Сны во сне и наяву. Научно-фантастический роман

Уехали они под вечер воскресенья, пробыв здесь двое суток, оставили новому знакомому хлеб, сахар, крупу. От рыбных консервов он вежливо отказался, а остальному был искренне рад. Одарил тремя полотняными мешочками – по числу пар – со смесью сушеных трав, проинструктировал, как правильно заваривать, как пить. Такой травяной настой, по его словам, ни от чего не лечит, но поднимает жизненный тонус, и в качестве профилактики для всего организма хорош, в чем зимними вечерами Баринов убедился самолично.

А год спустя их познакомили второй раз.

Методично выискивая по республике людей «с отклонениями от обычности», в частности лозоходцев, людей, способных к биолокации, Баринов через третьих лиц вышел на главного геолога геофизической экспедиции Управления геологии.

В кабинете Шварцмана ему сразу понравилось, выглядел тот достаточно необычно, щедро сдобренный геологической экзотикой. Хотя основой своей ничем не отличался от служебного кабинета любого начальника средней руки – те же казенные стеновые панели из ламинированной ДСП, типовой двухтумбовый письменный стол с приставным столиком, полумягкие стулья. Но за спиной хозяина половину стены занимал ручной работы застекленный шкаф-стеллаж, где в ячейках виднелись разнообразные минералы, объемом претендующий на музейную экспозицию, вторую половину – громадная топографическая карта Киргизии, испестренная цветными значками, линиями и пятнами. На тумбочках в двух углах громоздились необработанные каменные глыбы солидных размеров и, стало быть, веса, по стенам развешаны величиной с хороший плакат цветные фотографии Иссык-Куля и других горных озер, виды ледников, ущелий, вершин и отрогов Тянь-Шаня…

С неожиданным пониманием Юрий Вениаминович отнесся к его специфическим изысканиям, не только не удивился, оказался, пожалуй, рад заинтересованному, хоть и нечаянному собеседнику. И тут же объяснил причину. По его словам, геология, по крайней мере, полевая, по сей день оставалась в большей степени не столько наукой, сколько искусством. Она всегда опиралась не просто на знания, но прямиком на интуицию, а порой была связана и с откровенной чертовщиной. «Ведь там, где интуиция, недалеко и до суеверий, не правда ли, Павел Филиппович?»

Уяснив тему разговора, хозяин пригласил пересесть на диван, за журнальный столик, налил из термоса по чашке душистого кок-чая, поставил пепельницу…

С ходу, почти не задумываясь, главный геолог пообещал свести его с людьми, которые сами «баловались» биолокацией, считали себя в ней специалистами, и знали людей, которые тоже с не меньшим искусством владели рамкой. Тем более что сейчас, в конце зимы, все сидели по домам, готовясь к полевому сезону. Отчеты по предыдущему написаны и защищены, планы и графики на будущий сданы и путешествуют по инстанциям в ожидании соответствующих резолюций, отпуска, практически, отгуляны… очень в удобное время попал уважаемый Павел Филиппович!

А по существу вопроса… Шварцман, например, твердо уверен, что две линзы пресной воды на глубине около полукилометра в восточной части Чуйской долины, открытые в конце семидесятых, найдены именно на основе биолокации, а не научных данных и геофизических исследований.

Токмак, второй по величине город северной Киргизии, постигла, можно сказать, катастрофа – пласт, из которого качали воду в город, неожиданно иссяк, а дополнительно разведанных запасов не оказалось. Куда вода делась – никто не знал. Чертовщина, одним словом… На полив годилась ледниковая, текущая по арыкам с гор, да и Чуйский канал неподалеку, а вот питьевая… «Киргизбурвод» разводил руками, попав впросак, и никаких обнадеживающих прогнозов не давал, ведь даже предварительную разведку они в том районе не проводили, считалось, что воды хватит лет на полтораста. Тогда кто-то из руководящих в ЦК проявил «политическую волю», и директивно обязал геологоуправление в течение полугода открыть месторождение воды в окрестностях города. На прорыв направили буквально всех – от «золотарей» и «редкоземельников» до «сейсмиков» и «гравиков». А Шварцман в геофизической экспедиции заправлял тогда сейсмо- и гравиразведкой.

«Партия сказала, комсомол ответил – «есть!»…

Обложились картами, подняли все геологические данные по этой части долины, пригорюнились. Как ни крути, а чтобы организовать масштабную разведку, снять полноценные профили, да потом скважины бурить – клади год, не меньше. И без гарантии, что вода здесь имеется. Ну, сделали грависъемку, провели серию взрывов на прямые и отраженные волны, но признаков водоносного слоя не просматривалось. Было подозрение, правда, на характерную складочку в десяти километрах на север, но гарантию на воду дать никто не решался. Сроки же поджимали, а с ними – и соответствующие оргвыводы.

И вот пришел к Шварцману его геофизик Борис Алин, последнюю неделю по своей инициативе исходивший с металлической рамкой предполагаемый район вдоль и поперек. Сказал: «Юрий Вениаминович, давай команду на бурение. Есть вода, и много». И положил на стол кроки, на которых явственно прорисовал две линзы по 40—50 кубокилометров каждая… Не прерывая основные работы, рискнул Шварцман – а что оставалось? – и на глубине пятьсот тридцать метров получил прекрасную воду. Ту артезианскую водичку и пьет по сей день пятидесятитысячный город.

Кроки Бориса он, конечно, держал в секрете – с ним по договоренности. Потом, когда традиционными способами и методами оконтурили месторождение, подсчитали запасы – вернулись к ним…

Словом, на поиски водички затратило геологоуправление без малого год, вбухало десятки миллионов рублей и почти пятьсот человеко-смен квалифицированных специалистов. А Борис получил то же самое, на своих на двоих обойдя местность, в общей сложности, за полторы недели, и посидев потом за столом в камералке еще пару-тройку дней.

