кухню,– Света, видя мое состояние потянула мать прочь, избавляя меня от ненужных вопросов.

Два варианта…Мертвый пес, искалеченный такси, стоял у меня перед глазами. Два варианта…либо пешеходы, либо безродная, непородистая собака. Выбор вроде бы прост…Таксист его сделал.

С трудом расшнуровал туфли и сбросил пальто. Тихонечко вошел в нашу со Светкой спальню, где в уголке стояла детская кроватка Дашки. Дочь сладко спала, улыбаясь чему-то своему во сне, причмокивая полненькими моими губками, раскидав ручки и ножки в сторону. Маленькое детское тельце пахло чем-то сладким, детством, нежностью…Стоит ли жизнь одной миллионов вот таких же, едва начавшихся?

Я аккуратно, стараясь не разбудить, вышел из спальни плотно притворив за собой дверь. В ванной шумела вода. Жена готовилась ко сну. Ей тоже было нелегко в эти дни. Она видела, как мучаюсь я и ничего не могла сделать. Стоит ли это все жизни одной? Два варианта…Либо пес, либо они…

Я вошел в полумрак комнаты Эльвиры Олеговны. Янка лежала на кровати, скупо освещаясь лунным светом, попадающим к нам через неплотно прикрытые шторы. такая же бледная, высохшая, как этот свет. Пес или они?

Дыхание подруги было болезненным и неровным. Темная сила, сосущая из нее жизнь, становилась все сильнее, ее аппетиты росли. Осталось четыре дня…Тивит или жизнь? Душа или вечное существование во тьме?

Я присел рядом, наблюдая за Красовской. Поникшие ее ресницы еле заметно дрогнули. Она открыла глаза и слегка улыбнулась, раздвинув с трудом пересохшие губы. Белки глаз ее потемнели, с ужасом я увидел в ее зрачках всепоглощающее адское пламя, еще только зарождающееся внутри подруги.

– Ты пришел меня убить?– спросила тихо она. Из ее глаз потекли слезы, но она держалась, как настоящий боец, прошедший со мной, рука об руку и огонь, и воду.

– Да…– промолвил я совершенно спокойно, поняв, что свой выбор сделал еще там, на перекрестке, увидев умирающего от переломов пса.

– Сделай это не больно, пожалуйста… – всхлипнула Янка, слабо шевельнувшись.– Я устала от этой боли, сидящей внутри меня.

– Конечно…Конечно, Яныч, тебе будет не больно…– я не смог сдержаться, тоже заплакал, проведя рукой по ее бледной впалой щеке, вытирая хрустальные слезинки, бегущие по некогда шелковистой коже.

– Прости меня, Дворкин…

– За что?

– За то, что заставила тебя выбирать,– улыбнулась горько Яна, отворачиваясь в сторону.

– Вся наша жизнь – это выбор! Между добром и злом! Между жизнью и смертью…

– Я не хочу быть злом!

– Ты не будешь, Яныч, обещаю…– я аккуратно вытянул из-под ее головы подушку, взяв ее двумя руками покрепче, опасаясь, что не смогу.– Прости…

Тихо звякнул телефон, заставив меня вздрогнуть. Я скосил глаза в сторону, увидев, что сообщение пришло от Максима.

– Посмотри,– кивнула на телефон Яна,– я не спешу на тот свет…

Настрой исчез полностью. Я отшвырнул в сторону подушку, со всего маху стукнув кулаком по бетонной стене. На костяшках лопнула кожа, оставляя кровяные следы на розовых обоях.

– С ума что ли сошел! Дашку разбудишь!– в дверь заглянула Эльвира Олеговна и строго погрозила мне пальцем.

– Извините…– я не мог, не хотел убивать Красовскую! Может быть был слаб, может быть был труслив, но не мог…Хотя и был в шаге от того, чтобы сотворить непоправимое. На экране моего смартфона красовалась красное, как у всех младенцев бывает, счастливое личико их с Максом ребенка.

"Проведал малыша…Покажи Яне, может это предаст ей немного сил! Мы обязательно победим!"

Обязательно победим…Какой же я идиот, если сдался и опустил руки! Конечно же мы победим! Или умрем, но в борьбе и все вместе…

– Это твой малыш…С ним все хорошо!– я протянул Красовской телефон с фото улыбающегося ребенка. Она взяла дрожащей рукой. Всхлипнула и разрыдалась, отвернувшись к стене, свернувшись калачиком. Ее ослабевшее тело вздрагивало в такт рыданиям, заставляя мое сердце рваться на части.

