Стена

В этот момент на кухню бодро прибежала Ксюша.

– Мам, я всё! – громко, на всю кухню пропищал ребёнок.

– Ой ты моя умница! – сразу заулыбалась мама – А ну-ка, Ксюня – открой ротик!

Девочка послушно открыла свой рот. Опустившись перед ней на колени, женщина принялась проверять ей зубы.

– Так, эти ещё не шатаются… Верхние нет… А нижний резец уже вовсю! Слышишь, Саш? Первый уже скоро выпадет!

– Угу – даже не обернувшись, пробубнил старший брат Ксении.

Мама это заметила.

– Саш, ну поинтересовался бы что ли, для приличия! – снова запричитала она, – У твоей сестры скоро первый зуб выпадет, а ты…

– Мам, да чего я там не видел-то? – повернулся к ней Саша, – Ну выпадет, ну и хорошо! Я не возражаю.

– Не обращай на этого буку внимания, – сказала мама и ласково погладила Ксюшу по головке – Так, завтра к стоматологу надо будет зайти. Слышишь, Саш?

– Ну фево опяфь?

– Завтра сходи после занятий с ней к зубному, пусть удалит. На Стрелке один работает, у него золотые руки! И берёт недорого.

Глотая в этот момент большой кусок курицы, Саша чуть не поперхнулся.

– Мам, ты чего, с дуба рухнула? Я свои в детстве сам повыдёргивал – и ничего, живой остался.

– Ну это ты, – возразила она, и встав с коленей, обняла Ксюшу за плечи, – А Ксюша у нас девочка.

– Ой, как будто большая разница! – отломив себе хлеба, парировал её старший брат – И вообще, пусть уже сама решает! Может, завтра сама выдернет, а ты её ко врачу тащить собралась, да ещё деньги тратить.

Кажется, на сей раз слова Саши возымели должный эффект.

– Ну… Ну ладно, вечером ещё обсудим – махнула мама рукой и вместе с Ксюшей села за стол, – Приятного аппетита!

– Приятного! – громко повторила сестра Саши.

– И вам, – прожевав, ответил он им.

Маленькая, но уютная кухня на шестом этаже девятиэтажной «брежневки» постепенно наполнилась звоном вилок и звуками жующих челюстей. Небольшой прямоугольный стол сконцентрировал вокруг себя всё семейство Киселёвых: посередине, спиной к узкому проходу между ним и газовой плитой, как всегда сидела мама. Справа от неё, затылком к входу, по-прежнему горбился Александр, а по левую руку, упираясь головкой в допотопное, давно неработающее проводное радио – его шестилетняя сестра Ксюша. Четвёртое место, по левую руку от мамы сегодня как всегда пустовало.

Серебристый чайник на плите начал тихо посвистывать. Оторвавшись от завтрака, мама встала с табурета, чтобы налить всем кипятка в чашки. Доев свою порцию, Саша положил тарелку в раковину и уже собрался насыпать себе кофе, когда взгляд его соскользнул на придерживавшую крышку чайника правую руку матери: на безымянном пальце женщины сверкнуло слегка потускневшее от времени золотое кольцо.

– Мам?

– Что, Саш? – спросила она.

– Ты что, опять?

В голосе Александра отчётливо слышалась нервозность.

– Сними его.

– Кого? – не поняла мама.

– Ты прекрасно знаешь, кого, мам! – уже едва не кричал Саша.

Поставив чайник обратно на плиту, женщина виновато потупила взгляд. Испугавшись крика, Ксюша сразу притихла в своём уголке.

– Ну ты же знаешь…

– Сегодня двадцать шестое – сразу перебил он, – А двадцать пятое было вчера. Мы же договорились, верно?! Сними.

В ответ мама тяжело выдохнула – взгляд и речи её сына не допускали возражений. И потом, она действительно пообещала! А обещания, какими бы они ни были, надо исполнять – неохотно, явно переступая через себя, женщина прикрыла ладонью свою правую руку и медленно стянула с безымянного пальца кольцо.

– А теперь положи его, где лежало. Пожалуйста – добавил Саша уже не так строго.

Стараясь не перечить Александру, мама покорно удалилась, а укрывшись от сурового взгляда сына в своей комнате, всхлипнув, добавила тихонько, про себя:

– Как ты не понимаешь – это же вс… всё, что… осталось… от п-папы.

