Калашников

—Мне жаль… —это было всё, что смог сказать рыжий.

—А почему вы должны жалеть? —ответил ему собеседник, честно уточнив: – Благодаря тому, что моя мать меня оставила, я всегда мог делать то, что мне нравится. Если бы она взяла меня в Лондон, вероятно, большую часть своей жизни я бы провёл в четырёх стенах кабинета… Боже! Даже представить не могу.

—Вам действительно нравится опасность?

—Понятие опасности, как и понятие счастья, меняется от человека к человеку. Почти никто не бывает абсолютно счастлив, если только он не знает, что у него есть проблема, которую надо решить, потому что он убеждён, что только тогда он почувствует себя счастливым, когда её решит.

—Интересная теория!

—Но верная. И если тот, кто имеет проблему, справится с ней, на следующий день он постарается найти другую задачу, которую ему нужно будет решить, чтобы чувствовать себя счастливым, потому что, как я понимаю, для человеческой сущности совершенство всегда находится на шаг дальше, чем тот пункт, к которому она может дойти. Из-за этой странной идиосинкразии человечество продвигается, создавая себе трудности в виде новых вызовов, которые иногда не приводят ни к чему, кроме того, чтобы стать более несчастным, чем мы были в начале. —Он откинулся, чтобы немного поспать, добавив: – Пока мы считаем, что два лучше, чем одно, четыре лучше, чем два, и восемь лучше, чем четыре, мы никогда не достигнем цели, на которой можно будет безопасно и с удовлетворением отдохнуть, потому что одно нельзя оспорить: числовой ряд никогда не заканчивается.

Глава 6

Когда диктор объявил, что в Нью-Йорке некий Бернард Мэдофф совершил мошенничество на сумму в пятьдесят миллиардов долларов, Жюль Канак перенес инсульт, от которого так и не смог оправиться.

Он почти десять минут сидел в одиночестве, не двигаясь, перед телевизором, затем ему потребовались месяцы, чтобы с трудом начать произносить хотя бы какие-то слова, а остаток жизни он провел в инвалидном кресле.

Ужас осознания того, что большая часть его состояния превратилась в ничто в одно мгновение, стал для него неожиданным ударом, который полностью изменил его жизнь и жизнь его семьи.

И это не было удивительно, ведь жизни миллионов семей по всему миру менялись радикальным образом из-за цепи хаотичных событий, вышедших из-под контроля по вине некомпетентности и алчности руководителей, которые, кажется, умели эффективно управлять только хаосом и коррупцией.

Политики, банкиры и бизнесмены играли в русскую рулетку с мировой экономикой, и в конечном итоге сами оказались жертвами.

Теперь некоторые из виновников даже стреляли себе в висок, но, к сожалению, их решение было запоздалым – ущерб уже был нанесен.

Прошел всего месяц с тех пор, как эта неожиданная и необратимая катастрофа обрушилась на их маленькую семью, когда Андреа Стюарт почувствовала необходимость попросить свою дочь составить ей компанию на длительной прогулке по розарию, подальше от любопытных ушей.

– Думаю, пришло время начать думать о продаже «L'Armonia», – сказала она, убедившись, что они отошли достаточно далеко от дома.

– Продать «L'Armonia»?! – ужаснулась девушка, не в силах принять такую мысль. – Никогда!

– А что нам остается делать, дорогая? – разумно спросила мать, исходя из сложившихся обстоятельств. – Наш капитал испарился, очевидно, что твой отец больше никогда не сможет работать, а счета продолжают накапливаться, и я не знаю, как с ними справляться.

– А если мы найдем кого-то, кто займется делами папы? – предположила Орхидея Канак. – Он всегда говорил, что главный секрет его бизнеса – это хорошие связи, и, думаю, эти связи не могли просто исчезнуть.

– Полагаю… – нехотя признала мать. – Я знаю, что в его сейфе хранится записная книжка с множеством имен и номеров, но понятия не имею, кому они принадлежат, потому что большинство имен и даже их номера записаны в каком-то шифре.

– В шифре? – переспросила дочь, явно заинтригованная. – Что ты имеешь в виду?

– То, что сказала. Ведь странно, когда кто-то, у кого есть телефон, записан под именем Карл Великий, Рамзес, Тарзан, Будда или Гарибальди… И когда набираешь один из этих номеров, тебе отвечает пекарня, диспансер или старая глухая женщина, которая даже не знает, кто твой отец, и о ком вообще идет речь.