– Все будет хорошо…– я подобрал телефон, выпавший из ее ладоней, прочел сообщение дальше.

"Нашел четвертый маяк. Это без сомнений Салтовское водохранилище. С водой у нас тут больше ничего не связано! Утром выезжаем!"

Отлично! Хотя бы одну ночь я посплю, не ломая голову над тем, как найти место для следующего портала.

– Прости меня…– буркнул я, раздираемый эмоциями на части.– Прости, Яныч…

Подруга ничего не ответила. Она рыдала в подушку, чтобы не перебудить весь дом. А я хотел кричать от того ужаса, что чуть не натворил, убив человека.

– Прости…

Молча вышел из комнаты, плотно притворив за собой дверь. Рука саднила. На пути в ванную я наткнулся на внимательный взгляд Эльвиры Олеговны.

– Это что там сейчас было?– строго спросила она, кивая головой на разбитый кулак.

– Ничего…– отмахнулся я.– Просто нервы…

Теща понимающе покивала, удалившись на кухню. Ее режим дня с возрастом стал намного отличаться от нашего. Засыпала она в четыре, а просыпалась около десяти. Отчего было так, никто не знал, в том числе и Светка. Смыв кровь с рук, я отправился в спальню. Приглушенный ночник горел на тумбочке со стороны супруги. Я поймал ее испуганный взгляд на себе, но ничего не ответил, что-то объяснять и рассказывать не хотелось. Ни осталось сил что-то говорить. Я мог лишь только лечь рядом, ощутив ее ласковые объятия на своем теле и уснуть. мгновенно погрузившись в сон, словно выключили весь мир вокруг.

Ночь прошла спокойно и без сновидений. Кошмары мне не снились. Виной тому, наверное, была просто нечеловеческая усталость и напряжение последних нескольких дней. Только от звонка Максима я проснулся, когда рядом никого уже не было.

– Ты спишь что ли?– изумился муж Красовской на том конце провода.

– Уже нет…

– Собирайся, Дворкин! Сейчас погрузим Янку и на Салтов. Распечатывать четвертый маяк.

– Откуда такая уверенность, что он именно там?– пробурчал я, вставая с кровати. Посмотрел на себя в зеркало и не узнал. лицо отекло, под глазами круги. Я выглядел так, краше в гроб кладут.

– Я когда от вас уехал, двинулся на квартиру, чтобы забрать кое-какие вещи малыша и отвезти матери Красовской. Ну, и решил, избавиться от этих надписей на стенах, купил растворителя, содрал все обои. И под ними обнаружил любопытную надпись "Мама. Люблю. Салтов". Учитывая, что последний маяк, который мы открыли был про воду. Что еще может быть известнее в Харькове этого водохранилища?

– Ты прав,– согласился я.– Логика в этом кое-какая присутствует. Ты далеко?

– Уже подъезжаю…Заранее позвонил твоей теще и попросил Яну собрать.

– Спасибо…

– Не за что! – короткие гудки известили меня о том, что максим бросил трубку.

Так…Значит все решили без меня. Почувствовав нешуточное облегчение, я вышел из комнаты. Света пила на кухне кофе с тещей. У жены на коленках сидела Дарья, мгновенно протянувшая мне какую-то свою погремушку, намекая на то, что было бы неплохо наконец-то исполнить свой отцовской долг.

– Не сегодня, моя милая!– я поцеловал дочурку щечку, потом жену.– Доброе утро Эльвира Олеговна.

– И тебе того же зятек!– кивнула теща, наливая мне кофе.– Яна одета. Ей немного лучше. Так что сможет идти сама.

– Спасибо вам,– кивнул я,– а где Мишка?

– Мишка еще дрыхнет!– ворчливо сообщила мне теща.– Вчера приперся в три! Говорит провожали с Андрюхой каких-то знакомых девчонок с танцев, ну и заболтались.

– Вырос парень!– рассмеялся я.

Под окнами посигналили. Значит явился Макс. Пора было выдвигаться.

– Поможете мне ее спустить?– обратился я к своим дамам.

– Конечно…

Втроем, взяв под руки обессиленную Красовскую, мы сошли к подъезду, где нас уже ждал внедорожник Максима. Сегодня он был без формы, на поясе висел не сданный послед дежурства пистолет.

