Подкидной агент

– Никак нет! Задача поставлена – будем решать. Тут только исполнителя подобрать, кого не так жалко.

– Генерал-лейтенант Сологуб! – начал подниматься над столом Ерёменко.

«Сейчас хулигана, вполне вероятно, больно возьмут за ухо, – прикинул Сологуб, – а значит, пора встать по стойке смирно и предупредить неприятность обычным в таком случае „Виноват!“».

Но всё пошло иначе.

– Тише, Пётр Петрович, – Корниевский одной рукой усадил на место Ерёменко, а другой придержал порыв Сологуба встать во фрунт. – Михаил Иванович, сам может того не ведая, высказал совершенно верную мысль: кадрового разведчика на такое задание посылать не резонно, в качестве исполнителя, я имею в виду. Тут нужен человек как бы сторонний. И наш, и не наш одновременно. Не стопроцентный дилетант, но и никогда не состоявший в штате спецслужб. И поскольку такого человека вы, Михаил Иванович, знаете, вам и поручается возглавить эту операцию.

«Дошутился, – понял Сологуб. – Этим он меня и припечатал. Своими руками привести на заклание кого-то из хороших знакомых – это и есть моя роль в предстоящей операции. Осталось уточнить, кого из сенатор имеет в виду».

– Фамилия Вяземский, вам, надеюсь, о чём-то говорит?

Корниевский опустил имя-отчество, но разве тут можно как-то ошибиться?

«Да, недолго погулял Старх на длинном поводке, о котором, может, ведать не ведает, но который – такие уж в Конторе правила – появился у него на шее с того дня, как несколько лет назад познакомился горемыка с Катей Вяземской, агентессой нашей ненаглядной. Впрочем, чем он горемыка? Ведь и познакомился на курорте, и даже опосля на ней же и женился. А то, что побегал маненько и по нашим весям, и по джунглям заокеанским, так и то не без пользы – книжку про это написал. И живёт опять-таки с недавнего времени за границей. На кой ляд ему на наше предложение соглашаться, тем более что и поводок-то на нём тьфу, одна видимость?»

Эту мысль он попробовал донести до собеседников в виде слегка закамуфлированного отвода по представленной кандидатуре.

– А если Вяземский откажется? Нет, а чего ему, в самом деле, сидючи у себя в Рагвае, опасаться какого-то серьёзного давления с наше стороны? Был на том континенте, правда, прецедент, так тому и лет минуло немало, и Вяземский совсем не Троцкий.

– Опять вас, товарищ генерал, не туда понесло, – поморщился Ерёменко.

А вот господин (или всё-таки товарищ?) сенатор, напротив, улыбнулся.

– Ничего, Пётр Петрович, об особой манере генерала Сологуба выражать свои мысли в определённых кругах, считай, легенды ходят. Что до давления, – и вам обоим это хорошо известно – захотели б – надавили! Только кому для намеченной миссии нужен придавленный агент? Нет, как говаривал товарищ Ленин, мы пойдём другим путём! Каким? А вот извольте-ка для начала ознакомиться, – и Корниевский протянул Сологубу сложенный пополам листок бумаги.

Тот выудил из внутреннего кармана кителя очки, водрузил гаджет на переносицу и развернул листок.

«Светик, привет!..»

– Копия письма Екатерины Вяземской своей боевой подруге Светлане Фернандес, в последнем браке Солодко, – прокомментировал Корниевский.

«То, что оригинал письма писан не на бумаге, это и ежу понятно. А забраться в электронный почтовый ящик мог кто угодно: и сотрудник за темой присматривать приставленный, и Виктор, муж Светланы, он же майор Солодко, да и сама Светлана, коли она вновь на службе, могла письмо предоставить. Чего гадать, паскудство – неотъемлемая составляющая работы любой спецслужбы. Отмазка так себе, но к ней привыкли и с ней действительно легче, как ни крути. А сенатор торопит: „Читайте, генерал, читайте“».

