скачать книгу бесплатно
– В детстве за нами приглядывала старуха Ариес, древнейшая из древнейших – кажется, веда. Ох и страшной же она была: крючковатый нос, один глаз белый – ослепший, другой – кошачий, кривые зубы и трясущиеся узловатые пальцы. Мы очень ее любили, она многое знала и охотно делилась всем этим с нами. Вот только истории у нее были страшные до жути и рассказывала она их исключительно ночью. Хотел бы я теперь с ней повидаться, но не видели ее уж пару сотен лет – говорят, уж померла. Да, ты всегда предпочитала страшные сказки простым приключенческим историям, а я после них не мог спать. Как ты вспомнила об этом?
– Не знаю, как будто услышала ее голос в голове, не пойму, вспышка ли – видение, или просто воспоминание.
– Да бросьте вы, выдумки все это. – Волк грел свои крупные ладони у костра.
Опять же, он хотел отвлечь всех от мыслей о самом худшем, хотя, честно говоря, принял все сказанное за чистую монету, и в этот самый момент он думал и связывал вымолвленные Нирваной фразы с происходящими событиями. Детей и правда родилось много, и остров Росс пал в вечный закат, и бескровный человек был ему известен. Это старушечье предсказание теперь сбывалось на его глазах.
– Если уж так судить, то вы все – тоже выдумки, – сказал Гордоф. – Мне бабушка страшные сказки о несвычных на ночь рассказывала, и что же, шестьдесят лет прошло – и вот они, выдумки, со мной у костра сидят, так что или я умом двинулся, или сказки нынче правдивы. Помнишь что-нибудь еще из того сказания?
Веда безжизненно кивнула, глаза ее до сих пор были стеклянными.
– Поцелуй двух королев – знамение до всех предвестников, с него все начинается дважды, он станет первым и последним предвестником, вслед за ним начнется буря. Кажется, так. Но есть и четвертый предвестник, его я не помню.
– Эти запутанные старинные сказания совершенно не ясны. Что за дети, зачатые сотни лет назад, пустые? Какие, к черту, королевы? Что все это за вздор? – гневно возмутился Лютер Волк.
– Зачатые сто лет назад, – тихо прошептал Время. – Кажется, я знаю, о чем речь. Я нашел древнюю книжонку – не мы ее писали и не люди, – долго занимался переводом, но в один прекрасный день книги этой я не обнаружил, ее украли. Кто-то уничтожает все старые книги, точно вам говорю, и происходит это со времен давней войны. – Борис знал, кто именно все это проделывает, но говорить пока не стал. – Так вот, кое-что выудить из той книжонки мне все-таки удалось. Книга писалась демонами, как вы успели догадаться, и я узнал, что не все демоны когда-то были людьми или же несвычными, демоном можно родиться, но для этого должно пройти тринадцать столетий с момента зачатия; кровь передается из поколения в поколение, и в один прекрасный день в семье простых людей или несвычей рождается демон. Во времена древней войны эти твари посеяли множество семян, которые вот-вот начнут всходить, и с каждым новым взросшим зернышком армия смерти будет увеличиваться и крепнуть. Лучшего времени, чтобы развязать войну, и не придумаешь.
– Ладно, я спать, вымотал меня денек, да и сил не помешало бы набраться, мало ли что нас ждет завтра.
Волк уснул спокойно и быстро, остальным же ночь представилась очередным испытанием. Нирвана бормотала во сне, крутилась и дергала ногами – наверное, видела ужасы, подаренные ночью. Борис спать и не пытался, он просто курил свою синюю трубку, наблюдая за медлительными завихрениями дыма. А Гордофьян все глядел на догорающие угли, которые вскоре полностью истлели и превратились в темные камни. Тревожные мысли вкупе с множеством вопросов: «Как?.. Зачем?.. А может быть?.. Кто?.. Что?.. Почему?..» – никак не давали ему уснуть. Ответов не было, лишь масса вероятностей, предположений, они менялись, сливались между собой, превращаясь в нечто бредовое и тягучее, словно болотистая трясина, из которой невозможно было выбраться. Это была та странная середина между сном и бодрствованием: мозг не спит, воспринимает мирской шум, работают тактильность и обоняние, но разум влипает, тяжелеет, а потом ловит сам себя на несуразном слове или мысли, взявшейся неизвестно откуда и не принадлежащей к текущему рассуждению, – тогда-то и приходит осознание, что виснешь где-то между. Ощущение малоприятное, после такого сна не высыпаешься, напротив, чувствуешь еще большую усталость.
