Я твой ночной кошмар: Левайс Восхождение

Мален: (Приближаясь к Фридриху, он говорит бархатным голосом, наполненным гипнотической силой.) – Ты так стремился к признанию. Так жаждал, чтобы она… увидела тебя. Чтобы она оценила твою силу, твою преданность. И ты думал, что победа над Владмиром – это путь к этому? Ты ошибался. Твоя истинная слабость – не в теле, а в сердце.

В этот момент Фридрих, избитый и обессиленный, вдруг вздрогнул. В его глазах, несмотря на боль, мелькнула тоска. Казалось, его мысли, его невысказанные чувства были прочитаны и выставлены напоказ.

Мален: (Его лунный свет стал ярче, словно подпитываясь эмоциями Фридриха) – Ты любишь её, не так ли? Любишь ту, что сейчас прячется в тени. Ту, что наблюдает за нами, затаив дыхание. Ты влюблён в ту, чья сила, как ты чувствуешь, может быть опасна. Ты мечтал о её улыбке, о её одобрении, о её… признании. И эта неразделённая, невысказанная любовь стала твоей петлёй.

Слова Малены обрушились на Фридриха, как удар молота. Его лицо исказилось от боли, но уже не только физической. Он поднял голову и бросил взгляд в ту сторону, откуда, как он почувствовал, исходила угроза.

Мален: (Улыбнулся, хотя маска скрывала истинное выражение его лица, но в голосе звучала торжествующая нотка.) – Да-да, она здесь. Ты так хотел, чтобы она увидела твою силу, и твои чувства, такие же невысказанные, как и её, выдали её. Твоя надежда на её спасение… привела нас прямо к ней.

В этот момент Мален медленно подняла одну из своих рук, и из костяного наконечника вырвался тонкий луч лунного света, направленный прямо туда, где пряталась Мелисса.

Удар лунного света, направленный в её сторону, был неоспорим. Маскировка, какой бы совершенной она ни была, не могла укрыть её от столь тонкой, проникающей силы. Осознав, что её укрытие раскрыто, Мелисса сделала то, что было заложено в ней Орденом: она приготовилась к бою.

С тихим, но отчётливым гулом печати на её запястьях и шее вспыхнули ярче, их свечение окутало её, создав невидимый, но ощутимый барьер. Её взгляд, прежде устремлённый на Фридриха, теперь был прикован к маске Малена. Её поза изменилась – она выпрямилась и напряглась, готовая отразить неизбежную атаку.

Мелисса: (Её голос, несмотря на угрозу, звучал ровно и решительно) – Ты думал, что сможешь сломить меня страхом? Ты ошибаешься.

Мален, увидев, как его противница выходит из тени, слегка склонил голову.

Мален: (Его голос звучал так, будто он обращался к Владмиру, но взгляд был прикован к Мелиссе) – Владмир. Не вмешивайся. Пусть этот… «поединок» будет между нами. Я хочу, чтобы он увидел. Чтобы Десятый Клинок увидел, как умирает его надежда.

Владмир, по-прежнему державший Фридриха, кивнул. Его восемь костлявых рук крепко сжимали пленника, а в глазах читалось предвкушение зрелища. Фридрих, глядя на Мелиссу, а затем на Малена, казалось, понял, что его собственная боль и страсть стали ключом к её разоблачению.

Мален: (Делает шаг вперёд, отделяясь от Владмира, и направляет свою энергию в сторону Мелиссы.) – Ты говоришь о страхе? Я – воплощение того, что гложет вас изнутри. И сейчас… я покажу тебе, насколько велика эта бездна.

Он сделал паузу, и его слова повисли в воздухе, словно вызов.

Мален: (Его голос становится чуть насмешливым) – Ты так стремилась к силе, к защите своего Ордена, но что скрывается за твоими печатями? Одиночество? Отчаяние? А может быть… нечто большее? Скажи мне, дитя печатей, кто ты? У тебя есть имя, которое стоит того, чтобы я его запомнил, прежде чем оно станет лишь эхом в моих владениях?

