Закон против чувств

Но какого черта я сейчас чувствую, как цвет крови выползает из моей кожи на поверхность?

С грохотом влетев на всей скорости в мою комнату, папа замер, как изрядно перевозбудившаяся статуя горгульи. Небольшой уютный уголок, в котором я обычно провожу свое время в одиночестве сузился до мизерного участка, переполненного людьми. И проблема в том, что я хочу, чтобы один из них все же находился здесь.

“В порядке ли я?” – спросил папа.

Ох, еще в каком.

Мое тело все еще пропускает через себя электрический ток, ноги подкашиваются и тянут меня к кровати, сердце воет в груди как ему положено, а вот жалящий поток света, который папа пропустил в комнату сражает новой волной осознания безысходности, в течение которой я, под руководством капитана, вклинилась.

Его рука все еще предательски лежит на моем сердце. Он продолжает удерживать ее, принимая резкие колебания за мою истинную реакцию на сложившуюся ситуацию.

Я не вижу его лица, но знаю, что на нем блять растянута широчайшая улыбка победителя в истории.

Как только я дергаюсь вперед, делая шаг к папе, горячая рука с жестокостью толкает меня назад, удерживая в клетке его объятий и вызывая очередное нытье между ног. Кожа на лице снова вспыхивает, и я готовлюсь резко обернуться, чтобы впечатать в мордашку капитана свою ладонь со всей силы, что осталась в истощенном сосуде под названием “Я”.

Он не посмеет.

Он уже это сделал.

– Пап…

Я только сейчас осознала, как тяжело было произнести это слово. Отчасти из-за того, что не ожидала быть застуканной отцом. Но другая часть была связана с тем, что еще ни один оргазм не мог незаметно приглушить работу сердца, кроме сегодняшнего.

– Мистер Аллен. Какая честь…

Капитан протянул свободную руку моему отцу. Казалось, никакая краска, никакие ужасные обстоятельства не перекроют его самодовольной улыбки, с которой он приветствует моего отца, в моей комнате, прижимая меня к себе!

И только в момент, когда заканчиваются слова капитана, папа всматривается в человека за моей спиной. Словно до этого он замечал только тень, посягающую на мою, собственной высотой и шириной плеч. Платье сжалось до небывалых размеров. Казалось, его вообще не существует, и я обнаженная стою перед отцом, пытаясь скрыть улики, говорящие о том, что капитан трахал меня пальцами всего несколько секунд назад.

Когда их взгляды встретились, а я уверена, что они встретились, папа делает шаг назад. Такой маленький шажок, будто сейчас завалится на пол, потеряв сознание. Списала бы это на плохое самочувствие из-за алкоголя, но бледное лицо, находящееся напротив меня, стало вмиг напуганным, жалким. Таким, каким оно никогда не было.

За моей спиной правда находится чудище, или папа разглядел в капитане что-то знакомое?

Стэн медленно, без какого-либо оскорбления и даже с превосходством, отвел руку назад. Я чувствовала каждое его шевеление, как опускалась и поднималась грудь мужчины, а дыхание выравнивалось, и рука на моем сердце сжималась крепче. Клянусь, если бы не моя оболочка, он бы взорвал мой орган одним нажатием на глазах отца и даже не повел бы бровью.

– Лора, – строго говорит отец, сжевывая мое имя от первой и до последней буквы. – Что здесь происходит? – Беспокойство в глазах металось из стороны в сторону, ожидая от меня немедленного ответа. – Кто это?

Я подмечаю, что последний вопрос затмевает остальные своей требовательностью. Хотела бы дать ответ на каждый, но позже, когда придумаю какую-нибудь ложь или достойное обоснование тому, чем мы занимались. Правда слово «достойное» настолько неуместно в моей жизни, что давно пора бы стереть его из памяти.

– Пап, я объясню, – пытаюсь начать я, в воображении шлепнув себя по щекам и приводя в сознание. – Это…

– Не стоит, новенькая. – Вмешивается капитан, опуская руку с моей груди, видимо, получив то, что ему нужно было. – Капитан Стэнли Нолан, руководитель седьмого участка полиции Детройта. Рад, наконец-то, лично познакомиться с членом легендарной десятки. Вас ведь немного осталось, так? – напыщенно представился он, не меняя твердости своего тона.