– Любопытно! Очень любопытно! – признала девушка, чье недоумение только росло. – Чем же занимался папа?

– Бизнесом.

– Это я знаю. Но каким именно?

– У него была сеть отелей, туристическое агентство и несколько фабрик.

– Все это он давно продал, но при этом продолжал путешествовать и был активнее, чем когда-либо… – заметила Орхидея, наклонившись, чтобы вдохнуть аромат розы. – У меня всегда было ощущение, что это не были его настоящие источники дохода, а просто способ оправдать расходы.

– Возможно… – признала Андреа Стюарт с видом человека, который не хочет вдаваться в объяснения.

– Что значит «возможно», мама? – нетерпеливо спросила дочь. – Ты хочешь сказать, что столько лет жила с человеком и не знала, как он зарабатывает деньги, и при этом тебя это не интересовало?

– Это те же деньги, на которые живешь и ты, но ты ведь тоже не знаешь, откуда они… – Женщина сделала паузу, окинула взглядом роскошный сад, глубоко вдохнула, словно стараясь навсегда запомнить этот чистый, благоухающий воздух, и почти шепотом добавила: – Очевидно, ты начала задаваться этим вопросом только тогда, когда деньги стали заканчиваться.

– В этом ты права… – вынуждена была признать Орхидея, садясь на скамью, где привыкла проводить часы за чтением в тени яблони. – Никто не задумывается о здоровье, пока не заболеет… – Она несколько раз хлопнула ладонью по скамье, приглашая мать сесть рядом, и добавила: – Мы обе ошибались, и поэтому не стоит искать виноватых, а лучше подумать, как решить эту ситуацию. Возможно, с большим терпением мы сможем выяснить, кто эти контакты и чем они могут нам помочь. Но прежде всего нам нужен кто-то, кто знает больше о бизнесе папы.

– Единственный, кто знает, – это Марио, его бухгалтер и доверенное лицо с тех пор, как я себя помню.

– Супермарио?

– Именно он. Когда ты была маленькой, ты его так называла, потому что он был невероятно ловким во всех играх. Но, несмотря на свою честность и преданность, твой отец всегда говорил, что он не способен делать больше, чем делает сейчас. Его предел уже достигнут, и сам Марио это понимает. Так что довериться ему – значит подписать себе смертный приговор.

– Но он может многое прояснить, и единственный способ узнать это – спросить.

На следующий день, ровно в четыре часа дня, в дом прибыл Марио Волпи, более известный как Супермарио. Он согласился, что самым безопасным местом для разговора будет сад, но предпочел обсудить все в небольшой беседке, окруженной жасмином, которой, по правде говоря, никто не пользовался.

– Я обещал Жюлю, что ни при каких обстоятельствах не буду говорить о природе некоторых его дел, – начал он. – Но очевидно, что никто из нас не мог предвидеть нынешние обстоятельства. Он заставил меня пообещать молчать ради вашей безопасности и благополучия, но парадокс в том, что теперь именно из-за этого обещания и безопасность, и благополучие оказались под угрозой. И это меня беспокоит.

– Думаю, нам должно быть еще более тревожно, ведь мы оказались в нищете, не зная, как и почему… – заметила Андреа Стюарт. – Я знаю, что мой муж тебе очень доверяет, но, учитывая ситуацию, он наверняка согласится, чтобы ты рассказал нам все.

– Сомневаюсь… – ответил итальянец. – Его главная цель всегда была в том, чтобы вы никогда не узнали, чем он занимается. Я уверен, что если бы я попросил его разрешения рассказать, он бы отказал… – Он сделал долгую паузу, как будто подбирал слова, затем, заметно волнуясь, продолжил: – Я многим обязан Жюлю и должен молчать. Но я понимаю, что сейчас, возможно, вы сможете найти выход из сложившейся ситуации, если узнаете правду.

– Ты не выглядишь убежденным… – заметила Орхидея.

– Потому что я не убежден, малышка. Твой отец был безупречен в ведении дел, и за почти тридцать лет работы с ним я видел только одну его ошибку – доверие банкирам. Именно этот единственный промах привел его к разорению.