Мелисса не ответила. Её печати вспыхнули ярче, отражая холодный лунный свет, падавший на маску Малена. Она не собиралась раскрывать ему ничего, кроме своей решимости.

Он сделал паузу, и его слова повисли в воздухе, словно вызов.

Мален: (Его голос становится чуть насмешливым) – Молчишь? Я так и думал. Твоё молчание – это тоже страх. Страх перед тем, что я могу узнать. Страх перед тем, что ты можешь почувствовать. Тебе кажется, что твои печати – это сила? Это лишь жалкая попытка спрятаться от самой себя. Но я вижу тебя насквозь. Я вижу твою боль, твои неразделённые чувства. И я вижу… тебя.

Он слегка наклонил голову, словно прислушиваясь к чему-то, что было скрыто от глаз.

Мален: (продолжая, он говорит с зловещей нежностью) – Ты так стремишься защитить своих. Но знаешь ли ты, какими они тебя видят? Или ты боишься спросить? Боишься услышать, что в их глазах твоя преданность – всего лишь слабость. Что твоя сила – всего лишь барьер, скрывающий твою истинную, ранимую сущность.

Мален сделал ещё один шаг вперёд, и лунный свет стал ярче, почти гипнотическим.

Мален: – Но я здесь, чтобы напомнить тебе. Я здесь, чтобы показать тебе твою истинную природу. И я не уйду, пока не увижу, как ты сломаешься.

Коридор замка, казалось, был высечен из самой тьмы, его стены поглощали свет, оставляя лишь призрачное сияние, пробивающееся откуда-то сверху, словно лунный свет, проникающий сквозь толщу земли. Воздух здесь был тяжёлым, наполненным ощущением древней силы и затаённой опасности.

Мален, стоявший в нескольких метрах от Мелиссы, чувствовал её решимость. Его маска, казалось, излучала холодное, насмешливое сияние.

Мален: (Его голос, спокойный, но зловещий, разнёсся по коридору.) – Ты думаешь, что твои печати – это щит? Это всего лишь клетка, которую ты сама себе построила. И я собираюсь выпустить тебя из неё… силой.

Мелисса не ответила. Вместо этого с тихим, но мощным гулом печати на её запястьях и шее вспыхнули ярче, их золотистое свечение начало пульсировать, разгоняя мрак в коридоре. Это было не просто свечение, это было пробуждение. Вокруг неё, словно сотканная из чистого света, начала формироваться полупрозрачная золотая аватара воина. Её очертания были изящными, но в то же время внушали трепет. В руках аватары появились два священных клинка, излучающих мягкое, но уверенное сияние, способное рассеять самую густую тьму. Это было оружие Мелиссы, её единственная и самая могущественная защита.

Мелисса: (Её голос, усиленный пробуждённой силой, звучал твёрдо и чисто.) – Ты вторгся на чужую территорию, Кошмар. И тебе придётся за это ответить.

Мален, наблюдая за преображением Мелиссы, едва заметно наклонил голову.

Мален: – Золотое пламя… Интересно. Ты думаешь, что эта иллюзия силы сможет меня остановить? Мой страх – не жалкая игрушка, которую можно погасить светом. Мой страх – это бездна, которая поглощает всё.

Не успел он договорить, как с невероятной скоростью Мален сделал выпад. Его тень, казалось, удлинилась и превратилась в извивающиеся щупальца, направленные прямо на Мелиссу. Щупальца, заканчивающиеся острыми костяными наконечниками, несли в себе не только физическую угрозу, но и ментальное давление, пытаясь проникнуть сквозь её защиту.

Мелисса, в свою очередь, не дрогнула. Аватар воина в золотом сиянии поднял свои священные клинки. Они не просто отражали лунный свет Малена, но, казалось, могли рассекать его, словно он был материей.

Мелисса: – Твоя бездна – это всего лишь твои собственные страхи, отражённые в тебе. А моё оружие – это свет, рассеивающий иллюзии.

Первый клинок, управляемый аватарой, со свистом пролетел мимо, отражая атаку щупалец. Золотое пламя столкнулось с лунным светом, и в месте их соприкосновения возникла вспышка, сопровождаемая тихим гулом.

