Мэтт. Часть 1

Я впитывал полученные знания, как губка. Вспомнил то, что говорил мне Джек, когда мы вместе чинили забор:

– Единственное, что всегда будет с тобой – твоё тело и твой ум.

И, поскольку сил на тренировки и помощь Джеку на ферме я тратил немало, восполнять их должным образом было необходимо. Прикидывая, сколько жиров, соли и «вредных» углеводов я ел дома, становилось жутко. Джой тратила деньги на полуфабрикаты, напичканные химией и канцерогенами, в то время, как на ту же сумму можно было до отказа забить холодильник полезными продуктами.

Теперь в моём рационе непременно было молоко, нежирное мясо, каши, яйца. Не то чтобы я чувствовал, что мой организм от этого сильно изменился. Но сама мысль о том, что так должен питаться боксёр, меня грела.

Сэм, как и обещал, достал диск в боями его любимого боксёра, и мы вместе смотрели их один за другим, начиная с самых первых. Попутно он объяснял мне различные тонкости, не переставая восхищаться техникой Роя. Я заметил, что этот боец и правда часто опускает левую руку вниз на ринге, что совершенно не мешает ему одерживать верх над соперником.

– Ха! Смотри, смотри! Опасно злить Роя, – довольно хохотал Сэм, глядя на то, как Джонс вколачивает в канаты чернокожего бойца, Джеймса Тони, посмевшего нелестно высказаться накануне боя в его адрес. – Нокдаун в третьем раунде! Ты подумай!

Я увидел и тот самый, последний на данный момент, бой с Ричардом Холлом, 13 мая 2000 года. Мне стало понятно, почему Джек назвал это издевательством, видя, как Джонс забивал вжавшегося в угол соперника, шансов у второго выправить положение не осталось никаких.

Сила и мощь этого спортсмена впечатляли. Я и сам восхищался им, безнадёжно влюбляясь в его стиль и лелея робкую надежду, что моё будущее может стать таким.

Почти полтора летних месяца я жил на ферме Джека. Сэм, не щадя, драл с меня три шкуры, заставлял каждое утро делать большой круг вокруг фермы, зарядку. Тренировал так, как и мальчишек в зале. Но мне это нравилось. Нравилось так, что одна мысль о том, что скоро всё закончится, вызывала негодование. В сентябре Сэм должен был вернуться в Мунс, продолжить взращивать чемпионов из местных мальчуганов. Что же будет здесь со мной, для меня самого оставалось загадкой.

Впрочем, ответ не заставил себя долго ждать.

Совершая очередной налёт на ближайший супермаркет, я столкнулся со знакомой компанией из гетто. Остановился, когда из небольшой толпы мне махнул рукой Малкольм. Мой друг. Сэм, видя это, забрал у меня из рук пакет с продуктами.

– Подожду тебя в машине. Только давай не долго. До ужина ещё одна тренировка.

Я кивнул, помня лекции Сэма о режиме, и отошёл к Малкольму.

– Ты где пропадаешь? – спросил меня друг. – Никто из наших тебя уже два месяца не видел. Спрашивают.

– Нашёл работу, – почти не соврал я.

– Джой тоже спрашивала, не видел ли я тебя.

– Что ты ей ответил?

– А что я мог ответить? Сказал, как есть. Я ведь и сам не знал. Заходил несколько раз, но тебя не было, – он сказал это с беспокойством, а мне стало стыдно. По крайней мере, этот парень и правда за меня переживал.

– Извини. Не было возможности сказать.

– Когда вернёшься домой?

Я вздохнул, сунул руки в задние карманы, а Малкольм сильнее нахмурился.

– Ты не собираешься возвращаться?

– Не знаю. Ещё не решил.

Он кивнул, опустил голову и снова посмотрел на меня.

– Я слышал, что ты порезал Майка. Так ему и надо. Не жаль этого козла.

– Он жив? – спросил я, вспоминая количество крови на рубашке отчима.

