Работорговцы

С этого момента пираты и корсары были вынуждены искать убежище на пустынной скале Тортуга или на засушливых островах Кайман.

Времена славы Чёрных флагов подошли к концу.

Наступали времена славы Чёрных кож.

И Кингстон – грязный Кингстон, знойный Кингстон, нездоровый Кингстон – готовился разбогатеть на торговле людьми.

II

Фердинанд Хафнер очень быстро доказал, что его репутация эффективного и предприимчивого банкира заслужена. Как только его голубые глаза остановились на огромном количестве серебряных слитков, нагромождённых на песке, он взял один из них, взвесил в руке и, едва кивнув своей круглой, лысой и всегда блестящей головой, спросил, обернувшись к Селесте:

– Где вы хотите получить свои деньги?

– Во Франции, Англии, Голландии и Португалии, – был её быстрый и уверенный ответ.

– Я не сотрудничаю с португальскими банкирами, – заметил он. – Но могу разместить для вас хорошую сумму в Бразилии.

– Согласна.

– Мне придётся применить цену, которая действовала до землетрясения, плюс четыре процента комиссии.

– Меня это устраивает, при условии, что вы возьмёте серебро на себя прямо сейчас. Я не могу дольше задерживать солдат полковника.

– Дайте мне час.

До истечения назначенного срока оставалось пять минут, когда он появился, сопровождаемый тремя тяжёлыми повозками в сопровождении дюжины вооружённых людей. Он принёс с собой письменные принадлежности и печать с сургучом. После тщательного подсчета слитков он выдал расписку на двести сорок шесть из них.

Остальное по праву принадлежало английской короне, поэтому солдаты остались при своих обязанностях под его исключительной ответственностью.

Затем энергичный банкир попросил три дня для оформления векселей, должным образом заверенных компетентными властями, но перед прощанием подчеркнул с предельной вежливостью:

– Если есть что-то ещё, в чём я могу быть вам полезен, не стесняйтесь просить.

– Есть, – ответила Селеста. – Возможно, вы знаете кого-то, кто сможет разыскать преступника, пережившего катастрофу. Его зовут Жоао…

Тот прервал её, подняв руку.

– Предпочитаю не знать подробностей, – сказал он. – Но я знаю этого человека. Я пришлю его к вам этой же ночью. Где вас найти?

– В моём доме у Белых Лошадей, меньше чем в часе пути по прибрежной дороге.

– Он будет там!

Действительно, едва стемнело, как мужчина с выдающимся подбородком, густой рыжей бородой и мрачным видом, одетый с неожиданной элегантностью, остановил свою чёрную кобылу у входа в красивый дом на пляже и спросил, не решаясь спешиться:

– Сеньорита Селеста Эредиа?

– Это я.

– Меня зовут Гаспар Ройтер, меня прислал сеньор Хафнер.

– Войдёте?

– Не нужно. Кого вы ищете?

– Португальского моряка по имени Жоао Оливейра, более известного как капитан Тирадентес. Насколько мне известно, он ранен в руку и очень опасен.

– Вам нужен он живым или мёртвым?

– Предпочтительно живым. Мне нужно задать ему несколько вопросов.

– Это будет стоить вам пятьдесят фунтов.

– Если подождёте минуту, я их принесу.

– Не утруждайтесь, – был сухой ответ. – Я беру деньги только за выполненную работу. Доброй ночи!

Он слегка ударил по бокам своей лошади и исчез в ночи, как будто его и не было.

Спустя несколько минут из-за деревьев появился Мигель Эредиа и, облокотившись на забор рядом с дочерью, спросил:

– Думаешь, мы поступаем правильно? Месть ещё никогда не возвращала жизнь никому.

– Месть – это удовольствие, а удовольствия обычно служат только для того, чтобы доставлять удовольствие. Если этот мерзавец отрубил голову Лукасe Кастаньо и тридцати с лишним людям, которых ценил Себастьян, он заслуживает смерти.

– Они были пиратами и знали, на что шли.

– В Порт-Ройяле даже пираты уважали законы, и, если они их соблюдали, имели право чувствовать себя в безопасности.

– Но судить его должна власть.

Дочь долго не отвечала, но затем повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

– Прими как данность, что отныне не существует другого закона, кроме моего. Если ты готов идти за мной, тебе придётся принять это, не задавая вопросов. В противном случае ещё не поздно остаться в стороне.