* * *
Длина ночи истекла, и друзья продолжили путь. Они вышли еще затемно, земля едва ли приобрела цветовые оттенки и перестала быть иссиня-черной. Четверо миновали спуск с горы и теперь уже брели в тени перелеска, свернув с привычной тропы в сторону. Волк шел впереди, его ничего не пугало и не останавливало, он был мягок и уверен в своих телодвижениях, двигался словно хищник, ведомый ярким обонянием. Звериные глаза горели желтизной, от них не ускользало ни одной детали, он видел всё: вмятые травяные скопы, изломы веток, рельефы почвы, скрывающие старые следы с еще чуть-чуть подрытыми краями.
– Сюда! – вдруг крикнул он. – Видите это?
– Следы, – констатировал Борис.
– А знаешь, чьи это следы?
Время молчал.
– Я знаю, – вмешался Гордоф. – Это следы брежистальских сапог, такие выдают солдатам из крепости.
– Все верно. Не знай я человеческой натуры, удивился бы, хотя все равно странно – не думал, что этот след тут обнаружу.
– Да не напали бы они сами по себе, в Брежистале знать не знают об острове Росс, да и не наделали бы они тут таких разрушений. – Гордоф пытался хоть как-то выгородить свой род.
– Ну почему же? Ты ведь знаешь – может, и они узнали, может, и от тебя… – Волк был настроен недоброжелательно.
– От него они ничего узнать не могли, Волк. Да и прав он: люди не смогли бы даже войти на остров без посторонней помощи.
– Никто не смог бы сюда войти без посторонней помощи, очень могущественной помощи, – присоединилась к разговору Нирвана. – Печати сняты, такое могли сделать лишь главы Талар-Архаси.
– Не спеши с выводами, не только они, мир гораздо больше, чем тебе кажется. Кто знает, что творится там, где нам не довелось побывать.
Волк неизменно двигался вперед.
– А вот это уже кое-что пострашнее брежистальских сапог, гляньте-ка.
– Демоны Банджабада, – сказал Время, едва взглянув. – Так я и думал, плохо дело.
– Да уж, – рявкнул Лютер Волк, надо бы спросить у Алишхет, как там обстоят дела в тюрьмах Банджабада. Интересно, не теряла ли она из виду парочку демонов, а с ними и пару десятков своих веселых вампирят, которые, по всей видимости, и украли ее дочь. Пока Алишхет в гневе уничтожала всех непричастных, причастные под шумок освободили демонов из тюрем – думаю, двоих или троих, но этого вполне хватило чтобы уничтожить весь остров Росс.
Алишхет Авади – Темная Королева, или королева Банджабада, одна из глав Талар-Архаси со стороны темных несвычных. Банджабад – отдельное государство, состоящее из девяти островов. Семь островов Банджабада населены людьми и несвычными темных кровей – вампиры, мастера зельеварения на темный манер, как правило тоже обращенные в вампиров, темные маги и непрактикующие некроманты. Восьмой остров выполняет больше стратегическое значение, а именно – отделяет мирный Банджабад от тюрем и, соответственно, от демонов Банджабада, которые ранее, задолго до прихода королевы Алишхет, владели Банджабадом, но были свергнуты и заперты на родной земле.