– Это ошибка, которую совершили многие…

– Тем не менее, сейчас важно не искать виноватых, а принимать решения. – Итальянец внимательно посмотрел на женщин и, выдержав паузу, спросил: – Вы действительно хотите знать, чем он занимался?

После их утвердительного кивка он, словно самому было трудно поверить в это, произнес:

– Торговля оружием.

– Что ты сказал?

–Это невозможно!

—Я сказал «торговля оружием», и да, это возможно. Это всегда было основой наших операций, а остальное – отели, фабрики и даже туристическое агентство – были лишь прикрытием.

Мать и дочь долго молчали, пытаясь осознать страшную правду, которую никогда не могли бы себе представить. Мысль о том, что человек, которого они обожали, нажил свое состояние, торгуя смертью, была слишком тяжела для восприятия.

Супермарио, казалось, понял это, потому что через некоторое время уточнил:

—Возможно, вас утешит тот факт, что почти тридцать процентов американской промышленности связаны со строительством военных кораблей, истребителей, бомб, пушек, ракет, танков, мин, боеприпасов и всякого рода оружия. Это означает, что один из трех рабочих и инженеров в США, а также их семьи, живут за счет того, что кто-то убивает кого-то. В этом контексте Жюль и я – лишь часть системы, потому что кто-то должен продавать то, что производят другие.

–Звучит ужасно.

—Это и есть ужасно… – признал Марио Вольпи с похвальной откровенностью. – На протяжении всей истории человечество двигалось вперед, прокладывая путь по реке собственной крови. И чтобы эта река не пересыхала, кто-то должен производить и продавать оружие, с помощью которого проливается эта кровь. Лично я бы предпочел, чтобы твой отец торговал холодильниками, но на этом не заработаешь достаточно, чтобы купить «L’Armonia».

–Последнее прозвучало слишком жестоко, – возмутилась Андреа Стюарт.

—Я не хотел быть жестоким, – извинился бухгалтер. – Я просто изложил реальное положение дел.

–Каким оружием вы торговали? – внезапно спросила Орхидея Канак.

—Только штурмовыми винтовками. На самом деле в этом бизнесе никто не знает настоящей личности твоего отца, его знают лишь под псевдонимом: АК-47.

АК-47 – это штурмовая винтовка, разработанная в 1947 году Михаилом Калашниковым.

Российская армия приняла её на вооружение в качестве основного оружия, но широкое распространение она получила лишь семь лет спустя. Позже её приняли на вооружение и страны Варшавского договора.

Особенность этой винтовки заключается в её гениальной системе перезарядки: она использует энергию пороховых газов, образующихся при выстреле, чтобы подать новый патрон в патронник и выбросить использованную гильзу.

Это делает отдачу оружия менее ощутимой и, следовательно, повышает его надежность. Изогнутый магазин увеличивает вместимость при меньшем размере. Магазины АК и его модификаций изготавливаются из алюминия или пластика, что ускоряет и удешевляет производство. Темп стрельбы составляет 600 выстрелов в минуту.

АК-47 славится своей надежностью: он функционирует даже в самых неблагоприятных условиях. Испытания показали, что оружие продолжает стрелять, даже если его бросить в грязь, погрузить в воду или переехать грузовиком. Старые экземпляры, прослужившие десятки лет, не выходят из строя. АК-47 позволяет легко поражать цели на расстоянии до 400 метров.

Во время войны во Вьетнаме винтовки ремонтировали с использованием деталей от сбитых самолетов, а американские солдаты нередко меняли свои M-16 на АК-47, так как последние были более надежными и эффективными в условиях джунглей и рек.

Эта винтовка стала одним из самых востребованных видов оружия для партизанских войн и символом народных восстаний, так как широко используется террористическими группировками, криминальными организациями, повстанцами и авторитарными режимами.

Благодаря низкой себестоимости материалов и производства АК-47 стал самым массовым стрелковым оружием в мире: произведено более 100 миллионов единиц, не считая нелегально изготовленных копий.

Она долгое время неподвижно сидела перед компьютером, снова и снова перечитывая информацию об этом смертоносном инструменте, на котором, похоже, было построено состояние её отца.

Первой мыслью, пришедшей ей в голову, было то, что сто миллионов таких винтовок, стреляющих со скоростью 600 выстрелов в минуту, могли бы уничтожить практически всё человечество всего за две минуты.

