Плененная поневоле

Чувствую, как кровать проминается сзади. Что он опять задумал? Но он только берет меня на руки, и к себе прижимает. В лоб целует… Зачем? Не надо! Не хочу, чтобы касался.

Встает и несет меня в ванную. Ставит на холодную плитку, а у меня ноги не слушаются, подгибаются. Придерживает меня, не давая упасть, обнимает…

В волосы руку запускает, затылок массирует, там, где тянул сильно, где ноет и болит. Затем открывает воду, переключает на душ и приподнимает меня, ставит в ванну. Держусь за его руки, не в силах сама устоять.

Он тоже залез в ванну и снова меня к себе прижал. Это все пугает не меньше, он же хочет отдать меня друзьям, так для чего вся эта ласка и объятия? Но мне почему-то спокойнее стало. Может, он передумал? Может, отпустит? Стоим оба под струями горячей воды.

Его напряженный орган упирается мне в живот. Вздрагиваю. Нет, только бы не снова, мне так больно.

– Чш-ш-ш, не бойся, – целует меня в макушку. И я чувствую, как его семя вытекает из меня и стекает по бедрам.

Он изнасиловал меня… Почему я сейчас не отстраняю его от себя? Почему позволяю трогать? Так не должно быть… Руками отталкиваюсь от него, стою на дрожащих ногах, и отворачиваюсь к нему спиной. Вижу, как розовая вода утекает в слив, и себя руками обнимаю. С днем рождения, Юлия Викторовна.

Вздрагиваю, когда в дверь громко начинают стучать.

Глава 4

Напряглась вся. Ноги подкашиваются, за стенку хватаюсь. Рот рукой закрываю, сдерживаю подступающую истерику. Что же меня ждет?

Мужчина мыться начинает, торопится, затем, вылазит из ванны. Не смотрю на него, не хочу. Но он хватает меня за плечи и к себе разворачивает. Он даже так выше меня. Тянет к себе, а я от усталости, просто облокачиваюсь на него, голову на плечо кладу.

– Не отдавайте меня, пожалуйста. – хватаюсь за его шею, как за самый последний шанс. Обнимаю крепко, прижимаясь всем телом к мужчине от безысходности.

Я чувствую, что он не такой, есть в нем все же что-то хорошее. И я вижу, как он смотрит на меня, как относится, касается. Неужели после всего этого, он просто возьмет, и отдаст друзьям? Это невозможно. Не хочу в это верить и не буду. Все крепче к нему жмусь, и он тоже меня обнимает и гладит по голове. А в дверь, при этом, настойчиво стучатся.

Поднимаю голову и в глаза ему смотрю со всей своей болью в глазах. Он хмурый, очень.

– Запри дверь изнутри, слышишь? Не открывай, даже если сам буду просить. Поняла меня? – киваю быстро. – Откроешь, когда скажу, что все ушли. И только попробуй не открыть. Я выломаю дверь, и продолжим снимать увлекательные видеоролики дальше. Поняла? – снова киваю, улыбаюсь ему. Он не отдаст, я знала, знала.

– Спасибо, – шепчу.

– И не придумывай себе ничего, я просто отсрочил неизбежное. – приподнимает и ставит на плитку. – Стоишь?

– Стою. – берет полотенце, вытирается, повязывает его на бедра и выходит.

Я быстро подхожу к двери и запираю ее. Прислоняюсь ухом к ней, чтобы слышать, что там происходит за дверью.

Слышу мужские голоса, вслушиваюсь, дышать перестаю. Шум воды немного мешает, но я все же пытаюсь сосредоточится на голосах.

– Ренат, сам позвал нас к шести и не открываешь? И на звонки не отвечаешь? – его зовут Ренат… Красивое имя.

– Он уже без нас тут повеселился во всю. – слышу еще один голос.

– Ты чего, без нас уже девку оприходовал? Не хорошо, не хорошо. – еще один.

– Кровь? Целка что ли? – слышу смех, сколько их там? Если бокалов пять, то должно быть пришло четверо. Но почему мне кажется, что их там больше?