– Да-а, думается мне, в Банджабаде сейчас не лучшая обстановка, судя по тому, что вы рассказывали об Алишхет. – Гордофьян встречался с Темной Королевой, но только однажды, вид у нее был ну очень суровый. Он знал, что она превосходный правитель, особенно в комбинации со своим мужем – Абадоном Авади, которого все уважали прежде всего за то, что он мог сдерживать пыл жены. Но еще Гордоф знал, что если кто-либо касается того, что дорого королеве, то она убивает, и не двух-трех существ – Алишхет была способна на истребление целых армий, мирных деревень и даже городов.
– Она найдет предателей, – сказала Нирвана, – она найдет каждого из них и убьет. Они украли ее дочь, и поверьте мне, знали, что, совершая подобное, подписывают себе смертный приговор. Интересно только, к чему такое самопожертвование? А если окажется, что к этим делам причастны люди из большого мира или же кто-то из светлых несвычных – начнется война. Алишхет кровожадная и совершенно неуправляемая, ей не место в союзе Талар-Архаси.
Нирвана Веда ненавидела Алишхет и не скрывала этого. Вот только откуда взялась эта ненависть, никто не знал, а что было известно всем, так это то, что Нир еще не лишила жизни Алишхет только потому, что не хотела распада древнейшего союза темных и светлых несвычных под названием Талар-Архаси. В случае смерти Алишхет Авади, являющейся одной из глав союза, от руки Нирваны Веды, тоже являющейся главой Талар-Архаси, альянс бы точно был разрушен, а это сулило потерю мира между темными и светлыми несвычными и, следовательно, войну между несвычными расами. А единственное, чего Веда желала больше смерти Темной Королевы, – это мира.
Лес остался позади, как и раннее утро. Теперь был день, и четверо стояли на пороге, шагнув за который им предстояло лишь падать в темноту собственных переживаний. Долинный полдень не звал своих гостей к обеду и отдыху в тени густых крон деревьев, напротив, разразился громом, но только не небесным, это скорее был адский раскат из пламенных недр земли, вся неизведанная чернь и смрад которых вырвалась на поверхность, осквернив ее. Деревня жизни сегодня предстала в ином образе, она тихо рыдала, облачившись в черное траурное платье. Все было мертво, эти места будто поразила страшная болезнь, строения пожрал огонь, их деревянные фасады сгорели и теперь были как обглоданные молью угольные конструкции. Прежняя прочность родных кому-то домашних стен теперь ослабела, превратилась в хрупкость, разрушаемую легким дуновением ветра. Остатки одиноких жилищ и безостаточные жизни, некогда в тех жилищах обитавшие, обратились в пустые серые частицы, пыль и прах.
Нирвана, надев тяжелый широкополый капюшон едва волочилась по мертвой земле. Тело ее потеряло былую ловкость и стать, стало обмякать, таять, как лед на жарком солнце, спина согнулась, а голова повисла. Лютер Волк хотел было взять ее на руки и отнести подальше, но Нирвана отказалась, небрежно и медленно махнув рукой.
– Давай просто сойдем с тропы. Отведи меня к чистой земле, хочу прикоснуться, тут что-то есть, что-то живое.
Гордоф и Борис ушли далеко вперед, но, заметив, что вторая половина группы отстала, притормозили и теперь стояли в ожидании.
– Идите! Мы скоро вас догоним! – крикнул Волк, перед тем как свернуть с тропы.
Борис кивнул, и они продолжили свой путь.
– Что это с ней? – с переживанием поинтересовался Миронов.
– Она – веда, вот что с ней. Все светлые провидцы болеют и истощаются, когда вокруг так много смерти, да еще такой – неестественной, темной. Они чище других несвычных, ранимее, никогда не касаются мертвых и не смотрят на них, иначе могут сойти с ума. Впитывают все, как губки, а назад это выпустить не могут, и все те страх и боль, что человек испытал перед смертью, остаются в них, отравляют. Считается, что высшие провидцы могут слушать рассказы как мертвых, так и живых, многие простаки пытаются освоить этот навык, и получается у них это довольно легко. Как бы это объяснить… Освоить-то они освоили, взяли на себя чужую ношу, а справиться с ней не смогли, умом двинулись, а после и вовсе погибли. Видал я таких умалишенных, и Нирвана видела, еще по молодости, их называют поцелованными смертью. Тетка моя от такого поцелуя погибла, жутко было, вся чесалась, по полу ерзала, и так она кричала, так вопила, что в ночи порой я до сих пор вспоминаю этот крик.