Следовательно, танки, пушки, бомбы и ракеты были излишними. А это означало, что треть американской военной промышленности теряла смысл, если целью было полное уничтожение людей – мужчин, женщин, стариков и детей.

Она внимательно рассматривала фотографии смертоносного оружия, которое без участия пальца даже не могло забить гвоздь, и не могла не задаться вопросом: гордился ли его создатель результатом своего труда?

Шестьдесят лет убийств – это очень долгий срок и слишком много жертв.

Что могло побудить человека, явно умного, посвятить свой талант созданию оружия, предназначенного для более быстрого и эффективного уничтожения людей?

Орхидея Канак посвятила большую часть жизни изучению различных дисциплин и анализу человеческого поведения, но должна была признать, что впервые задала себе подобный вопрос.

Дело в том, что насилие, война и смерть всегда казались ей чем-то, что существует только по ту сторону экрана телевизора.

Этот тонкий экран, как и её компьютерный монитор, защищал её от неприятной и зловонной реальности, которая начиналась за пределами города Грасс.

Но теперь казалось, что эта защита готова треснуть, как если бы стеклянные стены аквариума разбились, заливая ковёр водой, водорослями и умирающими рыбами.

Когда она спустилась к ужину, то увидела, что её отец был ещё более молчаливым, чем обычно, и едва мог взять вилку в руки. Казалось, присутствие человека, которому он столько лет доверял, внушало ему не безопасность, а страх.

Он почти ничего не ел, и когда подали десерт, жестом попросил жену проводить его в спальню, затем попрощался с нервным кивком и исчез.

Как только он скрылся, Супермарио сказал:

—Я знаю его достаточно хорошо, чтобы понять, что он догадывается, что я сказал слишком много. Должно быть ужасно – оказаться запертым в теле, неспособном выразить свои чувства.

–Кто-то однажды сказал, что нет худшей тюрьмы, чем собственное тело…

—Особенно для такого энергичного человека, как твой отец. Думаю, он предпочёл бы смерть, чем жизнь в таком состоянии.

–Вполне возможно… – ответила Орхидея, взяв две рюмки и бутылку коньяка «Наполеон», жестом приглашая его выйти на крыльцо. – Но я всё же предпочитаю, чтобы он жил, потому что так я могу о нём заботиться и надеяться, что однажды он снова станет таким, каким был.

– Не стоит строить иллюзий.

– В тот день, когда я не смогу строить иллюзий о благополучии моих родителей, у меня останется очень мало, о чём можно мечтать… – Он наполнил оба бокала и подождал, пока одна из служанок закончит убирать тарелки, выключит свет и уйдёт к себе в комнату, прежде чем добавить: – А теперь, когда нас никто не слышит, расскажи мне что-нибудь ещё об этих делах.

Марио Вольпи сделал паузу, задумчиво отпивая вино, а затем поинтересовался:

– О чём именно?

– О всём, что тебе известно.

– Я знаю, что твой отец закупал большие партии автоматов Калашникова у ряда поставщиков, хранил их на складах, разбросанных по полдюжине стран, и перепродавал тому, кто предлагал лучшую цену.

– Звучит слишком… – девушка запнулась, прежде чем добавить: – «общо».

– Несомненно, – признал её собеседник. – Но это всё, что я могу тебе сказать, поскольку за все эти годы мне так и не удалось выяснить настоящие имена ни производителей, ни покупателей. Все сделки проводились под кодовыми именами, которые знал только он.

– Тебе знакомы псевдонимы Карл Великий, Гарибальди, Будда или Тарзан?

– Я использовал их десятки раз, но клянусь, что понятия не имею, кто скрывается за ними. Единственное, что могу сказать: Будде платили, значит, он был производителем или поставщиком. Напротив, с Гарибальди и Тарзана получали деньги, а это значит, что они были покупателями. За редкими исключениями, сделки проводились через офшоры, так что и здесь я вряд ли смогу тебе помочь.

– Понятно.