«… Вяземский вянет на глазах. Он ведь не собирался никуда уезжать из России. Да и я, признаться, тоже. Старх, это тебе известно, после того как мы вернулись с Байкала, заделался писателем. Начал с книжки про поиски золота Колчака. Писал, естественно, не в виде мемуаров, а как приключенческий роман. Получилось вроде ничего. Да ты ведь читала? Или нет? Ладно, не в том суть. Другие читали, некоторые даже хвалили. Издавать книгу, правда, пришлось за свой счёт, благо люди мы не бедные. Мне это кажется странным. При Советской власти было вроде как-то иначе, а теперь, говорят, только так. Да и бог с ним. Тираж у книги был невелик, и разошлась она быстро. Расходы на издание окупились, получился даже какой-то мизерный доход. Старх был ужасно рад и всерьёз увлёкся сочинительством. Выпустил ещё несколько книжек, вступил в Союз писателей, стал мотаться по литературным фестивалям, да книжным ярмаркам, оброс новыми связями. И тут бац! – депеша из Рагвая. Наш „милый“ родственничек Михаил Сергеевич Вяземский отдал наконец-то богу душу, но перед тем успел выкинуть фортель: завещал всё состояние семейства южноамериканских Вяземских моему сыну Серёже. Это уж потом выяснилось, что фортель выкинул вовсе не Михаил Сергеевич, а Серж Одоецкий Люськин муж. Это ведь он по замыслу Михаила Сергеевича должен был возглавить клан Вяземских. Но тут его посмертно осчастливливает наследством куда более богатый, чем М.С., родственник. Серж и Люська в одночасье продали всё своё хозяйство и свинтили на ПМЖ в США. Грандиозная, я тебе скажу, получилась неувязочка! Сын Михаила Сергеевича Николай ещё при тебе связался с бандитами, и после погиб в одной из разборок. Серж слинял, оставлять наследство кому-то из дочерей при живом прямом наследнике было совсем уж не по понятиям, и скрепя сердце Михаил Сергеевич совершил, может единственный по-настоящему справедливый поступок в жизни: отписал наследство Серёже. А поскольку мальчик в то время только вошёл в подростковый возраст, в завещании были обозначены опекуны: Екатерина и Аристарх Вяземские. Именно так, оба два. К чести Старха ломаться он не стал, стойко принял удар судьбы – я имею в виду переезд в Рагвай, настояв только на двойном гражданстве для нас троих. А я нисколько и не возражала…»

Дальше письмо было подкорректировано. Видно, Катя пустилась в описание своей жизни в Рагвае, может и интересное, но к делу государственной безопасности отношения не имеющее.

«… втянулась. Серёжа, хоть и вступил в права наследства, продолжает получать образование вдали от дома, так что всё хозяйство на мне. Старх так и не проявил к делу должного интереса. Одно время, правда, активно сотрудничал с издательством Сержа Одоецкого, – не хилое наследство? – но потом утух и теперь его творческий фитилёк еле тлеет. После отъезда из России не издал ни одной книги. Нет, говорит, на чужбине для меня настоящего творческого порыва…»

– Прочли? – сенатор протянул руку за письмом. – Там ещё есть что-то про оперетту, но это деталь, по-моему, несущественная, хотя и забавная. Главное в том, и вы, я надеюсь, это поняли, что наш «писатель» в забугорье явно скучает. А мы ему такое приключение подкатим, а? Ведь должно сработать?

– Вполне возможно, – вынужден был согласиться Сологуб. – Что ж, поручу разработку операции полковнику Максимову, пусть отличится!

– Нет, – покачал пальцем Корниевский. – Тут нужен боец поопытнее Максимова. Сами, Михаил Иванович, сами. Лично возглавьте эту операцию!