– Я и представить не мог, что ты можешь так со мной говорить, – ответил он с болью.

– Я тоже, но теперь я такая, – спокойно ответила девушка. – Имей в виду, что если мы решим бороться с торговцами рабами, мы столкнёмся с самыми могущественными людьми нашего времени, и поэтому нам придётся действовать вне закона, так как законы, которые защищают эту торговлю, очевидно несправедливы. Либо мы будем действовать так, либо ничего не добьёмся.

– Единственное, чего мы добьёмся, – это виселицы.

– У тебя ещё есть шанс этого избежать.

– Ты же знаешь, что нет. Если это твоё решение, я его приму. Какой другой путь мне выбрать в моём возрасте?

– Спокойствие и уединение здесь. Это прекрасное место.

– Зная, что ты подвергаешь себя опасности в этих божьих морях…? Какая глупость! Я всегда буду рядом с тобой, даже если не согласен с твоими методами.

Они больше не говорили об этом до тех пор, пока три дня спустя не узнали, что огромный и роскошный галеон ухоженного и обаятельного Лорана де Граафа бросил якорь в центре бухты Порт-Ройяла, и капитан, как и вся команда, был потрясён, обнаружив, что на месте самого красивого и оживлённого города, который они знали, теперь возвышалась лишь куча руин.

Его некогда гордое и сверкающее судно теперь выглядело разбитым, грязным и обожжённым, паруса были разорваны, бизань-мачта сломана, а корпус пробит в сотне мест. Несчастная попытка нападения на Маракайбо принесла лишь унизительное поражение и более десятка погибших.

Как будто этого было недостаточно, вскоре на борт поднялся полковник Джеймс Бьюкенен, который сухо сообщил обескураженному голландцу, что у него есть шесть дней, чтобы сдать пиратский флаг и подписать документ о прекращении своей «преступной» деятельности на всю жизнь, иначе ему придётся навсегда покинуть Ямайку.

–И это почему? —поинтересовался Де Грааф.

–Потому что пиратство умерло.

–Кто это говорит?

–Я. И на Ямайке теперь я здесь главный.

–Переступив через губернатора?

–Губернатор мёртв. Как и генерал Максвелл. Теперь я отдаю приказы, и это мои приказы… Ты сдашь свой флаг?

–Мне нужно подумать.

–Думай, но помни: через неделю ровно или ты отплывёшь, или будешь висеть на грот-мачте, завернутый в свой флаг.

Несколько месяцев назад ответ гордого пирата свёлся бы к тому, чтобы развернуть порты своих орудий и стереть с лица земли вонючее поселение Кингстон, в то время как его знаменитый оркестр исполнял бы триумфальные марши. Но теперь он прекрасно понимал, что с огромным трудом достиг берегов Ямайки в поисках убежища, и что ни его корабль, ни его люди не были в состоянии противостоять даже жалкому фелюгу грязных флибустьеров.

Поэтому он провёл ночь, мучаясь от своей неудачи и размышляя, куда ему двигаться дальше, ведь было совершенно ясно, что на разлагающемся острове Тортуга его точно не примут. Зловонные и кровожадные буканьеры воспользовались бы «случаем, чтобы напасть на него в темноте, перерезать его команду и, как стервятники, разделить останки его былого великолепия.

Он всегда планировал однажды навсегда оставить своё опасное ремесло, чтобы уйти на покой и разделить честно нажитые сокровища с прекрасными парижанками, к которым питал особую слабость. Но вот он оказался в трудном положении: у него не было ни малейшего сокровища, которое можно было бы разделить, и всё, что осталось в его жизни, – это изрядно потрёпанный военный корабль и изнурённая команда, которой он не обеспечил ни одного приличного трофея за последний год.

И теперь этот чёртов англичанин ставит ему условия.

Он наблюдал, как лунный свет серебрился там, где когда-то стояла знаменитая таверна «Тысяча Якобинцев», и с ностальгией вспомнил бесчисленные ночи, проведённые там, когда он бездумно спускал деньги и презрительно отмахивался от десятков женщин, жаждущих удостоиться чести затащить его в постель.

Осознание того, что всё это осталось в прошлом, внезапно заставило его почувствовать себя старым, усталым и побеждённым – не ядрами Маракайбо, которые с дьявольской точностью попадали в его корабль снова и снова, а временем и судьбой, которые всегда были самыми ужасными врагами, с которыми ни один человек не мог справиться.