Столкновение золотого сияния печатей и жуткого лунного света Малены вызвало мощный импульс, который прокатился по каменному залу. Мелисса, окружённая сиянием своего аватара, выстояла, её печати не пропустили ментальный удар, но она почувствовала невероятное давление на разум.

Мален, уверенный в том, что его сила страха сокрушит её, был сбит с толку этой чистой, упорядоченной энергией.

Мален: (Нервно дёргается, пытаясь восстановить контроль над щупальцами) – Глупая девчонка! Ты несёшь свет туда, где ему не место!

Мелисса воспользовалась заминкой, вызванной его ментальным замешательством. Аватара воина сделала молниеносный рывок. Один из священных клинков, описав идеальную дугу, прошёл сквозь рябь лунного света и вонзился прямо в центр маски Малена.

Раздался резкий, пронзительный скрежет, словно кто-то рвал старый пергамент. От маски откололся кусок чёрной керамики и с глухим стуком упал на каменный пол.

На мгновение воцарилась мёртвая тишина. Владмир, державший Фридриха, замер, предвкушая быструю победу своего напарника, но теперь его внимание было приковано к этой неожиданной осечке. Фридрих, несмотря на своё состояние, инстинктивно сфокусировал взгляд на лице Малена.

Сквозь дыру в маске сверкнул левый глаз Малена. Он был не красным и не золотым, а странного бледно-серого цвета, лишенного всякой теплоты, словно отполированный лед.

Удивление было первым, что отразилось в этом глазу. Оно длилось всего долю секунды, но для Мелиссы, внимательно наблюдавшей за ним, это стало подтверждением: её сила способна пробить его защиту.

Затем удивление сменилось стремительной, обжигающей злостью. Он не ожидал такой прыти от того, кого считал всего лишь напуганным агентом Ордена. Его плечи напряглись, а щупальца, всё ещё частично выдвинутые, пришли в яростное движение.

Мален: (Его голос стал низким, искажённым от ярости, в нём больше не было бархатных гипнотических ноток) – Ты посмела! Ты недооценила меня, дитя печатей! Ты думала, что твой жалкий свет сможет пробить мой барьер?!

Он не стал тратить время на дальнейшие психологические атаки. Ярость затуманила его разум, и он бросился вперёд, теперь уже полностью полагаясь на грубую силу своих теней и костяных наконечников и не пытаясь больше играть.

Мален: ВЛАДМИР! Убери его! Я сам разберусь с этой девчонкой!

Владмир, довольно ухмыляясь, легко отступил, прижав Фридриха к стене, чтобы тот не мешал. Столкновение чистой ментальной атаки и концентрированной, освящённой силы печатей началось по-настоящему.

Разозлившись из-за того, что его недооценили, Мален решил перейти на новый уровень. Его тело начало деформироваться. Бледный глаз, который смогла разглядеть Мелисса, внезапно налился кровью, приобретя жуткий пульсирующий оттенок. Остальные прорези в маске, до этого скрытые, вспыхнули кроваво-красным светом, словно адские угли.

С громким треском, словно ломались кости, из его спины начали пробиваться двадцать восемь чёрных, переплетающихся щупалец. Они были толще предыдущих, покрыты шипами и острыми, как бритва, костяными наростами. Их движения стали более хаотичными, но в то же время целенаправленными, словно каждое из них жило своей жизнью, но все они подчинялись единой воле.

Мален: (Его голос стал многоголосым, искажённым, словно в нём звучали голоса всех тех, кто когда-либо испытывал на себе его силу) – Это мой предел! Моя истинная сущность! Двадцать восемь щупалец, олицетворяющих глубину страха, отчаяния и отвержения! Ты думаешь, что твои печати могут противостоять этому?!

Мелисса, наблюдавшая за этой жуткой трансформацией, сначала пришла в лёгкое замешательство. Столкнуться с таким чудовищным проявлением силы было шокирующе. Её аватар воина, готовый отразить предыдущую атаку, на мгновение замер.