Вот теперь для Сологуба всё разложилось по полочкам. Для операции с сомнительным исходом нужен не только агент, которого не жалко, но и руководитель операции, которого можно слить без особого ущерба. Он ведь, считай, пенсионер на временной подработке. Греет место для Гены Максимова. Ну, с ним, положим, ясно. А Вяземский-то сенатору чем не угодил?

Глава третья, в которой говорится о том, что любая секретная операция начинается с названия

Если тебе мешает жить какая-то назойливая муха-мысль, например: почему сенатор Корниевский невзлюбил Аристарха Вяземского, спроси у того, кто может это знать.

Сологуб так и поступил: напрямую спросил у своего заместителя полковника Максимова, который по совместительству – хотя, скорее, наоборот – являлся зятем сенатора Корниевского.

– Не знаю, Дядя Миша, – честно признался Геннадий, – но за Старха мне теперь тревожно. Озадачу Ларису, она напряжёт мать – женсовет разберётся!

– Дело глаголешь, – принял доводы Максимова Сологуб.

Несколько лет назад Максимов с женой Ларисой в компании с Аристархом и Екатериной Вяземскими, а также Светланой тогда ещё Фернандес искали в районе Байкала три спрятанных белогвардейцами вагона с колчаковским золотом, а генерал Сологуб за ними присматривал. С тех пор между всеми участниками этой отдающей душком авантюризма экспедиции установились тесные дружеские отношения. Потому и называл Максимов генерала Дядя Миша, – не при посторонних, конечно, – что дозволялось исключительно близким Сологубу людям.

– И давай договоримся на берегу, – продолжил Сологуб. – Твоё участие в этой тухловатой – поверь моему чутью – операции заключается в том, чтобы до времени сидеть в окопе, а на бруствере я сам поторчу напоследок.

– Дядя Миша! – возмутился Максимов. – Да как такое возможно? Вы весь удар, если операция действительно с двойным дном, примете на себя, а я в нужный момент выскочу у вас из-за спины и прямиком в кресло начальника управления? Да за кого вы меня принимаете, товарищ генерал-лейтенант!

– Товарищ полковник! – рявкнул Сологуб. – А ну, молчать и стоять смирно! Не за того я его, видите ли, принял. А ты сам, пацан, за кого меня держишь? За старого маразматика или за мудрого товарища, который поперёд тебя на два хода видит? Отвечать!

– Виноват, товарищ генерал-лейтенант!

– Не то!

– Простите, Дядя Миша. Брякнул не подумавши.

– Другой коленкор. Вольно. Мне в этом кресле всё одно долго не сидеть. Не ты так другой, но лучше ты. Ясно?

– Ясно, Дядя Миша.

– А коли ясно – делай как велено. Кстати, вся штабная работа на тебе. Сделай так, чтобы Старх по всем бумагам проходил как человек случайный, используемый чуть ли не втёмную.

– Постараюсь.

– Да уж, сделай милость, расстарайся ради друга. И придумай, наконец, название для операции!

– Уже придумал: «Осенний ковбой».

– Почему так?

– Была у Старха задумка написать книгу под таким названием, но судя по имеющейся информации, книг он больше не пишет.

– Напишет… «Осенний ковбой» говоришь? Немного в лоб, но так, может, даже и лучше. Утверждаю!

Глава четвёртая, в которой говорится о том, что не помешает закончить операцию «Осенний ковбой» до начала Мундиаля, и что узнала Лариса Матвеевна Корниевская о причуде мужа

– Хороший план, Гена… – Сологуб закрыл папку, – …будет, когда я его чуток подправлю. Зайди часика через два.

– Слушаюсь!

– А куда ты, голуба, денешься? Конечно, послушаешься! А пока ответь-ка на вопрос: кого из знакомцев Вяземского предлагаешь использовать в финальной стадии операции?

– Чету Солодко!

– Грамотное решение, одобряю. Давно пора ребят из Иркутска выдёргивать. Готовь вызов!

Максимов положил перед генералом лист бумаги.

– Запасся? Предугадывать мысли начальства навык полезный. Развивай его, Гена. – Сологуб подставил подпись и протянул бумагу Максимову. – Отправляй вызов!