Все голоса очень низкие, грубые, басистые, это взрослые мужики. И это не те голоса мальчишек одногруппников, что привыкла слышать. В дрожь бросает и ноги подкашиваются от страха.

– Она там? – слышу шаги рядом и стук в дверь. Назад пячусь на дрожащих ногах. – Куколка, выходи. Составь нам приятную компанию? – этот голос мне больше всех не нравится.

– Валид, оставь ее, успеется, вечер долгий. Выпьем сначала. Ты принес че? – слышу голос Рената. А затем чей-то свист.

– Опа, вот это красотка нам попалась.

– Сюда давай. – грубо приказывает Ренат.

– Э, ты чего делаешь, зачем удаляешь? – он удаляет видео, это правда? Снова подхожу к двери, чтобы убедиться.

– Это не то, что нужно. Больше смахивает на романтическое кино. – что он такое говорит? Это, по его мнению, было романтично? Да как он может. Это был ад. У меня до сих пор все жжёт и болит.

– Так мы это сейчас исправим. Кукла? Выходи давай, не заставляй дверь выламывать? – опять этот голос. Очень близко, у двери стоит.

– Валид, предлагаю сначала в сауну перебраться, либо в кафешку. Но потом обязательно в сауну. Расслабиться надо. А девчонка пусть в себя придет. Никуда не денется.

– Ну смотри. Если вдруг что-то пойдет не так, отец спрашивать с тебя будет в первую очередь.

– Знаю, можешь не напоминать.

Голоса затихают. Слышу, как хлопает дверь и в номере совсем тихо становится. Этот Валид, брат Рената? Наверно, мне его больше всех бояться стоит, в его голосе и разговоре, не услышала ничего хорошего. Только агрессия и жестокость. Он то точно со мной церемониться не будет.

Шагаю снова в ванную, очень замерзла стоять у двери мокрая. Встаю под горячую воду и смываю с себя остатки его семя и своей крови. От мыла, между ног очень щипать начинает. Такое ощущение, что у меня и снаружи трещины. Монстр. Изверг. И для него это норма? Романтика?

Снова невольно плакать начинаю. Но я все же благодарна, что разрешил запереться. Но на сколько он отсрочил неизбежное?

Домываюсь из последних сил. Как же хочется домой, в свою комнату, в свою обычную жизнь. Обнять бы сейчас Аленку и забыть про все это, как страшный сон.

Как она там? Она ждет меня… Что с ней будет, когда узнает, что я умерла? Она так тяжело пережила смерть мамы. Бедная моя сестренка. А папа? Что с ним будет? А если у него сердце не выдержит? Алена одна останется. Как горько от всего это.

Я уверена, папа не делал всего того, о чем говорил Ренат. Это ошибка, жестокое недоразумение. Он маму любил больше всего на свете, до сих пор не может ее забыть. О каком изнасилование идет речь? О каком убийстве? Нужно срочно с ним поговорить. Возможно, если я окажусь права, то меня отпустят. Хоть бы он был сейчас в своем кабинете.

Вытираюсь и подхожу к двери. Тихо, никого нет, и я решаюсь выйти. Приоткрываю дверь и выглядываю. И правда, никого… Собираю свои вещи по полу и одеваюсь. Страшно, больше всего на свете боюсь снова увидеться со своим мучителем. Но мне срочно надо папу увидеть, я уверена, он сможет все объяснить. Все сейчас на свои места встанет, я уверена.

Подхожу к двери, не заперта. Прям камень с плеч упал. В коридоре тоже тихо, ни души. Они все в сауне или в кафе, это с противоположной стороны от папиного кабинета.

Медленно иду в сторону лестницы, оглядываясь то и дело назад. Спускаюсь вниз и слышу, как из кафе доносятся голоса мужчин. Прокрадываюсь на цыпочках к папиному кабинету, касаюсь дверной ручки и замираю. Там кто-то есть, разговаривает… До боли узнаю этот низкий голос. Ренат там… Начинаю вслушиваться в разговор.

