Тень Бога. Султан Селим. Владыка османов и творец современности

Папа римский Пий II благословляет флот крестоносцев в Анконе в присутствии Джема. Ghigo Roli/Bridgeman Images

Родос, расположенный недалеко от юго-западного побережья Анатолии, представляет собой скалистый остров с сухим климатом, расположенный в стратегически важной точке – там, где Эгейское море встречается со Средиземным. Летом 1482 года Фиренк Сулейман-бей без происшествий добрался до острова[32] и передал послание Джема Пьеру д'Обюссону, Великому магистру рыцарей, который лично знал Джема по переговорам о перемирии в 1479 году[33], когда Джем прибыл туда по поручению своего отца, Мехмеда II. Д'Обюссон, хорошо осознавая тактический потенциал Джема, ухватился за возможность стать его покровителем. Находясь в окружении гораздо более крупных и сильных врагов, рыцари рассматривали внутреннего претендента на османский трон как потенциально решающее и спасительное оружие. Джем не только сможет всколыхнуть всю Османскую империю, но и, если получит трон благодаря их поддержке, навсегда останется в долгу у рыцарей. Со своей же стороны, Джем сделал все, что мог, чтобы оправдать ожидания католиков, пообещав сделать то, чего он никогда бы не смог: обеспечить мир между мусульманским и христианским миром. В отчаянии и, возможно, с долей наивности, рыцари увидели в инициативе Джема возможность создать христианско-мусульманский союз против общего мусульманского врага. Политика не всегда властвовала над религией в Средиземноморье раннего Нового времени, но в данном случае это явно было к месту. В середине июля 1482 года Джем сел на корабль в Корикосе (современный Кызкалеси) на юго-восточном берегу Анатолии. Он и не подозревал, что это был его последний день в Османской империи.

* * *

Небольшому торговому судну потребовалось больше недели, чтобы преодолеть чуть менее 500 километров между Корикосом и городом Родос в северо-восточной части острова[34]. Поездка по спокойному летнему морю прошла без происшествий. И все же Джем пребывал в душевных муках. Он ни с кем не разговаривал и почти не спал. Он хорошо знал, что чем дольше Баязид будет удерживать трон – а прошло уже больше года, – тем труднее будет его свергнуть. Покинуть территорию империи снова было для Джема рискованной игрой, однако, учитывая его провал с Касымом в Конье, у него не было выбора. Глядя за борт, на прозрачную синеву воды Северного Средиземноморья, Джем видел мрачность своего положения – он был вынужден еще раз отдать свою судьбу в руки третьей стороны. Однако, несмотря на это, если бы он остался в Анатолии, его неминуемо настигли бы люди Баязида.

Хотя у Джема были кое-какие опасения, он не мог осознавать всю глубину того политического болота, в котором увязнет, сойдя на берег Родоса. Там он станет одной из самых ценных разменных монет в мире раннего Нового времени, заложником, который не догадывается, что он заложник, – по крайней мере, до поры до времени. Любой политический актор, предоставивший Джему убежище, каким бы маленьким или незначительным оно ни было, немедленно становился спонсором потенциальной потери Баязидом власти и, следовательно, мог предъявлять требования Османской империи. Родос станет первой из многих европейских держав, которая будет бороться за Джема.

В великой игре имперской политики каждая сторона нуждалась в другой, хотя вместе с тем и пыталась ее перехитрить. Джем рассчитывал на максимальную поддержку от рыцарей – деньги, корабли, войска, дипломатическую защиту, – чтобы легитимировать свое право на османский трон. Со своей стороны, рыцари рассматривали Джема как ступень к своим более масштабным амбициям – новому крестовому походу с целью отвоевать Иерусалим у мусульман. Рыцари появились как орден крестоносцев и так и остались орденом крестоносцев. Альянс с Джемом был им полезен не как искра, разжигающая адскую войну с османами – столкновения они хотели избежать любой ценой, поскольку знали, что однозначно проиграют, – данное объединение сил было необходимо лишь для того, чтобы выиграть время. Они поспорили, что Джем представляет собой достаточную угрозу для Баязида и они смогут использовать его для достижения мира, а возможно, и получения дополнительной прибыли. Временный мир на Средиземноморье позволил бы им восстановить свою военную мощь и финансовые ресурсы для запланированного крестового похода.