**

– План операции, товарищ полковник, я, где надо, утвердил и, с кем надо, согласовал. Скоренько вытаскивай из запаса Муромова, пока старый медведь не залёг в спячку.

– В спячку? – удивился Максимов. – Весной?

– У тебя, голуба моя, в школе по географии что было? У них, на той стороне Земли аккурат Бабье лето. А у нас, если ты не забыл, Мундиаль, прости господи за слово непотребное, на носу. И мне там, – Сологуб ткнул пальцем в потолок, – намекнули, что неплохо было бы нам управиться до его начала.

**

– Мама, ты выяснила, отчего папа дуется на Старха?

– Дуется? – Лариса Матвеевна покачала головой, – Да нет, дочь моя, твой отец Вяземского ненавидит.

– Но за что?! Они ведь едва знакомы.

– Всему виной книга Старха, где он назвал одного из персонажей подкаблучником.

– Это про то, как мы искали колчаковское золото? Но ведь там больше половины вымысла, и имена все изменены. А тот персонаж, про который ты говоришь, и вовсе на папу не похож.

– Тут я с тобой не соглашусь. Похож. И даже очень.

– Пусть так. Но чтобы такой милый человек, как мой папа мог кого-то возненавидеть, да ещё по незначительному поводу – не верю!

– Это отец с тобой милый, ну, и со мной. А на работе – жёсткий, властный и очень самолюбивый чиновник. А тут ещё нашлись «доброжелатели», пустили слух об одном литературном герое очень похожем на сенатора Корниевского. Знаешь, как теперь отца в Федеральном Собрании называют?

– Неужели Подкаблучник?!

– Именно. За глаза, конечно, и с оглядкой, но всё же…

– Господи, как всё это гадко и несправедливо… Постой, а ты, как про это узнала?

– Из самых достоверных источников, – усмехнулась Лариса Матвеевна. – Поспрошала подруг из числа жён больших чиновников да сенаторов, у одной одно выведала, у другой – другое, вот картинка и сложилась.

– Ужас какой. Бедный папа. Бедный Старх. Мама, с этим надо что-то делать!

– Это я и без тебя понимаю. Ненависть твоему отцу глаза застит, может толкнуть на необдуманный шаг, который негативно скажется на его положении. Но это, Лара, моё дело, ты сюда свой красивый носик больше не суй, и Гене ничего не говори, побереги карьеру мужа.

– Но ведь он спросит!

– Тебе повторить курс соскока с неприятных тем?

– Поняла. Не надо. Только что делать с Сологубом? Это ведь он тему обозначил.

– Тебе, повторюсь, ничего. Дядю Мишу я беру на себя. Он, кстати, вполне может оказаться полезен в этом деле… Вполне…

Глава пятая, в которой говорится о том, насколько вредной может оказаться любовь к караоке для отношений внутри семьи

Нет ужаснее состояния, – люди знающие не дадут соврать – чем застрять с утра в глубоком похмелье. Первой напоминает о вреде для здоровья чрезмерного употребления алкоголя зловредная птичка «Перепил», которая нещадно обрабатывает чугунным клювом твою многострадальную черепушку. Параллельно с этим возникает ощущение, что у эскадрона гусар летучих, разбившим бивак в твоём рту, основательно перекормлены лошади. Попытка мысленно написать сочинение «Как я провёл вчерашний вечер» заканчивается фиаско. И тут ты первый раз после пробуждения с трудом размыкаешь свинцовые веки. Исключительно ради того, чтобы тут же их смежить: открывшаяся действительность водит перед глазами хороводы, вызывающие приступ тошноты. И ведь не попросишь живой воды, крикнув: «Катя, рассолу!». Где теперь та Катя, и уж тем более, где теперь тот рассол, если Россия-матушка, родина этого чудодейственного напитка там, на другой стороне Земли, а в Южной Америке традиция изготовлять огуречно-помидорный нектар почему-то не прижилась.