– На что ты намекаешь? – Вздыбившись, папа бросает на мое платье последний наполовину разочарованный, наполовину сердитый взгляд, после чего отдает все свое внимание моему начальнику. Он морщит лоб, и отражение капитана в зрачках то всплывает, то утихает в его мозгу.

Папа точно его знает.

Блеск от алкоголя окончательно стихает, когда я делаю шаг вперед и говорю, вернувшись ненадолго на землю:

– Мы можем поговорить об этом позже?

– Я не намекаю, – словно я невидимка, продолжает капитан, поднимая с пола футболку и бросая на меня мимолетный взгляд, когда я злонамеренно оборачиваю к нему голову с говорящей гримасой: “Прекрати!”.

Натягивая на тело ткань, тяжело сглатываю застрявший в горле ком, и капитан замечает это. Уголок его губ приподнимается в игре. Он вскидывает брови, понимая, что я наблюдаю за ним больше положенного и словно говоря мне: “Новенькая, твой папа здесь. Перестань так мокнуть. Полицейский должен уметь скрывать свои эмоции”. И это ухмылка действует отрезвляюще.

Еще недавно я горела от его прикосновений. Сейчас же их вытесняет злость и ярое непонимание, чего мужчина пытается добиться, когда уже сделал достаточно. Он не имеет права прерывать меня у меня дома, рядом с отцом, когда тот ждет извинений или объяснений своей дочери. Это то, что придется сделать мне, а не ему. Так какого черта Стэн влезает?

– Тогда что ты хочешь сказать, находясь в таком виде у меня дома? – не уступая, твердым голосом настаивает отец.

– Пап…

– Я хочу сказать, что рад, наконец, увидеть вживую человека, чья слава до сих пор ходит по нашим кабинетам. Ваша дочь… – Сделав паузу, Стэн наглядно пробегается по моему телу, сжав челюсть и продемонстрировав свой интерес, который как мне кажется теперь, попахивает ложью. – Служить с ней одно удовольствие, сэр.

– Капитан! – немедленно прерываю я, слишком поздно вычерчивая черту дозволенного и, пытаясь, оградить то ли отца, то ли Стэна от того, что они могут друг другу сделать.

– Она не похожа на вас внешне, но думаю, сила воли все же досталась ей от отца. Как капитан, хочу, чтобы вы сказали сразу. – Он устремляет глаза на отца, и в них горит голубое, несравнимое ни с чем пламя. – Она, как и отец, готова ради своей карьеры на все?

– Щенок! – срывается отец и делает шаг вперед, чем только вызывает у капитана усмешку.

Клянусь, я ненавижу его в этот момент больше, чем когда-либо. Мое платье, мое лицо – подтверждение его гнусным словам.

Готова на все?

Да пошел ты!

Папа сжимает кулаки и идет прямиком на меня, думая, что отступлю, но я не наивная девочка, надеющаяся на силу правды. Папа проиграет, если они начнут драться, а значит проиграю и я.

Мне хочется засмеяться от этой ситуации. Так громко, чтобы на секунду прервать их злобу и разрядить обстановку. Но как я могу взять себя в руки, если сама мечтаю зарядить ему между ног?

Глаза отца метают молниями, и я знаю, о чем он думает в эту минуту. Именно из-за таких, как он, я и пролежала несколько месяцев на больничной койке, восстанавливаясь от побоев. Именно из-за таких как Стэн, под моим сердцем красуется шрам, длиной в его ладонь.

Когда папа останавливается передо мной, его до глубины души обиженный и обозленный взгляд встречается с моим. Я тоже зла и, кажется, мы понимаем друг друга.

– Отойди, Лора, – процеживает он сквозь зубы, и я делаю то, что впервые считаю правильным.

Я хватаю его за руку и крепко сжимаю. Другими словами, умоляю отца, говоря глазами: “Не надо”. Впервые, я знаю, что он хочет сказать. Был ли папа дерьмовым отцом после смерти матери? Да. Был ли он хорошим отцом при ее жизни, пропадая все время на работе? Да, отчасти. Помешало ли это нам разочароваться друг в друге? Нет. Но он предлагал все исправить, так пусть эта ситуация будет отправной точкой. Я же прошу его.

Папа продолжает сверлить меня взглядом. Комната все больше пропитывается интересом капитана, стоящим за моей спиной. Не могу видеть его ухмылки, но уверена в ее существовании. Не знаю зачем, не знаю почему и, главное, за что мой отец заслужил это, но как бы я не противилась, не могу поверить в то, что он был лживым копом. Я отказываюсь в это верить. Отчасти, возможно, защищаю саму себя таким способом, но и оградить папу от драки у меня тоже получится. Стэн ведь именно это и добивается? Вывести его?