Когда Джем прибыл на остров 29 июля 1482 года, представители рыцарей встретили его в доках по-королевски. Ковры, расшитые золотом и серебром, смягчили его первые шаги на берег, и ему дали «прекраснейшую лошадь»[35], чтобы он мог доехать от побережья до города. Толпы приветствовали его на маршруте, усыпанном цветами. Рыцари, а также итальянские, греческие, французские и фламандские купцы на Родосе приветствовали Джема как принца и своего рода знаменитость, которая могла бы изменить баланс сил Средиземноморья не в пользу османского султана. Джем, рыцари и христианские купеческие общины Средиземноморья разделяли одну и ту же политическую программу, но их интересы сходились лишь на какое-то время. Поблагодарив тех, кто сопровождал его из гавани, и передав поводья, Джем совершил короткий и крутой подъем к внушительным каменным стенам дворца Великого магистра рыцарей Родоса.

Рыцари-госпитальеры принимают Джема на Родосе. De Agostini Picture Library/Bridgeman Images

Еще с XVI века до н. э. на Родосе кипела жизнь. Расположение острова делало его желанным пунктом назначения в морском путешествии, а тогда на дальние расстояния перемещались в основном по воде. Наряду с Критом Родос служил ключевым пограничным переходом из Эгейского моря за его пределы – в Стамбул и Черное море, в Восточное Средиземноморье, а оттуда в Египет, Кипр, Сирию, остальную часть Ближнего Востока, Северную Африку и другие страны Ближнего Востока в направлении на запад. Родос также контролировал одну из самых богатых зон Анатолии, поставляющую редкую прибрежную древесину, которая была востребована для судостроения и других целей. Валы города, впервые построенные греками в IV веке до н. э., были восстановлены рыцарями Св. Иоанна в начале XIV века Незадолго до того, как Джем подошел к стенам Родоса ранним утром 30 июля, они еще раз были отреставрированы.

Двумя годами ранее Мехмед II атаковал Родос, по воспоминаниям одного из рыцарей ордена, «армадой из ста девяти кораблей» с «огромным количеством пушек, бомбард и деревянных башен с другими военными приспособлениями», укомплектованной почти семью десятками тысяч солдат[36]. Эти огромные силы осаждали город Родос более двух месяцев, при этом османская пехота продвигалась к вершине крепостных стен дворца, прежде чем д'Обюссон смог организовать контратаку с помощью подкрепления от короля Неаполя. В конце концов османам был дан отпор. Тем не менее около половины из 3000 рыцарей и более 9000 османских солдат были убиты, а от дворца остались руины. В Средиземноморье раннего Нового времени союзы менялись так же быстро, как морские течения; теперь почетным гостем был сын разрушителя рыцарского дворца.

Большая часть того, что мы знаем о пребывании Джема на Родосе, получено из рассказа вице-канцлера и секретаря рыцарей по имени Гийом Каурсин. Каурсин стремился изобразить правление рыцарей в самых радужных тонах, но при внимательном прочтении его сочинений можно найти бесценные подробности пребывания Джема на острове. Хотя Джему всегда было комфортно на Родосе – с хорошо оборудованными хоромами, роскошными обедами каждый вечер во дворце Великого Магистра и частыми охотничьими поездками по острову, – он по-прежнему беспокоился о своем шатком положении пленного дипломатического актива[37]. Каурсин писал, что Джем «наблюдал за окружающими и всегда казался немного грустным и задумчивым… Он был настолько непоседлив, что не мог долго оставаться на одном месте». Тем не менее, «даже будучи изгнанником и беглецом, он не терял своего аристократического достоинства», которое, видимо, позволяло ему «каждый день купаться в море нагим, без ханжества, на виду у всех»[38]. Меланхолия Джема, возможно, объяснялась тем, что он смирился со своей судьбой и, хотя еще и лелеял мечты о достижении результата, боялся, что шанс его упущен. Каждый день он топил свои печали в наслаждении едой и вином, проводил время с Алмейдой, рабыней, которую купил на острове[39].