«Двадцать восемь щупалец… Это… это действительно его максимум?» – пронеслось у неё в голове. «Я смогу выдержать. Его сила страха… моя сила – свет и порядок. Свет всегда рассеивает тьму.» – мелькнула уверенность, подкреплённая силой её печатей.

Именно с этой мыслью, с лёгкой, но теперь уже обречённой ухмылкой Мелисса подняла свои священные клинки, готовясь отразить шквал щупалец. Она была уверена, что сможет отразить и эту, более мощную, атаку.

Но что-то пошло не так.

Когда первые щупальца устремились к ней, Мелисса попыталась отразить их удары своими клинками. Но атака была не просто физической. Каждый удар, каждое прикосновение щупалец несли с собой волну чистого, концентрированного страха, усиленного кровоподтёками на его глазу и красным свечением маски. Это было не просто прикосновение, а вторжение в её разум, в её душу.

Печати Мелиссы, предназначенные для защиты от магических и демонических атак, были сильны, но они были созданы для противодействия внешним угрозам. Они не могли полностью оградить её от внутреннего страха, который так искусно пробуждал Мален. Её уверенность начала таять, ухмылка сменилась тревогой, а золотое сияние аватара, казалось, стало немного тусклее.

Внезапно мир вокруг Мелиссы исказился. Сияние её аватара померкло, а золотые клинки растворились в воздухе. Она оказалась не в тёмном коридоре замка, а во дворе, залитом солнечным светом, рядом с фигурой, напоминающей Фридриха. Он улыбался ей, его глаза светились теплом, а в руках он держал такие же священные клинки, как и у её аватара.

Фридрих: (Его голос звучал так ласково, каким она его помнила по прошлым, счастливым временам.) – Ты отлично справляешься, Мелисса! Помнишь, как мы вместе тренировались? Как смеялись, когда ты промахивалась?

Воспоминания были яркими, живыми. Они вместе пили, смеялись, обсуждали свои мечты. Фридрих был рядом, поддерживал её, верил в неё. Он был её опорой, её другом.

Но образ начал искажаться. Солнечный свет померк, сменившись густой, давящей тьмой. Улыбка Фридриха стала жуткой, а глаза – пустыми, мёртвыми. Теперь он стоял перед ней, но это был уже не Фридрих, а кошмар. Его тело было изуродовано, покрыто ранами, а на месте глаз зияли кровавые провалы.

Фридрих (искажённый): (Теперь его голос был полон боли и отчаяния) – Ты не смогла меня спасти, Мелисса… Ты бросила меня… Ты была слишком слаба…

И тут же образ изменился. Он снова был жив, здоров, улыбался и протягивал к ней руки.

Фридрих: – Не бойся, Мелисса. Я всегда буду рядом.

А потом снова: изувеченный, мёртвый.

Фридрих (искажённо): – Ты видела. Ты знаешь, что я умру. Почему ты меня не спасла?

И так по кругу. Радостные воспоминания смешивались с ужасающими кошмарами. Фридрих, живой и любимый, сменялся Фридрихом, мёртвым и страдающим. Мелисса чувствовала, как её охватывает отчаяние. Её печати, её сила, её решимость – всё это казалось бессмысленным перед лицом этой мучительной петли воспоминаний. Она была заперта в кошмаре, созданном силой Малена, и не видела выхода.

Мир вокруг Мелиссы был пленён этим жестоким циклом. Каждый раз, когда она пыталась вырваться, её тут же затягивало обратно, в новый виток боли и страха. Но где-то глубоко внутри, среди теней и отчаяния, оставалась искра – искра её силы, её долга, её несгибаемой воли.

В тот момент, когда она снова увидела искажённое лицо Фридриха, готовое превратиться в труп, что-то щёлкнуло у неё в голове. «Я не позволю ему сделать это!» – пронеслось у неё в голове, заглушая шёпот Малены. Она вспомнила не только его слабости, но и его силу, его веру в неё. Она вспомнила, зачем здесь.

Сосредоточив всю свою волю, всю энергию, что таилась в её печатях, Мелисса направила её не на отражение, а на разрушение. Она больше не пыталась бороться с кошмарами, она пыталась разорвать саму ткань иллюзии.

