Плененная поневоле

– Нет. Забудь навсегда. Тебя больше не существует ни для кого. Напомнить, какой у тебя статус? – Опускаю глаза, помню, его рабыня. – Мы едем сейчас ко мне домой. Но слушать и подчиняться будешь только мне. Ты жива лишь потому, что я не все дырки твои трахнул. И когда ты мне станешь неинтересна, я закончу все, что обещал. Не забывай, это неизбежно. Поняла? – сглатываю. На мгновение я подумала, что он очень добрый ко мне, так спокойно стала с ним себя чувствовать, защиту в нем искала и находила. А сейчас хочу руки свои выдернуть из его руки. Но он только крепче их сжал и не отпускает.

– Начнем? – паркует машину на обочине, я и не заметила, как мы выехали из города и сейчас стоим на дороге, а вокруг лес.

– Что начнем? – дрожащим голосом спрашиваю и смотрю на него испуганно.

– Трахать тебя буду, в рот.

Глава 9

– Пожалуйста, не надо… – все что угодно, только не это. Он отпускает мои руки и расстегивает на себе куртку. А меня начинает всю трясти от озноба, даже зубы стучат, хоть и согрелась уже и в машине давно стало тепло.

Я не хочу, не могу, мне страшно. Не хочу трогать, смотреть, и уж тем более делать то, что он хочет. Вжалась в сиденье, напряглась вся.

Он поворачивается ко мне всем корпусом, а я боюсь даже на него взглянуть. Ну зачем он так, все же хорошо было. Я даже на мгновение поверила, что он не будет больше больно делать.

Ренат подносит руку к моему лицу, гладит по щеке, и эти поглаживания уже не кажутся безобидными. Большим пальцем по губам проводит, а я зубы сжала. Боюсь его сейчас, как никогда раньше.

– Открой рот. – Перевожу взгляд на него, в глаза ему смотрю. Сейчас, при дневном свете, я увидела в них карий оттенок, но его зрачки очень сильно расширены, взгляд пугающий, хищный.

Он брови свел к переносице, нахмурился, и я поняла, что, если не подчинюсь, мне будет плохо. Медленно начинаю открывать рот, а он просовывает большой палец, заставляя еще больше раскрыть челюсть. Ведет им глубже, по языку, и я чувствую металлический привкус. Дышать перестала. При этом все еще смотрю ему в глаза, а он смотрит на мой рот.

– Обхвати губами. – Медленно, с нехотением, но делаю это, а он вынимает уже влажный палец и проводит им по губам, на этот раз с напором, с нажимом, сминая их. Затем резко наклоняется и набрасывается на мой рот своим, притягивая мою голову к себе, вжимая в себя.

От неожиданности дыхание перехватило, тело будто парализовало и сердце ухнуло куда-то вниз и снова наверх. Его поцелуи такие грубые, жесткие, порочные, и сейчас он вселяет неимоверный страх, потому что я уже знаю, что следует дальше. Но вместе со страхом внизу живота появилось что-то тягучее, предательское, и это нечто неподвластное мне.

В этот раз я не стала отвечать на его действия, но и не сопротивляюсь. Позволяю себя целовать, даже глаза закрыла. Чувствую, как он наматывает мои волосы на кулак и затем резко тянет назад, заставляя снова прийти в себя, в эту ужасающую реальность. Глаза распахиваю и еще больше трястись начинаю.

– Будешь делать все, что прикажу. – Смотрю на него, а его взгляд стал еще более темным, тяжелым, подавляющим. Как может человек так резко меняться? И почему он это делает? Я понимаю, он злится, ненавидит отца. Его гнев мне понятен, как и гнев Валида. Но зачем он тогда целует меня, обнимает и жалеет? Можно подумать, что я ему нравлюсь, но нет, так не поступают с людьми, которые нравятся. Что же тогда?

Я бы хотела просто его ненавидеть, ведь он так груб со мной, я должна бояться его всегда, каждую секунду, проведенную с ним. Но почему, когда он проявляет эту странную заботу, все исчезает? Почему?