Не хочу позволять ему лишний раз глумиться надо мной.

– Убирайся из моего дома.

По моему позвоночнику пробегают мурашки, но не от того, с какой стойкостью мой отец приказывает капитану покинуть дом, а от того, как груда накаченных мышц с удовлетворением огибает меня. Стэн больше не задевает меня, но ощущение, будто его пальцы блуждают по моему телу, изучают его, оттягивают платье и оголяют кожу, увеличивается.

Я могу хотеть его. Могу признаваться в этом. В ответ он может хотеть меня. Но наши мысли отталкиваются друг от друга как частицы с одинаковыми зарядами. Они полны ненависти, презрения, желания унизить и уничтожить друг друга.

Капитан скрывается в проходе комнаты и опустошение захватывает меня всего на доли секунд, прежде чем я снова отдаюсь гневу и думаю, как отомстить ему за все, что он сказал отцу.

Моя рука все еще сжимает запястье отца, я все еще смотрю на него и после того, как дверь на первом этаже хлопает, я, наконец-то, осознаю сколько сил покинуло меня. Сначала из-за того, что он сделал, потом из-за того, что сказал.

– Пап… – прерывая молчание, я отпускаю его руку, и моя голова склоняется набок, ища прощение.

– Я хочу, чтобы завтра ты подала заявление на увольнение, – твердо произносит отец, добивая меня. В его глазах не читается и доли понимания. Только решительность, с какой он попал в десятку лучших когда-то.

Мы ведь только что провернули то, о чем и не могли мечтать?

Я не хочу ссориться с ним. Снова.

– Я не шучу, Лора. Увольняйся. Мне все равно, кого ты приводишь домой. Все равно завалишься ли ты пьяной или под веществами. Но этот человек больше не будет видеть тебя так же, как ты не будешь видеть его.

– Подожди, что?

– Ты не будешь работать в этом участке. Точно не с ним.

Очередной удар под дых, от которого кружится голова.

– Пап. – Мой голос ломит, я почти на грани, между тем, чтобы нагрубить ему или захлопнуть дверь комнаты перед лицом отца. – Я не уйду.

– Уйдешь, Лора. Еще как. Ты впервые послушаешь меня и в последний раз встретишься завтра со своим капитаном. Принесешь ему свое заявление на увольнение, и если он не подпишет…

– Он подпишет. Стэн именно этого и добивается! – Не знаю, зачем ему эта информация, но папа приходит от нее в восторг.

– Тем лучше же для него.

Папа разворачивается к выходу, словно разговор окончен. Только не для меня.

Мне надоели эти тайны, которые он пытается затолкать в себя поглубже, надеясь, что спирт, под действием дешевого табака выжжет их дотла. Я не маленькая девочка, которая ждет правильного решения от родителей, чтобы выполнить его и получить поглаживание по головке.

– Ты не собираешься мне рассказать причину, из-за чего тебе так не терпится лишить меня работы?

– Мы все обсудили…

– Ни хрена мы не обсудили! – Срываясь на крик, злобно упираюсь в рамки дверного проема, наблюдая, как папа в быстром темпе спускается по лестнице. – Даже не начинали. Откуда ты знаешь Стэна?!

Я высказала всего лишь простое наблюдение, от которого так и несет правдой. Капитан точно что-то знает про отца, отец что-то знает про капитана, и я выгляжу еще больше дурой, которой все в последнее время решили, что могут указывать.

– Я его не знаю, – возражает отец, замерев на последней ступени.

– Не неси чушь! Хочешь увидеть мое заявление, придется рассказать павду!

В глубине души я знала, что это ложь. Нет такого варианта, где я бы сдалась. Даже если узнаю то, что он скрывает уже столько лет, это не изменит моего решения принимать участие в расследовании над Тенью и видеться с капитаном.

– Он просто… – Папа оцепенел, взгляд упал в пол, как и голова, которая явно побаливала от моего очередного наступающего срыва, – просто похож на одного знакомого, с которым я… неважно. Иди спать, Лора.

– Закончи! – кричу я. Тело впервые охватывает дрожь и осознание того, что я никогда не дождусь от него продолжения.