– Это зачем?– кивнул я на кобуру. усаживая Янку на заднее сиденье.

– На всякий случай,– отмахнулся полковник полиции,– мало ли что или кто…

– Как раз, если появится кто, то эта штука его не возьмет,– неодобрительно покачала я головой,– а проблема с гаишниками может доставить очень много.

– Брось, Дворкин,– улыбнулся Максим,– я же мент в конце концов! Договоримся…

Счастливый он человек. Еще не знает, что дьявол, как исстари ему и полагается, обманул и меня, и его, и Красовскую. Счастливый, он даже не догадывался, что жить человечеству осталось всего каких-то три дня.

– Поехали,– не стал я его расстраивать, занимая место рядом с водителем.

Машина резко развернулась, выбросив из-под шипованных колес клочья дерна, чуть не задев моих девчонок, которые провожали нас у порога. Из всех окон на нас поглядывали соседи. Ни в открытую, нет…Но там у тети Светы, то у тети Вали дернулась как-то подозрительно шторка. Плевать! Скоро они превратятся в тивитцев и им будет абсолютно все равно, куда и с кем я отправился, кого загружал в машину в полумертвом состоянии, потому что настоящий тивитец не испытывает любопытства. Он, как робот выполняет свою функции в этом мире, лишний раз доказывая, что такое же бездушное существо на этой планете, как окружающие нас деревья или тучи.

Выехали на Батицкого, обогнув по широкой дуге Мусорку с раскиданными вокруг нее продуктами жизнедеятельности харьковчан. Ну, никак не приучить наш народ к порядку! Вот такая вот расхлябанность у нас не то, что в крови, в генотипе. Этим-то мы и отличаемся от цивилизованных европейцев и это-то становится для нас непреодолимой преградой, когда нас в очередной раз тянет к светлому европейскому будущему.

Движок взревел, поднимаясь на небольшой пригорок, выехал на свежий асфальт, положенный пару лет назад, а потому еще не успевший окончательно разрушиться. Несколько минут по колесили по району, выбираясь из узких проулков Немышли.

– Как дела на работе?– спросил я, глядя в окно, затем, как мимо нас проплывают знакомые издавна улочки заводских кварталов, где общаг больше, чем во всем Харькове вместе взятом. Первые этажи коммуналок наглухо заложены неровными рядами кирпича. Здесь день и ночь на благо рынка Барабашово – самого большого вещевого оптового рынка Европы трудятся украинцы под чутким и мудрым руководством продуманных вьетнамцев, за копейки скупающих нашу рабочую силу, с помощью которой за смену шьют фирменной одежды больше, чем "Адидас" выпускает за календарный год. Несколько местных пивнушек уже открыты. Вокруг них крутится непрезентабельная публика в надежде урвать хотя бы стаканчик на опохмелку. Лениво бродят бездомные собаки по тротуарам в поисках кусочка чего-нибудь съестного. Это часть города мало напоминает тот яркий и праздничный Харьков, который мы видим на открытках к Новому году и билбордах на въезде. Здесь люди не живут, выживают, все еще лелея надежду на то, что все когда-нибудь изменится к лучшему.

– О чем задумался?– после долгой паузы уточнил Максим. Мой вопрос про работу он проигнорировал. Видимо, у оперов не положено рассказывать об этом.

– Смотрю. куда катится наша страна и думаю…

– О чем, если не секрет?– на вчерашнем перекрестке Краснодарской и Халтурина уже не было и следа от вчерашнего ДТП. Мертвого пса убрали. кровь запылилась. а машину невезучего таксиста оттащили в ремонт.

– Что может оно и лучше…

– Что именно?

– Что все закончится именно так, а не иначе,– буркнул я, отворачиваясь.

– Как?

Я не стал отвечать, и так понятно было о чем я говорю. Наш мир несовершенен. Погряз в лжи, коварстве, даже братоубийстве…За деньги у нас можно все…А может дьявол и был прав, когда-то давно, не преклонив колено перед человеком? Какие мы к чертям венцы творения? Какие вершины искусства? Может и задумывались мы, как что-то лучшее, чистое, практически идеальное, но произошел какой-то сбой, какая-то программа слетела к чертям, и мы превратились в то, во что превратились…И вряд ли наш противник был в этом виноват. Все, что мы сотворили со своей жизнью плохого, мы сотворили сами, своими собственными руками, имея лишь привычку кивать на других, забывая о том, что в первую очередь, надо начинать с себя.