Он одной рукой держит за волосы, второй начинает расстегивать свой ремень, глядя при этом мне в глаза.

– Сейчас ты возьмешь мой член в рот, – и начинает силой наклонять мою голову к своему паху.

Нет, нет, как же я боюсь, я не хочу. Сопротивляюсь изо всех сил, хныкать начинаю. А он давит на мою голову. Руками упираюсь в подлокотник и его бедро, глаза закрываю, лишь бы не видеть его орган.

– Прошу, прошу, не надо, я не умею, – уже истерика начинается. И он, так же резко, поднимает меня. Ощущаю его горячее дыхание на своем лице. Открываю глаза, полные слез и надежды, что он не сделает этого.

– Это не проблема, сейчас научишься. Если ты думаешь, что я оставил тебя в живых по доброте душевной, ты ошибаешься. Сказал сосать – будешь сосать, скажу зад подставить – подставишь и не пикнешь. Ты тут не для того, чтобы восхищаться видами. Поняла меня? – Молчу, внутри все рухнуло. Как я посмела подумать, что он и правда может быть ко мне добр. – Поняла, я спрашиваю? – и еще сильнее сжал мои волосы, так, что даже глаза зажмурила от боли, но все так же молчу. Боюсь его, очень боюсь. – Рукой проведи, – разжимает кулак и начинает массировать мою голову. Не двигаюсь, по-прежнему вся сжата.

Он берет мою дрожащую руку, что держит его за бедро, и сам кладет на свой орган. Ощущаю, какой он горячий и очень огромный.

– Обхвати и глаза открой, смотри. – Из-за боязни его гнева делаю, как он приказывает. Открываю медленно глаза, смотрю вниз.

Вижу его член, так близко, как никогда. У меня глаза на лоб полезли, он сейчас мне кажется еще больше, еще толще, чем вчера. Обхватываю его ледяной ладонью, и даже пальцы вместе не смыкаются. Рвано хватаю ртом воздух, беззвучно рыдая, и смотрю.

Он очень мощный, весь увитый вздувшимися венами. Я не понимаю, как он вообще поместился в меня, и тем более как может поместиться в рот. Я и пару сантиметров не смогу взять, он разве этого не понимает?

Своей рукой сжимает мою и двигает ею вниз. Вижу, как головка открывается полностью, чувствую, как он пульсирует. Ренат двигает моей рукой, то вверх, то вниз, затем отпускает мою руку, и я тут же ее отдергиваю.

– Как знаешь, – и снова с усилием давит на мою голову. Нет. Только не это, пожалуйста. Он же не поместится. Страх сковывает, боюсь, что задохнусь, что меня стошнит.

– Я не смогу, пожалуйста, не надо… – но он как будто не слышит, опять сжимает мне волосы и наклоняет над самым органом так, что я касаюсь губами его головки.

– Меня это не волнует. Открой рот. – Как же больно на душе от того, что мне придется это сделать. Наши силы неравны, положение тем более. И открыть рот – значит признать себя вещью, униженной, оскорбленной.

– Давай же… – слышу раздраженный голос Рената, и он толкает мою голову еще ниже, вниз, вжимается своим органом мне в губы. Мычу, из глаз слезы текут. И только я хотела вдохнуть воздух, как он резко насаживает мой рот на свой член.

Дергаюсь вверх, но он силой держит меня за затылок, наклоняя еще ниже. Он проталкивается глубже, и я чувствую его солоноватый вкус. От осознания, что он у меня во рту, ощутила легкий спазм тошноты. Челюсть начинает сводить очень сильно.

Слышу тихий, гортанный стон, и он выгибается мне навстречу, при этом вжимает мою голову все сильнее в себя. Я ощущаю его в самом горле.

Оно вспыхнуло болью, саднить начинает. Я упираюсь ладонями в его бедро, затем начинаю хаотично хвататься руками за все подряд, пытаясь хоть как-то отстраниться, лишь бы вдохнуть воздуха.