– Зато, как я понимаю, у Нирваны эти воспоминания отбили все желание к мертвякам лезть. Боится, наверное, как огня.
– Боится, но все же думает об этом, она ведь бесстрашная и целеустремленная. Останавливаться на достигнутом Нирвана не желает, но пока хоть немного сторонится всего этого – и то хорошо, правда… думаю, скоро она перестанет бояться. – Борис вздохнул.
Они уходили все глубже, приближаясь к праздничным беседкам. С каждым пройденным метром пейзаж становился все кровавее и страшнее. Воздух смердел сладковатым запахом смерти и отвратительно жужжал. Тела лежали серыми кучами, вывалянными в грязи, крови и пепле, черные раздувающиеся тучи мошкары и мух носились вихрями и увеличивались, словно вдыхая страх и ужас, исходящий от бездыханных груд. Все это походило на некое черное проклятье. Вглядываться в потухшие лица было тяжелее всего. Гордоф пытался быть храбрым и непоколебимым, но не смог, ведь многие лица были ему знакомы, когда-то он сидел за одним столом с этими людьми, улыбался и здоровался с ними. Этого невозможно было вынести, поэтому он вскоре отказался от такой пытки. Гордоф не опускал взгляда и не отводил его, но теперь глядел как-то сквозь, избегая любых деталей. Путникам показалось, что хуже быть уже не может, но как только они приблизились к длинным обеденным беседкам, то сразу поняли, что ошибались.
– Бог мой… Скажи, что это не то, что я думаю! – Гордоф был явно шокирован, лицо его словно окаменело, скулы свело, ноги чуть пошатнулись, они хотели бежать, нести его прочь от этого места, но Миронов не оставил трусости ни шанса, он убил в себе панику усилием воли, не позволив ей пробраться в недра, где бы она смогла засесть и обороняться.
– Да, Гордоф, тут было пиршество, не иначе… – сказал Борис, глядя на залитые кровью беседки.
Человеческие останки были повсюду. На столах стояли жестяные тазы с оставшимися в них жуткими яствами, в больших кубках пеклась на жаре вязкая темно-красная жижа. Здесь было столько тел, что и не сосчитать. Помимо того что они стали чьим-то обедом, также им нашли применение в качестве украшения данного торжества.
– Узнаешь собратьев? – спросил Борис, на его лице не было ни единого оттенка грусти, как и на лице Гордофа.
– Как их не узнаешь. – Гордоф уставился на сваленные кучей брежистальские сапоги и камзолы. – Поделом этим ублюдкам, они заслужили того, чтобы висеть здесь гирляндами. – Гордоф с презрением плюнул в сторону пиршества.
– Что ж, расплата за предательство не заставила себя ждать. Думали, приедут на остров убивать невинных сельских жителей и, что хуже, детей, но никак они не могли подумать, что наградой им за эти деяния станет самая жуткая смерть.
– Мне становится страшно оттого, что, глядя на эту картину, я радуюсь. Я рад, что они умерли, и я рад, что они умерли именно так. Хоть мы уже и встречали здесь след брежистальских сапог, я все же до последнего надеялся, что это не наши воины, – думал, обмундирование краденое или еще что, но это были они, убийцы, чудовища. – Миронов был совершенно подавлен.
– Ваши воины шагнули не туда. Видимо, в Брежистале засела крыса, причем очень большая и влиятельная, иначе бы не оказалось тут мертвой людской армии.
– Я потравлю этих крыс, как только вернусь домой, какими бы жирными и влиятельными они ни были, я тебе это обещаю. – Вид у Миронова был очень разгневанный, в глазах отражалась кровавая картина пира, тонущая в глубоком омуте ненависти, злости и неотступной решимости.