Машину слегка потряхивало на колдобинах, но, в целом, дорогая для Украины была неплоха. Мы радуемся и находящимся в более отвратительном состоянии трассам. А тут немного подлатали, непременно списав денег, как будто провели капитальный ремонт, разметку нанесли. так что мы могли свободно лететь под сто километров в час, наслаждаясь вступающей в свои законные права весной, с ее мутными лужами. грязным снегом и первым солнышком, робко выглядывающим из-за хмурых серых туч, затянувших небо до самого горизонта.

– То есть ты намерен открыть последний маяк?– уточнил Максим, стараясь не смотреть в мою сторону.

– А ты хочешь, чтобы я убил твою жену? Извини, пробовал, не вышло…– разозлился я, закуривая сигарету. Салон тут же наполнился ароматным дымом, клубами планирующим по всему авто.

– Пробовал?– глаза полковника полиции изумленно раскрылись. От удивления он чуть не въехал во встречную "девятку", еле успевшую свернуть в сторону. Позади нас раздался разозленный сигнал.

– А то нет…Буквально, вчера ночью. Так что выход у нас один!

– Ты больной, Дворкин!– воскликнул Макс.

– Может быть,– пожал я плечами,– но теперь у нас точно лишь один выход.

– Позволь узнать какой?– ехидно осведомился муж Красовской, которая сидела позади, кажется, задремав. Или, прикинувшись, что спит, дабы не мешать нашему горячему обсуждению.

– Впустить его в наш мир и.…храбро помереть в неравной схватке со злом,– объяснил я свое решение, принятое еще вчера вечером у кровати беспомощной подруги.

– Ты псих!

– Я знаю…– спокойно подтвердил я.– Следи лучше за дорогой. Где-то тут будет съезд на грунтовку.

Мы успели остановиться у магазина, когда-то приносившим хозяевам неплохую прибыль, но теперь с закрытием границы, ставшим в весенне-зимний сезон чуть ли не убыточным, выпили крепкого кофе, купили Яне полуторалитровую бутылку "моршинской". До дамбы оставалось еще с километр. Вон, виднелась она за поворотом! Поросшие камышом берега, с неизменными чайками, мечущимися над серо-стальной гладью поверхности воды в поисках хоть какого-то пропитания.

– Ты уверен, что маяк там?– кивнул я на берег, допивая кофе одним глотком. Обжигающий напиток придал мне чуть-чуть бодрости. Именно того, чего мне не хватало последние несколько дней.

– Почти на сто процентов…

– Тогда поехали!– сел я в машину.– Права на ошибку у нас уже нет…До часа икс осталось сорок минут.

Внедорожник Макса лихо вывернул с парковки, обдав стоящий рядом "лексус" грязно-мутной жижей по самое водительское зеркало. Я неодобрительно покачал головой. Если бы так сделал обычный обыватель, то его обязательно уже догнали, вытащили из машины и долго учили плавать с бетонным довеском в ногах прямо в Салтове, но хозяин "лексуса" еще в магазинчике успел срисовать кобуру Максима, потому погони ожидать не следовало.

Буквально, через пару минут мы вывернули на дамбу, по верху которой была проложена добротная асфальтовая трасса, соединяющая волчанский район с харьковским. Примерно метров через двести на дамбе были сделаны небольшие бетонные ответвления, похожие на мостовые ледорубы. На каждом из них были расположены метки, по которым контролировался подъем воды. Судя по нынешним, половодья в этом году не ожидалось. На одном из этих ледорубов мы и припарковались, включив аварийку.

– Ну и?– осмотрелся я по сторонам, выбираясь из прогретого салона под ледяной ветер, моментально забравшийся под куртку и пустивший в пляс всех моих мурашек. Левее нас, уткнувшись в удочку, с ног до головы закутавшись в теплые вещи, рыбачил какой-то мужик, мало обращающий на нас внимания. Где-то вдалеке дрейфовала утлая резиновая лодчонка. Не завидую, я этим смельчакам сейчас…Подумал я. Мне даже смотреть на их передвижения холодно.

– Что ну и?– хмыкнул Макс.– Если Митусов и оставил здесь знак, то только на этой бетонной штуке. Больше негде…

– И правда…– я легко перемахнул через перила, спрыгнув на каменные плиты, защищавшие дамбу. В кроссовках мгновенно захлюпало. Крякнув, следом перепрыгнул Максим.