Как можно было представить себе, что эти проклятые «маракучи» окажут такое свирепое сопротивление? И кто бы поверил, что менее чем за три минуты земля проглотит целый город?

Он пытался утешить себя мыслью, что всё могло бы быть хуже, если бы он остался на якоре в бухте, ведь ни один корабль не выдержал ударов волн, вызванных землетрясением. Но он находил слабое утешение в том, что потерял один глаз там, где другие ослепли полностью.

Он дремал урывками на палубе, тоскуя по далёким смеху и голосам шумного Порт-Рояля с его шлюхами и игорными домами. С первыми проблесками рассвета его удивило появление фелюги, которая подошла к правому борту, и «милая барышня» почтительно попросила разрешения подняться на борт.

–Что тебе нужно? —сухо спросил он, предположив, что это отчаявшаяся проститутка, пережившая катастрофу, пришла к нему, услышав о его щедрости.

–Купить твой корабль, – последовал твёрдый ответ.

–Купить мой корабль? – переспросил ошеломлённый пират. – Ты хоть представляешь, сколько стоит такой корабль?

–Не представляю и мне всё равно, – отрезала Селеста Эредия. – Я знаю лишь то, что у меня достаточно денег, чтобы купить сотню таких. Так что решай: даёшь разрешение подняться или мне уйти?

Голландец Лоран де Грааф, про которого говорили, что он лишил девственности больше женщин, чем вся армия его страны, растерянно смотрел на дерзкую девицу, которая позволяла ему любоваться её вызывающей грудью, не чувствуя ни малейшей неловкости. И с того самого момента он понял, что перед ним была странная особа, мало похожая на всех тех, кого он когда-либо затащил в постель.

–Поднимайся! – наконец разрешил он.

Селеста подчинилась, пригладила платье, слегка встряхнула короткие волосы, обрамлявшие её лицо с глубокими и проницательными глазами, и, достав из сумки запечатанный документ, поднесла его к лицу собеседника, не выпуская из рук.

–Это аккредитив, подтверждающий, что лишь в одном банке твоей страны у меня достаточно средств, чтобы снарядить десять кораблей, – сказала она. – Достаточно, чтобы начать переговоры?

–Лучше бы нам поговорить в моей каюте.

–Под тентом нам будет хорошо. Каюты – для другого рода «дел», в которых я ещё не решила участвовать.

–Как пожелаешь, – усмехнулся он. – Я бы предложил тебе выпить, но, по правде говоря, на борту не осталось даже лимонов.

Тем не менее он услужливо придвинул ей стул и, сев напротив, снова взглянул на неё пытливо и с улыбкой, в которой чувствовалась вся его обаяние.

–Слушаю твоё предложение.

–Всё просто: я хочу купить твой корабль. Назови цену. Если она меня устроит, я заплачу сразу. Если нет – подожду другого. Спорить я не собираюсь.

–В хорошем торге заключается вся прелесть сделки, – заметил голландец. – Как женщина, ты должна это знать. Что ты делаешь, когда тебе нравится платье или украшение?

–Мне не нравятся ни платья, ни украшения, – последовал сухой ответ. – Сколько ты хочешь за корабль?

–Я должен подумать и ещё не уверен, что хочу его продавать. Тебя интересует и мой флаг?

–Можешь сделать из него подушку.

Возможно, впервые в жизни донжуан Лоран де Грааф потерял дар речи перед женщиной. Он замер на несколько секунд, после чего несколько раз ударил себя по лбу тыльной стороной ладони, словно пытаясь убедиться, что это ему не снится.

– Какая отвратительная жизнь! – наконец пробормотал он. – Всего три месяца назад я стоял на якоре здесь же, моя оркестра играла перед самым роскошным городом, который только можно вообразить, и я гадал, сколько женщин уложу в постель этой ночью. А теперь оказывается, что у меня больше нет оркестра, мой корабль превратился в руины, от столь великолепного города не осталось даже фундамента, и какая-то дерзкая девчонка предлагает мне сесть на флаг, который одержал победу в сотне сражений. Я не могу в это поверить!

– Придётся поверить. Насколько я слышала, в Маракайбо в этом флаге столько дыр, что даже на подушку не годится.

– Полагаю, в качестве флага ты выберешь череп, обмахивающийся веером, – язвительно парировал его собеседник. – Разве тебе никто не говорил, что две единственные «женщины-пираты», которые существовали, закончили жизнь на виселице? Я знал одну из них.

