Депортация на тот свет. Приключения блогера в девяностых

Мы собрались и пошли. Жила она не далеко, два три километра, через карликовый сосновый лес. Она, как и я была без велосипеда, и мы шли, держась за руки и практически прижавшись друг к дружке, чтобы вместе шагать по узкой, лесной тропинке. Чем дольше мы шли, тем пронзительнее отзывалось в моей голове её дыхание, тем манящей становилось её тело, покрытое лёгким ситцевым платьем, освобождённое от мокрых бикини, тем душистее становился её аромат, запах колышущихся по ветру волос. Все тяжелее становилось думать, контролировать, отдавать себе в чём-либо отчет. И тут, Оля внезапно оступилась, я придержал её и она, повернувшись оказалась прямо в моих объятиях. Не прошло и мгновение, как между нами вспыхнуло пламя страсти и понеслось космическое соитие, мы целовались, тихо и томно постанывая от наслаждения, руки нежно ласкали ноющие от возбуждения тела, влажная любовь ласково затянула в объятие крепкое тело и так и ещё, ещё и ещё больше и так продолжалось до того момента, когда волна разбивается о берег и отступая тянет за собой с тихим шёпотом то, что осталось и наступает тишина и ясно слышен щебет птиц, шелест деревьев, учащённое дыхание и влажные, тёплые и мягкие поцелуи покрывают уста.

Я проводил Олю, мы шли как крепко любящие друг друга супруги и не было смысла тратить силы на разговоры и было ощущение полного счастья двух сердец и казалось, что это чувство, чувство полного блаженства, никогда не уйдёт. Мы с трудом расцепили объятия. Заклявшись встретиться завтра. Я нежно поцеловал её в губы, затем в лобик, почему-то грустно улыбнулся, развернулся и пошёл, не думая более не о чём.

Я не спал всю ночь, в условленное время был на месте, но она не пришла. Я ждал весь день, но безуспешно. Тогда я пошёл туда, в тот деревенский домик, где древняя бабушка, с трудом поняв, чего от неё хотят, махнула рукой куда-то в сторону и прошепелявила что-то не разборчивое. Никто из соседей, тщательно опрошенных мной, ничего не знали и только тоже пожимали плечами. “ Ээт ссаммое… незнам мы… не видали…» Даааа… Мистика, да и только! Кто же была эта загадочная Оля, без единого слова завоевавшая моё сердце и так же безмолвно исчезнувшая. Это было какое-то наваждение. Часто я потом бывал в тех краях, но никто и никогда не знал, и никогда не видел немую девушку по имени Оля. Она так и осталась загадкой.

Да, к слову сказать, места те не простые, много болот в округе не зря местность эту старожилы и по сей день побаиваются. Нечисть всякую порой в полнолуние видят, звуки разные, смерти прискорбные, неразгаданные.

Отмотаю назад, в раннее детство и безукоризненное, на мой взгляд, да и с точки зрения психологии, воспитание и становление личности. Кроме способности с увлечением изучать литературу, у меня проявлялся художественный талант. Возможно, талант, звучит довольно громко, и я обращусь к довольно скромным эпитетам. Да, я рано научился работать карандашом и у меня не плохо получалось смешивать краски. Не плохо получалось перерисовывать римских воинов, их Богов, батальные сцены, просто различных животных. Причём этому меня никто не учил.

Однако время шло и как это было принято, меня отдали в детский садик. Опять множество новых друзей, обеды, полдники, кефир с печеньем, после сна, общий с девочками туалет. Кстати, первый сексуальный опыт, если это так можно назвать, произошёл со мной именно в детском садике.

Как-то во время тихого часа, ко мне, спящему ребёнку, под одеяло залезла девочка. И с важным видом сообщила, что она должна что-то там проверить и, после этого, залезла ко мне в трусишки и что-то там делала ручками, причиняя мне огромный дискомфорт. При чём на следующий день она повторила экзекуцию, а на мои попытки прекратить эксперименты, была настроена решительно; “ Ты что, я должна посмотреть твою писю.» Говорила Света, так звали девочку. Это могло продолжаться не весть сколько, пока, каким-то образом, об этом узнала воспитательница и домогательства прекратились. Кстати сказать, имя Света, в последствии, носило для меня предвзятый характер, опять же без обид, дорогие Светы.

