скачать книгу бесплатно
– Какой там… – усатый махнул рукой. – С полуночи, не хочешь… Пожрать некогда. Того и гляди свалюсь с верхотуры и придавлю кого-нибудь из знатных, то-то будет смеху…
– К празднику готовятся?
– Ну, а к чему? Шутка ли, День Черного Солнцеворота! Раз в четыре сотни лет бывает. Как думаешь, жизнь поменяется после этого дня?
Человек пожал плечами: “Жизнь меняется постоянно, но не всегда так, как нам хочется”.
– Чего нам простым людям надо… цены пониже, зарплаты повыше, а не наоборот. Старший в ремесленное пошел, на каменщика учиться. Повел я его на рынок за ботинками новыми, а цены за месяц два раза скаканули. А почему?
Человек пожал плечами.
– А уголь? По сравнению с прошлым годом – в три раза! У меня зарплаты ни на что не хватает.
– У меня тоже, – сказал человек.
– Так ты хоть взятки брать можешь, а мне не даст никто. Берешь взятки?
Человек скривил лицо, как бы говоря, может быть «да», а может быть «нет».
– Да берешь, берешь! Я бы тоже брал… Уму не постижимо, вожу золото, а на жизнь не хватает.
– Какое золото?
– Обыкновенное, желтое. Полный кузов. С полуночи вожу. Обидно.
– Все эти повозки перевозят золото? – человек оглянулся назад, разглядывая через окошко закрытый тентом кузов.
– Ну, да, натуральное золото. В Тихой долине монеты чеканят и слитки льют, а мы, видишь, возим.
– Тебе это откуда известно?
– Шило в мешке не утаишь… куда они его там складируют? За столько веков можно было десять таких башен заполнить или сто. Все мало… мало.
– При мне не боишься такое говорить?
– Мы с тобой в одном дерьме плаваем.
Повозка въехала на вершину и остановилась перед забором с воротами.
– Приехали, – сказал водитель человеку и вышел из кабины вместе с ним.
У высоких и широких ворот стояли длиннобородые мужчины в расшитых золотом длиннополых ризах и красных кафтанах, – жрецы бога Мааммона. Один из них сел за руль, ворота открылись и, как только повозка въехала в огороженный периметр, закрылись.
Человек подошел к седобородому старшему жрецу, на плечи которого была наброшена шкура леопарда. Жрец окинул его холодным взглядом.
– Важное сообщение, ограблена повозка, перевозившая ценности из башни Кащея.
– Где? – спросил старший жрец.
– Восточные холмы, рядом с лагерем беженцев. Водитель и сопровождающий убиты. Есть свидетель, который показал, что налет совершил ребенок или животное.
– Вот как? – старший жрец удивленно поднял бровь.
– Свидетель утверждает, что видел у преступника хвост, но это маловероятно. Померещилось.
– Хорошо, я вас понял, – сказал старший жрец и указал на усатого водителя, ожидавшего у ворот, когда за забором разгрузят его повозку. – Подождите немного, он отвезет вас вниз.
Человек поклонился и отошел. Жрец постоял немного, задумчиво глядя на восток, и пошел к маленькой калитке в заборе, шагов в двадцати от ворот, набрал комбинацию из шести цифр, вдавливая металлические кнопки кодового замка. Калитка открылась, старший жрец вошел в замкнутое, прямоугольное пространство большого металлического ящика, закрыл калитку и вдавил кнопку с цифрой три, на панели, расположенной на стене, раздался щелчок, легкое гудение и жрец медленно поехал вниз. Ящик дернулся и остановился, жрец открыл калитку и вышел.
Стены покрывали плиты мягкого песчаника, легко поддающегося резцу. Крылатые люди с ястребиными головами жали ячменное поле. Их согнутые тела навсегда застыли с серпами в руках. Старший жрец остановился у барельефа со жнецами, поклонился им, сложил руки на груди и прочел короткую молитву: “Срезайте народы серпами болезней, войн и голода. Удобряйте их телами почву, а душами преисподнюю земли”.