И это была чистая правда: обыкновенное обручальное кольцо из золота 585-ой пробы было в прямом смысле единственным, что осталось от некогда главы их семейства. Ещё недавно они были образцовой, полноценной, а главное – счастливой семьёй: отец, мать, сын и дочь – практически идеал для демографов. Отец Александра и Ксении, Алексей Киселёв часто подолгу отсутствовал дома, ибо постоянно и довольно давно по долгу службы работал в городе Волгограде. Строго говоря, о работе его семья знала крайне мало – знали только, что это режимный объект где-то в центре города, и не задавали лишних вопросов. Но два года, а точнее – семьсот тридцать один день назад всё изменилось. Прошло уже больше двух лет, а Саша как сейчас помнил то самое утро: что-то с силой тряхануло их дом. Мама, с глазами, полными ужаса, застыла перед телевизором, а в бегущей строке ярко горит жуткое сообщение:

«Экстренная новость: ядерный авиаудар нанесён по Волгограду»

Как они с мамой узнали гораздо позже, в тот момент папа был ещё на посту – его смена была последней перед эвакуацией из города. Сброшенная на город-герой в три часа сорок восемь минут по московскому времени с высоты двадцать пять километров ядерная бомба взорвалась на высоте двести метров от земли. Предприятие оказалось всего в семистах метрах от эпицентра взрыва, уступающего по мощности разве что «Царь-бомбе». Как говорили о таких эксперты, им «крупно повезло»: от мощнейшей огненной вспышки тела их попросту мгновенно испарились – никто даже не успел ничего почувствовать и умерли они безо всяких мучений. Тем же, кто оказался дальше от места событий, была уготована куда более болезненная и долгая смерть: ударная волна, огонь и убийственная радиация прошлись по населённым кварталам, сметая всё на своём пути. Взрыв был такой чудовищной силы, что в радиусе трёх километров всё мгновенно обратилось в пепел, а под действием ударной волны деформировалась и впоследствии рухнула дамба гидроэлектростанции. В тот роковой день в одном только Волгограде в ядерном пепелище сгорело почти полтора миллиона человек, а всего в бомбардировке Ростова-на-Дону, Волгограда и Астрахани лишились жизни четыре миллиона двести тысяч граждан крупнейшей страны в мире. Три административных центра, крупнейших города на тогдашнем юге России были стёрты с лица земли.

Конечно, были и выжившие: вылетевшие в подвергнувшиеся ядерному удару города самолёты МЧС сумели вывезти из зоны заражения почти три тысячи человек. Надежда сохранялась до последнего – мама и Саша знали, что покинув вахту, папа будет эвакуирован к ним, в Саратов. На момент нанесения удара его смена должна была вот-вот закончиться – а вдруг повезло? Но через несколько часов после обращения президента на сайте МЧС были вывешены списки – только не погибших, а выживших: три тысячи оказалось подсчитать гораздо проще, чем четыре миллиона. Хоть их и признали всего лишь пропавшими без вести, сомнений не оставалось: эти люди больше никогда не вернутся к своим родным. Стоит ли говорить, что ни одного человека с инициалами Киселёв А. Р. в этих «грибных отписках», как прозвали их потом некоторые СМИ, не было.

После смерти единственного кормильца жизнь семьи Саши буквально перевернулась с ног на голову: никто не мог найти себе места – все были в состоянии шока. Оставшись вдовой с двумя детьми на руках, без постоянного заработка, в городе, который вот-вот станет театром боевых действий, у мамы попросту опустились руки. Несчастная женщина не могла, не желала верить в случившееся и не хотела эвакуироваться, до последнего веря, что её муж ещё может вернуться домой. В тот роковой день они с Ксюшей, надеясь, что их мать всё-таки образумится, так и не смогли уехать, покинуть прифронтовой Саратов, на свой страх и риск остались дома и лишь чудом все остались в живых. Только через месяц, когда война давно закончилась, мать наконец-то смирилась, что отец её детей трагически погиб на своём посту.