– Конечно. Но так орал. Говорил, что убьёт тебя, когда вернёшься. Я сам слышал, – Малкольм осёкся, поняв, что ляпнул лишнее, и тут же добавил: – Джой его выставила. Не видел с тех пор.

– Ладно… Спасибо. Увидимся.

Я было развернулся к машине Сэма, но друг меня окликнул:

– Что сказать Джой, если она снова спросит о тебе?

– Скажи… Скажи, что у меня всё нормально… Пусть не волнуется.

Мы с Малкольмом простились, я сел в автомобиль Сэма и ехал обратно на ферму. Но мысли мои сейчас были в совершенно другом месте.

Глава 6. «Страхи»

Всю дорогу до фермы Сэм ни о чём меня не спрашивал. Поглядывал украдкой, сжимая руки на руле. Это было к лучшему. Отвечать на его вопросы я всё равно не был готов.

Снова вспоминался тот день, когда выбежал из квартиры Джой после схватки с Майком. Как убежал и спрятался в сарае. Как думал о том, что будет дальше.

Представил себе Джой. Как она расхаживает по кухне в своих тапках и нервно теребит рукой волосы на затылке. Как вздрагивает от хлопка подъездной двери. Как высматривает на вечерних улицах мой силуэт. Расспрашивает моих знакомых, друзей. Как переживает. Плачет.

Я сжал зубы от обиды, злости на самого себя. За два месяца, проведённые на ферме, ни разу не осведомился о том, что творится дома. Не думал о том, как мой побег воспримет мать. Пусть Джой и не была образцовым родителем, она по-своему меня любила.

– Размялся? – спросил меня Сэм, зайдя в амбар.

– Да.

– Тогда, начали. Джеб, – скомандовал он, и придержал грушу, чтобы она не раскачивалась. – Начинай с шага! Забыл?

Я отступил назад, встал в стойку и сделал, как положено. Снова отскочил.

– Держи баланс. И руку подними, защищай лицо. Ещё раз! – он хлопнул по снаряду, и я с выдохом ударил. – Ладонь вниз! Кросс!

Чуть повернув бёдра и корпус против часовой стрелки, ударил прямой правой. Покачнулся.

– Баланс, Мэтт! Держи баланс! Подшаг и двойка!

Поставив правую ногу чуть назад, подтащил левую, возвращаясь в стойку, сжал кулаки и пробил прямой левый, и тут же правый кросс.

– На выдохе! Да что с тобой сегодня?! Встретил друзей, и из головы вылетело всё, чему я тебя учил? Ещё раз! Двойка! Локоть выпрямляй!

Сэм промучил меня ещё минут двадцать, недовольно морщась и делая замечания почти по каждому моему движению. Потом махнул рукой и отпустил до завтра отдохнуть. За полтора месяца усиленных тренировок я не стал хорошим боксёром. Даже средним не был. Но сегодня всё шло из рук вон плохо.

Когда дверь за Сэмом закрылась, я стянул перчатки и сел на кровать. Противоречивые мысли возвращались, терзая меня изнутри. Как в этой ситуации поступить правильно – я не знал.

Жизнь здесь, на ферме, резко отличалась от того, что я видел дома, в родном районе. Эти люди имели определённые цели и двигались в выбранном направлении. Тогда как прежние мои знакомые таких ориентиров не имели. В лучшем случае, руководствовались удовлетворением простейших потребностей, продолжая уповать на то, что однажды с небес спустится ангел и щелчком пальцев кардинально изменит их жизнь.

И Джой… Джек, в отличие от неё умел слушать. Умел с уважением относиться к желаниям других, ценил свободу человека, его мнение и жизненные взгляды. Даже Сэм с его неуемными амбициями и горячностью, отчасти обладал этими качествами. С Джой такого не было. Любое слово, сказанное наперекор, воспринималось в штыки и сопровождалось потоком брани. И хорошо, если только от неё. Я вообще редко видел Джой спокойной. Гораздо чаще она злилась, ругалась. Нередко они с Майком скандалили.