С яростным криком, который, казалось, вырвался из самой глубины её существа, Мелисса выпустила волну чистой энергии. Золотое сияние её аватара, которое начало тускнеть, внезапно вспыхнуло с новой силой, искажая и разрывая кошмарные образы.

Мир вокруг неё затрещал, как стекло, которое вот-вот разобьётся. Фридрих, в очередной раз превратившийся в труп, начал распадаться на части. Яркая вспышка ослепила Мелиссу, а затем… она снова оказалась в зале замка.

Её аватар-воин, измученный, но не сломленный, стоял перед ней, и его золотые клинки всё ещё излучали слабый свет. Но она была истощена. Атака Малены оказалась гораздо более разрушительной, чем она ожидала.

Мален: (Его голос звучал удивлённо, но в нём уже не было прежней уверенности. Он видел, что его удар не сломил её окончательно.) – Неплохо… Ты удивительно стойкая. Ты словно камень, который не поддаётся ни одному удару.

Но Мален не собирался сдаваться. Его глаза, один кроваво-серый, а другой всё ещё скрытый под маской, сверкнули. Двадцать восемь щупалец, всё ещё переплетённых друг с другом, но теперь несущих в себе не только страх, но и чистую разрушительную энергию, пришли в движение.

Мален: (Его голос снова стал многоголосым, но теперь в нём звучала решимость) – Но это лишь отсрочка. Теперь, когда ты показала мне, на что способна… я покажу тебе, что такое настоящее отчаяние!

Все двадцать восемь щупалец с бешеной скоростью устремились к Мелиссе. Она попыталась поднять свои клинки, но её аватар, ослабленный кошмаром, начал распадаться. Удары щупалец были быстрее и сильнее, чем она могла парировать. Одно из них ударило её по руке, другое – по груди. Золотое сияние начало меркнуть, а сама Мелисса почувствовала, как её силы иссякают.

В этот критический момент, когда падение казалось неизбежным, когда она видела, как её аватар распадается на части, Мелисса приняла решение. Нельзя погибнуть здесь. Нельзя допустить, чтобы Фридрих и она сама стали пленницами этого чудовища.

Собравшись с последними силами, не обращая внимания на боль и истощение, Мелисса активировала сферу телепортации, которую всегда носила с собой на крайний случай. Яркая вспышка пронзила мрачный зал, и Мелисса исчезла, оставив после себя лишь призрак золотого свечения и недоумевающего Малена.

Мален: (Глядя на пустое место, где только что стояла его противница) – Сбежала? Трусиха… Но она вернётся. Они всегда возвращаются.

Владмир, наблюдавший за всем этим, лишь пожал плечами. Для него было важно то, что их «экземпляр» всё ещё у них, и теперь у них есть информация о том, что этот «Второй клинок» способен дать отпор.

Владмир, спокойно удерживавший Фридриха, казалось, был доволен исходом.

Владмир: Она слаба. Её сила печатей не может справиться с чистым ужасом. Она ушла, потому что была напугана.

Мален резко обернулся к Фридриху, который, став свидетелем происходящего, выглядел совершенно подавленным. Страх быть брошенным Мелиссой, усугублённый присутствием Малена, сломил его сопротивление.

Мален: (Наклонившись к бессознательному Десятому Клинку, он снова заговорил зловеще-бархатистым голосом.) – Посмотри на него, Владмир. Он сломлен. Он верил, что его любовь и сила могут что-то значить для неё. Он надеялся, что она придёт. И она пришла. Но она сбежала, оставив его здесь, в руках тех, кто его уничтожит. Вот она, цена неразделённой любви и слепой веры. Он брошен, и его чувства втоптаны в грязь, которую он сам помог нам создать.

Мален усмехнулся. Пленник был в руках, враг отступил, а самый главный инструмент – отчаяние Фридриха – был использован для того, чтобы полностью лишить Десятый Клинок надежды.

Владмир, довольный результатом, начал готовиться к следующему этапу эксперимента, а Мален смотрел на то место, где только что стояла Мелисса, в ожидании её неизбежного возвращения, но уже в состоянии полного отчаяния.