– Клюет?– спросил он у рыболова, обернувшегося в нашу сторону. Тот пробурчал что-то неразборчивое, вернувшись к прерванному занятию. Мы были ему неинтересны.

– Значит клюет…– уверенно произнес полковник полиции.– если бы не клевало, то мы бы сейчас много чего выслушали…

Я нагнулся под перила, особо не вникая в болтовню полицейского, пролез по узкому мостику и все же нашел, то, что хотел. Трудолюбивые руки наших работников гидрологов, так и не добрались сюда, чтобы покрасить этот кусочек ледоруба. На верхней полочке красными, чуть кривоватыми буквами был написано ровно тот текст, который мы нашли у прошлого маяка: :" А зачем вы тогда воду пьете? Воду? Зачем?"

– Очень оригинально…

– Неси, сюда Яну,– приказал я, часы неумолимо отбивали последние минуты, отпущенные нам на поиски.

– А рыбак?

– С рыбаком я разберусь…

Вслед за Максом я вылез под накрапывающий дождик. Или это брызги с водохранилища? Хотя сегодня вроде не ветренный день…Значит все же дождь…

– День добрый…– окликнул я рыболова, увидев, что полковник был уже наверху, открыл двери и пытался вытащить оттуда Красовскую.

– Что-то не клюет…

Мужчина медленно повернул ко мне голову. Несмотря на пасмурную погоду он был в темных очках. Сердце напряженно и слегка испуганно екнуло. Чего это он посреди марта расселся в солнцезащитных линзах? Или вода бликует? Поплавка не видно? Посмотрел на серую гладь Салтова. Вода была матовая. никаких бликов, даже ряби обычной не было. Нехорошее предчувствие закололо под ложечкой.

– Так не клюет?– снова спросил я, вспоминая все чему меня когда-то учила Агриппина и Алаида – ведьмы харьковского Ковена, но, как назло, ничего в голову кроме огненных шаров не приходило.

– Я же сказал нет!– зло бросил мужик, приподнимаясь на стуле.

– Да ладно…Я же просто спросил…– пошел на попятную Яну, видя, что Макс уже помогает переправиться через перила супруге.

– А чего в очках? Очки сними! Солнце нет вроде…

– А чего мне у тебя надо разрешения спрашивать, что ли?– довольно грубо буркнул рыбак.

– Да нет…– пожал плечами я, уже предчувствуя неладное.– А снять не можешь?

– Я тебя сейчас сниму голову с плеч!– рявкнул довольно агрессивно рыболов.

– Очки сними, б…ть!– заорал я, бросаясь вперед, одним ударом кулака смахивая солнцезащитные очки в сторону. С треском они разлетелись на бетонных плитах, а вот мужик даже не пошатнулся. Крепкий был, зараза.

– Ну, снял…И что? Легче стало?– в его глазах плескалось то самое тивитское пламя, которое я раньше видел у прислужников дьявола. Не торопясь, явно чувствуя свое превосходство, он шагнул вперед, стремясь обхватить меня двумя руками, как соскучившаяся тетушка своего непутевого племянника. Я отшатнулся и бросил в него комок огня. Пламя вспыхнул возле него, так и не долетев до цели, а потом с легким шипеньем потухло.

– Зря ты так, Дворкин!– покачал головой рыболов, надвигаясь на меня.– Я же просто наблюдал, никому не мешал, а теперь, дай, я тебя обниму…

– Блииин…– мне пришлось отступать до того момента пока моя спина не уперлась в бетонную плиту дамбы.– Макс!– заорал я, растерявшись. Как защитить себя, мне даже в голову не приходило. Шаг…второй…третий…

Два выстрела из пистолета туго разорвали тишину утреннего озера. Рыболова откинуло в сторону. Пули попали ему прямо в яблочко, разорвав лоб почти пополам. Он несколько раз дернулся и затих.

– Спасибо!– поблагодарил я мужа Красовской. А то, я думал мне конец…

– Не за что! – полковник легко перевалил бесчувственное тело Яны через перила, поймав, с другой стороны.

– Его огонь не брал…– пробормотал я, подходя к тивитцу поближе.– А обычная пуля…

Тело рыболова начало мерзко стареть. Кожа одрябла, появились глубокие морщины на лице. Рука, торчащая из-под глубокого рукава, высохла, стремительно превращаясь в какую-то мумию. Зрелище было ужасным и отвратительным.