Амбарная дверь снова скрипнула. В образовавшуюся щель пролезла наполовину седая голова Джека.

– Не помешаю? – спросил он осторожно.

Чуть подумав, я мотнул головой, и Джек вошёл. Он сел рядом со мной на раскладушку, потер друг о друга грубые ладони и вздохнул.

– Сэм сказал, ты встретил знакомых сегодня в городе?

Я нехотя кивнул, зеркаля жест Джека с растиранием ладоней.

– Мэтт, всё это время я не задавал тебе вопросов. Но, возможно, пришло время нам поговорить?

Молча ворочая в мозгу мысли, я собирался с духом. Впервые за два последних года хотелось быть откровенным с кем-то. Я кивнул, решаясь, а Джек так же тихо смотрел на меня и ждал.

– У меня есть дом. Есть мать. И, может быть, мне стоит вернуться туда.

– Что тебя останавливает? – спросил он спокойно.

– Не знаю. Вроде, уже ничего.

– Почему ты ушёл из дома? Ты же и раньше часто это делал? Да?

Вздохнул. Выборочно, не целиком, рассказывал Джеку свою историю. О покойной бабушке, Джой, Майке. Об устоявшихся взаимоотношениях в нашей семье. О школе. Умолчал о наших стычках с отчимом, о побоях от него. Джек слушал, не перебивая, лишь сдержанной мимикой демонстрируя своё отношение к ситуации.

– Так Майк ушёл? – уточнил он.

– Да, мне так сказали. Джой его выгнала.

– Это хорошо. Хорошо, что она поняла.

– Толку в этом не много.

– Почему? Ты пробовал с ней поговорить об этом?

– Она не станет меня слушать.

– Если не начнёшь говорить, тогда точно не станет. Возможно, она не догадывается о том, что чувствуешь ты.

– Догадывается. Только ей до этого дела нет, – фыркнул я.

– Это ты так думаешь. Если бы не было дела, она бы не спрашивала о тебе у друзей. Не разошлась бы с Майком.

– Майк – говнюк. Джой сама это знает.

– Но раньше её это устраивало. Пока он не перешёл черту.

– Раньше была бабушка, на которую Джой меня спихнула, чтобы не заниматься самой. Я никогда не был ей нужен.

Джек откашлялся.

– Ты не думал о том, что Джой это сделала потому, что доверяла твоей бабушке? Знала, что она сможет позаботиться о тебе. Что сделает это гораздо лучше, чем она сама. Может быть, она сомневалась в себе, как в родителе, и выбрала для тебя наиболее подходящий вариант?

– Только меня забыли спросить, как лучше для меня.

– Взрослые тоже ошибаются. Иногда, действуя из благих побуждений. А что насчёт Майка… Женщина, которая растит сына одна, переживает о том, что рядом нет образа, на который мог бы равняться ребёнок.

– Так себе пример для подражания, – я возмущённо перебил Джека.

– Мэтт, это сложно. Сложно объяснить взрослому, особенно, когда ты сам ребёнок. К словам и желаниям детей многие относятся пренебрежительно. К сожалению.

– Какой смысл возвращаться туда, где меня не услышат? Если она не готова меняться?

– Она волнуется за тебя, Мэтт. Нет хуже для матери, чем не знать, где находится её ребёнок. Жив ли он. Здоров.

– Если я вернусь, это ничего не изменит.

– Если не вернёшься – тоже. Ты говоришь о том, что Джой не готова меняться. А сам ты готов? Готов перестать убегать, и хотя бы попытаться встретить проблему лицом к лицу, как мужчина? Поговорить, а не прятать злобу внутри себя.

Джек сделал паузу, дав мне возможность обдумать его слова, чуть пригнулся и продолжил:

– Джой во многом ошиблась. Ошиблась, что переложила ответственность за воспитание на собственную мать. Может быть, оттого, что испугалась, думала, что не справится. Ошиблась в выборе спутника жизни. Ошиблась в том, что всё ещё видит в тебе младенца. Но соразмерное ли наказание ты выбрал для неё? Не слишком ли жестоко воздаётся ей за ошибки?