Иногда, когда родители были загружены работой, меня отправляли на несколько дней в Подмосковье, в такой же детский садик, только длительного пребывания. Это было очень живописное место, высоченные сосны, кристально белый снег. Я совершенно не скучал, как многие дети, напротив, наслаждался природой, радовался и веселился. Ночами перед тем, как заснуть, я слышал шум колышущихся деревьев и где-то далеко, убаюкивающий рокот летящего самолёта. Именно там, в такие моменты, уже засыпая, я увидел первые видения. Сквозь сон я видел вооружённых людей, закованных рабов, себя в роли освободителя, батальные сцены, сцены насилия. Надо отметить вполне взрослые, цветные видения, с чётким ощущением дежавю. Откуда? В эти моменты я впервые испытал чувство, похожее на половое возбуждение и именно тогда, среди десятка маленьких кроваток со спящими детьми, суровыми зимними ночами, я нашёл в себе безграничную силу и власть. Именно там, я ощутил себя взрослым человеком.

Правда и здесь не обошлось без курьёза. Как-то на прогулке, ко мне подошёл мальчик и с деловым видом выдал следующее; «А мне папа сказал, что ты не русский, и чтобы я с тобой не дружил…» Я не понял, почему именно папа этого мальчика запретил ему со мной дружить, но суть сказанного запомнил, чтобы выяснить у родителей.

Мама деликатно объяснила, что я на половину немец, по её, маминой линии и, что это идёт с Петровских времён, когда в Россию приглашали образованных иностранцев, для помощи в благоустройстве, строительстве, и тому подобное. Так же она просила не обращать на подобные высказывания внимания, не придавать этому значения. А отец просто махнул рукой: «Делом, а не словом докажешь, кто ты и на что способен! Стремись быть лучшим, сынок!»

Так, в доброте и детском восторге, рос, креп, развивался и потихоньку превращался из мальчика в юношу, Филип Штрих. Как-то летом, неожиданно для меня, мама с отцом задумали путешествие на автомобиле к морю. Резиновая лодка у нас была, как, впрочем, и всё необходимое, для путешествия «дикарём». Ну что же, сказано, сделано! Отцовские жигули были упакованы всем необходимым, а с зади, родители из пледов, одеял и подушек, приготовили для меня широкое и уютное спальное место, дабы я мог всю дорогу спокойно отдыхать в горизонтальном положении. В дорогу были собраны приготовленные продукты и рано утром, на рассвете, мы тихо выехали со двора и отправились в это не забываемое, не обыкновенное путешествие. Чем дальше мы отъезжали от Москвы, тем интереснее для меня открывался новый мир. Деревни, города, живописные опушки, неописуемой красоты пейзажи, бескрайние озёра. Это было потрясающе! Особенно запомнилась смена климатических зон. Где-то в районе Кубани, где вдоль дороги росли высоченные кипарисы, элегантные, будто постриженные, высокие и стройные тополя. Абрикосовые плантации, ореховые рощи, грушевые сады и, по всюду сказочное обилие вкуснейших ягод и фруктов. Всё это чудо никем не охранялось, и выглядело райскими пущами. Мы довольно часто делали остановки, разбивали стоянку, разбирали столик и стульчики, накрывали на стол и пировали. Все были счастливы!

Наконец мы добрались до моря. Чёрное, душистое море встретило нас ласковым шуршанием прозрачных волн о разноцветную морскую, вперемежку с ракушками гальку.

Родители сняли уютный дом, в так называемом частном секторе и мы, отдохнув от дороги, в полной мере зажили курортной жизнью, с частыми посещениями пляжа, но (!!!) в определённые для этого часы. Как правило утром и после трёх часов дня. С полуденным сном, южными обедами и вечерними прогулками. Нам очень понравилось и остались ещё и в общей сложности прожили около месяца. За это время я научился не плохо плавать, нырять с маской, задерживать дыхание под водой. Отец был профессиональным спортсменом и научил меня плавать разными стилями. Это был не забываемый опыт, который я в последствии развил и будучи юношей, заплывал в глубь моря на три, четыре часа туда и столько же обратно. И это без усилий.