В этот момент я зла на него так сильно, что хочется испортить наши отношения вконец. Мне хочется съехать, собрать вещи и свалить из дома. Хочется переехать в участок, чтобы злить его еще больше. До тех пор, пока он не осознает, что несколько застрявших в его глотке слов, которые он не смог произнести вслух, погубили любые надежды на восстановление нашей семьи.

– Спокойной ночи, Лора, – щебечет папа, срываясь на кухню.

Дальше я слышу, как дверца холодильника, которую всегда стоит придерживать рукой, стукает по столешнице. До ушей доносится последующий звон стеклянной бутылки и у меня вконец опускаются руки. Обида разливается по венам и затрагивает ту, которая бьется у меня в виске последние несколько месяцев.

Я крепче сжимаю руки в кулаки, а ноги врастают в напольные доски. Если с папой все кончено, то с капитаном точно нет.

Что это было, твою мать?

***

Небольшая коробка в моих руках перемотана вдоль и поперек тонким бумажным шпагатом. Наверху неуклюже растопыренный бантик, чтобы проще было добраться до содержимого, мысли о котором непременно вызывают у меня во рту сладкий привкус.

Я упала задницей на бордюр и протянула ноги на дорогу. Именно этот кусочек бетона и есть наше с ним постоянное место встречи. Машины здесь почти не ездят, а если и ездят, то им вряд ли захочется отсидеть в участке за переезд ног незнакомой девушки.

Раз… Два… Три…

– М-м-м-м-м-м… – Раздается мычание за моей спиной, и я оборачиваюсь.

Чак стоит рядом, сложив руки в карманы длинного потрепанного кожаного плаща. В последний раз, когда мы встречались, его волосы не доставали плеч, но сейчас черные густые кончики смело опускаются к худощавому телу. Такой образ жизни обычно старит людей, но Чаку это будто не грозит. Он молодеет, стараясь ухаживать за собой. Ботинки начищены до блеска, но подошва вот-вот отвалится и останется позади, брюки чистые, но помятые и это вряд ли получится когда-нибудь изменить. Все время забываю спросить его возраст, но на вид тридцать-тридцать пять с натяжкой. В голову нагло лезет образ главного героя фильма «Матрица».

– С черникой, – провоцирую я. – Обмен?

– Ты все равно никогда не слушаешь моих советов.

– Неправда. Я прислушиваюсь…

Он переминается с ноги на ногу, после чего, махнув рукой, усаживается рядом и тянет за кончик шпагата. Ахает, раскрывая коробку и смотря на свежевыпеченный черничный пирог из забегаловки “Вкусные пироги миссис Белл”. Голубая ягода, покрытая корочкой сверху, нежное, мягкое тесто с золотистым оттенком и аромат свежей выпечки. Выглядит это охренеть как сексуально для пирога.

Стоны удовольствия медленно распространяются по воздуху, когда первый кусок оказывается у Чака во рту. Начинка, наверно, еще горячая. Картина такая завораживающая, что я могу смотреть на нее вечно.

– Ладно, я слушаю, – с набитым ртом говорит он. Уголки его глаз морщатся от наслаждения, которого добивалась от своего рецепта реальная миссис Белл.

– У меня проблемы на работе, – начинаю я и тут же замолкаю, потому что проблем так много, что я без понятия как вывалить это все на него, получив в ответ нужный, действующий совет.

– Не думал, что тебя возьмут обратно, – протирая уголки рта рукой, он еле-еле скрывает свою улыбку. – Я рассчитывал на то, что ты когда-нибудь присоединишься ко мне, и мы вместе начнем покорять этот мир.

– Присоединиться к бездомным? – Резко вскидываю бровь от его предложения.

– Эй! Проваливай, – шутливо ворчит он. – И забирай пирог с собой.

– Ладно, ладно. Шучу.

Но он и правда бездомный. Не такой, как остальные, которые просрали все свои деньги, имущество из-за проблем с алкоголем и им плевать на мир, и что этот мир сделает с ними. У Чака есть своя философия. Какая бы странная она не была. Что-то там про капитализм, про то, что жилье сжирает большую часть зарплаты и воронку, которую придумало государство, нацеленную на то, чтобы ты работал ради жизни, которой и жизнью нельзя назвать. По словам Чака, он нелегально подрабатывает в разных местах, скрываясь от налогов, копит и пользуется всеми бесплатными благами правительства, которое старается прикрыться заботой о бездомных во времена предвыборной компании. Говорит, что их прогнившие сердца и деньги никогда не достанут его. И это правда. Потому что сердце Чака – это настоящий сосуд, наполненный исцеляющей силой добра и собирающийся вступить в борьбу со злом жирных капиталистических задниц. Меня всегда забавляли его рассуждения, но в отличие от меня у Чака хотя бы есть вера и цель.