– … и это только начало.

– Прошу, пощади девочку, она не в чем не виновата. Меня убей, я виноват, это все я. – слышу рыдания своего отца, а от его слов, сердце будто тупым ножом проткнули.

– Это слишком просто. Почему ты не в тюрьме? Почему еще не в могиле? Ответ прост…. Нам надо, чтобы ты заживо гнил, гнида! – он кричит, неужели это все правда… Кровь в венах стынет от ужаса.

– Не убивайте Юлю, пощадите дитя, она же ангел, ребенок. – у меня сердце кровью обливается.

– Об этом ты должен был думать, когда мою сестру трахал и душил, скотина!

– Убейте меня! Я виноват! Это я ее убил, не она. – папа, нет, что ты натворил, когда успел…

– Я и тебя убью, но сначала ее. Чтоб ты понял, каково нам было! – меня будто парализовало, все тело сковало болью. Болью разочарования. Как он мог. Папа…

Вскрикиваю глухо от неожиданности, когда чужая рука зажала мне рот и нос.

– Тихо! Куколка! – куколка, так называл меня брат Рената… Мычу, в попытке кричать, но он силой меня тащит от двери кабинета.

Брыкаюсь, слезы текут ручьем. Только не это, нет.

– Еще звук, и позову ребят. А я сам пока хочу тебя отыметь по полной программе. Брат не смог, раз стоишь на ногах, я смогу, ягодка! Я не такой сентиментальный. – тащит меня по лестнице вверх, больно рот зажимает. Ноги плетутся за мной непослушно. Вздохнуть не могу, ничего не вижу от слез. Ренат… Спаси меня, я знаю, ты не позволишь, чтобы меня тронули. Ты обещал, Ренааат.

Тащит меня совсем в другой номер, толкает внутрь так сильно, что падаю на пол, не в силах устоять на ногах. В панике оборачиваюсь. На меня идёт мужчина, такой же высокий, такой же большой, но он мне совсем не нравится. На лице читается только агрессия и ярость. От него точно не стоит ждать пощады.

– Мне можешь глазки не строить, я не Ренат. С дырками у меня разговор короткий. – хватает меня за волосы и силой тащит на кровать. Хватаюсь за его руку, которая тянет меня, чтобы не так больно было. Язык не поворачивается просить отпустить меня.

Этот мужчина, словно сам дьявол. И слово вымолвить страшно. Только сжалась вся и терплю эту невыносимую боль.

Я поняла уже, что никто не спасет… Остается смириться и принять неизбежное. Терпеть и лучше не сопротивляться, иначе хуже будет.

– Не смей дотрагиваться до меня. Не терплю прикосновений шлюх. – бросает меня на кровать, а я руками за голову хватаюсь, пытаясь облегчить боль, ноги к себе поджимаю. Даже плакать боюсь, страх сковывает.

– Вставай, отсосешь сначала. – слышу, как звенит пряжка ремня. Но не двигаюсь, только сжалась вся еще сильнее.

– Валид… – резко поворачиваюсь в сторону двери. Он пришел…

Маленькая искорка надежды проснулась на спасение. Но почему, почему мне так кажется, что он спасет? Ренат же выглядит сейчас более опасно, глаза у него еще хуже сверкают от ненависти и злости на меня. Но почему я чувствую, что он не такой? Откуда эта надежда на спасение взялась?

– Отошел от нее, немедленно! – кричит в ярости и подходит к брату.

– Ренат, ты совсем обезумел, кого ты защищаешь? У нас есть четкий план от отца. Ты что же, решил все отменить?

– Я лично позабочусь о плане. Я тут решаю, как и что делать буду, понял? – слушаю их двоих и трясусь от страха.

– Понял. Но ты походу забыл, что наша сестра умерла из-за ее подонка отца, а мама из-за этого овощем стала.

– Я все прекрасно помню, не стоит напоминать.