Вот тогда Шварцман окончательно и бесповоротно поверил в биолокацию, сиречь в лозоходство, даже пытался сам крутить рамку под руководством Алина. Получалось слабо, поэтому сам он Баринову не помощник, а вот с Борисом сведет обязательно!

На контакт Алин пошел охотно, ему самому было интересно – что там в мозгу происходит, когда рамка начинает вертеться в его руках? Работал заинтересовано, находил и время, и силы, а ведь по полгода дома не бывал!..

А потом он защитил диссертацию, и переманили Бориса Алина на Урал. Перед отъездом он пригласил Баринова к себе домой, обещал познакомить с интересным человеком.

И тут-то неожиданно оказалось, что давнишний знакомец Баринова приходится Алину родным дядькой по матери. «Это что же, – не смог удержаться от вопроса Баринов, – семейное, что ли? Дядька – „травник“, племянник – лозоходец?» И осторожно осведомился – а нет ли в семье еще кого-нибудь с необычными способностями?.. Вторая неожиданность его ожидала, когда оказалось, что травами Коровников занимается постольку поскольку, основной же его профиль – целительство, причем мануальное. «Ну, ребята, – не удержался от возгласа Баринов, – не зря говорят, что на ловца и зверь бежит!» Коровников ему был симпатичен с первой встречи в горах, и симпатия, к счастью, оказалась взаимной.

Секрета из своей целительной практики Коровников не делал, и к Баринову сразу проникся уважением, граничащим с почтением. Хотя, как оказалось, у него имелся печальный опыт общения с людьми науки. «Я к ним с открытой душой, да только ничегошеньки эти доктора с кандидатами не поняли. И – с потрохами сдали меня прокуратуре». Этот негативный опыт он приобрел еще в шестидесятых, когда только-только почувствовал и понял свои способности, и попытался применить их на практике. О тех временах он вспоминал неохотно, и на одну доску ставил ученых, милицию, важных и не очень «шишек» из горздрава, а также соседей-«доброжелателей»… А вот для Баринова сделал исключение.

В теперешней практике Коровников никогда не соглашался лечить детей, только и исключительно взрослых. В приеме никому не отказывал, но за лечение принимался только будучи уверенным в стопроцентном результате. Малейшее колебание, сомнение трактовал в свою пользу, и тогда уж без обиняков заявлял – идите, мол, в больницу, а если не хотите к врачу, так к другому целителю. И страшно не любил, когда его называли «знахарем» или «лекарем». «Я – целитель, – гордо заявлял Коровников. – Лекари – вон, в больницах. Я людей исцеляю, а знахарством отродясь не занимался».

Исцелял он голыми руками, в необходимых случаях не чурался достижений медицины – использовал различные мази и притирания, асептики, бинты, вату. Но странным образом как бы зациклился лишь на наружных средствах. Таблетки, микстуры, порошки, тем более инъекции – не то чтобы не признавал, а категорически из своей практики выбросил. Хотя и был профессиональным медиком, дипломированным фельдшером, и на пенсию ушел с должности заведующего фельдшерско-акушерским пунктом в каком-то далеком заполярном поселке.

При малейших намеках на инфекцию он сразу и категорически отсылал пациентов в поликлинику. Ему вполне хватало последствий травм – переломов и ушибов, гематом, вывихов и растяжений, а также бронхитов, зубной боли, астмы… да мало ли по каким причинам можно было к нему обратиться и получить помощь.

Причем вполне реальную, Баринов убедился на собственном опыте. Давным-давно, в самые первые годы в Киргизии, он, катаясь на лыжах, упал, ушиб правое колено. Принцип – «Врачу: исцелись сам!» – помог мало. То ли не долечился, то ли еще что, однако на погоду нога в суставе начинала ныть, тянуть, словом, беспокоить.

И однажды, когда Коровников явился в лабораторию на очередную запись биотоков, то, сидя в кабинете Баринова, на правах старого знакомого осторожно заметил, а не сможет ли он, Коровников, чем-нибудь помочь Павлу Филипповичу? Баринов удивился. Он никогда не упоминал о травме, а тут как раз второй день испытывал дискомфорт в колене – атмосферное давление менялось, из Казахстана пришел обширный антициклон. Согласился он охотно – скорее из любопытства, чем из желания избавиться от неприятных ощущений, веря и не веря, но – «испытано на себе!»

Коровников легко, одними кончиками пальцев прощупал сустав, согнул-разогнул его несколько раз. Потом мягкими, плавными движениями прошелся по всей ноге – от бедра до щиколотки – словно массируя и поглаживая, на этот раз ладонями: вверх, вниз, снова вверх…

Субъективно в мышцах чувствовалась слабая волна тепла, однако Баринов был склонен относить это ощущение за счет самовнушения, а более ничего он заметить не смог.

Процедура заняла минут пятнадцать, на следующий вечер повторилась. «Эх, Павел Филиппович, раньше надо было бы, – посетовал Коровников. – А так – запустили вы коленку-то. Придется третьим сеансом закрепить»… И надо отдать должное, который год колено перестало беспокоить – ни на погоду, ни просто так, без причины. Только привычка осталась – при сильной усталости чуть приволакивать ногу.

Травами, что собирал, Коровников практически пользовал всех пациентов. Советовал и приписывал различные сборы – традиционные, проверенные, что и в аптеках продаются, но какие-то придумывал и составлял сам. Набор трав был всем вполне понятен и немудрящ: душица и зверобой, солодка и чистотел, чабрец и девясил, валерьяна и мята, шалфей и алтей и еще десятка три-четыре других растительных средств – шиповник, ромашка, липовый цвет, анис, пижма…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.