Жрец пошел дальше, на следующем барельефе, в верхней его части, искусный мастер изобразил высокого кудрявобородого царя, сидящего на престоле. Расторопные слуги привели к нему связанных пленников: мужчин, женщин и детей. В середине барельефа мужчинам отрубали руки и ноги, снимали кожу, детей бросали на копья, женщин закапывали живьем. В нижней части барельефа вороны слетались на сложенные грудами тела. Старший жрец поклонился и произнес: “Жестокий правитель – благо для народа. Он как горькая трава, изгоняет болезнь, как раскаленное железо, прижигает язву, как острый нож, отсекает гниющую плоть. Его тяжелая рука держит крепко и не отпустит”.
Старший жрец прошел дальше. На третьем барельефе великаны руками вырывали высокие деревья, рыли землю и вытаскивали на поверхность уголь, перегораживали реки плотинами, прокладывали дороги, воздвигали мануфактуры, возводили город. Старший жрец поклонился и проговорил: “Природа, созданная невидимым Богом, непредсказуема и опасна. Она, как плохая жена, кричит ураганами, плачет наводнениями, зло смотрит молниями, осуждает дела мужа землетрясениями. Укрощая природу, мы исправляем ошибки невидимого Бога”. Старший жрец поклонился и поправил дымящийся фитилек, висевшей на стене лампады.
Подойдя к четвертому барельефу, старший жрец поклонился солнцу, пронзающему землю лучами. Там, где лучи входили в землю, зарождались золотые жилы. Они растекались в стороны и вглубь земли: “Фундамент крепкого здания, сильные ноги, благополучное завтра, счастливые дни, спокойные ночи, свобода от Бога – золото, дар солнца и земли”.
На пятом барельефе обнаженные мужчины и женщины пили вино, вкушали разнообразные блюда, совокуплялись, считали монеты, дрались, вонзали кинжалы в спины, из их длинных языков вылетали колючки, руки тянули чужое добро. Старший жрец произнес: “Свобода мыслей, слов и поступков, уравнивает нас с обитателями Высших сфер. Небесное и подземное соединяются в человеке, образуя хмельное вино и жизнь проходит приятно и незаметно, как летний сон во фруктовом тенистом саду”.
Перед шестым барельефом старший жрец простерся ниц, затем встал на колени и молча рассматривал изображение бога Мааммона, сидящего в позе безразличного спокойствия. С левой стороны груди, там, где у живого бьется сердце, мастер изобразил камень Ал-Атар. Жрец не произнес ни слова, простерся ниц, встал и открыл узкую желтую дверь справа от изображения бога Мааммона. Цвет двери был искусно подобран под цвет песчаника. За дверью притаилась плотная, душная, непроглядная тьма. Старший жрец, преданно глядя во тьму, произнес: “Камень Ал-Атар похищен подручным Караги котом Наглом. Он клюнул на приманку”.
Тьма улыбнулась.
Гусиная кожа покрыла тело старшего жреца, сердце затрепетало, горло сдавило крепкой петлей.
– Еще несколько дней, владыка неба и земли, и мы увидим тебя во плоти, – сказал старший жрец и простерся ниц.
Глава 5. “Ловушки лабиринта”.
– Через тридцать шагов повернем налево, – сказал Нагл, освещая путь факелом. – Должны успеть.
Вслед за ним, стараясь не отстать, перебирал лапами Мизгирь, на его спине лежало мертвое тело Коросты, обернутое в кокон из паутины.
– Поторопись, Мизгирь! – крикнул Нагл не оборачиваясь. – Сейчас они сомкнутся!
Раздался хруст деревянных шестерен, шуршание кожаных ремней, заскрипели железные валы. Нагл и Мизгирь успели выскочить из бревенчатого коридора, прежде чем стены с шумом сошлись.
– Ничего не прищемил? – спросил Нагл, всматриваясь вперед. – Как думаешь, куда дальше? Однажды лабиринт раздавит меня как комара. Вспомнит тогда хозяйка своего верного слугу, но будет поздно.
Смоляной факел на мгновенье вспыхнул ярче и язычок пламени опалил пыльную паутину, свисавшую с потолка.
– Сложность в том, что лабиринт все время изменяется, – сказал Нагл, – и приобретает самые неожиданные очертания. Здесь вроде бы безопасно…
Они стояли на широкой площадке, свет факела не падал на стену.
– Приходится все время быть на чеку. Это ужасно утомляет.
Острые ушки кота поворачивались туда и сюда, а нос втягивал воздух.