– Я помогу тебе. Раз сторона мрака навестила род человеческий, то пора бы и нам наведаться, – ответил Время, вздыхая. – Что-то происходит, что-то двигается: заговоры, обманы, бойни, эта кража дочери Алишхет, – всё неспроста.
– Что это за твари такие? Как можно было сотворить подобное? Это демоны Банджабада сделали, так? Вот только одного не пойму: зачем им было жрать собственных союзников? Или есть в этой истории и третья сторона?
– Я думаю, что в этой истории отчасти замешаны все известные нам стороны. – Борис Время опять глубоко вздохнул. Медленно проходя подле одного из столов, он явно о чем-то думал, и явно о чем-то плохом.
– Здесь был Дуриан – единственный непойманный демон Банджабада. Он жрет людей, это его визитная карточка, я уже встречал такое, и не раз. Как только мне случается наткнуться на известие о залежах древности, я их тут же отыскиваю, но книг не нахожу, натыкаюсь только лишь на покусанные останки. Никто, кроме Дуриана, не знает событий Великой войны, есть только он и древние писания. Дуриан, конечно, никому ничего не скажет, а вот книги – они могут. Я думаю, Он задался целью уничтожить все, что может помочь нам, все подсказки. Он ждал, все тринадцать сотен лет он ждал, пока наконец ему выпадет шанс обернуть время вспять и вновь погрузить весь мир в пепел, как это было тогда, в древности.
Борис прервался, услышав приближающийся к нему шорох травы. Позади показался Лютер Волк, Время с облегчением выдохнул.
– Что-то ты долго, и почему один, где Нирвана?
– Увидел издали, что здесь бойня, решил не тянуть ее сюда, она осталась на поляне. Мы напали на след, думаю, он ведет к реке – похоже, наших кто-то предупредил, и они успели сплавить часть населения. А у вас тут что?
– Ну наконец-то хорошие новости. А у нас тут вот что. – Борис представительно показал ладонью на завершенное адское празднество. Выглядело это так, будто он описал реверанс, находясь при этом на балу, а не в эпицентре кровавой бойни. – Посмотри повнимательнее – и сразу поймешь, что у нас тут и кто…
– Я же говорил, людишки замешаны, – сказал Лютер, сделав безразличный вид, но при всем при том раздуваясь гордостью, словно говоря: «Я знал все с самого начала и ни капли не удивлен».
– Больше ни о чем тебе этот натюрморт не говорит?
Волк принял позу оценщика и, пристально глядя на сие произведение искусства, задумчиво гладил ухоженную каштановую бороду.
– Ну-у-у… я думаю, что человеческие останки в миске – это не очень красиво, не пробуждает во мне никаких нежных чувств. И еще: порой мне кажется, что ты считаешь меня туговатым, это, знаешь ли, обидно, Борис. Я понял сразу, как увидел… Что-то пробудило наши ночные страхи, опять эта трехглазая гадина вылезла из своей норы. Ай да Дуриан, ай да сволочь! Что ж ты на этот раз задумал? – сказал Волк как бы вскользь, затем последовал печальный вздох. – Тяжкие нам предстоят времена, неспроста ведь все это.
– Ладно, идемте, больше нам здесь делать нечего, да и Нирвана там одна, ждет нас, – завершил беседу Миронов.
Двигаясь по направлению к реке, Волк по-прежнему трактовал знаки, любезно предоставленные ему землей и лесом:
– Вот, видите эти следы… Они бежали к реке, падали, пока бежали, спотыкались. – Волк ткнул на очередной изъян земли, который никому, кроме него, ни о чем особенном не говорил. – Была паника, я думаю, за ними гнались. Нирвана, попробуй прикоснуться, кажется, тут что-то есть. – Лютер прижал руку жены к дереву.
Нирвана, прикоснувшись, закрыла глаза, ее зрачки вдруг забегали под покровом тонких век, видно было, как по ней хлынула волна напряжения, теперь ее пальцы впивались в широкий ствол так, будто их схватило судорогой.