Я пожал плечами.

– Сэмюэль однажды тоже сбежал из дома. Они с друзьями собрались ехать компанией в Мунс, без взрослых. Лет по двенадцать было. Мы с Эммой запретили, а Сэм сбежал в тот же вечер. Всю ночь искали его с фонарями. Нашли в доме одного из той компании. Прятался, злился. А Эмма чуть с ума не сошла. И я вместе с ней. В такой ситуации винишь себя абсолютно во всём. Что недолюбил, не сказал, не сделал чего-то. И славно, что всё закончилось хорошо. Поэтому, мне не сложно представить, что сейчас испытывает Джой. Даже если до звания идеальной матери ей далеко, она любит тебя. Иначе давно сдала бы в приют, не искала бы сейчас. Она ведь сделала шаг навстречу, порвав с Майком из-за тебя.

– И я теперь должен обо всём забыть? – я резко поднял голову. – Обо всём, что творилось дома? Обо всём, что она говорила?

– Мэтт, агрессия рождается из страха. Когда мы боимся, наш организм даёт защитную реакцию в виде злобы. И поверь, взрослые боятся не меньше детей. И Джой тоже. Страх быть одной. Страх стать плохой матерью. Страх остаться без работы и средств к существованию. И это только верхушка. Но вместо того, чтобы разобраться в себе, в причинах этого страха, она глубже вязнет в трясине.

Джек снова замолчал. Я же всё больше размышлял о сказанных им словах, понимая, что он прав. Страх. Вот что я видел каждый день в Джой.

– Поговори с мамой, Мэтт. Просто попытайся. Она должна понять тебя, услышать. Если нет – двери моего дома всегда будут открыты для тебя. А копить обиды внутри себя – не лучшее качество мужчины.

Джек похлопал меня по коленке, поднялся и так же тихо вышел из амбара.

Впервые в жизни мне предстояло принять осмысленное, взвешенное решение. Решение, которое могло здорово изменить мою жизнь.

Глава 7. «Стычка».

Пройдя мимо супермаркета, где ещё вчера встретил Малкольма с компанией подростков, добрёл к перекрёстку. Левый поворот уводил дорогу к центру. Правый – в мой родной район. Ещё раз вздохнув, поправил лямку рюкзака, надетого на одно плечо, и потащился домой.

Я просидел в амбаре Джека всю ночь, рассуждая о сказанном им. Только к утру все-таки решился. Попрощался с Сэмом и его отцом, собрал вещи, которые за пару месяцев моего пребывания на ферме купил мне Джек. И ушёл, пообещав заглядывать в гости.

Джек был прав. И Джой, и Майком, и мной, и всей Южной окраиной Трентона управлял страх. Висел угрюмой тучей над домами и головами жителей, высыпая на них сверху тревоги, неуверенность, несбывшиеся надежды. Каждый из живущих здесь, не знал даже примерно, что готовит завтрашний день. Судьбы людей в большинстве своём зависели от других. Работодателей, чиновников, полиции. Которые видели в нас сброд, отбросы, нарывы на теле здорового общества города. Несовершенство системы настолько душило, что реакция в виде агрессии была закономерной. Если не ты, значит тебя – таков негласный закон нашего города и Южной его части.

Вдалеке показались знакомые улицы. Дома из коричневого камня, исписанные баллончиками стены, помятые контейнеры для мусора и заборы из сетки. Недострои, полуразвалившиеся здания магазинов, складов, ставшие пристанищем для местной шпаны и наркоманов.

Мой дом. Двухподъездное здание в три этажа с фасадом из красного кирпича и серыми разводами от дождя. Окна в квартире Джой были раскрыты настежь. Я шмыгнул носом, вошёл в открытую дверь подъезда, поднялся на самый верх. За дверью соседа как обычно надрывался радиоприёмник. Снизу, на втором, были слышны перепалки детей. Видимо, семья Малкольма в сборе.

