Сын башмачника

Когда же, наконец-таки, всё завершилось, он решил рассказать ей всё. В деталях и подробностях. В своей версии. Исключив наиболее оскорбительные для неё детали. Но даже эта лайт-версия далась ему очень тяжело. Они сидели рядышком в гостиной. Просто отдыхали. Он впервые позволил себе вслух озвучить суть всех тех механизмов, что были запущены против него, против неё, против их семьи. И обо всём том комплексе неординарных мер, которые он привёл в действие. Говорили долго. Обстоятельно и очень доверительно. И когда его безумно длинный и столь тяжёлый для него монолог завершился, она задала ему один-единственный вопрос:

– Я не помню уже, я тебе говорила или нет, что люблю тебя больше жизни?