– Их было очень много, – бормотала провидица, находясь в каком-то сонном бреду.
– Кого много? Скажи, что ты видишь? – встревоженно спросил Лютер.
– Никогда не видела столько несвычных детей в одном месте, – в том же духе продолжала она. – Лютер, – со страхом сказала Нирвана, – здесь были шаманы, не понимаю…
Лютер, услышав о присутствии детей из Красного леса на острове Росс в тот самый момент, когда все это случилось, просто ошалел. Он ни с кем не согласовывал отъезд детей на остров Росс, без него такие решения никогда не принимались. Вообще никакие решения не принимались, когда они с Нирваной были в отъезде.
Нирвана продолжала:
– Дети и взрослые, очень много, но они не борются, бегут прочь. Странно, это очень странно… Собрали всех в одном месте, как скот на убой. Там что-то впереди, все мутно, я не вижу. Что-то их защищает, они бы погибли, если бы не это. И еще… и… и… Люте-ер…
Разорвав прикосновение, Нирвана рухнула без сил и сознания. Волк подхватил ее и до речного пляжа нес уже на руках. Река была близко, поэтому они добежали к месту за несколько минут.
– Окуни ее в воду, она должна очнуться. Нужно, чтобы она увидела, что здесь произошло, да и вода хороший проводник для нее. Она сможет, говорю тебе! – раздраженно тараторил Время.
– Ты с ума сошел?! Посмотри на нее! Я не буду этого делать, это ей навредит, и потом, она все забудет, ты же знаешь, не сможет вспомнить того, что видела. Ты вообще слышал, что она сказала?! Их там много было! Там был мой клан, там были шаманы! Как это вообще возможно?! – Глаза Волка опять воспылали ярким желтым пламенем, его кричащий рот становился похож на пасть.
Все существа, подобные Лютеру, были очень тесно связаны со своим кланом, во всех них текла одна кровь, и это не просто слова, это было вполне ощутимо. Для него было невыносимо думать, что кто-то из его стаи находился здесь, шаманы Красного леса вообще очень редко покидали свои земли, тем более без видимой на то причины, что вдвойне сбивало с толку.
– Нас кто-то предал, наши близкие, те, кто всегда был рядом с нами. Черт, черт! А если предатель все еще там, в лесу, с нашей стаей?! Хватит, я забираю Нирвану, и мы возвращаемся домой, сейчас же!
– Стой, стой! Погоди! Если бы Нирвана сейчас была в сознании, она бы велела тащить ее в реку. И я знаю, что она ничего не вспомнит, но для нас, для всех нас главное, чтобы она что-то сказала, она всегда говорит о том, что видит, мы запомним за нее! В противном случае ты узнаешь, что произошло с твоим племенем только по возвращении в Красный лес, а это не будет так скоро, как ты бы того хотел. Сияющая река в этом месте вновь встала, поэтому домой нам предстоит плыть больше месяца.
Лютер стиснул зубы, голова его качалась в мелких отрицательных кивках, глаза бегали где-то вдали, он явно был не согласен, но ноги шли в воду, как будто против воли. Резвое течение горной реки препятствовало свободному проходу на глубину, да и шанс поскользнуться и уплыть вдаль был немал, но как только Лютер погрузил возлюбленную в воду, течение остановилось, плывущие по небу облака неподвижно застыли, вбирая в себя серости, казалось, что в это мгновение весь мир притормозил. Молодая веда лежала на стеклянной глади воды, платье ее расплылось, подобно темно-алому цветку или капле крови, упавшей в прозрачный стакан с водой. Борис и Гордоф зашли в воду следом, чтобы слышать, что она скажет, и быть готовыми помочь, если это будет необходимо. Все действо было похоже на какой-то странный обряд. Глаза Нирваны, едва успев открыться, закатились вверх, спрятав зрачок, веду легонько трясло, казалось, по хрупкому телу проходили тысячи маленьких импульсов, заставляющих подрагивать ее конечности с определенной периодичностью, но потом все прошло, и она будто слилась с водой, стала ее частью.