Девушка едва заметно улыбнулась.

– Говорили. Но я не собираюсь заниматься пиратством. Этот бизнес уже в упадке, и лучшее, что ты можешь сделать, – это завязать с ним.

– Я этого и боюсь, – признался он. – Но скажи мне, – добавил он, – если ты не собираешься становиться пиратом, зачем тебе, чёрт побери, галеон с семьюдесятью восемью пушками?

– Это моё дело.

– Очевидно. Но я был там в день, когда устанавливали его киль, наблюдал за его постройкой день за днём, командовал им с того самого момента, как он коснулся воды, и мне бы не хотелось расставаться с ним, не имея представления, какая судьба его ждёт.

– Вероятно, он окажется на дне моря. Как все. Но я надеюсь, что он ещё принесёт немало пользы. – Селеста изобразила самую сладкую и невинную улыбку, добавив: – Прости, но в этом я не могу тебя обрадовать.

Тот бросил на неё многозначительный взгляд и с иронией поинтересовался:

– Есть ли хоть что-то, чем ты можешь меня «обрадовать»?

– Сомневаюсь, – ответила она с весёлым видом. – К тому же сомневаюсь, что есть ещё что-то, чем ты можешь «обрадовать» меня. Признаю, ты самый привлекательный мужчина из всех, кого я встречала, и твоя слава заслуженна, но, к несчастью, красивые мужчины мне не по вкусу.

– И какие же тебе по вкусу, если не секрет?

– У меня ещё не было времени об этом подумать. Сейчас меня беспокоит только то, как раздобыть хороший корабль.

Спустя час они расстались, как будто были старыми друзьями, и с твёрдым обещанием со стороны голландца, что через три дня он отправит письменное предложение с ценой за галеон, если решит его продать.

На берегу Селеста подошла к отцу, который ждал её в тени пальмы.

– Ну, как? – спросил Мигель Эредия. – Как прошло с Непобедимым?

– Лучше, чем я ожидала, хотя должна признать, что если бы я провела рядом с ним ещё пару часов, он бы увёл меня в свою каюту. Он действительно очаровательный мужчина, и неудивительно, что женщины падают к его ногам. – Она на мгновение замолчала. – Но он знает, как никто другой, что его время прошло.

– Продаст?

– Продаст.

– Слишком ты уверена.

– А какой у него выбор? – ответила дочь. – Он не смог бы починить этот корабль, даже заложив последнюю рубашку, и ему некуда обратиться за помощью. Я его спасительный круг, и он это понимает.

Старик задался вопросом, откуда появилась эта решительная женщина, которая, казалось, всегда знала, чего хочет и как этого добиться, и как получилось, что милая и нежная «крошка», которую он так часто сажал себе на плечи, превратилась в существо, не имеющее ничего общего с другими женщинами.

Даже её мать, несчастная Эмилиана Матаморос, о которой он помнил с грустью, никогда не проявляла и десятой доли такого характера, несмотря на то что была поистине неуправляемой женщиной. Поэтому он пришёл к выводу, что никогда не поймёт причин, по которым его собственная дочь ведёт себя подобным образом.

Он просто сел рядом с ней в небольшой экипаж, и они сразу же отправились обратно в Кабальос Бланкос, не обмолвившись ни словом за всю дорогу.

По приезде их удивило, что к воротам была привязана чёрная кобыла, а изящный Гаспар Рейтер дремал в тени арагуанея, широкополая шляпа прикрывала его лицо.

– Я нашёл человека, – первым делом сказал он.

– Где? – сразу спросила Селеста Эредия с возбуждением, которое контрастировало с холодной и отстранённой манерой, к которой она приучила всех в последнее время.

– Следуйте за мной.

Он провёл их через густой лес и вывел на большую поляну, где стоял ветхий сарай, который когда-то, должно быть, служил складом.

На полу, прочно привязанный к столбу, сидел тощий, грязный и злобный человек, чья левая рука свисала и болталась, как бесполезный придаток.

Девушка наблюдала за ним, пока раненый молча смотрел на неё, а затем спросила:

– Тебя зовут Жоао Оливейра, и ты командовал Ботафумейро?

– Возможно.

– Ты хладнокровно убил команду Жакаре?

– Я их казнил, – уточнил тот. – Это был пиратский корабль.

– Но ты прекрасно знал, что английские законы всегда считали Порт-Ройал убежищем.