– Давай отдохнем, – предложил Нагл. – Только ты не сбрасывай свою ношу, а то мало ли что.
Нагл сел, а Мизгирь лег на брюхо.
– Коротали бы сейчас вечерок у печи, за столом, – Нагл настороженно вслушивался в темноту, – если бы не этот дурак, Короста. Приперся в неурочный час, наследил, нахамил и умер! Двух слов связать не может, а туда же, жених чертов. Найди себе бабу в деревне, женись на ней и живи счастливо до конца своих дней. Но нет, Карагу ему подавай, у него для нее подарки! Ну, хорошо… отдашь ты ей язык и желчь висельника, и что?! Нет, что ни говори, но это нечистая сила внушает людям любовь. Она превращает их в слепых безумцев.
Сверху лязгнула цепь, и с тихим шорохом, роняя хлопья пыли, потолок заскользил вниз.
– Бежим со всех ног! – Нагл зажал рукоять факела зубами и большими скачками понесся вперед, за ним Мизгирь. Они бежали, пока не наткнулись на стену. От страха шерсть встала дыбом на загривке у кота.
– Где выход?! – заорал Нагл, повернул налево и побежал вдоль стены.
Бревенчатый потолок опускался все ниже, свет факела играл на янтарной поверхности вековых сосен.
– Нет выхода! – Нагл поднял факел вверх. – Все, конец…
Мизгирь выпрямил лапы и стал выше. Его красные глаза, не мигая, смотрели во тьму. Он сорвался с места и побежал в глубь комнаты.
– Ты куда? – крикнул ему вслед Нагл. – Дурак, стой! – Но Мизгирь не обернулся. – Карага… сволочь, – тихо произнес Нагл и побежал за пауком.
Потолок заставил их передвигаться на полусогнутых лапах. Бежавший впереди Мизгирь вдруг исчез, Нагл не успел удивиться и провалился под пол. Он расставил лапы, выронил факел и упал на что-то мягкое. Отскочив в сторону, Нагл оскалился, но увидел перед собой красные глаза Мизгиря и растянул тонкие губы в улыбке. Сверху с грохотом опустился потолок. Нагл осмотрелся, они сидели в неглубокой квадратной яме, стены которой были выложены диким камнем.
– Спасибо, земляк, – сказал Нагл и похлопал Мизгиря по мохнатой лапе. – Сбрось Коросту, не убежит. Отдых. Кто знает, когда потолок поднимется, – Нагл лег на бок и подпер голову лапой.
Мизгирь освободился от ноши, поскреб по потолку и улегся на брюхо.
– Ты хорошо слушаешь, с тобой можно поговорить по душам, поделиться сокровенным, – сказал Нагл. – Между нами говоря, Карага больная на всю голову. Ей всюду мерещится измена. Кащей прислал мастеров, которые создали лабиринт, избушку неказистую и маленькую с виду, а на самом деле, не понятно, есть у нее границы или нет. А внутри ловушка на ловушке! Капкан на капкане! Я ее просил и не один раз, чтобы она мне раскрыла секрет, показала безопасную тропиночку. А она только смотрит с подозрением темными глазами, как будто я хочу вражеское войско привести. А жить-то хочется! Вот тебе, Мизгирь, хочется жить? – паук мигнул в знак согласия. – И мне хочется. Чем я здесь занимаюсь? На побегушках у Караги, туда-сюда шныряю. Ааа… – Нагл смахнул со щеки непрошенную слезу, – видно судьба такая. Горькая доля… мне бы книг почитать, или с умными людьми пообщаться, я бы тогда проявил себя с другой стороны, я бы тогда показал…
Потолок дрогнул и начал медленно подниматься, Нагл встал на задние лапы и выглянул над краем ямы.
– Как только щель между потолком и полом позволит ползти, поползем, – сказал Нагл. – Время дорого.
Мизгирь взвалил на спину тело Коросты и вслед за Наглом выбрался из ямы. Они быстро дошли до того места, где была бревенчатая стена без дверного проема. Вместо стены появился бескрайний терновый лес. Длинные шипы выглядывали между зелеными листьями. Темно-синие, почти черные ягоды щедро усыпали ветви.
– Такого еще не бывало, – озадаченно сказал Нагл. – Не удивлюсь, если шипы покрыты ядом.