– Мне жаль, но благодаря такой системе работы мы никогда не попадали в неприятности. А этот бизнес очень опасен, дорогая. Очень, очень опасен! Большинство наших конкурентов либо оказались в тюрьме, либо погибли… – Он осушил бокал, тяжело вздохнул и через некоторое время добавил с глубокой тоской в голосе: – Можешь не сомневаться, я искренне скорблю о том, что случилось с твоим отцом, но в то же время чувствую своего рода облегчение, понимая, что всё закончилось. Отныне мне придётся привыкать к гораздо более скромной жизни, но зато и к гораздо более спокойной.

Орхидея Канак наполнила его бокал, вдохнула дурманящий аромат, доносившийся из огромного сада, и наконец спросила:

– Ты сожалеешь о том, что сделал?

– Это совершенно неподходящее слово, дорогая… – спокойно ответил он. – Человек раскаивается, когда совершает дурной поступок, а не когда повторяет его снова и снова, воспринимая как нечто естественное. Я не насильник, не клептоман, не азартный игрок и не преступник, движимый неконтролируемыми порывами, о которых потом жалеет. Я просто человек, который знает, что его действия приносят смерть и страдания, но также понимает, что число жертв не уменьшится только из-за того, что они не погибнут от пуль Калашникова. В мире полно других оружий и других торговцев.

– Жалкое оправдание.

– Все оправдания жалкие, детка. Или ты думаешь, что, покупая новую машину, я не прикидываю в уме, сколько автоматов мне пришлось продать, чтобы за неё заплатить? – Он сделал короткую паузу, затем жестом указал вокруг. – Хочешь знать, сколько штурмовых винтовок твой отец отдал за L'Armonia…?

Глава 7

Виктор Дуран, евродепутат, с которым его связывала многолетняя дружба, вошёл в его кабинет в середине утра и протянул экземпляр книги "Высокая трава", подписанный Хосе Карлосом Родригесом Сото, испанским миссионером-комбонианцем, который оставил сан после десятилетия трудной пастырской работы в Уганде.

– Мне нужно, чтобы ты очень внимательно прочитал вторую главу… – сказал он, выходя из комнаты. – Но никому об этом не говори. Жду тебя на обед там, где всегда.

Он положил ноги на стол и открыл книгу на указанной главе:

– Мы – не такие солдаты, как в любой другой армии, – начиналась глава. – Мы – армия Божья, и сражаемся за десять заповедей.

Так говорил полковник Санто Алит, мужчина далеко за пятьдесят. Алит говорил на языке ачоли, а я, сидя на полу и делая записи, переводил на английский язык двум дипломатам, сидящим рядом.

– Джозеф Кони – как Иисус Христос, пришедший нас спасти. Как Иуда предал Иисуса за тридцать серебряников, так многие пытались предать Кони, посланника Божьего, но не смогли, потому что Бог посылает ангелов, чтобы защитить его.

Так объяснял вещи бригадный генерал Сэм Коло, третий человек в Армии сопротивления Господа (LRA). Я продолжал делать записи и шёпотом переводил их на английский первому секретарю голландского посольства и женщине с таким же званием в норвежском посольстве. Голландец спросил:

– Простите, отец, что вы сказали про Иисуса Христа?

Мне захотелось рассмеяться, но серьёзные лица молодых повстанцев, окружавших нас, моментально отбили это желание.

– Простите, сэр, я только перевожу.

Мы присутствовали на встрече с повстанцами в Палоде, удалённом лесу в районе Китгум. Это было 28 декабря 2004 года, моя пятая встреча с людьми Кони. На этот раз нас было более тридцати человек – религиозные лидеры, парламентарии и международные наблюдатели. Впервые присутствовали журналисты.

Посредница Бетти Бигомбе заранее предупредила, что времени на перевод с ачоли на английский не будет, и попросила тех, кто не знает языка, держаться рядом с теми, кто может переводить. Так я стал переводчиком этих странных проповедей о десяти заповедях, Иисусе Христе и ангелах. Дипломат, должно быть, подумал, что я пытаюсь обратить его в веру, но я ясно дал понять, что это не мои слова.

В начале встречи главный катехизатор и религиозный советник Кони, полковник Хенаро Бонгомин, поднял руки к небу, закрыл глаза и, погружаясь в трансовое состояние, начал импровизированную молитву. Его называли Папой, и он отвечал за религиозные дела LRA.