Через 34 Дня рыцари решили отправить Джема против его воли в один из принадлежащих им замков во Франции – ради его собственной безопасности, но на самом деле скорее ради самих себя. Опасаясь, что Баязид может вторгнуться на Родос и попытаться захватить своего родственника, они сочли лучшим перевезти его как можно дальше. Этот план позволил рыцарям сохранить контроль над своим королевским заложником, одновременно устранив неминуемую угрозу османского вторжения. В тот же день, когда Джем отплыл во Францию[40], 1 сентября 1482 года, д'Обюссон отправил в Стамбул делегацию, предложив удерживать Джема во Франции в обмен на гарантию мира от османов. К их радости, Баязид немедленно согласился на их условия. С точки зрения султана, эта выгодная сделка позволила ему, по сути, нанять рыцарей в качестве тюремных охранников, чтобы держать своего сводного брата подальше от Стамбула[41]. Взамен Баязид согласился ежегодно выплачивать рыцарям 45 000 венецианских золотых дукатов для покрытия расходов на содержание Джема в тюрьме. Более того, Баязид пообещал не вторгаться на Родос или Отранто, как это сделал его отец двумя годами ранее. Единственный представитель османской правящей семьи, когда-либо совершавший хадж, Джем также заслужил честь проплыть дальше на запад, чем любой член династии. Братская борьба за османский престол теперь охватила все Средиземноморье.

Джем узнал об этой сделке, когда высадился в Ницце шесть недель спустя, 17 октября 1482 года Сбитый с толку, разгневанный и подавленный тем, что рыцари продали его свободу, двадцатитрехлетний шехзаде оказался в еще более незнакомой стране[42]. Как и на Родосе, рыцари держали Джема в комфорте, но под пристальным наблюдением. Будучи пленником, но все же потенциальным наследником, он был помещен под своего рода мягкий домашний арест в хорошо оборудованном акрополе Ниццы, который принадлежал богатому генуэзскому купцу по имени Гаспаре Гримальди. В первую ночь пребывания Джема в акрополе старшая дочь Гримальди отнесла грелку для их нового гостя и, если верить французским рассказам, предложила себя принцу[43]. Позже ее родные и двоюродные сестры по очереди ночевали у Джема; вероятно, Гримальди надеялся выдать одну из своих дочерей или племянниц за представителя османской правящей семьи. Когда Джему разрешили выйти за стены, он переключился на городских проституток. Джем наслаждался этим сексуальным приключением. «Какое чудесное место – этот город Ницца, – писал он, по-видимому, не заботясь о венерических заболеваниях, – всякий может остановиться там и делать все, что ему заблагорассудится!»[44] Поначалу город был ему чужд, но со временем он напомнил ему Конью, где он когда-то был бейлербеем, с ее узкими извилистыми улочками и небольшими площадями. Ему понравился лазурный берег и живописные здания с красными крышами. Однако этого было недостаточно, чтобы излечить его от потери им далекого султаната.

Изгнание Джема только начиналось. Следующие семь лет он провел, перемещаясь по Юго-Восточной Франции от замка к замку, пока местные правители прикарманивали деньги, которые Баязид платил похитителям своего сводного брата за его содержание. Таким образом, пленение Джема благоприятно сказывалось на экономике региона, поскольку в середине 1480-х годов 45 000 золотых дукатов представляли собой огромную сумму.

В то же время на другом конце Средиземного моря османы и мамлюки вели серию войн без явного победителя – серию стычек, которые племянник Джема Селим продолжил и в конечном итоге выиграл несколько десятилетий спустя. Подобно рыцарям, мелким правителям Юго-Восточной Франции и другим средиземноморским державам, мамлюки также сильно нуждались в Джеме в качестве оружия против османов, что позволяло им наводить ужас на Баязида одной только мыслью, что его сводный брат может штурмовать дворец. Кроме того, возвращение Джема в Каир лоббировал еще один человек – его мать. Она осталась в столице мамлюков после того, как ее сын уехал в надежде захватить Конью, и очень хотела вернуть его в Каир как из-за материнской тоски, так и для того, чтобы продолжить борьбу с Баязидом. Султан мамлюков умолял рыцарей Святого Иоанна вернуть Джема в Египет в обмен на полную поддержку армии мамлюков в любой будущей конфронтации с османами, а также 100 000 золотых дукатов. Несмотря на эти щедрые условия (лучше, чем предлагал Баязид), рыцари не отказались от своего османского принца. Он оказался слишком ценным, к тому же у них были другие планы.