Я опустил ручку и чуть приоткрыл дверь. Петли тут же противно скрипнули, а в конце коридора появилась кудрявая голова матери.

– Мэтт? – опешив, она смотрела на меня и вытирала руки полотенцем.

– Привет, Джой, – сказал я с напускной холодностью. Почему-то не хотелось демонстрировать ей все приливы слабости, испытанные прошлой ночью.

Джой тут же отреагировала на мою фразу и тон. Сжала губы, дёрнула пятерней причёску и засопела.

– Где тебя носило? – строго спросила она. Все мои надежды на конструктивный разговор тут же оборвались. – Я тебя спрашиваю! Где ты был?!

Уверенность, взращённая Джеком, таяла под гневным взглядом Джой. Намереваясь прежде спокойно поговорить, сейчас я чувствовал, как внутри меня всё сильнее крепнет раздражение. Она не услышит, не поймёт. Даже не попытается. Бессмысленная трата времени и нервов.

– Неподалёку, – бросил ей и побрёл в свою комнату.

– Мэтт, твою мать! Тебя не было два месяца!

– Я в курсе.

– В курсе, значит?! – громко возмущаясь, она шла за мной. – А ты в курсе, что из-за тебя мне пришлось обратиться в полицию? В курсе, что мне там сказали?

Я молча скинул рюкзак на кровать и плюхнулся рядом. Джой встала в дверях, ткнула руки на пояс и продолжила:

– Знаешь, что сказал мне шериф?! Что если я заявлю, в лучшем случае, меня лишат родительских прав! А в худшем…

– «В лучшем случае?», – я невесело хмыкнул, по-своему истолковав её слова. – Надо было заявить. Ты же привыкла перекладывать ответственность на других.

Джой скривила рот и шумно выдыхала. От гнева её ноздри округлились, увеличились в размерах, а глаза стали похожими на черную кипящую смолу.

– Почему ты такой? – спросила она чуть тише и словно оробев.

– Тебе лучше знать, – ответил я, скинул рюкзак на пол и, не разуваясь, забрался с ногами на покрывало. – Извини, Джой. Я устал.

Отвернулся лицом к стене, не желая видеть эмоции этой женщины. Она, постояв пару секунд, неслышно вышла.

Джой больше не задавала вопросов. Она вообще с тех пор мало говорила со мной. Мне иногда казалось, что она пытается сделать вид, будто меня вовсе не существует. Мы жили вдвоём в одной квартире, не замечая друг друга. Две тени, существующие в параллельных мирах, лишь изредка пересекаясь, чтобы выдать очередную колкость.

В начале сентября начались уроки. Помня слова Джека, сказанные во время ремонта забора, я решил попытаться. Попробовать заняться собственным умственным развитием, не забывая о физическом. Корпел над учебниками, вникал в предметы, при этом малодушно изображая бездаря в стенах школы. Намеренно отвечал неправильно на тесты, запарывал контрольные, игнорировал домашнее задание, чтобы ни при каких условиях не разрушить созданный ранее образ плохиша. При этом самодовольно ухмылялся, зная, что правильные ответы и решения были мне известны.

Я продолжал навещать Джека. Он деликатно избегал тем, связанных с Джой и Майком. Позволял мне тренироваться в своём амбаре и принимал от меня помощь на ферме. Поскольку кормить и обеспечивать меня жильём больше не требовалось, он настоял на том, чтобы за работу я получал деньги. Небольшие, но мне и этого было достаточно, чтобы хоть чуть-чуть ощутить независимость от Джой.

Помимо работы на ферме, я устроился на ближайшую к дому заправку. Мыл стекла, зеркала и наполнял бензобаки топливом за скудные чаевые. Но я был счастлив.

В один из моих визитов на ферму, Джек с загадочной видом указал рукой на коробку.

– Сэмюэль передал тебе, – улыбнулся он. – Открой.

Я подошёл к дивану, раскрыл картонные створки и, пошуршав наполнителем, вытащил из коробки новенькие боксёрские перчатки фирмы Everlast.