Слушая этих мужчин в военной форме с четками на шее, говорящих о Боге и ангелах, я не мог не вспомнить одну из худших бойней, устроенных LRA в деревне недалеко от Патонго в районе Падер в ноябре 2002 года. Тогда после убийства двадцати человек командир приказал расчленить два трупа, положить окровавленные части тела в большой котёл и сварить их на глазах у напуганных выживших. Эти ужасные зверства, замаскированные под религиозные обряды, вызывали глубочайшее отвращение.

За последние десятилетия большинство вооружённых повстанческих движений в Африке и других частях мира – тамилы Шри-Ланки, РЕНАМО в Мозамбике, УНИТА в Анголе, эритрейские сепаратисты, Полисарио в Западной Сахаре, боевики "Хезболлы" в Ливане или левые партизаны Центральной Америки – старались завоевать симпатии населения и привлечь внимание международного сообщества. Но LRA не соответствовала этому образцу. Они не контролировали даже маленькие населённые пункты на севере Уганды и не стремились захватить территорию. Их силы состояли из небольших мобильных отрядов по 5-10 человек, которые убивали, сжигали деревни, похищали детей и сеяли ужас.

Их религиозные обряды представляли собой трудно понимаемый синкретизм. Они использовали Библию, а Кони утверждал, что, как Бог использовал войну для очищения Израиля, так он очищает народ ачоли. Считая себя мессией, он похищал девочек для превращения в сексуальных рабынь, чтобы они рожали "новых ачоли". Сам Кони, как говорили, имел 60 жён. Он оправдывал это тем, что у Соломона было более 600, а Бог был с ним.

Кони также заимствовал исламские элементы – влияние щедрых покровителей из Судана. Среди запретов LRA были работы по пятницам и разведение свиней. Многие верили, что Кони обладает сверхъестественными способностями, а дух с именем "Ты кто такой?" подсказывает ему, что делать.

Всё это легко приводило к стереотипному представлению об Африке как о дикарском, погружённом в суеверия континенте. Однако история была куда сложнее, хоть и труднопонимаемой – но не невозможной.

В Уганде, как и во многих африканских странах, существуют огромные культурные различия между этносами севера и юга. Различные этнические, политические и религиозные конфликты снова и снова подрывали проект построения единой нации.

Раздался телефонный звонок. Он поднял трубку, не убирая ног со стола. Это был Дуран.

– Ты сделал то, что я просил? – спросил он.

– Я над этим работаю.

– Поторопись, потому что я уже начинаю голодать, а нас ждут.

– Нас ждут? – удивился он. – Кто?

– Том и Валерия. Возможно, позже к нам присоединится кто-то ещё.

– Они это читали?

– Читали. Именно поэтому мы встречаемся.

Собеседник повесил трубку, и он снова углубился в страницы захватывающего рассказа.

В конце 1986 года колдунья по имени Элис Лаквена, утверждавшая, что является медиумом и общается с духами самого разного рода, взяла под контроль некоторые подразделения UPDA и создала свою особую группу под названием «Движение Святого Духа». Эта синкретическая секта устанавливала необычные правила, такие как запрет укрываться во время боёв или использование камней в качестве оружия в надежде, что они превратятся в гранаты при броске во врага. Один из самых любопытных её заветов гласил: «У тебя должно быть два яичка, не больше и не меньше». Это могло бы вызвать улыбку, если бы не тот факт, что многие из тысяч молодых людей, присоединившихся к секте, погибли в сражениях, падая, как мухи.

К концу 1987 года армия Мусевени остановила наступление повстанцев Лаквены всего в нескольких километрах от города Джинджа, второго по величине города страны и места, где река Нил берет своё начало, вытекая из озера Виктория. Элис Лаквена бежала в Кению, где скончалась в лагере беженцев в январе 2007 года.

Пока её странная армия распадалась и возвращалась на север, пытаясь перегруппироваться, произошло событие, которое способствовало обнищанию народа ачоли и подтвердило поговорку «Бедному и мухи досаждают». На протяжении примерно двух месяцев отряды воинов-каримоджон – соседнего полукочевого пастушеского племени, хорошо вооружённого автоматическими винтовками – опустошали селения ачоли, уводя с собой весь скот – коров, овец и коз, каких только могли найти. Мало кто сомневается, что этот грабёж, уничтоживший экономическую основу сельской жизни ачоли, происходил при попустительстве армии, которая, по-видимому, равнодушно наблюдала за их разорением.