Но и на этом беды не закончились: после всего пережитого младшая сестра Саши, Ксю замкнулась в себе – нежная детская психика не выдержала двойного удара. В свои четыре годика Ксюня, как её ласково называла мама, совершенно не смеялась, перестала улыбаться, плакать, разговаривать – хоть как-то отзываться на сигналы извне. Девочка просто молча сидела в своём уголке, с отсутствующим лицом играла в любимые игрушки и ни на кого не реагировала – ни на маму, ни на старшего братика. Потребовалось больше года лечения у психотерапевта, чтобы Киселёва Ксения снова начала радоваться жизни так же, как радуются ей остальные дети. Ради неё Саше с мамой пришлось пойти на множество жертв, в частности – запретить все упоминания о папе. Поэтому-то Саша и разозлился, когда мама снова надела последнее, что ещё напоминало об их с отцом браке. Конечно, он понимал, что совсем этого избежать не удастся, и разрешал ей надевать обручальное кольцо в день, когда говорить о событиях тех дней будут все – День Памяти, двадцать пятое марта. В любой другой день года подросток сразу же приходил в бешенство, увидев кусок металла на безымянном пальце матери, и требовал немедленно его снять.

– Ксю, ты… там поела? – осторожно спросил Саша свою сестрёнку.

– Угу – тихонько пискнула Ксюша.

Её старший брат тихо выдохнул – похоже, в этот раз пронесло.

– Тебе чего – чаю, кофе? – спросил он, забирая тарелку.

– Давай чаю.

– Ложки сахара две класть?

– Две.

– Хорошо, давай насыплю.

Вскоре мама вернулась из своей комнаты – на теле женщины больше не было никаких украшений.

– Саш, ты сегодня долго в школе? – спросила она.

– Да вроде всего пять уроков, а что?

– Сможешь забрать Ксюшу с подготовки? – попросила мама, – Опять отпрашиваться с работы не хочу.

– Ну во-первых, – насыпая всем сахар, объяснял Саша – Без тебя часик уж точно протянут. А во-вторых, если так надо, ладно – заберу.

– Спасибо, сынуль – с облегчением вздохнула она и в знак благодарности чмокнула своего сына в щёку.

Юноша тяжело вздохнул, но понял её: после смерти отца маме пришлось срочно устроиться поварихой в расположившейся неподалёку воинской части. Зарплату платили небольшую, но с надбавкой по потере кормильца и из Фонда поддержки материнства в общей сложности на сегодня семья Киселёвых получала целых пять миллионов рублей в месяц – несмотря на кажущуюся внушительность суммы, этого едва хватало, чтобы семья из трёх человек жила в условиях средней экономии, не отказывая себе в жизненно необходимом. Однако больше работы для матери-одиночки в Саратове не было, и Саша знал, как она боится её потерять: постоянно берёт сверхурочные, работает на пределе возможностей – делает всё, чтобы дети ни в чём себе не отказывали.

– Слушай, мам.

– Что?

– Может, Ксюху к нам в школу устроить? – предложил он ей, – У нас вроде и подготовительная группа есть. А то чего мне всё время возить её до Стрелки?

Вместо ответа женщина отпрянула от своего сына, как ужаленная.

– Саш, ты что, с ума сошёл? А если она к Стене случайно подойдёт?

– А то, что я в этой школе учусь, как бы ничего, да? – удивился Саша.

– Ты взрослый и всё понимаешь, а она ещё маленькая! – беспокойно завопила мать, – А если с ней что-то случится? Я же не переживу этого!…

– Ладно, ладно ты, остынь! – поспешил сказать он, – Не кипятись только! Хорошо – на Стрелке, так на Стрелке.

Причина, по которой женщина так разнервничалась, была хорошо известна старшему брату Ксюши – дело в том, что школа, в которой учился Киселёв Александр, находилась на улице, разделявшей Фрунзенский и Октябрьский районы Саратова. Когда в их город пришла война, здание по адресу Мирный переулок, дом 3 даже было на какое-то время занято войсками НАТО, но после подписания перемирия снова оказалось в России – правда, на самой её границе с государством, которое в Северном Саратове прозвали не иначе как Колонией. Полгода спустя военное положение ввели снова и Саша был одним из свидетелей возведения между ними Стены. При оборудовании пограничных укреплений вход на территорию школы №1 оказался в полуметре от контрольно-следовой полосы, а всего через неделю произошла трагедия – опаздывая на урок, три восьмиклассника случайно пробежали по песку и были застрелены пограничниками. После этого все ученики стали обходить опасное место, заходя на территорию школы с заднего двора. А мама Саши с того случая постоянно порывалась перевести своего сына оттуда. Вот и сейчас она осторожно спросила:

– Сам-то перевестись не хочешь?

– Мам, мы это тысячу раз обсуждали – раздражённо ответил ей подросток, – Ответ прежний – нет! И потом, у меня экзамены на носу. Куда переводиться-то собралась?

– Да знаю, знаю – грустно вздохнула она, – Просто… боюсь я.