– Ого, – воскликнул изумлённо и радостно. – Как у Роя!

– Примерь, – Джек подошёл ближе, забрал перчатки и, расстегнув липучку, протянул их мне. – Должны подойти.

Я запихнул руку в новенькую перчатку. Джек закрепил её у меня на запястье и отошёл.

– Там ещё бинты.

– И это всё мне?

– Ну не мне же, – усмехнулся Джек, а я рассматривал подарок и не верил.

– Они же стоят кучу денег!

– Поверь, для Сэма это пустяки. К тому же, ты даёшь ему гораздо больше.

Не успев понять, что же такого особенного я даю Сэму, увидел, как Джек достаёт из коробки ещё какую-то вещь.

– И вот. Тоже от него. Не новая, но… – он держал в руках верхнюю часть от напольной груши. – Чтобы ты мог заниматься дома, когда нет возможности прийти сюда. Можешь забрать частями, она тяжёлая. Или подожди, когда отремонтирую пикап.

– Я сам… Сам… Спасибо, – растеряв от удивления все слова, промямлил я и с трудом удержался, чтобы не обнять Джека.

Я был готов уволочь подаренное сегодня же, настолько мне хотелось испробовать новые снаряды. Но подняв коробку, понял, что одного энтузиазма мало. Зато через несколько дней моя комната, как и амбар Джека когда-то, превратилась в спортзал, а я с ещё большим рвением продолжил занятия.

Я помнил всё, что говорил мне Сэм, и к следующему его приезду старался отточить мастерство до максимума. Каждое утро бегал, а Джой провожала меня молчаливым взглядом. Помнил о питании, старался соблюдать диету и ждал своего тренера.

Когда Сэм приехал на выходные, я старался продемонстрировать ему все свои умения и за пару дней впитать всё, чему он мог меня научить. Сэмюэль довольно кивал.

Изменений в моей жизни было достаточно, но кое-что осталось прежним. А именно – конфликт с тем самым Праймом из-за которого я от страха пырнул ножом отчима. Говнюк продолжил нападки, невзирая на то, что нас развели по разным классам и теперь я был не один. Малкольм вместе со мной боролся с гаденышем и его шайкой. Мы дрались почти каждую неделю. В скором времени, к нам присоединились и другие. Теперь школа разделилась на два лагеря. Первый, как и прежде, возглавлял Чарли. А второй каким-то неожиданным образом, выбрал предводителем меня.

С тех пор полы в коридоре, ведущем в кабинет директора, не успевали лакировать. Новые синяки на лицах и ссадины на костяшках накладывались на предыдущие. Конфликт разгорался, рискуя перерасти в массовые беспорядки.

Джой скрипела зубами, ворчала себе под нос и гремела посудой в раковине после каждого такого случая. Я же, в свою очередь, уже не пытался объяснить ей причины своих поступков. Уходил к себе в комнату и лупил грушу с ещё большим остервенением.

Я злился на Прайма и его банду. Злился на несправедливость. Прайм тоже был зол и продолжал донимать меня и остальных. Взаимное недовольство и стычки продолжались, становясь всё более свирепыми. К концу зимы драки случались почти каждый день. И если поначалу мы ограничивались парой тычков и расходились, то теперь накал усиливался. В один из таких дней, точка невозврата была достигнута.

– Эй, Уайт! – крикнул белобрысый из кучки десятилеток. – Новые джинсы?

Я повернул голову, сжал зубы и одним взглядом старался передать всю ненависть к Прайму. Он усмехнулся. Стайка гиен гнусно захихикала, подбадривая.

– Где в ваших трущобах появилась помойка, куда выбрасывают новые вещи?

Не останавливаясь, бросил в его сторону:

– Скажу, если узнаю. Может себе что подберешь. А-то одеваешься, как пидор.

Прайм прикрыл рот, выгнул вниз уголки губ и мотнул подбородком.