Вскоре после прихода мамлюков папа Иннокентий VIII, известный своими декретами о колдовстве и рьяной поддержкой инквизиции, убедил рыцарей перевезти Джема из Франции в Рим ради, по его словам, «общего блага христианского мира»[45]. «Благом», по его мнению, было то, что перемещение Джема ближе к Османской империи позволит увеличить угрозу для Баязида в случае освобождения его сводного брата, а это, в свою очередь, послужит сдерживающим фактором в преддверии наступления Османской империи на государства христиан на Балканах. Опасаясь чего-то вроде средиземноморской мировой войны (хотя, возможно, и стремясь к ней), папа таким образом надеялся организовать трехсторонний союз между Римом, Венгрией (в то время одним из главных соперников Османской империи на Балканах) и Джемом против Баязида. Это, конечно, было частью более широкой цели: подготовки нового крестового похода с целью «отвоевать» Иерусалим и нанести смертельный удар исламу.

Когда Джем прибыл в Рим 4 марта 1489 года[46], почти через восемь лет после смерти своего отца, он стал, по сути, материализовавшимся оружием кровожадности Европы эпохи Возрождения по отношению к исламу – более непреодолимой навязчивой идеей, чем классика античности, искусство или спасение через веру. По словам одного из выдающихся историков эпохи Возрождения Джеймса Хэнкинса, «гуманисты гораздо чаще и гораздо более подробно писали о турецкой угрозе и необходимости крестового похода[47], чем о таких более известных гуманистических темах, как истинное благородство, право на свободное образование, достоинство человека или бессмертие души». По сути, большая часть «цивилизации» эпохи Возрождения развилась из атавистической ненависти христианства к исламу.

Реагируя на окружавшую его культуру огнедышащей религиозной ненависти, Джем за годы своего пребывания в Европе стал еще более набожным. Джем, любитель оргий, находящийся в самом расцвете сил и живущий в Ницце, парадоксальным образом впервые в жизни стал набожным мусульманином в самом сердце христианской Европы, Ватикане. До его пребывания в Европе его отношение к исламу определялось скорее политикой, чем верой. Пока он был в Османской империи, затем в мамлюкском Каире и даже во время хаджа, приверженность Джема исламу всегда казалась поверхностной; он предпринял паломничество – самое мусульманское деяние из всех возможных – для того, чтобы заручиться поддержкой в своих притязаниях на трон. Однако в Европе его мусульманская вера была одновременно и выражением неповиновения похитителям, и источником силы против невзгод и одиночества. Что касается многих людей, обращающихся к религии в трудные времена, то для Джема ислам представлял собой источник как политической, так и духовной свободы в отсутствие свободы фактической.

По мнению Джема, не было никакого противоречия между категорическим обозначением своей политической идентичности как мусульманина в Европе и действиями, противоречащими исламу. Он любил вино и регулярно предавался плотским утехам. Согласно некоторым сведениям о годах его пребывания в Европе, он даже женился на христианке[48] – возможно, что в Европе (но не в Османской империи) для этого потребовалось бы, по крайней мере, номинальное обращение в христианство. Если он действительно его принял, то, вероятно, сделал это посредством практики, известной мусульманам как «такия». Обычно переводимая как «сокрытие», такия позволяет человеку осуществить временное внешнее обращение в другую религию, отличную от ислама, обычно ради выживания, при этом внутренне сохраняя свою истинную мусульманскую идентичность. Помимо слухов об этом браке, все остальные признаки указывают на то, что Джем оставался мусульманином на протяжении всех лет, проведенных в Европе.