– Начальство не такое дерьмо как прошлое? – сразу же спрашивает он, хватаясь за второй кусок пирога.

– Нет, – стыдливо прикрыв глаза, я быстро вспоминаю последние события. – Еще хуже…

– Лора, – с укором Чак произносит мое имя, и я под принуждением возвращаю свой взгляд на него. Чувство стыда не сильное, почти поверхностное, но все же оно есть.

– Когда я спас тебя, то рассчитывал, что ты сделаешь вывод и больше никогда не позволишь мудакам обращаться с собой неподобающим образом. Но ты здесь. И у тебя снова проблемы.

Чак был подарком судьбы, по счастливой случайности заметившим через окно, как меня избивали два долбаных отморозка с явными психологическими отклонениями. В тот день я даже не знала, что мне придется вступить в борьбу за свою жизнь и почти проиграть ее.

– Я и не позволяю! Это начальство такое же дерьмовое, только…

– Только?

Только что? Кубики пресса? Грохочущее сердце? Ощущение живой силы на языке и серое вещество в мозгу, действующее опьяняюще? Или может его горячая грудь, его тело, его голос, убивающий во мне последние частички здравомыслия?

– Только я хочу быть в их команде, понятно?! – Срываюсь я, потому что действительно этого хочу. – Капитан… он…

– Капитан? – Чак вскидывает бровь и усмехается, будто все понял. – Ах, капитан. Лора, перестань притворяться неженкой и выскажи все, что ты думаешь, как говорила мне раньше. Я знаю тебя два года. И если не я, то кто даст тебе подходящий совет?

Подходящий – верное слово. Ко мне нужен свой подход. И Чак это знает.

Я вспомнила, когда ему получилось прорваться тогда в палату. Пускали только близких, да и папа, увидев бездомного, сразу принял решение оградить меня от лишнего общения. Я уже говорила, что у Чака доброе сердце? Он пробрался в палату, пытался со мной заговорить, но на тот момент я молчала уже несколько дней, стирая частички прошлой себя. Все проявляли такую заботу, капитан Грэхэм приходил с цветами, извиняясь, а я молчала, не в силах встать с кровати и не в состоянии перерезать его горло скальпелем. У Чака получилось вывести меня из этого состояния всего лишь словами: “Да, жизнь дерьмовая штука”.

– Ладно, слушай! – Я запрокинула голову к небу, чтобы привести мысли в порядок. – Капитан понял, что эта штука в моей груди – причина моего возвращения на работу. Мне страшно, что он будет пользоваться этим. Но при этом внутри что-то говорит, что я хочу позволить ему это делать.

Его рот медленно растягивался от удивления, из-за чего крошки падали на землю.

– Мы не переспали, – заявляю я, чтобы не получить от Чака новую порцию недовольства.

– Так ты решила просить моего совета на тему секса?

– Что? О,черт возьми, Чак! – Небо тут же потемнело, и я отвела от него глаза, со смехом уставившись на все еще разинутый рот собеседника. – Думаешь у меня никогда секса не было, что я хочу спросить у тебя интимные детали наподобие куда и что…

– Лора, – прерывает меня. – Пожалуйста… Я питаю к тебе подобие отцовских чувств, так что это больно слышать. Руки чешутся отыскать твоего капитана и надрать ему задницу.

И тут смех срывается с моих губ. С Чаком у меня всегда получается почувствовать себя настоящей и проявить маленькую часть все еще подвластных мне эмоций.

– Придется встать в очередь. Папа вчера собирался сделать то же самое, когда увидел Стэна в моей комнате.

– В комнате?

Все накручивается как снежный ком! Я больше не могу!

– Позволь задать тебе вопрос? – не дождавшись ответа, спросил Чак.

– Валяй.

– Ты получила работу, хотя я отговаривал тебя. Ты знала, чего хотела и шла к этому. Что насчет сейчас? Чего ты хочешь, Лора?

Я снова погрузилась в свои мысли и начала перечислять все, что приходило на ум:

– Первым делом – отомстить ему за вчерашнее. – Тут я имею в виду капитана и говорю это с легкостью. – Он вывел моего отца. Специально. Второе – понять почему. Третье – узнать, что папа скрывает от меня. Но это невозможно, поэтому я вычеркиваю последний пункт.