Смотрю на них, пошевелиться боюсь, не дай бог внимание к себе привлеку. Слишком накаленная обстановка, исчезнуть хочется. Ренат подходит ко мне, хватает за предплечье и тянет на себя.

– Оставь это мне и не вмешивайся. – говорит Валиду, и так же с силой выводит меня из номера. Подразумеваю, что на теле много синяков останется от их жестоких рук.

Ведет меня обратно в тот самый номер, закрывает дверь и в стену меня впечатывает, бьюсь головой. А он хватает меня за горло, перекрывая кислород. Поднимает так, что ноги отрываются от пола и в глаза ему смотрю, не имея возможности вздохнуть. Только лишь издаю непонятные звуки.

Это конец. Он убивает меня, душит. Сознание мутнеет, и я закрываю глаза.

Глава 5. Ренат

Я услышал тихое мычание за дверью кабинета этого ублюдка. Кожей чувствую, что она там, и не сомневаюсь, что все слышала.

Ярость накатывает новой волной. Как посмела ослушаться и выйти, когда весь отель кишит пьяными мужиками, желающими отыметь ее по полной программе?

Отвешиваю еще пару угроз Фадееву и выхожу, со всей дури хлопая дверью. И где она? Иду по коридору, заглядывая во все двери. Затем поднимаюсь на второй этаж и так же проверяю все номера. Нахожу ее… их.

Валид, блядь… Почему же возникло дикое желание набить ему морду?

Валид – младший брат. Несмотря на то, что ему тридцать лет, он слишком импульсивен, кровь кипит, как у подростка. Из нашей семьи он и отец больше всех бредят отмщением за Амину. Она была совсем юная, ей было восемнадцать. И мы ждали четыре года, пока у Фадеева подрастет дочь, чтобы отомстить за сестру.

Все четыре года в нашей семье живет мрак. Эта боль глубоко проникла в каждое сердце. Все вокруг стало серым, не осталось места радости, любви и сочувствия. Все померкло. Отец, Валид и я стали черствыми и безжалостными.

Темнота поглотила нашу семью окончательно, когда еще и у матери случился приступ. Она выжила, но тело ее парализовано. Она видит и слышит нас, но не реагирует ни на что. И всему виной – отец этой девчонки, что свернулась сейчас калачиком и вся дрожит от страха.

Знаю, я должен это сделать. Должен отдать ее толпе мужиков, и не имею права сейчас препятствовать Валиду. А затем должен задушить, оставив ее труп в номере вместе с видеозаписью. Такой план. И я был намерен исполнить его.

Я убивал, не раз, и не два. И сейчас мне бы ничего не стоило это сделать. Меня отец и послал, потому что я глубоко спрятал все чувства и эмоции. Валид же – он не убьет, не сможет. Изнасиловать – да. Убить – нет. Он и поехал со мной только ради того, чтобы увидеть Фадеева, когда тот будет подыхать от боли потери своей дочери.

Все шло по плану.

Вечером мы заселились в отель. Затем мы с братом лично познакомились с Фадеевым. Честно признаться, мне он показался не тем, кто может кого-то убить. Глаза у него добрые. И если бы не железобетонные доказательства, никогда бы в это не поверил. Но факты есть факты.

Мы напомнили ему о событиях четырехлетней давности, и он тут же побелел и схватился за сердце. Я ясно дал ему понять, что приехал отомстить. Велел привести ко мне в номер свою совершеннолетнюю дочь, угрожая тем, что если не приведет одну, то я возьму силой обеих. Этот придурок и привел.

Вот только когда глянул на эту девчонку, в глаза ей посмотрел, то внутри что-то кольнуло.

Я впервые увидел в человеке столько чистоты, наивности и искренности. Голос ее, глаза, вся пропитана счастьем, светилась вся, улыбалась. Коснуться хотелось этой чистоты. И когда дотронулся до ее руки, во мне будто дьявол проснулся. Сломать ее захотелось. Не поверил ее наивности. Не может быть таких людей. Все продажные и испорченные, и она не исключение.