– Они сажают детей в лодки, самых значимых хотят сплавить первыми, но им не удается, на них напали. Там, дальше по берегу, обломки. Дети разбежались, кого-то догнали, в реке много мертвых, она скорбит, и я вместе с ней. Что-то отвлекло нападавших, они уходят в лес. Остальным помогают уплыть, много лодок, очень много лодок, стрелы неслись над ними, ранили, но многие выжили, река помогала им, уносила прочь сильным течением, никто их не догнал, они покинули остров. Некоторые не смогли уплыть, бежали, но… теперь, наверное, убиты… вода их больше не видела, а тот свет в лесу… не пойму.
Нирвана вдруг начала задыхаться, она звучно и глубоко вдыхала, горло ее засвистело, зрачки вернулись на место, Веда панически замотала руками в сторону берега.
– Вытаскивай ее на берег! – громко закричал Борис.
На берегу Нирване стало легче, она успокоилась, и тело ее наконец задышало, но, увы, в сознание она не пришла. Небо потемнело до черноты, стало прохладно. Гордоф тяжело дышал, четверо с такой скоростью рванули на берег, что его одолела одышка, сквозь вдохи он стал что-то говорить.
– Смотрите, как оно прячется от нас. Только Нирвана начинает говорить об этом свете, как ей становится дурно. Вон как оно ее выпило, лишь бы мы не узнали.
– Да, ты прав, я тоже заметил это. Нирвана редко теряет силу, а чтобы она в бессознательности падала или задыхалась, такого отродясь не видел.
– Что теперь? – спросил Волк, усевшись на камни у реки. Он мягко поглаживал мокрые волосы Нирваны, лежащей на его коленях.
– Дальше не пойдем, думаю, переночуем здесь, а завтра двинемся назад. Гордоф, побудь с Нирваной, а мы с Волком сходим в лес, нужны дрова и пища, а еще я хочу отыскать для сестры кое-какие травы – думаю, они помогут ей прийти в себя.
Сегодня все уснули быстро, Гордоф едва дождался друзей с похода, а ужина и вовсе не дождался, сразу лег спать. Ему наконец посчастливилось крепко выспаться; ранее этого не удавалось ни в походе, ни в плавании, он все тревожился и изводил себя дурными мыслями, а теперь, когда они воплотились в явь, он больше не мог никому помочь, от него более ничего не зависело, тревога ушла, сменилась спокойной безнадежностью.
Гордоф проснулся очень рано, по перелескам все еще блуждали крепкие сумерки. Над костром висела чугунная кастрюля с каким-то травяным отваром, он еще не успел остыть и до сих пор отдавал воздуху горячий травяной пар. Миронов зачерпнул немного зелья в жестяную кружку. Об этих чаях он знал и раньше, для несвычных это хорошее лекарство, ну а для людей просто приятный тонизирующий напиток, отлично вяжущийся с влажным, темным утром у горной реки. Миронов попивал чаек, смотря, как темнота бледнеет, а потом чуть розовеет, переходя в раннее, грязно-розовое утро. Остальные трое просыпаться совсем не спешили – оно и не странно, после этих трав несвычные засыпали крепко и надолго. Гордоф не собирался никого будить, но и бездействовать в одиночестве ему не хотелось, поэтому он побрел в сторону деревни в надежде отыскать еще что-то важное или хотя бы просто примечательное.
Деревня была все той же, жуткой и мертвенно тихой – казалось, что это какая-то быль времени, не успевшая уйти в небытие и просто застывшая мрачной картинкой. Гордоф гулял по деревне так, словно бы это была очередная славная Брежистальская аллея с розовыми кустами, рядом не хватало лишь дамы с веером, облаченной в помпезный зефирный наряд. Прогулявшись с полчаса, Миронов решил присесть, он выбрал лавку одного из наименее зловещих домиков и, удобно расположившись, достал из сумки серебряную табакерку с тремя полнолуниями, исполненными россыпью драгоценных камней в сине-белой гамме. Гордоф давно уже не курил, но все же всегда брал с собой горстку табака, ему все думалось, что это пригодится на какой-нибудь особый случай, хотя, может быть, он просто хотел, чтобы табакерка чаще находилась с ним, ведь это был очень дорогой его душе подарок.