– Мам, мы же все заходим сзади – оттуда до границы метров сто! Плюс здание школы закрывает там всё, а по кривой они не достанут. Всё будет нормально – заверил он свою мать, – И вообще, мне уже пора.

Одним глотком осушив свою чашку кофе, Саша спросил у сестры:

– Ксю, ты скоро?

– Я уже всё! – допив свой чай, довольно ответила Ксюша.

– Отлично! Тогда постель убирай и бегом собираться.

Поспешив к себе, Саша по дороге бросил взгляд на настенные часы. Парень поспешно ускорился – время было уже пол-восьмого, и на сборы у них с Ксюшей осталось не больше десяти минут. Быстро покидав в свой давно растрепавшийся, но от того не менее удобный чёрный с оранжевыми светоотражающими вставками рюкзак учебный планшет, пару толстенных тетрадок с конспектами, ручку, карандаши и белый лабораторный халат для практикума по физике, старшеклассник поспешил накинуть поверх белой майки синюю утеплённую футболку. На автопилоте парень уже схватился за свою толстовку, но вовремя вспомнил, что сегодня обещали плюсовую температуру, а потому ограничился утеплёнными джинсами. Наблюдая из комнаты, как сестра одевается, Саша проследил, чтобы Ксюша не забыла там под куртку свитер, взял шарфик девочки и потащился с ней в прихожую. Надевая свою светло-серую лёгкую куртейку, Александр попутно проверил наличие в ней кошелька, пропуска в школу, пропуска Ксюши на занятия подготовительной группы и проездной карты метро. Песочно-жёлтые ботинки с прорезиненной подошвой на ногах, обнять маму на прощание – и ухватив Ксюху за руку, Саша вышел на лестничную площадку и вызвал лифт.

– Ключи не забыл? – с иронией в голосе протянула ему мама связку.

– Блин, точно! Спасибо – хлопнув себя по лбу за свою забывчивость, Саша взял ключи и положил к себе в карман.

Несколько секунд спустя подъехала кабина – страшновато лязгнув, тонкие створки из анодированного алюминия медленно раскрылись. Держа Ксюшину ладошку, Саша нажал на первый этаж. Помахав маме на прощание, брат с сестрой скрылись за дверьми лифта.

Выходя из подъезда, Саша сразу прибавил шаг – придётся поспешить, чтобы успеть на поезд. Стараясь не отставать от брата, маленькая Ксюша почти перешла на бег. Холодный утренний воздух неприятно морозил щёки. Прорезиненные сапоги сильно скользили по чуть влажному, подтаявшему снегу – зима в этом году не очень-то спешила отдавать полномочия и сейчас, в конце марта продолжала своё активное сопротивление весне. Однако все приметы были против того, чтобы стужа задержалась в Северном Саратове ещё на одну неделю: ослепительное солнце уже вовсю играло своими яркими лучами в мокрых снежинках, подтапливая образовавшийся на снежных сугробах в ночные заморозки тонкий слой наледи. Кристально чистое небо радовало глаз своей насыщенной голубизной. На кустах возле домов уже вовсю набухали почки, ожидая момента, когда уже сгинет их снежный плен, впустив на своё место тепло и весеннюю свежесть. От местами плохо утеплённых труб теплотрассы заметно парило, создавая в холодном зимнем воздухе туманную завесу, а в образованной автомобильными шинами колее из-под толстого слоя утрамбованного снега кое-где уже проглядывал мокрый асфальт.

Весенними переменами повеяло и от домов: некоторые люди уже повесили в своих домах занавески, кое-кто выставил на балкон первую рассаду, чтобы потом, ближе к маю, отправиться на свой дачный участок и там продолжить горбатиться с овощами. Однако Саше, и наверное, не только ему бросалось в глаза кое-что другое: значительная часть квартир пустовала. Где-то выбитые, где-то заколоченные фанерой, а иногда видимые только ближе к вечеру, когда в обитаемых квартирах зажигался свет, «мёртвые», пустые окна их занимали от трети до половины от всех многоэтажных домов в округе. За каждым из них своя история: кто-то эвакуировался из проглоченного войной города и так и не вернулся, кого-то настигла шальная пуля, а кто-то просто уехал – успел до введения здесь военного положения. Признаться честно, такое количество совершенно свободной жилой площади отнюдь не внушало уверенности в завтрашнем дне. Порой Саша и сам размышлял – почему они не уехали? Зачем остались – в полуразрушенном, побитом войной обломке города? Была же возможность: до возведения Стены покинуть Северный Саратов мог любой желающий! Вот только куда? Кроме папы, в других городах родственников у них не было: бабушка в деревне – но там даже школы нет, не то что работы. Выходило так, что особого выбора они и не имели – покинув дом, семье из трёх человек было бы попросту некуда податься. Одни, без денег, без крова, без надежды на лучшую долю, их ждала бы куда худшая судьба, чем здесь. Не сказать, что Александру было не на что жаловаться, но он сам всегда был согласен, что это лучшее, что они могут себе позволить и этим порой успокаивал самого себя.