– Надо будет сказать отцу, чтобы проверил магазин. Не мать ли твоя утащила? – гадко хмыкнул он.

Компания оценила его выпад, отозвалась смешками и тут же расступилась, завидев меня.

Ощущая, как каждую клетку моего тела заполняет злость, я с разбегу зарядил правой рукой в челюсть Чарли. Он стукнулся затылком об шкафчик, собрался и предпринял попытку ответить.

– Правда глаза колет, Уайт? – он толкнул меня руками в грудь. – Сложно быть сыном воровки?

– Заткнись! – я снова кинулся в атаку.

Ученики школы образовали круг, в центре которого мутузили друг друга двое. Прайм был чуть выше меня, много крепче. Но в одном он явно уступал – в ярости.

Злость бушевала во мне сильнее, чем когда-либо. Периферическое зрение отключилось, и теперь я видел перед собой только розовую, откормленную физиономию Прайма. Лицо его растянулось в оскале, и он замахнулся. В последний момент я отклонился, избежав удара. Чарли шмыгнул носом, снова нападал, сыпал оскорблениями, проходился в очередной раз по цвету кожи, происхождению, материальному положению. Чем больше он говорил, тем свирепее становился я, окончательно теряя контроль над своими эмоциями. Лупил кулаками, собирая удары в ответ. Один такой пришёлся в цель. Тупая боль пронзила левую часть лица, челюсть тут же заныла. Я пошатнулся. Прайм сплюнул на пол, довольный своим успехом.

– Выродок из гетто не умеет драться! – смеялся он, и толпа ему вторила. – Ты – слабак, Уайт! Чёртов слабак!

Перед глазами пронеслось интервью Джеймса Тони, в котором он оскорблял Роя. А потом кадры из видеозаписи их боя.

Будто почувствовав второе дыхание, я сжал кулак, резво шагнул к задире и вмазал левым хуком по корпусу. Ударил правой. Снова левой. Улыбка с лица Чарли стыдливо сползла, и теперь он отступал назад, прикрывая локтями туловище. Я всё сильнее напирал, оттеснял его к шкафчикам на противоположной стороне. Толпа зевак не препятствовала, расступилась, с интересом ожидая финала.

Прайм уже не пытался нападать или огрызаться. Все его усилия теперь были направлены только на защиту. По сути, я уже был победителем и мог остановиться, прекратить. Чарли сдался, как только его лопатки коснулись железной дверцы. Но всё сказанное им ранее, теперь воздавалось сполна.

Окончательно слетев с катушек от злости, я пробил левый джеб, следом правый кросс в лицо Прайма и остановился, только когда услышал хруст, нос парня принял неестественную форму, а на школьной рубашке расплылось ярко-красное пятно.

Глава 8. «Недопонимание»

Возможно, вся ситуация и закончилась бы как обычно, если бы под финальный гонг в коридор не вышел школьный инспектор.

– Уайт! – гаркнул он так, что все присутствующие разом замолчали и обернулись.

Мужчина зашагал к нам. В воцарившейся тишине даже звук его шагов звучал угрожающе.

– Прайм! В медпункт. А ты, – он ткнул пальцем мне в грудь. – В мой кабинет.

Он развернулся спиной, и мне ничего не оставалось, как под встревоженный шёпот одноклассников проследовать за ним.

Длинный язык Прайма, приведший впоследствии к его же сломанному носу, поставил на уши всю школу. Наконец, администрация обратила внимание на разросшийся конфликт со всей серьёзностью.

Несложно догадаться, как проходили разбирательства. Прайм выл, причитал и шмыгал опухшим клювом, обвиняя во всех бедах меня. Я только молча ухмылялся, понимая, что говорить что-либо в своё оправдание не имеет смысла. Отец несчастного орал, как ненормальный. На меня, Джой, директора, сына – на всех подряд. Называл школу притоном для отморозков, маргинальной дырой. Директор в процессе разбирательств почти всё время отмалчивался и кивал, то и дело вытирая платком испарину со лба и бросая на меня укоризненные взгляды.