– Мне плевать на английские законы. У меня был другой приказ.

– Кто его отдал?

Грязный капитан Тирадентис внимательно оглядел девушку с головы до ног, помолчал несколько мгновений и, наконец, выплюнул, попав в её безупречное розовое платье.

Гаспар Рейтер шагнул вперёд, намереваясь ударить пленника, но Селеста лишь слегка махнула рукой, чтобы он оставался на месте, и, равнодушно наблюдая, как слюна медленно стекает по её юбке, тихо произнесла:

– Я справлюсь сама.

Затем, совершенно неожиданно, она выставила ногу так, что острая носок её изящной туфли с силой ударил по свисающей руке португальца. Тот не смог сдержать вопля боли.

– Слушай меня внимательно, сынок суки, – пробормотала девушка, когда другой наконец перестал кричать. – Насколько мне известно, ты хладнокровно убил и отрубил головы трём десяткам моих друзей. – Она присела на корточки перед ним, чтобы он мог заглянуть ей в глаза и понять, что она говорит серьезно. – Ты за это заплатишь, но у тебя есть два выбора: либо тебя просто повесят, либо ты станешь живой наживкой для акул. Так что выбирай, потому что я умею делать и то, и другое. Мой брат меня научил.

– Значит, ты та самая сестра капитана Джека? – последовал ответ. – Надо было догадаться. Педрариас тебя ненавидел до смерти.

– Что ты знаешь о Педрариасе?

– То, что он утонул.

– Это он тебя нанял?

Жоао де Оливейра едва заметно кивнул головой, видимо, убедившись в бесполезности всякого сопротивления, поскольку перед ним стояла женщина, которая, похоже, вполне могла бы скормить его акулам заживо.

Селеста глубоко вздохнула, выпрямилась и повернулась к своему отцу, который предпочел оставаться неподвижным у двери, и, наконец, продолжила:

– Что ты знаешь о моем брате?

– Ничего, – ответил тот. – Я так и не встретил его.

Девушка пристально посмотрела на него и, наконец, слегка кивнула.

– Я тебе верю. Помню, он ушёл из дома около одиннадцати, так что вполне вероятно, что он не успел бы добраться до корабля к полудню. – Она тяжело вздохнула. – Боже! – воскликнула она. – Подумать только, если бы он полежал в кровати ещё полчаса, был бы жив.

– Однако некоторые говорят, что кто рано встаёт, тому Бог подаёт, – прокомментировал её пленник с насмешливой улыбкой.

– Это не смешно! – заметила она. – И не понимаю, как ты ещё шутишь, зная, что вскоре будешь болтаться на той балке.

– Я всегда представлял, что моя судьба – закончить на рее, – уточнил капитан Тирадентес с удивительным спокойствием. – Какая разница, будет это рея или балка? Танец один и тот же.

– По крайней мере, ты показываешь, что у тебя есть яйца.

– Жаль, что не могу сказать того же о тебе, потому что никогда не думал, что меня повесит женщина.

– Есть что добавить?

– Не виню тебя за то, что ты меня повесишь. Виноват этот проклятый землетрясение, потому что, если бы не оно, сейчас я был бы далеко отсюда и очень богат.

Селеста Эредия Матаморос повернулась к Гаспару Ройтеру, который всё ещё опирался о стену и наблюдал за сценой так, словно его это не касалось.

– У вас есть веревка? – поинтересовалась она.

– Моя работа – ловить беглых рабов, – заметил он. – Плохо бы мне приходилось, если бы у меня не было верёвок.

– И как вы умудряетесь преследовать беглецов в джунглях и при этом всегда выглядеть таким опрятным?

– Привычка, – проворчал англичанин. – Я ненавижу грязь.

– Понятно! Найдите верёвку, привяжите её к лошади и просуньте через то окно. Остальное я сделаю сама.

Тот кивнул и направился к выходу.

Едва он исчез, Мигель Эредия повернулся к своей дочери.

– Ты действительно собираешься его повесить? – спросил он.

– Конечно.

– И что ты этим добьешься?

– Он больше никому не отрежет голову. – Девушка с особым вниманием посмотрела на отца. – Помнишь Лукасa Кастаньо? – добавила она. – Он был хорошим человеком. Пиратом, но хорошим человеком. И благодаря этому типу его голова теперь лежит в бочке с рассолом. Думаешь, он заслужил жить после этого?