И с каждым толчком я впадаю в панику все сильнее. Со всей силой отстраниться пытаюсь, но он не дает. Кручусь, задыхаюсь, захлебываюсь, давлюсь и выгибаюсь в судорожных позывах. Из-за слез уже ничего не вижу. Он грубо и резко управляет моей головой сам, вверх-вниз, и так до бесконечности, поднимает ее, вытаскивая свой орган.

– Дыши, – а я едва могу вдохнуть воздух, чтобы совсем не задохнуться, и затем он снова резко наклоняет меня и входит в глотку. Я чувствую, он наслаждается этой властью надо мной. Горло болит от толчков, а сердце болит от унижения.

Не могу больше, челюсть свело, горло дерет, слюни текут, слезы, мычу. Но уже не сопротивляюсь. Все померкло. Безвольное существо, игрушка в руках дьявола. Он все больше ускоряет темп, все сильнее сжимает волосы, то и дело поднимает меня, давая возможность дышать, и снова опускает. Снова и снова.

С каждой секундой напряжение нарастает. Его орган становится как будто больше. И двигается он яростней, жестче. И вот последний толчок, вжимает меня в самое основание паха и кончает, хрипло издавая нечеловеческий стон. Изливает сперму прямо в глотку, пока я давлюсь и задыхаюсь. И когда он вытаскивает из меня свой член, подняв меня за волосы, я принимаюсь жадно хватать ртом воздух. Судорожно сглатываю. Во рту его вкус, который вызывает позыв тошноты, но держусь, глотаю слюну. Плачу.

Он тянет меня за волосы, поворачивая к себе лицом.

– На меня смотри! – поднимаю заплаканные глаза, и кровь в жилах стынет от его устрашающего дьявольского взгляда. – Это чтобы ты не забывала, в каком положении находишься, и кто ты для меня. Шлюха, не более. Моя шлюха. И по имени не смей меня называть, поняла? – от горечи и обиды еще больше рыдать начинаю, горло болит и першит, воздухом надышаться не могу. Только головой киваю, когда его рука сжимает мои волосы с такой силой, что я просто начинаю рыдать.

Отпускает меня, а я за горло хватаюсь, поглаживаю. До сих пор чувствую, как будто его орган там.

Он достает из бардачка салфетки, берет сначала себе, а остальную упаковку кидает небрежно в мою сторону. Подбираю ее дрожащими руками, нервно достаю салфетку и вытираю рот, совсем ничего не видя от слез.

Папочка, зачем ты это сделал? Почему все так происходит? Я ведь совсем ни в чем не виновата. За что…

Сняла обувь и поджала ноги к себе, отвернувшись от него к окну. Прислонилась лбом к холодному стеклу и закрыла глаза, дрожа от плача и прерывисто дыша. Я его ненавижу, и на этот раз моя ненависть не исчезнет.

Он заводит машину и съезжает с обочины.

– А теперь познакомлю тебя с семьей.

Глава 10. Ренат

Сжимаю руль со всей силы, что же творю. Внутри все горит и все бесит. А девчонка тихо плачет, отвернулась. До боли во всем теле хочется ее обнять, прижать, успокоить, но я держусь. Хватит. Нельзя позволять себе эту слабость.

Я ненавижу ее отца. Ясно почему. И должен был сделать так, чтобы он лишился дочери. И ее я ненавижу, за то, что пробралась мне под кожу. Убить за это хочу, но не могу. Не могу, пока смотрит на меня так, пока хочу ее до безумия. Все хочу, и слезы, и улыбку. Всего мало. И себя я ненавижу, за то что больно ей делаю, и за то что не делаю. Адское состояние. Надо бы закончить все, а что вместо этого? Вместо этого я сделал ее своей женой. Да, зашел в ЗАГС и сделал это. Не составило огромного труда, сунул пачку денег кому следует, и через двадцать минут все документы были на руках.

Раз я начал эту игру, раз увез ее, присвоил, то и о последствиях должен думать. Знаю, отец, когда увидит ее, выстрелит не задумываясь. А я не хочу пока этого. Сагадиевы не трогают своих, ни при каких условиях. Лишь поэтому со мной рядом сидит не Юлия Фадеева, а Юлия Сагадиева. Это решение было принято моментально, когда Валид приставил к ее горлу осколок.