Через 10 дней после прибытия в Рим, возмущенный коварством рыцарей, Джем встретился с папой Иннокентием. Когда высокий, полный папа соблазнил его мирской властью[49], которую тот получит от руководства новым крестовым походом – командование Джем мог взять на себя только будучи христианином, – он, как сообщается, поклялся никогда не помогать Риму или какой-либо христианской державе против мусульманской империи[50]

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

…канонического рассказа Эдварда Гиббона XVIII века: Edward Gibbon, The History of the Decline and Fall of the Roman Empire, 6 vols. (London: J. Murray, 1846).

2

…Матаморосом, пережитком жестоких войн христианской Испании против ислама: Abbas Hamdani, «Ottoman Response to the Discovery of America и the New Route to India,» Journal of the American Oriental Society 101 (1981): 330.

3

Люди, которые в конечном итоге стали османами: например, Carter Vaughn Findley, The Turks in World History (Oxford: Oxford University Press, 2005), 21–92.

4

Мехмед II прорвался через стены византийской столицы – Константинополя: Franz Babinger, Mehmed the Conqueror and His Time, trans. Ralph Manheim, ed. William C. Hickman (Princeton: Princeton University Press, 1978), 85–98.

5

«выкололи христианству один глаз»: фраза принадлежит папе Пию II, при рождении получившему Энеа Сильвио Бартоломео Пикколомини. Kate Fleet, «Italian Perceptions of the Turks in the Fourteenth and Fifteenth Centuries,» Journal of Mediterranean Studies 5 (1995): 161.

6

Селим: описания жизни Селима на турецком и английском языках включают Feridun M. Emecen, Zamanın İskenderi, Şarkın Fatihi: Yavuz Sultan Selim (Istanbul: Yitik Hazine Yayınları, 2010); Selahattin Tansel, Yavuz Sultan Selim (Ankara: Turk Tarih Kurumu, 2016); Yılmaz Oztuna, Yavuz Sultan Selim (Istanbul: Babıali Kultur Yayıncılığı, 2006); Cağatay Ulucay, «Yavuz Sultan Selim Nasıl Padişah Oldu?» Tarih Dergisi 6 (1954): 53–90; Cağatay Ulucay, «Yavuz Sultan Selim Nasıl Padişah Oldu?» Tarih Dergisi 7 (1954): 117–42; Cağatay Ulucay, «Yavuz Sultan Selim Nasıl Padişah Oldu?» Tarih Dergisi 8 (1956): 185–200; Fuad Gucuyener, Yavuz Sultan Selim (Istanbul: Anadolu Turk Kitap Deposu, 1945); Ahmet Uğur, Yavuz Sultan Selim (Kayseri: Erciyes Universitesi Sosyal Bilimler Enstitusu Mudurluğu Yayınları, 1989); Ahmet Uğur, The Reign of Sultan Selīm I in the Light of the Selīmnāme Literature (Berlin: Klaus Schwarz Verlag, 1985); H. Erdem Cıpa, The Making of Selim: Succession, Legitimacy, and Memory in the Early Modern Ottoman World (Bloomington: Indiana University Press, 2017); Fatih 418 || Notes Akce, Sultan Selim I: The Conqueror of the East (Clifton, NJ: Blue Dome Press, 2016).

7

одним из первых султанов, не являвшихся старшим ребенком предыдущего: Единственный предыдущий случай произошел в период гражданской войны между 1402 и 1413 годами, известный как Османское междуцарствие, когда сыновья Баязида I сражались друг с другом насмерть, и четвертый сын Баязида, Мехмет, выжил и занял трон. Это исключение, однако, всегда интерпретировалось как история, предупреждающая об опасностях, присущих имперскому порядку престолонаследия, и, следовательно, о необходимости признавать старшего сына законным преемником. Даже став султаном, Мехмед, что характерно, был известен как «молодой правитель (lord)». Dimitris J. Kastritsis, The Sons of Bayezid: Empire Building and Representation in the Ottoman Civil War of 1402–1413 (Leiden: Brill, 2007); Caroline Finkel, Osman's Dream: The Story of the Ottoman Empire, 1300–1923 (New York: Basic Books, 2006), 22–47; Encyclopaedia of Islam, 2nd ed. (Leiden: Brill Online, 2012), s. v. «Mehemmed I» (Halil İnalcık).