Все, я, мама, отец, за время пребывания, на море, помолодели, и светились счастьем и здоровьем. Разумеется, мы загорели и стали похожи на афроамериканцев, только цветом кожи, наши русые волосы, а они были таковыми у всех, выгорели на солнце до белого, соломенного цвета.

Однако и здесь, не обошлось без казуса. Жизнь, как бы преподносила Филипу урок, за уроком, показывая всю многогранность человеческой жизни.

Как-то раз, совершенно случайно, оставшись не на долго на людном пляже один, я сидел в панамке и любовался морским пейзажем. Солнце, морской ветерок, лёгкий шум волн, не спешно перекатывающих гальку, убаюкали, и я практически дремал.: «Привет!» Разрушил, разрезал, эту курортную идиллию, мужской голос. Я повернулся в сторону говорящего и увидел худощавого, темноволосого, довольно молодого мужчину. Тот улыбнулся, показав ровную дырку на переднем зубе. Это было настолько правильной формы отверстие и в таком месте, что не могло не привлечь внимание. Улыбка сразу не понравилась и насторожила. «Привет!» Бойко ответил я. Продолжая улыбаться, незнакомец завёл разговор: «У меня сынишка, то же как ты, ну… в смысле то же твой ровесник, где-то здесь бегает, в розовых таких плавочках, шустрый, такой, голубоглазый, прямо как ты… Не видал случайно? В розовых таких плавочках, с якорьком?…» Не унимался незнакомец, тыча пальцем себе в пах.

Всё эта ситуация, мужчина, вопросы, дырка в зубе, улыбка, и всё остальное вызывало чувство близкой опасности. Ведь дядя не спросил: “ Где раздевалка?» Или что-нибудь подразумевающее простой и короткий ответ. Нет! Этот и выглядел мерзко, и подсел, как-то странно, приблизившись бочком и не унимался с вопросами. “ Аааа… Значит не видал… А что ты один отдыхаешь, местный наверное?» “ Да.» Соврал я, «Но я не один, ща пацаны придут, за газировкой побежали!» Опять соврал я и по реакции собеседника понял, что сказанное сразу провело, между нами, невидимую границу. Я немного успокоился, а незнакомец заметно занервничал и заёрзал на песке. “ А… Пацаны говоришь… Ага, ну ладно тогда. Ты моего сорванца увидишь, передай, пущай домой бежит!.. Ага… Так ему и передай! А его Серёжка зовут… Ага… А ты сам то, что вечером делать собираешься? Может часов в семь подойдёшь сюда, мороженным угощу. А то жена у меня ушла, плохо чего-то… Понимаешь?!!» Неожиданно закончил фразу мужчина и посмотрел на меня диким, звериным взглядом. “ Да, конечно, приду, мороженое я люблю.» Как ни в чём не бывало ответил я. “ Ну вот и хорошо!» Широко улыбнулся незнакомец, на этот раз показав и дёсны. Немного поёрзав на песке, оглядываясь по сторонам он встал и как-то очень быстро, украдкой, удалился. Больше я его не видел, как, впрочем, и его предполагаемого сына и родителям ничего не рассказал. Это, как и многое другое осталось со мной, в нутре, как очередной кроссворд, как ещё один ключ к человеку, к какой-то не правильной, не здоровой его душе.

Так, понемногу, по чуть-чуть, к Филипу приходило понимание, что в этом добром, светлом мире людей, есть и другие, от которых исходит какая-то не понятная, скрытая опасность. Тому были реальные подтверждения и их уже собиралась не большая коллекция.

В остальном отпуск на Юге, прошёл замечательно. Мы на прощанье расцеловались с хозяйкой нашего кемпинга и отправились домой, в Москву. Когда мы ехали по трассе, нас обогнал мотоциклист. Отец мотнул головой, в сторону уезжающего в даль, на высокой скорости водителя и тихо посетовал: «Быстро идёт, не к добру, да ещё солнце в глаза…» Мы проехали еще довольно долго и из далека увидели на отражающемся от асфальта солнце, то, что осталось от мотоцикла и его водителя. Это было зрелище за гранью реальности. От красной мокрой груды тряпок и частей человеческой плоти, в разные стороны, как по спирали, растягивались кровавые кусочки водителя, в стороне валялся почему-то расколотый ровно пополам шлем, по одаль я увидел ботинок. Мать прикрыла мне глаза ладонью, и мы медленно, молча проехали место чудовищной аварии, унесшей жизнь человека.