Нагл лег и заглянул под кусты, подсвечивая себе факелом.
– Не пролезть, – сказал Нагл. – Они слишком густые. Что будем делать?
Мизгирь сбросил тело Коросты, побежал направо вдоль зарослей, но вскоре вернулся.
– Налево бегать не нужно, – сказал Нагл. – Я уверен, что и там не пройти. Подождем, может этот бурелом сам исчезнет.
Нагл воткнул факел в ближайший терновый куст и лег на живот, подогнув лапы под себя.
– О чем мы говорили в яме… Вспомнил, о бабах, – сказал Нагл. – Хорошо, Мизгирь, что нет у нас этих проблем, а людишки мучаются. Страдальцы… Нет, подарками делу не поможешь. Мужик думает, что подарит бабе сережки золотые и в придачу наобещает с три короба, а она с ним возляжет из благодарности. Если умная, подарки примет, но не возляжет. Сережки золотые лишними не бывают, отчего же не взять, а тело свое пряное кому попало раздавать, тут уж – извините! Интерес у нее нужно вызвать. А как это сделать?
Мизгирь, казалось, не слушал Нагла. Его красные глаза неотрывно смотрели на горящий факел.
– Она не кусок мяса на прилавке. Свежая розовая говядина. У мяса нет души, а у женщины есть. И какая! Ты знаешь, какая у Караги душа? Откуда тебе, Мизгирь, знать. Черная, как беззвездное небо, глубокая как ад, – Нагл отпил из фляги, – злая, как… Не то слово подобрал. Если говоришь о какой-нибудь женщине, что она злая, то подразумеваешь, что она бывает и добрая. Карага не злая и доброй не бывает. Она – чудовищная. Ничего не поделаешь, такая природа, – Нагл сделал еще несколько глотков и потряс флягой, прислушиваясь к звуку, исходящему из ее чрева. – Меньше половины… а идти далеко. Да, Карага цельная в чудовищности. Она бы поглотила мир со всеми реками, горами, морями, пустынями и лесами. Растерзала бы все живое! Прям вот так… – Нагл скорчил страшную рожу, выпустил когти, вцепился во флягу и попытался разодрать. – Она прекрасна в своем безумии. Сам Кащей ее уважает. А Кащей – это исполин, выше облаков голову держит. Хороший напиток, забористый, – Нагл сделал большой глоток. – Настойка корня валерианы. Будешь? Ах, да… ты не пьешь. Что ты уставился на огонь?
Мизгирь взял факел и сунул пламенем в куст.
– Ты что творишь? – закричал Нагл. – Пожар все сожрет!
Смоляные ветки терна вспыхнули, как сухая лучина. Языки огня лизали соседние кусты, повалил густой черный дым. Жар стал невыносимым, Нагл отпрянул назад, Мизгирь оттянул тело Коросты. Сок шипел, вытекая из треснувшей кожуры ягод, яркие искры взмывали к высокому потолку.
– А ты сметливый, – сказал Нагл. Пламя отражалось в его глазах. – Терн сгорит, угли остынут, и мы пройдем. Настойка валерианы туманит разум. Я мог бы и сам догадаться. Понимаю, что хмельным здесь ходить вдвойне опасно, но ничего с собой поделать не могу. Страшно. Говорят, что пьяных Бог бережет. О чем мы с тобой говорили? О Караге! О ее душе. Я говорил, что будь ее воля, она ради забавы уничтожила бы весь мир? По-моему, говорил… Но ей кто-то мешает. Кто-то не дает ей этого сделать. Ты не знаешь кто? И я не знаю. В мире людей невидимый Бог – хозяин истории, а в нашем мире кто? И я не знаю. Интересно, а Караге известно, кто управляет миром, в котором мы живем? Слушай, Мизгирь, может быть это и есть самая большая тайна Караги – она знает, кто истинный хозяин и бог нашего мира! Хороший напиток… – Нагл отпил из фляги. – Вредно для здоровья, но наводит на интересные мысли.
Ненасытный пожар поглощал терновый лес. Пламя бушевало от горизонта до горизонта.