Я видел и слышал, что происходило в ее квартире, видел, как она в ванной взяла таблетки. И в какую же я ярость тогда пришел. Умереть захотела. Нет уж, она умрет только от моей руки. Только я теперь имею на нее все права. Только я теперь могу ее убивать, насиловать, трогать… дышать ею. Она нужна мне, нужны ее чистые, невинные глаза и эта детская искренность. Нужна, как воздух.

В моей жизни было слишком много женщин, интерес к каждой пропадал очень быстро. И, я уверен, и к ней пройдет, так же быстро. Ведь все бабы одинаковые, двуличные, лживые, корыстные. Все они текут от моего кошелька, статуса и огромного члена. Именно это отталкивает больше всего. И в ней тоже должно быть что-то, что должно оттолкнуть.

Я просто обязан сделать так, чтобы ее глаза погасли. Чтобы перестать ее хотеть, чтобы никаких эмоций не вызывала. Чтобы с легкостью смог отправить ее тело отцу. Но вместо этого смотрю на нее плачущую и сердце разрывается на части.

Сегодня почти не спал, думал обо всем, ею любовался. Сам прижал ее к себе, и до ломки хотел снова в нее ворваться, разбудить и трахать всю ночь, чтобы насытиться и забыть. Но не стал, понимаю, что ей больно. И решил, что потом это сделаю, когда у нее все заживет. Никогда меня еще не волновала боль других, но ее боль, как тупое лезвие по коже, режет меня, выворачивает наизнанку.

И в самолете все повторилось… Ее боль – как будто сам физически ощущал. Наверно, это и взбесило больше всего. Захотел сам себе доказать, что она ни черта не значит для меня, поставить все на свои места. Она – игрушка, жертва, ничто. Поиграюсь и забуду. Больше никаких касаний, никаких поцелуев не должно быть. Она должна стать блеклым пятном. Но почему же, блядь, сейчас мне не хватает ее восторженных глаз и улыбки, когда смотрит на все новое с замиранием сердца.

И когда заехали в особняк, она мельком посмотрела на него, но не дала мне ни одной сладкой эмоции. Неужели так просто оказалось сломить ее? Я хотел ломать ее долго, наслаждаться этим. Но никакого наслаждения я не чувствую. Что же тогда дальше?

Во дворе стоит много машин, отец, походу, устраивает празднование. Я уже предвижу его гнев, когда узнает, что я не отомстил, и, более того, привел в дом дочь врага. И Дианина машина тут, сука, не до нее. Вот и еще один повод для гнева. Я должен был заключить контракт с Багровым, а его дочь, Диана, должна была стать моей женой. Все летит к чертям собачьим. Но, надеюсь, это ненадолго. Я успею стать вдовцом раньше, чем состоится наша сделка.

– Приехали, обувайся, – говорю, а она даже не пошевелилась. Выхожу из машины и закуриваю, смотрю на нее через лобовое стекло. Слезы вытирает и все же обувается, выходит, осматривается и боится. Маленькая. Подхожу и беру ее за руку, веду в дом. Терпи, девочка, нелегко будет.

– Рена-а-ат, сынок, – с радостным выражением лица встречает меня отец; он везет мать. Валид, походу, ничего еще не рассказал.

Отец останавливается и смотрит на Юлю, затем на меня вопросительно, и опять на нее. Я снимаю с себя куртку, потом с нее, отдаю прислуге и снова за руку ее беру.

Девочка боится, меня холодной ладошкой сжимает, вся побледнела. Холл стал наполняться гостями, а к отцу подходит Валид. Все смотрят на нас.

– Только не говори, что это то, о чем я думаю, – с каждой секундой он напрягается все больше. Молчу, в глаза друг другу смотрим.