Старик рассматривал блестящие голубые камни и уже собирался открыть коробочку, как вдруг что-то его отвлекло. Некий звук, или, возможно, это просто было ощущение присутствия, будто кто-то смотрит в затылок. Гордофьян, встрепенувшись, повернул голову сразу в нужную сторону, сердце бешено заколотилось в груди, он замер в оцепенении и теперь даже не дышал, боясь спугнуть внезапно нагрянувших гостей. Из-за поворота медленно и с опаской вышел мальчишка, тело его стало прозрачным и тонким от длительного голода, глаза и щеки глубоко впали, живот втянулся, прилип к позвоночнику, межреберные промежутки, подобно тонкими мембранами, гуляли внутрь и наружу в соответствии с током вдыхаемого и выдыхаемого воздуха. Мальчишка был не один, на руках он держал троих малышей, а позади него, обнимая окостенелую ногу, пряталась девчушка примерно трех лет. Вслед за детьми надменно и лениво вышло огромное животное, походившее на волка, но гораздо крупнее, и уши у этого зверя были совсем не волчьи – длинные, заостренные кверху и украшенные кисточками, как у рыси. Зверь перегородил путь, встав боком спереди от детей, морда его была повернута в сторону Гордофа, глаза глядели как бы исподлобья, давая понять, что в случае опасности он будет защищать своих маленьких подопечных. Как только Миронов начал двигаться по направлению к детям, из-за угла сгоревшего дома вышли трое его товарищей, отыскивающие потерявшегося друга.
– Гордоф! Го-ордоф! – кричали они, но когда трое завернули за угол и увидели то же, что сейчас видел Гордофьян, то сразу умолкли и, подняв раскрытые ладони, стали осторожно двигаться по направлению к детям, показывая, что им ничто не угрожает.
– Спаслись, – тихо и с облегчением охнул Миронов.
– Среди них темный ребенок, – сказала Нирвана со всюду сопутствующей ее интонации брезгливостью. Лицо Веды выражало недовольство и недоверие.
Мальчишка, услышав ее слова, разволновался, в глазах его заблестели слезы, ему было страшно, так страшно… Он больше не мог бороться и защищать остальных, он растерянно глядел на четверых и не знал, как ему следует поступить, в нем бушевало яростное недоверие. Еще минуту назад он хотел кинуться в ноги к Нирване с криком: «Мама!» Он почему-то подумал, что это именно она, его мать, которую он никогда прежде не видел, она пришла за ним, пришла спасти его, но ее ледяные слова отпугнули мальчика. Юнец подвинул маленькую трехлетнюю малышку, путающуюся в его ногах, назад, чтобы полностью заслонить ее своим хрупким тельцем, и медленно стал пятиться. Зверь зарычал, учуяв волнение детей.
– И человек среди них тоже есть. Я людей не очень-то жалую, но и лицо не кривлю при виде них, и тебе бы не стоило, они же дети, темные, человеческие. Какая, к черту разница, они просто дети, которым нужна помощь, – тихо сказал Лютер на ухо Нирване.
Она недоверчиво глядела на ребят, взгляд ее был холоден и проницателен, но данный образ был лишь оболочкой. В душе Веды царила полная растерянность, что-то сильно шокировало Нирвану. Нет, это были не внезапно найденные дети, это было нечто другое, нечто явившееся к ней из ее далекого прошлого.
– Мы будем нужны, все мы, вы не выиграете эту войну без нас, – эти слова вдруг зазвучали в головах у четверых. Они стали боязливо переглядываться, каждый пытался понять, послышалось ему это или было взаправду.