– А кто тебе сказал, что пули были обычные? С вами поведешься и серебряные себе заведешь…– рассмеялся Макс.– Хватит лясы точить. Время кончается!– подогнал он меня.

– Да-да…– спохватился я, бросив последний взгляд на почти сгнивший полутруп.– Они уже здесь…В Харькове… И сколько их прорвалось сквозь завесу – неизвестно,– от этой мысли мне стало жутковато. Теперь от каждого, кто будет в черных очках идти по улице, придется шарахаться, как от прокаженного. А вдруг он с Тивита? Хотя, они, наоборот, заинтересованы в том, чтобы мы открыли все маяки, а значит убивать нас нет смысла. Лишь после седьмого, сам князь Тьмы сможет появиться на Земле с видом настоящего триумфатора.

– Дворкин!– позвал меня Макс. Они все с Яной уже сделали. Четвертый маяк был открыт. И Красовскую слегка отпустило. теперь она могла соображать и даже адекватно воспринимать реальность. Ноги ее по-прежнему толком не держали, но за стенку она держалась твердо.

– Посмотри сюда…

Краска с прошлой надписью Митусова исчезала, испаряясь в воздухе, а вместо нее появлялась новая, новый путь к пятому маяку, новая подсказка для наших поисков, кажущихся какими-то бесконечными " Ленин. Сразу же сужение ума".

– Да…– протянул я устало.– тут он мудрить не стал…

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Макс.

– Я знаю, где пятый маяк…

– Ленин?

– Именно! Где-то сзади…

– Его перенесли с площади Конституции,– заметил муж Яны.

– Я думаю, что не уничтожили…Тебе не составит труда найти, где он стоит сейчас?

– Нет…

– Тогда едем…Яне нужно отдохнуть, да и я дико устал.

– Саш…– позвал меня Макс.

– Да?

– Они среди нас?– он кивнул на комок одежды, оставшейся после рыболова.

– Несомненно! И с каждым маяком их проникает к нам все больше и больше…

– И что делать?– я впервые видел такие испуганные глаза у взрослого мужика. Он был растерян и не знал, что делать.

– Бороться, Макс.…– покачал я грустно головой.– Нам остается только бороться и верить…

27

Харьков 2019

«День пятый»

Я шел по темному узкому коридору, пробираясь сквозь сплошные завалы из битого красного кирпича и кусков какой-то мне неизвестной скальной породы, постоянно оглядываясь. Ощущение было сродни тому, словно я убегал от преследования, путал следы, непрестанно оглядывался, ища хоть какое-то укрытие и не находил. Страх сковал все мое тело, но я отчаянно раз за разом заставлял себя идти дальше. Силы были на исходе. С удивлением я посмотрел на свои ладони в ссадинах и царапинах, покрытых коричневой корочкой струпьев. Черт…Надо бежать…Шаги преследователей доносились все ближе. Бежать…Я убрал с лица налипшую клочьями паутину и в очередной раз заставил себя двигаться.

Боль в правой ноге стала почти невыносимой. Я испуганно опустил глаза вниз в кромешной темноте еле разглядев глубокий порез, тянущийся через всю лодыжку к колену. Куски вырванной с мясом кожи выглядели ужасно. Темные брюки давно намокли от крови. Меня слегка потряхивало, но я старался держаться. Из последних сил, вперед, только вперед…

Шаги и голоса становились все ближе. Кто-то упрямо двигался за мной, и это упрямство мало напоминало человеческое, слишком наглое, уверенное чувство некоторого охотничьего превосходства…Мол, куда бы дичь не бежала, как бы не запутывала следы. Ей все равно от положенной пули не уйти. Хрен вам…Дыхание, сбитое бегом, немного восстановилось. Боль в боку ушла, выставив на первый план все остальное…И колено…И сбитые в крови руки…Хрен вам, а не дичь…Я оттолкнулся от холодной каменной стены и снова побежал вперед, ноги путались, отказывались передвигаться, но страх гнал вперед, жуткий, необъяснимый, всепоглощающий…Сейчас! Дичь нашли…Я свернул в какой-то закоулок, не особо надеясь на то, что это не тупик. Так просто я вам свою жизнь не продам.

– Он ушел к санитарно-бытовым помещениям!– раздался позади мужской голос.

– Это просто замечательно!– отозвался тут же другой.– Ату его! Ату!