8

«кровавого тирана»: Stanley Lane-Poole, assisted by E. J. W. Gibb and Arthur Gilman, The Story of Turkey (New York: G. P. Putnam's Sons, 1893), 152. Also cited in Çıpa, Making of Selim, 132.

9

пинал отрубленные головы: Çıpa, Making of Selim, 2.

10

«Взгляд его жестокостью пропитан… он просто „жаждал войн“»: Andrea Gritti, Relazione a Bajezid II, serie 3, vol. 3 of Relazioni degli Ambasciatori Veneti al Senato, ed. Eugenio Albèri, 1–43 (Florence: Società Editrice Fiorentina, 1855), 23–24, cited in Çıpa, Making of Selim, 62–63.

11

Селимнаме: Celia J. Kerslake, «A Critical Edition and Translation of the Introductory Sections and the First Thirteen Chapters of the 'Selīmnāme' of Celālzāde Mus't'afā Çelebi» (D. Phil. thesis, University of Oxford, 1975).

12

изобразить султана в максимально выгодном свете: Çıpa, Making of Selim, 140–52.

13

«Сегодня при этом дворе»: Celia J. Kerslake, «A Critical Edition and Translation of the Introductory Sections and the First Thirteen Chapters of the 'Selīmnāme' of Celālzāde Mus't'afā Çelebi» (D. Phil. thesis, University of Oxford, 1975), 31a.

14

«не бывает родственных связей»: Franz Babinger, Mehmed the Conqueror and His Time, trans. Ralph Manheim, ed. William C. Hickman (Princeton: Princeton University Press, 1978), 405.

15

был правителем Амасьи шестнадцатый год: Gábor Ágoston and Bruce Masters, eds., Encyclopedia of the Ottoman Empire (New York: Facts on File, 2009), s. v. «Bayezid II» (Gábor Ágoston).

16

«очень меланхоличного»: Цит. по Encyclopædia Britannica, s. v. «Bayezid II, Ottoman Sultan» (V. J. Parry), https://www.britannica.com/biography/Bayezid-II (accessed February 23, 2019).

17

весельчаком: John Freely, Jem Sultan: The Adventures of a Captive Turkish Prince in Renaissance Europe (London: Harper Perennial, 2005), 27.

18

Конья: Wikipedia, s. v. «Konya,» https://en.wikipedia.org/wiki/Konya (дата обращения 8 февраля 2019 г.).

19

османы господствовали в Средиземноморье: Niccolò Machiavelli, The Prince, trans. Harvey C. Mansfield, 2nd ed. (Chicago: University of Chicago Press, 1998), 17–19, 81–82.

20

убийства великого визиря: Caroline Finkel, Osman's Dream: The Story of the Ottoman Empire, 1300–1923 (New York: Basic Books, 2006), 82.

21

Элита империи подарила Баязиду меч: Freely, Jem Sultan, 43.

22

Он чеканил монеты со своим профилем: Freely, Jem Sultan, 46.

23

папа Сикст IV написал христианским лидерам: Freely, Jem Sultan, 53–56.

24

Когда Джем впервые прибыл в город: Freely, Jem Sultan, 58.

25

обедал в составе свиты государя: Freely, Jem Sultan, 60.

26

длинная борода и остроконечные брови: Изображение Кайт-бея см. в Wikipedia, s. v. «Qaitbay,» https://en.wikipedia.org/wiki/Qaitbay (дата обращения 8 февраля 2019 г.).

27

хадж [Джема]: Freely, Jem Sultan, 61–62.

28

«Пока ты лежишь… твоей главной целью»: эта переписка приводится в Freely, Jem Sultan, 62.

29

соблюдать мирный договор с османами: Freely, Jem Sultan, 25, 63.

30

Первое письмо Джема было отправлено в Венецию: Nicolas Vatin, Sultan Djem, Un prince ottoman dans l'Europe du XVe siècle d'après deux sources contemporaines: Vâk'ı'ât-ı Sult'ân Cem, OEuvres de Guillaume Caoursin (Ankara: Imprimerie de la Société Turque d'Histoire, 1997), 18.

31

его просьба… была отклонена: John Freely, Jem Sultan: The Adventures of a Captive Turkish Prince in Renaissance Europe (London: Harper Perennial, 2005), 67–68.