По лужам, по бордюрам, по отдельным пятачкам проглядывающего из-под снежной каши асфальта спустившись с холма, брат с сестрой свернули с дороги на немного странный, зигзагообразной формы, крытый зелёными полимерными полукольцами пешеходный мост. Построенный ещё в те времена, когда в городе даже не планировалась сеть метро, изначально он предназначался для посадки на пригородные поезда и перехода через станцию железной дороги. Вскоре один из выходов был передан под станцию выросшего за каких-то двадцать лет Саратовского метрополитена, а уже после войны железнодорожный вокзал «Саратов-1» оказался блокирован войсками «колонистов». Станция «Трофимовский-1» стала конечной – не только для электричек, но и для всех поездов, следующих в город. Так, спустя всего два десятилетия после возведения узенький пешеходный мостик стал крупным узлом пересадки – а станция «Московская», по сути своей, полным аналогом столичному «Выхино». Сотни, тысячи людей каждый день пересаживались здесь ранним утром с железной дороги на метро, а вечером – наоборот. Вот и сейчас не успели Саша с Ксюшей и глазом моргнуть, как встряли в утренней пробке перед единственной парой турникетов на вход.

– Чёрт! – громко ругнулся Александр.

– Не ругайся, Саш! – писклявым голоском отчитала его сестра.

– Да сейчас поезд придёт, мы в него просто не влезем! – продолжал громко, во весь голос возмущался он, на что Ксюша спросила:

– А ты можешь что-нибудь изменить?

Несколько человек из очереди оглянулись: надо же – маленькая девочка строит такие взрослые, логичные выводы! И только сам Саша знал всю подноготную этой фразы: мелкая просто подслушала её у мамы, когда та его за что-то отчитывала, и с тех самых пор всё время использовала, порой даже невпопад, когда он на что-то ругался. Тем не менее, сцена заметно остудила пыл старшего брата – в конце концов, ругаться с ребёнком на людях себе дороже.

Наконец подошла их очередь – быстро подхватив Ксюшу на руки, чтобы та прошла бесплатно, Саша приложил свой школьный проездной к турникету. Пластиковые челюсти железного монстра снисходительно пропустили их на платформу. Быстро спустившись по лестнице на потрескавшуюся бетонную плиту, глазам предстало обычное для утра зрелище: скрывшись под навесом, больше сотни человек стояли с правого края, глядя куда-то назад, и терпеливо ждали, когда наконец приедет заветный поезд в центр. И надо сказать, не напрасно – ровно через пять секунд в правое ухо Сашу ударила волна воздуха, а через мгновение на полной скорости мимо промчался состав. Кому-то громко сигналя, знаменитая «серебряная стрела», сцепка из шести вагонов медленно затормозила и остановилась последней дверью точно напротив их с Ксюшей.

– Быстрей!

Подбежав к вагону, Александр с сестрой поспешно встали возле уголка места посадки. Вагон приехал наполовину пустой, как это часто бывало, и сразу запрыгнув в открывшуюся дверь, старший брат Ксюши сумел посадить ребёнка на свободное место в дальнем углу.

– Станция «Московская»! – противным механическим голосом объявил диктор.

Люди с платформы бурным потоком хлынули в поезд. Мужчины, женщины, старики, дети, школьники, студенты – жители пригородов всех мастей дружной толпой в считанные секунды заполнили каждый свободный квадратный метр светло-синего пола вагона.

– Ух! Классно-то как зашли – радовался Саша, глядя, как толпа растекается по салону, занимая все свободное пространство.

– Ага, классно! – громко поддакнула ему Ксю.

– Осторожно, двери закрываются! Следующая станция – «Молодёжная».