Отец слегка махнул рукой в сторону, куда ушёл Гаспар Ройтер.

– Полагаю, что нет, но ты же платишь ему за это. Не вижу необходимости пачкать руки кровью.

– Я не собираюсь пачкать руки, но и больше не позволю другим делать то, что должна сделать сама. Если бы я убила Эрнандо Педрариаса, когда у меня был шанс, ничего бы этого не случилось.

Ответа не последовало, потому что в этот момент длинная верёвка упала к её ногам через окно. Наклонившись с удивительным спокойствием, она сделала скользящий узел и перекинула его через балку, которая тянулась через весь сарай. Затем она надела петлю на шею пленника, который закрыл глаза и начал тихо молиться.

Селеста дала ему чуть больше минуты, чтобы он успел примириться с Богом, а затем резко крикнула:

– Поехали!

Раздался хлопок кнута, веревка натянулась, капитан Тирадентес издал короткий стон и медленно поднялся в воздух, пока его шейные позвонки не хрустнули с жутким треском.

Вскоре он задрыгал ногами в воздухе, а спустя какое-то время, которое Мигелю Эредии показалось бесконечным, его тело затихло, издав последний предсмертный хрип и обмочившись.

Девушка наблюдала за ним невозмутимо, затем отряхнула руки и направилась к выходу.

– Пошли! – сказала она.

– Ты не собираешься его похоронить? – спросил её отец.

– Земля для тех, кто её заслужил. А этот свинья не сделал ничего, чтобы её заслужить.

Когда Мигель Эредия вышел из сарая, он столкнулся с бесстрастным взглядом Гаспара Ройтера, который просто привязал конец веревки к одной из внешних оград.

– Что уставились? – резко спросил он. – Я не виноват, что она такая.

– Каждый есть то, что он есть, – последовал холодный ответ. – И мне это нравится. Большинство женщин, которых я знал, были размазнями, шлюхами или льстивыми дурочками. – Он постучал пальцем по своему лбу. – А у вашей дочери здесь есть яйца.

– Не считаю это комплиментом.

– Как хотите, но на мой взгляд, тот, кто выходит за рамки правил, заслуживает уважения.

Они вернулись вместе к дому, на крыльце которого стояла Селеста с мешком монет в руке, который она передала охотнику за рабами.

– Вот, держите, – сказала она. – А если хотите заработать ещё, начинайте искать честных и храбрых людей, готовых работать на меня.

–Честные и храбрые мужчины, готовые работать на женщину? – рассмеялся другой, явно развеселившись. – Боюсь, это будет гораздо сложнее, чем найти негра в горах. – Он задумался на мгновение. – Но я сделаю, что смогу.

Он взобрался на свою кобылу, слегка махнул рукой на прощание и уехал, ни разу не обернувшись.

–Нам бы таких, как он, побольше, – пробормотала девушка спустя мгновение. – Энергичных и решительных людей.

–Ты думаешь, смогла бы их подчинить себе? – спросил её отец. – Что ты будешь делать, когда сотня варваров, которые три месяца не прикасались к женщине, решат наброситься на тебя?

–Они этого не сделают.

–Как ты можешь быть так уверена? – упрямо настаивал добрый человек.

–Потому что ко мне прикоснётся только тот, кого выберу я, – уточнила она. – Ты не понимаешь, – добавила она. – Но я выросла, видя, как Эрнандо лапал маму на глазах у всех, а она ничего не могла сделать, чтобы этому помешать. С тех пор, как я себя помню, я поклялась, что никогда не допущу такого. Уважение нельзя купить на рынке; уважение зарабатывается день за днём, и я сумею его заслужить, даже если для этого мне придётся повесить половину команды на рее.

Мигель Эредиа предпочёл удалиться молча к близлежащему пляжу, где сел, чтобы смотреть на море и вновь задуматься, какое существо он породил.

Он чувствовал себя сбитым с толку, сбитым с толку и ужасно растерянным, ведь он пришёл к горькому выводу, что ситуация выходит из-под его контроля и не существует никакой человеческой возможности вернуть эту девушку, некогда весёлую и почти нелепую, к нормальной жизни.

Во что она превращается?

Ночами он часто повторял себе этот вопрос снова и снова, не находя убедительных ответов, и в глубине души его пугала метаморфоза, произошедшая в существе, которое ещё несколько месяцев назад казалось неспособным причинить вред даже мухе.