Аристарх Вяземский осторожно, чтобы не спугнуть надежду, пошарил рукой возле кровати. Есть! Ухватился за горлышко бутылки, потряс. Ещё раз есть! Потянул к губам, сделал пару глотков, дринка на полтора каждый, и уже без особой осторожности опустил бутылку на пол. Последовавший звук подсказал, что не удержала равновесия стекляшка, упала набок. В ноздри шибанул запах выливающегося алкоголя. Да и пропади оно пропадом! В джипе, помнится, был целый ящик, – Хосе подсуетился – не весь же его я употребил? Стоп! Джип… Хосе… Виски, конечно, не рассол, но в похмелье тоже кое-что кумекает. Птичка заметно угомонилась и вместе с прояснением сознания к Вяземскому стали возвращаться воспоминания. Вчера он с триумфом отыграл «Роз Мари». Катя за этот успех подвергла его оглушающей критике, – почему, он так и не понял. От потока язвительных колкостей он и вправду вскоре оглох, но хорошо видел на таком ещё недавно родном лице язвительно шевелящиеся губы. Помнится, вначале что-то кричал в ответ, потом молчал и тихо сатанел. Под конец взорвался. Начал крушить интерьер. Чтобы тяга к разрушению не перекинулась на причину его взбешённости, убежал из дома. Что было потом? Бежал… Бежал… и забежал в дом Хосе Кардосо! Дальше была бешеная езда на джипе, которая оборвалась возле знакомого ему по прошлому приключению охотничьего домика. Было много виски, провал в памяти… и кошмарное пробуждение в этой кровати. Надо попробовать открыть глаза. Не очень хочется, но надо… А нет, ничего. Изображение почти чёткое и никаких тебе бешеных хороводов, так, лёгкое вальсирование. Встаём, Старх, не спеша, вся жизнь впереди, и по стеночке, по стеночке чапаем в сторону туалета, где с помощью зубной щётки и пасты постараемся изгнать чёртовых гусар.

**

Этим утром Екатерина Вяземская даже в мыслях переставшая называть себя Марией Остроуховой проснулась, не побоимся этого слова, обновлённой. Согласитесь, для женщины забальзаковского возраста в классическом летоисчислении такое легко можно приравнять к ЧП квартирного масштаба. «Захотела и сделала! – размышляла, нежась в постели, – тоже, кстати, против обыкновения – Катя. – Давно подозревала, что во мне живёт порядочная стерва… Хватит врать! Точно знала, поскольку иногда позволяла ей царапаться когтистой лапой. А вот прошлым вечером взяла, да и спустила с поводка. О, как она искромсала этого жалкого фигляра, вообразившего себя… вообразившего себя… Чёрт знает, кем он там себя вообразил, только мне это не понравилось! Любитель караоке! И ладно. На это его „таланта“, соглашусь, хватало. Так нет, караоке-оперетту его голосейшество поставить изволили! А о том, что я этот вид сценического искусства обожаю, – забыл?! А знал ли? Обязан был знать! Проигнорировал, мля! Сам себе режиссёр, сам себе Джимми плюс группа таких же шизанутых на остальные роли и вот те на те „Роз Мари“! Под караоке! Вчера в местном культурном центре состоялась премьера этого кошмара. Наша не продвинутая публика чуть не писала от восторга, а я так с трудом досидела до финала, сохраняя ещё и подобающее жене „триумфатора“ выражение лица! И как я догадалась отпустить прислугу пораньше? Видно, чутьё подсказало, что для НЕГО этот вечер добром не кончится. Как в воду смотрела! Едва вернулись домой, я и показала этому раздувшемуся от важности индюку, какой бывает настоящая стерва! Бог мой! Как быстро мужик поплыл. Сначала выпучил глаза, видно, то ещё было зрелище. Мог бы, мля, и сфотографировать. Чёто там говорил, – поначалу – потом только рот открывал да лицом менялся: краснел, бледнел, снова краснел… В конце зарычал, кинулся к окну, сорвал штору, швырнул на пол, кинулся ко мне с искажённым от бешенства лицом. Мелькнула мысль: ударит, но он только со всей дури пнул кресло, выматерился очень даже витиевато и вылетел из комнаты. Потом я видела в окно, как он, прихрамывая, нёсся куда-то по улице. Однако пора вставать. Скоро придёт прислуга, а она приучена, что завтрак я готовлю сама. Мне лишние пересуды не нужны».