– Красиво… – сказал Нагл. – Море огня. Мы здесь ни за что бы не прошли. Шипы изодрали бы паутину, и душа Коросты покинула бы мертвое тело. Попробуй ее потом поймать. Ты, Мизгирь… голова. Жаль, что говорить не умеешь. Хотя… Может оно и к лучшему. Да… Карага, Карага… Просил я ее однажды превратить меня в человека. Она глянула на меня темными, лисьими глазами, усмехнулась и спросила: «А зачем тебе?». А я ей ответил, что хочу, мол, еще лучше и усерднее служить моей госпоже. У человека силы больше, пальцы ловчее, и одежду можно носить нарядную, каждый день новую. Знаешь, что она мне ответила? Куда, говорит, шестом не достанешь, туда носом не тянись. Зараза такая.
Под высоким потолком сверкнула молния, ударил гром и снова сверкнула молния. Над пылающим лесом повисли мрачные тучи. Крупные редкие капли упали рядом с Наглом, оставляя лужицы размером с блюдце.
– Я плавать не умею, – со страхом пробормотал Нагл, пригибаясь от оглушительного грома.
Капли падающие все чаще и чаще слились в сплошной поток. Огонь и вода сцепились в драке не на жизнь, а на смерть. Вода оборачивалась непроглядным паром, шипение углей заглушило гром. Вода быстро поднималась. Сильный ветр разгонял высокие волны, оседланные грязной пеной. Серый пепел и черные угли покрыли воду. Мизгирь плыл, гребя лапами, как восьмивесельная лодка, на его спине лежало тело Коросты, Нагл вцепился в шерсть, покрывавшую тело Мизгиря. Ветвистая молния ударила в воду, и в том месте образовался водоворот, втягивавший в себя все, что плавало на поверхности. Мизгирь попытался отгрести от водоворота как можно дальше, но воронка быстро расширялась и настигла его. Мизгирь взмахнул передними лапами в воздухе и заскользил вниз по поверхности воронки, увлекая за собой Нагла, в ужасе раскрывшего рот и зажмурившего глаза, предчувствовавшего неотвратимую гибель. Они бешено завертелись, поглощаемые ненасытным чревом водоворота. Стены воронки сужались, Мизгирь вытянул лапу и коснулся противоположного края. “Будь, ты, проклята, Карага!”, – выдохнул Нагл и крепче вцепился в Мизгиря. Кот открыл глаза и посмотрел вниз. Пасть воронки зияла чернотой, еще мгновение, и она проглотит их. Нагл отпустил Мизгиря и закрыл лапами морду. Проскочив узкое кольцо основания водоворота, Мизгирь приземлился на сухой деревянный пол, сверху на него свалился Нагл, рядом упало тело Коросты. Нагл открыл глаза, потоп и сгоревший терновый лес растаяли как мираж. Вода ручьем стекала с Нагла, Мизгирь тряс лапами, пытаясь просушить их, под Коростой образовалась большая лужа. С отвращением двигая мокрыми лапами, Нагл прошелся по полу. Водоворот выбросил их в небольшую комнату без окон и дверей, потолок Нагл не разглядел.
– Флягу потерял, а там еще на одну треть оставалось… – сказал Нагл и принялся себя вылизывать.
Мизгирь полез по стене вверх, но вскоре вернулся и лег рядом с Наглом.
– Потолок не вижу… – сказал Нагл и сплюнул шерсть. – Он там есть?
Мизгирь согласно моргнул.
– Если эта комнатушка начнет наполняться водой или вспыхнет как лучина, то нам крышка… от гроба, – сказал Нагл. Закончив сушить шерсть, он лег на бок и подпер голову лапой. – Эх, сейчас бы кружку топленого молока с корочкой хлеба! В животе урчит… Вот почему, в трудную минуту, самые простые вещи нравятся больше, чем вещи сложные, можно сказать, изысканные? Как думаешь, Мизгирь? А я тебе отвечу! Когда очень голоден, то корочки хлеба вполне достаточно, а когда слегка проголодался, то подавай колбасу из шести видов мяса и фаршированных перепелов. Когда трудно, только простота является надежной опорой. Вот ты, мой друг, бесхитростен и уже не раз спасал мне жизнь. Ты, как пеньковая веревка, скрученная втрое. Прост и надежен. Разве висящему над пропастью на одной руке нужен хрустальный мост? Нет! Веревки вполне достаточно! Опять в животе урчит… и выпить нечего. Тоска… Как думаешь, Мизгирь, зачем Кащей приезжает? Может быть ищет похищенный у него Ал-Атар? Окаменевший сгусток крови с удивительными свойствами. Однако, поговаривают, что это не простая кровь… – Нагл округлил глаза. – Камень Ал-Атар – это окаменевшая кровь Сына невидимого Бога! Так я слышал. А еще ходят слухи, что камень Ал-Атар – это проводник между миром живых и миром мертвых. Только с помощью крови Сына невидимого Бога можно безопасно совершить этот переход. Кащей расстроился, узнав, что камень у него того… Еще бы! Он один стоит дороже, чем все груды золота и драгоценных камней, хранящихся в его сундуках. А знаешь, кто умыкнул камень Ал-Атар?