Мой эмоциональный фон был, как мне казалось, стабилен. Я не ужаснулся обилию органических останков и крови, ещё недавно составляющих не делимое целое, тело человека. Мне было чертовски жаль этого парня, поверившего в силу двухколёсного транспорта. Поверившего, в то, что на двух колёсах можно ездить гораздо быстрее и безопаснее чем на четырёх. Ведь он так лихо нас обогнал. И всё же опять весь отчёт о случившемся, со всеми подробностями, записался в мозгу, дополняя коллекцию Светлого и уже слегка различимого Тёмного. И с этим нельзя было ничего поделать.

Учёба в школе мне нравилась, я не помню каких бы то ни было трудностей с изучением предметов. Всегда удивляли одноклассники, которых учитель просил ответить на тот или иной вопрос из программы, а он или она, в ступоре, ссутулившись стоя у края парты не в состоянии были издать хоть какой-то звук. Кстати сказать, иные прости господи бездарности, как раз из описанных выше, добились потом, в так называемых «Лихих девяностых» в материальном смысле очень хорошего достатка. Да, были и те, которые не раз оставались на второй год и, кстати то же преуспели. В то же время несколько отличников из моего и соседних классов, покончили жизнь самоубийством. Это лишь одно из доказательств известной фразы, что страной может управлять и кухарка.

А вот людей вокруг Филипа становилось больше и больше. Я притягивал друзей, знакомых, и желающих быть рядом, это была черта моего характера. Я всегда находился в гуще событий, среди друзей и приключений.

Помню школьные игры в фантики и вкладыши из-под жевательной резинки. И, монеты, а затем и знаменитую «железку», уже в старших классах. Правда никогда не понимал, в чём прикол, от пустых обёрток, однако я играл. Если честно без азарта. Что-то выигрывал, что-то проигрывал. Надо отметить, мне повезло и страсть к азартным играм меня миновала. То есть я с детства был равнодушен к возможности, как правило мифической, что-либо заработать на азартных играх. Соответствующее отношение было и к Казино. Кстати, это спасло меня от возможных лёгких растрат в эпоху азартных игр. Хотя спасение это всё же не стопроцентное. Один раз я проиграл-таки довольно неплохие деньги.

Было это в одна тысяча девятьсот девяносто восемьдесят девятом году, в Москве. Жаркий июльский день близился к вечеру, мы сидели у Люгера, на Плетешковском, курили шмаль, слушали Dead Cannady’s, прикалывались и, как всегда, были шумными и весёлыми.

Представлю ребят; Люгер, он же Феликс, он же Феликс Паршивец, хозяин большой, трёхкомнатной квартиры, в историческом центре столицы. Центровой чувак, род деятельности-ВСЁ, от Буры до Бокса. Высокий, худощавый, лохматый, с вьющимися волосами, всегда модно и стильно одетый, при бабле. В недавнем прошлом панк, но не тот, что плюёт на себя и пьёт из грязной, уличной лужи, нет, панк по убеждениям, частично по образу жизни, музыке, приоритетах. Любитель кича, рваных Джинс, Сида Вишес, P.I.L, The Residents, The Cure и далее по списку. Был замечен на тусах с ирокезом. На задворках СССР хороший человек, учился в школе на четыре и пять, из интеллигентной семьи. После смерти Леонида Ильича Брежнева, нигилист, а в последствии, с приходом Михаила Сергеевича Горбачёва и далее вовсе социопат. Трагическая смерть поймает его в лагере общего режима пол Тамбовом, где он будет отбывать свой десятилетний срок за торговлю героином. Он не примет правила игры и там, в зоне. Администрация отпишется, указав самоубийство, как причину смерти, дело тёмное, говорят не обошлось без помощи зеков. Но, повторюсь человек хороший, по крайней мере таким должен был остаться. Запомни его, дальше он часто будет фигурировать в самых фантасмагорических действиях и ситуациях. Да и вообще личность одиозная.