Даже когда велел раздеться, все равно улыбалась, гирлянду пошла включать, наивно глазками своими хлопала. Я решил, что не буду ждать товарищей, лично сломаю ее, выбью из нее эту невинность. Ненависть и злость будто пожирать меня изнутри начали. И в то же время хотелось еще больше коснуться, пропитаться этой теплотой от нее.

Когда сказал ей, что буду с ней делать, то я не увидел в ее глазах настоящего страха, не увидел испорченности, ни злобы, ни ненависти. Да что с ней не так? И что со мной случилось? Я давно не испытывал даже одного процента от того, что испытал, когда коснулся ее обнаженной спины. Ее кожа, запах, глаза – все с ума сводит. Умыться захотелось, в себя прийти и закончить свой план.

Но когда вышел из ванной и увидел ее у окна, снова внутри все сжалось. Нельзя отпускать, сначала растоптать и доказать себе, что она как и все. Испорченная, лживая, и не невинная, как хочет показаться.

Еще больше разгневался, когда увидел, как радуется снегу. Она плакала, но не от страха, от чего-то другого. Она улыбалась…

Вместе с тем непреодолимое желание возникло поцеловать ее, почему – не понимаю до сих пор. Но мне захотелось не только ее в грязь вогнать, но подсознательно – и самому получить хоть малейшую долю этой чистоты и искренности.

Я понял, что она и целоваться не умеет, она и тут невинна. А когда начала радоваться еще и предстоящей смерти, совсем озверел. Маму она увидеть захотела. Во всем нашла что-то светлое и хорошее. Ненавижу. Не верю. Фальшивка. И я докажу это.

Когда насиловал ее, во мне не было той холодности и жестокой расчетливости, с которой изначально планировал это делать. Во мне были эмоции, которые я похоронил навеки, как считал до этого.

Я знаю, что у любого человека есть пороки, и я был уверен, что она не такая, какой хочет казаться. Я надеялся ее раскусить, раскрыть эту лживую натуру. Ведь все об этом говорило, ее тело, ее грудь с торчащими сосками. Но, войдя в нее, я опять проиграл, она девственница, никем не тронута, чистая до безумия.

И даже после насилия, в ванной, я увидел ее улыбку. И то, как она обняла меня сама, выбило меня из колеи. Как такое возможно, что даже это ее не сломало? Почему это не омрачило ее светлую душу и сердце? Значит – мало, еще надо, не хватило. Я знал уже, что сделаю с ней.

Это уже игра, азарт – сделать так, чтобы сломать, чтобы ненавидела, разбудить в ней темноту, найти изъян. Но пока происходит все наоборот. Это она меня ломает, выпускает всех чертей наружу. Это раздражает, но дико хочется еще.

И я уже тогда решил, что никому не позволю дотронуться до нее. Это мой свет, которого мне так не хватало долгое время. Не смогу убить, не сейчас, позже, когда сломаю ее внутреннюю красоту.

Ставлю на место Валида, хватаю девчонку и веду в свой номер. Дикая злость и ненависть за то, что она во мне пробуждает что-то запретное.

Хватаю ее за хрупкую шею. Убить – и все, и нет проблемы. Но когда глаза закрывает, отпускаю резко. Нет, не могу, мне мало ее. Целовать начинаю, жадно, дико, страстно. Хочу ее еще раз, я так никого другого не хотел. Глаза, губы, волосы, тело – все прекрасно. Все нравится. Возможно, это все алкоголь. Другого объяснения нет.

И раз она в любом случае скоро будет трупом, позволяю себе делать с ней все, что захочу.

Она в сознание приходит, начинает отвечать на поцелуй, робко так, неумело. Блядь. Почему? Почему не отталкивает, почему не боится? Отпускаю ее, бью с размаху по стене у ее головы.