**

– Донья Катарина, к вам дон Кардосо!

Как-то реагировать на слова служанки – типа «проси» или «скажи, что хозяйка не принимает» – было поздно: некоронованный король Рансьона Хосе Гонсалес Кардосо уже маячил на пороге. А уж на это пенять прислуге и вовсе было глупо: ни в одном здешнем доме не стали бы заставлять столь знатного Дона – именно с большой буквы! – ожидать в прихожей. Оставалось только небрежным жестом отослать служанку и улыбнуться гостю:

– Рада вам, Хосе! Чему обязана удовольствию видеть вас в своём доме?

Кардосо, не глядя, метнул в изготовившуюся служанку шляпу. Та ловко поймала добычу и тут же с ней удалилась. А гость, сверкнув отполированной лысиной, уколол усами высоко поднятую руку хозяйки, после чего охотно признался:

– Дело, которое заставило меня отважится на визит, в сравнении со счастьем видеть Вас, милая Катя, выглядит сущим пустяком, отлагательства тем не менее не ждущим.

Кардосо протянул Кате тонкую папку, перетянутую в верхнем углу резинкой.

– Что это? – поинтересовалась Катя и тут же, откинув резинку, поспешила папку открыть, чтобы не заставлять Хосе отвечать на риторический вопрос.

По мере ознакомления с единственной в папке бумагой, брови её удивлённо изогнулись.

– Вы дарите Аристарху свой охотничий дом?

– Один из принадлежащих мне охотничьих домов, – поправил Кардоса. – тот, в котором он когда-то побывал в связи с известным вам делом, и где, я надеюсь, пребывает в настоящий момент.

– Надеетесь, что пребывает? Как это понимать, Хосе?

– Почему пребывает? Это скорее мой вопрос к вам, Катя, но его я задавать не буду. А почему надеюсь… Вчера поздно вечером Старх ворвался – и это ни сколько не гипербола! – в мой дом во всех смыслах взъерошенный, попросил разрешить ему пожить в этом охотничьем доме и одолжить машину, чтобы туда добраться. Он ничего не объяснял, я не настаивал, сказал «разумеется», велел приготовить джип и лишь предложил водителя. Старх отказался и, забыв поблагодарить, умчался в ночь. С одной стороны, дорога до места ровная, с другой стороны, темнота и его состояние…

Хосе прервал речь и, видимо, посчитав, что высказался достаточно определённо, продолжил с другого места.

– Я подумал, что мне этот домик, кто знает, когда понадобиться, а Старху, может статься, негде жить. Вот я с утра и зашёл к нотариусу, а от него прямиком к вам.

Эта улыбка далась Катерине много тяжелее, чем предыдущая.

– Вы напрасно всполошились, Хосе, да, у нас случилась размолвка, но выселение из дома Старху точно не грозит. В любом случае спасибо за заботу, вы наш истинный друг!

– Честно говоря, в душе я на нечто подобное надеялся, однако, как видите, подстраховался… – Хосе запнулся, и уже скороговоркой произнеся: – Простите, что влез не в своё дело, и позвольте на этом откланяться, – поспешил к выходу.

Катя с задумчивым видом кинула папку на столик и подошла к изящному трюмо.

– Поговорим? – предложила она своему отражению.

– Легко! – согласилось то.

– Ты можешь объяснить, что я натворила?