– Дальше?

Здесь я беру паузу и зарываюсь глубже в свои мысли, чтобы нарыть там цель, которая перекроет первые три.

– Хочу, чтобы мое сердце заткнулось. – Срывается с языка, и оно предательски давит в мою грудь. – Оно меня бесит, раздражает и я чаще задумываюсь о том, чтобы вырезать его и скормить собакам. Зачем мне сердце, если оно сломано? Папа как-то швырнул моего медвежонка в мусорку, когда я случайно оторвала ему ногу.

Чак понимающе мотает головой.

Он знает о моей проблеме и когда-то даже пытался что-то предпринять, чтобы излечить. Разговоры, кстати, не тот метод, который поможет.

– И тот, кто узнал о проблеме, нашел ее решение, – тянет Чак в пустоту, смотря в землю перед собой.

Пирог, находящийся между нами, уже остыл от количества пустых слов, не несущих за собой выбора.

– Папа опять без остановки твердит, чтобы я уволилась. Капитан, будто они сговорились, но с разной целью, настаивает на том же. Сердце защищается, и я вместе с ним. Я чувствую, как нас тянет в участок и знаю, что папа не будет просто отсиживаться в сторонке, дожидаясь, когда я его послушаю. А еще расследование… Я не могу его оставить. Что-то связывает меня с Тенью. Нет, не так. Что-то связывать Тень и моего отца. И я хочу помочь, но такое ощущение, что только больше зарываюсь в глубину того дерьма, которое окружает меня. Мне больно… Постоянно. И только вчера эта боль испарилась.

С плеч медленно слезает невидимый монстр, давящий на меня своей тонной веса. Он прикладывает руки к моей голове и сжимает их с силой.

Я в бешенстве из-за того, что капитан пытался обернуть мою слабость против меня.

– Я убью его, – прошептала шепотом.

– Лора. – Чак все это время внимательно следил за мной, не произнося ни слова. – Убивать не советую, но сопротивляться определенно стоит. Ради себя самой, – заканчивает он, закрывая коробку с недоеденным пирогом. – Не думаю, что я тебе нужен в этот раз…

Он поднимается, запахивает плащ из-за набирающего мощь ветра. Или же его морозит, рядом со мной, не уверена. Рандомно выбирая направление, куда пойти, Чак разворачивается ко мне спиной, пока я еще некоторое время сижу на тротуаре и обдумываю порядок действий.

– Чак! – кричу, резко вспомнив о просьбе.

– Да? – Он делает полуоборот, продолжая переплетать ногами и удаляясь от меня.

– Поспрашивай у своих друзей, может они видели, как на Хевен Стрит четверо мужчин похитили молодого парня? Серое здание, три этажа, маленькие окошки и черная металлическая дверь с вывеской “Аварийное здание”?

– Узнаю, – говорит он на прощание и машет рукой. – Удачи!

Ангел во плоти.

Боже, может это и правда он?

– Встречу твоего капитана, башку ему оторву!

Точно не он.

Это сделаю я.

Глава 18

Стэнли Нолан

07:36

Вжум…Вжум…

Вжум…

Не открывая глаз и полагаясь на память, я интуитивно начал нащупывать устройство на соседнем кожаном сидении. Температура в салоне упала до уличного показателя, стекла запотели и скрывали меня от чужого внимания. Отыскав давящий на мой мозг источник шума, я нажал на боковую кнопку и на миг унял желание вышвырнуть телефон на улицу.

Еще минутку.

Голова раскалывается.

Вжум….

– Да чтоб тебя! – Я вынужденно распахнул глаза, хаотично вжимая палец в металлический корпус телефона и обрывая надоедливый звук. Устройство сразу же полетело на пассажирское сиденье и, отскочив от кожного покрытия, затерялось на полу.

Сколько я спал вообще? Пять минут или пять суток? Шея затекла, ноги, вытянутые к педалям, сводило судорогами и от одного лишнего движения начинало простреливать неприятными ощущениями.

Я включил зажигание, чтобы машина прогрелась. За годы работы автомобиль превратился в такое же рабочее место, как стол в кабинете. Слежка за подозреваемыми подразумевала собой часы пустой болтовни, безделья и отключения головы на время тянущегося ожидания, но даже к такому нужно быть готовым. А я сейчас далеко не в том состоянии.