– Я что тебе сказал! Сидеть в ванной и не высовываться, пока я не разрешу! – кричу на нее. – Зачем ты это сделала, глупая? – говорю ей на ухо, уже шепотом. Сам под кофту ей залезаю, трогаю. Запах ее вдыхаю. Пьянит лучше алкоголя. С ума сводит. Понимаю, что она совсем маленькая, что под запретом, но не могу остановиться.

– Я хотела с папой поговорить. Я думала, вы врете, – дрожать начинает. В глаза ее смотрю, голубые, чистые, наивные, красные все от слез. Но даже так – прекрасна до невозможности.

– Убедилась, что не вру? Легче стало? – Мотает головой.

– Делайте уже, что хотели, не мучайте, прошу. Или отпустите. – Размечталась. Ни то и ни другое.

– Документы твои где?

– Дома.

– Поехали!

– Правда? Домой? И я увижу сестру? – снова улыбаться начинает. А меня это и бесит, и нравится одновременно.

– Попрощаешься. – Беру свою куртку, и мы выходим.

Странно идет так, ей больно. Безусловно больно. Ведь я, скорее всего, порвал ее. Не мог не порвать, слишком маленькая, везде. И в мыслях только то, как имел ее, как кайфовал. От этих воспоминаний снова колом стоит. Но вместе с тем и чувство вины возникло перед ней. В ушах стоят ее крики и просьбы отпустить. Сука! Не должно быть вины за то, что трахнул. И из-за того, что по плану не смог пойти, слабость проявил, ненавижу себя.

И снова эта ее улыбка злит так, что трясти всего начинает изнутри. Морщится от боли, но улыбается.

Берет свои вещи в раздевалке. Даже вещи ее настолько светлые и уютные, все кричит о ее светлой душе. Содрать их захотелось и вырвать с корнем из себя эту слабость перед ней. Но вместо этого выходим на улицу. В машину ее сажаю, сам за руль сажусь.

Мысль мелькнула, что на улице мороз, а у нее волосы мокрые. Печку включил, лишь бы только не заболела… Да что я творю, о чем думаю…

– Вам нельзя же за руль? Лишить могут, у нас около дома часто стоят гаишники, – это она сейчас обо мне заботится?

– О себе бы лучше заботилась. Пошла в самое пекло, а если бы я не нашел? М?

– Спасибо, что спасли, – чудная. Благодарит своего насильника, вместо того чтобы бояться и ненавидеть. – Но вы ведь меня так и так отдадите и убьете. Зачем тогда спасли?

– Я сначала сам тебя до смерти выебу, потом другие. То, что сегодня было, тебе сказкой покажется. – Ну наконец-то, испугалась, маленькая. Щечки покраснели.

Едем до ее дома молча. Лишь изредка подсматриваю за ней, как в окно глядит, иногда улыбку ее ловлю. Что у нее в голове? Неужели она настолько глупая, раз не понимает, в чьих руках оказалась. Я разве не ясно дал понять, что ее ожидает?

Выходим из машины, иду к подъезду, а она сзади замешкалась. Оборачиваюсь.

– Слышите? Снег хрустит, – топчется на месте и сияет вся от счастья. Идиотка! Разодрать готов! Подлетаю к ней, с яростью хватаю ее за предплечье, сжимаю так, что морщиться от боли начинает.

– Ты это специально делаешь? Прекращай строить из себя наивного ребенка. Раздражаешь.

– Больно. Раз есть такая возможность, почему мне нельзя насладиться тем, что люблю? Это же мой последний вечер, как я поняла? Прошу, не говорите только ничего сестре.

– Ты просто заберешь паспорт, попрощаешься, и выходим, поняла? – Кивает, и я толкаю ее в подъезд, но держу, чтобы не упала. Поднимаемся на нужный этаж.

Все это время наблюдаю, как она шагает. На руки бы подхватить… но не стал. Слишком много чести.

Открывает дверь, и в нос сразу ударил запах еды и ее запах. Тут все пропитано ею.

Слышу, в комнате начинает музыка играть. Юля смотрит на меня умоляющим взглядом, и я кивком отправляю ее в ту комнату. Улыбаться начинает снова, радоваться, глаза светятся от счастья. Я вышибу из нее эту наивность, сегодня же.