Металлические двери с квадратными окнами тихо сомкнули свои створки и, протяжно зашипев, состав плавно тронулся с места. Стук колёс по старым железнодорожным рельсам слился воедино с чуть слышным откуда-то снизу шумом электромотора. Гремя сцепками своих шести вагонов, «серебряную стрелу» слегка закачало из стороны в сторону. Несмотря на то, что скорость поезд набрал приличную, внутри было довольно тихо – тишину нарушал только чей-то говор где-то спереди. Слегка прижатый людьми к двери кабины Саша цеплялся за поручень, стараясь не потерять из виду и иногда криво улыбаться довольно болтающей своими маленькими ножками в углу Ксюхе. Везёт ей: маленькая, потому и сидит – не то что старший брат.

За окном постепенно светало – скрытое лесополосой солнце постепенно поднималось из-за безлистных крон деревьев в небо, озаряя своим желтоватым светом запотевшие окна. Протерев их, можно было увидеть, как параллельно путям посреди шоссе быстро исчезали позади капоты автомобилей – вагон ехал заметно быстрее. Соседняя же полоса, из центра, была совершенно пустой: прежде по этой дороге люди могли выехать из города, но сейчас, когда их Северный Саратов на военном положении, а единственный КПП на выезд закрыт, шестиполосная магистраль почти всё время наполовину пустовала. Ну ничего – вечером они все опять поедут домой и снова соберут своими тазиками на колёсах огромную пробку. А утром – по новой обратно, словно на поклон какому-то божеству сожжённого горючего.

– Станция «Молодёжная»! Переход на Волжско-Покровскую линию.

Загудев тормозами, вагон постепенно начал замедляться. Протирая стекло за спиной Ксюши, Саша разглядел там большую толпу стремящихся пересесть на их поезд. Одновременно с ними где-то каждый третий внутри спешно засобирался на выход – единственная кросс-платформенная станция во всём метрополитене, после разделения Саратова «Молодёжная» стала последней на Октябрьской ветке, где можно было пересесть на другую линию. Пусть с пересадками, но всё равно гораздо быстрее, чем по пробкам, большинство едущих в центр предпочитали избежать переполненных «компенсационных» автобусов, просто пройдя через переход на другую, четвёртую ветку. Волжскую – часть её, называемая Покровской, уходила через «Речной вокзал» в город Энгельс, после разделения ставший частью другого города и другого государства.

Остановившись на станции, двери поезда бесшумно открылись. Высыпав на платформу «молодёжки», часть пассажиров спешно покинула вагон, но на смену им сразу пришли новые – такие же невезунчики, как Саша: этим несчастным придётся ехать до конечной «Стрелки», а затем уже ползти на автобусе до центра. Старший брат Ксюши и сам бы рад перебраться на Волжскую, но с недавних пор он должен был возить сестрёнку на подготовительные курсы в школе возле «Стрелки», из-за чего вынужден тащиться до «Кировской» напрямик.

– Осторожно, двери закрываются! Следующая станция – «Площадь Ленина» – слово в слово проговорили они с Ксюшей, переглянулись и весело улыбнулись друг другу.

После «Площади Ленина» народу в вагоне стало ещё больше. Проехав ещё чуть-чуть по бывшей железной дороге, вскоре после станции поезд в буквальном смысле ушёл под землю – отсюда начиналась подземная часть линии. За окном резко потемнело. Прежде тихая и покладистая, «серебряная стрела» резко увеличила свою громкость: отражённый стенами чёрного как ночь тоннеля стук колёс единомоментно усилился раз в пятнадцать. «Тантал», «Студгородок» – везде далее люди скорее входили, нежели выходили, в результате чего на последнем рубеже все желающие просто не смогли влезть в переполненный поезд, вынудив машиниста крикнуть по громкоговорителю:

– Отойдите от дверей вагона! Больше поезд не возьмёт! Всё, следующая – «Стрелка», конечная – с отчётливо слышным облегчением в последнем предложении пробасил он.

Более не сдерживаемые толпой двери кое-как схлопнулись и набитый пассажирами аки консервная банка шпротами поезд отправился в финальный рывок по мрачным подземельям метрополитена. Дышать в такой толкотне стало практически невозможно. Распластанный по стенке кабины машиниста в хвостовом вагоне, Саша даже не держался за поручни, чтобы не упасть – падать было уже попросту некуда. Всё это время сидевшая рядом Ксюша то и дело корчила рожи старшему братику, на что Саша лишь криво ухмылялся: конечно, бесит, но что с неё возьмёшь – маленькая ещё.