– Да, это дочь Фадеева, – сам сжимаю ее ладонь. В холле начинаются охи и ахи, знаю, это всех ошарашило. Вижу, как меняется лицо у отца, как оно становится злобным и ярость в глазах просыпается. Вижу, как коляску начинает сжимать. Знакомо… Понимаю…

– Она вчера должна была сдохнуть, – цедит сквозь зубы. – Объяснись! – повышает голос так, что девчонка вздрагивает и все вокруг замолкают.

– Сдохнет, но не сейчас. У меня другие на нее планы.

– Что? Мне нужна месть… – орет, багровым стал, к нам подходит. – Жестокая, кровавая месть! – таким лютым его редко можно увидеть. Его трясет всего от гнева. – Виктор должен был сейчас подыхать от удушающей боли, как и я, четыре года назад! – а затем смеяться начинает истерически. Я знаю, за этим последует нечто ужасное. И никто не знает, что он сделает в следующую секунду, а я знаю. Обычно – убивает. Юлю за руку резко тяну, себе за спину прячу.

– А хорошо даже, что так все получилось. Молодец, Ренат. Понимаю, рука дрогнула, ну ничего, – тут же кому-то набирает. – Раф, собери мне всю охрану в охотничьем домике, ЖИВЕЙ! – кладет трубку. Я понял его намерение, вижу по взгляду. – Давай ее сюда, – протягивает мне руку, а затем весело обращается к матери: – Катенька, сегодня все закончится, все наши страдания прекратятся. Вздохнем полной грудью.

Я предполагал это. Юля двумя руками вцепилась в мою ладонь, и эта ее реакция бесценна для меня. Ищет защиты… У меня ищет. Несмотря на все, что сделал, прижимается ко мне сзади и дрожит.

– Извини отец, этого не будет. – Вижу, как Валид тоже освирепел и за голову хватается.

– Ренат, отдай ее Дамиру, – в разговор вступает Шамиль, мой дядя, брат отца. – Не гневи отца. – Никогда его не любил, ушлый и скользкий тип. Человек-паразит, который живет за наш счет.

– Не вмешивайся, это не твое дело.

– Еще как мое, Аминку я любил как родную дочь.

– РЕНАТ! – снова кричит отец. – Сюда ее! Это не обсуждается! – подходит быстрым шагом вплотную. – Ну что ты спряталась, малышка, выходи давай, – заглядывает мне за спину, а я тяну Юлю вперед. На ней лица нет, в глазах слезы, губы дрожат. На меня глаза поднимает, полные отчаяния и безысходности.

– Звони Рафику и все отменяй, – говорю отцу и смотрю на нее, каждую ее эмоцию читаю, чувствую, как руку мою сжимает, а ладошки еще холодней как будто стали. Моя, она знает это.

– Что ты, блядь, несешь? – хочет схватить Юлю, но я руку его перехватываю, смотрю на него со злостью.

– Знакомьтесь, Юлия Сагадиева… Моя жена! – все в ступор впали. Затем гости переговариваться начали, гул стоит, а я на девчонку смотрю, ухмыляюсь от ее вида. Глядит на меня своими огромными, ошеломленными глазами, рот приоткрыла. Я вижу, как ее глаза начали улыбаться. Руку мою перестала стискивать. До чего же она обаятельная и милая, смотрел бы вечно.

– Эта шутка такая? – точно, я же руку сжимаю отцу. Отпускаю и достаю из внутреннего кармана пиджака свидетельство о браке, копию естественно, и даю ему.

– Говорю всем… Никто не имеет права трогать девчонку, запрещено! – говорю громко, чтобы каждый услышал. А затем вижу, как отец рвет это свидетельство. Я и это предполагал.

– Как ты посмел! – у него искры из глаз посыпались. – Что все это значит? Вместо того чтобы отомстить, ты привел его дочь в мой дом в качестве невестки?

– Да, только я решаю, что буду с ней делать. Звони Рафику, отменяй все, – и увожу Юлю, направляясь в свою комнату, останавливаясь перед этим у коляски с матерью. – Прости, мам, – целую ее руку и веду девчонку дальше, не обращая внимания на присутствующих людей. Только на Валида посмотрел, стоит в ярости. Затем подходит к нам и наклоняется к Юле, хмурюсь.