– Попробую. Спустила на мужа стерву, чем довела его до истерики.

– Очевидное глаголешь, – немножко нервно усмехнулась Катя. – Скажи, это плохо?

– Что именно? Что спустила стерву? Нет, не думаю. Подобное хоть раз происходит в жизни почти каждой женщины. И чаще всего становится достоянием широкой общественности. Ты же озаботилась, чтобы всё осталось внутри дома: отпустила прислугу, окна не открывала настежь, а стены… как думаешь, соседи что-нибудь слышали?

– Уверена, что нет.

– Тогда точно не страшно: и себя потешила и мужа встряхнула. А ещё, убедилась, что Старх стоящий мужик.

– Это с каких барышей такие дивиденды? – прищурилась Катерина.

– А с таких, – прищурилось в ответ отражение. – Был бы скотом, дал бы тебе в глаз. Был бы тряпкой, ползал бы на коленях и просил о пощаде. А Старх устроил маленький погром и убёг от греха. Согласна?

– Не поспоришь, – кивнула Катя.

– Что до соплей про любовь к оперетте, – продолжило резать правду-матку отражение, – так то повод, а не причина, это понятно. Понятно, понятно! – остановило отражение Катины возражения. – Причина в том, что Старх после отъезда из России заметно деградировал. Писать почти перестал – у него, видите ли, творческий кризис! Так не на годы ведь? Если и так – найди другое занятие, мужик всё-таки. А так весь фамильный бизнес лёг на твои плечи. Ну хоть как-то он мог в этом тебе помочь, а не заплывать жиром, мотаясь по дому без былого блеска в глазах. Так что встряхнуть его было просто необходимо.

– Значит, всё я сделала правильно?

– Правильно? – неожиданно расхохоталось отражение. – Ну, ты смешная! Правильно было бы, кабы то, что я сказала, соответствовало истине. Кого, подруга, обмануть решила?

– Ты это о чём? – нахмурилась Катя.

– О чём? Да ты не супь бровей-то, не супь! Я, глянь, не хуже тебя супиться умею. Я, подруга, про того жиголо заезжего, что тут с гастролями выступал, и на которого ты, кошёлка старая, глаз положила!

– Всё! Не могу больше слушать этот бред!

Катя резко отвернулась от трюмо.

«И ничего он не жиголо… наверное».

Но эта фигура, эти плечи, руки. А глаза! Она ведь тогда мимолётно пересеклась с ним, и красавчик даже назначил ей свидание, да только она не пришла. Правильно не пришла. В таком городишке, как Рансьон, это незамеченным не прокатило бы. А ей репутацией хотя бы ради сына надо дорожить. Но и не воспользоваться шансом – может последним в жизни! – закрутить мимолётный – дольше, боже упаси! – роман с пределом женских фантазий было крайне обидно. Так и проживёшь жизнь праведницей не испытав оглушающего оргазма! Тьфу на тебя! Уж коли так приспичило, собралась бы, да следом за гастролёром, и подальше от добропорядочного Рансьона, где тебя никто не узнает… Сын-то точно не узнает. А вот с мужем что делать? Этот-то якорь как отцепить? И разве не это стало причиной, ещё более побудительной, чем деградация Старха, устроить грандиозный скандал, скорее от тоски и безысходности, но всё-таки со слабой надеждой, что это как-то поможет решить проблему. Вот только как? Внаглую подать на развод? Старх, хрен благородный, он, конечно, согласится, и сор из избы не вынесет. Так что местное общество долго судачить не будет. Сам Старх, скорее всего, уедет обратно в Россию, его и сейчас здесь ничто и никто не держит, кроме нас с Серёжей. Серёжа… А если сын меня не простит? Близкое сердце обмануть труднее, может о чём-то догадаться. К тому же он привязался к Старху. Похоже, что развод за мимолётное удовольствие может оказаться слишком большой платой. В идеале было бы Старха куда-то спровадить на время, лучше в другую часть света, но как такое организовать?..