Она быстро снимает обувь и направляется туда. Замирает от увиденного в восторге. Смеяться начинает.

– С днем рождения, ура-а-а… – слышу из комнаты голос ее сестры и хлопушку. Детский сад.

– Спасибо, родная, как же все красиво. Это ты сама все сделала? Когда успела?

Прохожу тоже, заглядываю. Комната вся украшена шариками, светящимися гирляндами, свечами, а в углу стоит наряженная елка. На стене гирлянда из фотографий девчонок, флажков и надписи «С днем рождения!». Посередине стоит праздничный стол.

Снова в груди кольнуло. Это тепло, уют, атмосфера, все такое настоящее. Словно в другой мир попал. В моем мире давно не существует человеческих, теплых отношений.

Даже в детстве родители откупались дорогими подарками, нанимали няню, поваров, а сами занимались бизнесом, работой и друг другом. И не было в этом всем и доли того тепла, что вижу сейчас.

Наблюдаю, как они обнимаются, на глазах у Юли слезы. Сестре ее лет пятнадцать. Такие же белокурые волосы, черты очень похожи. И такие же невинные и жизнерадостные глаза.

– А где папа? Ой… – с интересом смотрит на меня ее сестра.

– Ален, папа скоро придет. А я попрощаться пришла, я уезжаю, – гладит ее по волосам.

– Как это? Куда? Зачем? – выпучила глаза Алена.

– Замуж выходит, – вмешиваюсь я в их разговор.

Глава 6

Замуж? Что? Наверно, он просто подыграл, ну конечно.

– Аленушка, спасибо тебе за эту красоту. Даже елку поставила, – я и правда налюбоваться не могу. – Очень красиво все получилось, но я не смогу остаться. Прости, пожалуйста, родная.

– Но почему? Давайте покушаем, и пойдешь. Я ведь так старалась. Я и торт сделала. – Вижу, как она расстроилась. Прости меня, сестренка. Я сама никогда бы так не поступила.

– А вы Юлин жених? – обращается к Ренату.

– Жених. Юля, нам пора, – вечно он хмурый какой-то. Киваю ему.

– Юль, а что у тебя с глазами? Почему волосы мокрые? Ты плакала?

– Да, от счастья, я ведь замуж выхожу, – и смотрю при этом на Рената. Всем видом своим показывает, что если я сейчас не пойду, то мне не поздоровится.

– Ничего не понимаю… Ладно, как знаешь. Иди в свой замуж, – Алена обиженно убегает, пихнув при этом в бок Рената. А я в ужасе вся сжалась. Лишь бы он только ничего ей не сделал за ее поступок. И расслабляюсь, увидев, что он и бровью не повел, только на меня смотрит.

Срываюсь с места, бегу за сестрой. Нельзя, чтобы мы расстались вот так, с обидой. Но Ренат останавливает меня, перегородив рукой проход.

– Паспорт, – бездушный, бесчувственный сухарь. И почему я снова дрожать начинаю? От его этой близости, от его взгляда, который прямо в душу смотрит, сбежать хочется.

– Он в комнате, сейчас принесу. – Отпускает руку, и я ухожу в комнату. Беру свой паспорт.

И зачем он ему понадобился? Совсем не важно уже. Самое главное, я увидела сестру. Выхожу и иду ее искать, а она на кухне сидит, плачет.

– Ален, прости меня, пожалуйста. Я меньше всего на свете хотела тебя как-то расстроить. Я очень тронута твоим сюрпризом, правда. Прошу, пойми меня, дорогая. Я не могу уйти, пока ты обижаешься на меня.

– Когда ты вернешься? – Алена начинает обнимать меня, и я в ответ ее обнимаю. Слезы текут, не в силах больше сдерживать.

– Нескоро, – как же больно это осознавать.

– Мы завтра же хотели за фортепиано в город поехать, ты так долго мечтала об этом.