Толстый слой изморози, ощетинившийся ледяными кристаллами, медленно пополз вниз по стене. Холодный воздух быстро заполнил комнату.
– Зима пришла, – сказал Нагл, – а у меня шерстка все еще влажная.
Мизгирь поднялся по стене на высоту пяти локтей от пола и быстро пополз вдоль нее, протягивая за собой толстую паутинную нить. Перескакивая со стены на стену, Мизгирь ткал прочное паутинное полотно.
– Поторопись! – крикнул Нагл. – Лед уже близко! Накатит, скует и останемся здесь навечно, как три статуи: лежачая, восьминогая и обаятельная.
Мизгирь стал ткать быстрее, и вскоре над ними вырос покров из плотной паутины. Волна изморози набежала на паутину и остановилась. Нагл настороженно шевелил острыми ушами.
– Кажись, сработало… – сказал Нагл и коснулся паутины мягкой лапой. – Паучьей природе, Мизгирь, можно позавидовать. В недрах твоего организма скрыта поразительная сила, по видимости простая, но, по сути – это настоящее, истинное волшебство.
Мизгирь спустился со стены, лег на пол и закрыл глаза.
– Неплохая идея – вздремнуть, – сказал Нагл, свернулся калачиком и спрятал нос в пушистый хвост. – Вдруг мы проснемся, и этот бред навеянный Карагой исчезнет, и окажется, что я сижу за столом, а ты спишь на печи. Вот было бы здорово. Чего молчишь? Ааа… ну спи, спи.
Нагл закрыл глаза и вскоре его дыхание стало ровным и глубоким. Он увидел себя, идущим по высокой траве покрытой предутренней росой, его черная шерсть быстро промокла. В небе висела большая мутная желтая луна. Пел соловей, призывая самочку. Нагл вышел к озеру с темной водой. В центре озера росла гигантская раскидистая береза. Она стояла на мощных узловатых корнях, возвышавшихся над водой. На ветвях березы сидели совы, тараща круглые глупые глаза. Летучие мыши совершали замысловатые зигзаги между ветвями, преследуя ночных насекомых. В озере плескались крупные рыбины, хлопая по поверхности воды хвостами. Нагл встал на колени у кромки озера и молитвенно сложил передние лапы, преданно глядя на дерево. Он поклонился, коснулся лбом влажной земли, встал и пошел к березе. Его лапы касались воды и в сторону разбегались круги. Подойдя к дереву, Нагл простерся ниц. Подул ветер, и листья призывно затрепетали. Нагл встал и по корням вскарабкался на ствол березы. Его острые когти с легкостью прокалывали мягкую кору. Нагл добрался до продолговатого дупла, влез в него и пополз по длинному проходу. Ребристые стенки дупла покрывал прозрачный налет. Вскоре проход разделился надвое: одна его часть поворачивала направо, а другая – налево. Нагл выбрал левую и спустя короткое время уперся в пузырь из плотной слизи, надавил на него головой и ввалился внутрь. Пузырь сдулся, слизь обволокла Нагла. Он начал быстро уменьшаться. Исчезла черная шерсть, усы, когти, клыки и хвост. Глаза перестали видеть. Слизь обволакивала существо размером с фасолину. Красная жидкость наполнила дупло, сочась из древесины, смыла слизь и снова впиталась в дерево. Существо сделало вдох и открыло глаза.
– Приснится же гадость такая… – Нагл проснулся и схватился за сердце. – Колотится как…