Ян Лашкевич, Гроб, он же Ян, он же Пыль, он же Махно. Не высокого роста, русый, с утиными плечами, откляченным задом, щуплый, но очень дерзкий, с завышенной самооценкой. Вызывающего поведения, в изменённых сознаниях (алкоголь или наркотики) не контролируем. За что был часто бит, иногда очень жестоко, от того лицо в шрамах, нос приплюснут. Мелкий с большими и разбитыми кулаками. Род деятельности – Всё, от Буры до Бокса. Имел связи в хороших московских гостиницах типа» Интурист», от того, хорошо стоял по деньгам. Погоняло Гроб, получил от сокамерников в Ленинградской тюрьме Кресты, где отбывал срок за хулиганство. Мастерил что-то из фирменного рыбного тюремного супа, точнее из выловленных рыбных костей, всякую кладбищенскую хрень. Вот и прозвали Гроб. Да, заядлый игрок, выпивоха, слаб до наркотиков и женщин. С этим парнем всё сложно, тоже человечек не плохой, но его «накрыло» ещё в детстве. Отец военный, прапорщик, мама домохозяйка. Родился Ян где-то в Киргизии. Отец злоупотреблял алкоголем и бил мальчонку, однажды, в пьяном безумии папа Яна, на его глазах ударил табуреткой по голове, а затем изнасиловал на кухонном столе маму, чем нанёс ребёнку серьёзную психологическую травму, которая периодически давала о себе знать. В общем и целом, Ян у нас с «закрытым забралом» пожизненно. Но то же, как не крути жертва «Рок энд Ролла». Далее всё как положено, фирменная, с иголочки одежда, деньги, девочки, в общем чувак себе ни в чём не отказывал. На фоне вышесказанного, в этом человеке уживалась харизма и бешенный кураж. Не раз устраивал веселье и движуху там, где это не ожидалось за что его и принимали. Главное, чтоб не пьяный. В период Ельцинского правления Ян круто разбогател, обзавёлся семьёй, фотомодель жена принесла ему сына. В двухтысячном его, спившегося и омерзительного до смерти забьют случайные собутыльники, такие же опустившиеся на самое дно, убьют, а потом выбросят обезображенный труп в окно.

Был ещё Бёрнс, он же Александр. Старше нас лет на десять, центровой утюг. С уголка. Гостиница «Националь» – это его второй дом. Род деятельности валюта, валютные операции, антиквариат и камни, контрабанда и тому подобное. Выглядел Александр как голливудский актёр. Очень дорого, не просто хорошо и с иголочки, а именно очень дорого одет. Скрытен, малословен, не особо разговорчив. Знал несколько иностранных языков. Игрок. Через год-два, свалил из страны во Францию, с богатой дамой и больше о нём никто и ничего не слышал.

Да и конечно же я, Филип, ваш покорный слуга.

В общем прекрасный вечер, настроение, музыка, обстановка. Все при деньгах и при баулах с фирменной одеждой, кишками, с ударением на первое и. Маленький экскурс в историю, для тех, кто родился позже. Так вот, представьте город, в котором нет магазинов. Вы хотите купить скажем зимние ботинки, те, что случайно увидели на киногерое или в фирменном журнале, а их нигде не продают. Это касалось, любой одежды, парфюмерии, галантерейных товаров, электротехники. И были счастливые люди, которые знали Бёрнса, Яна или Феликса и немногочисленную тусовку. Они звонили и делали заказ на тот или иной товар, и мы этот товар доставали. В итоге все были счастливы. Мы и были этими магазинами, бутиками, возможностью модно одеться и просто купить практически любую дефицитную вещь. Очень часто, чтобы не тратить время, мы носили что-то с собой, Москва была крошечной и зайдя к тому или иному челу (человеку) можно было совершить несколько продаж. Прошу не путать с курьерами, коммивояжёрами и тому подобным. Всё, абсолютно всё было другое. Пустое пространство и мы, как луч света в нём. В общих чертах как-то так.

Так вот, сидим мы и у каждого по такому баулу, наполненному качественной, импортной одеждой. У каждого солидная сумма валюты и рублей. И тут Ян, как ни в чём не, бывало, берёт со стола колоду карт и обращается к нам: «Ну что, может перекинемся?» «Давай!» Подхватил Феликс, «В Бур козла, нас как раз четверо!» «В Бур козла так в Бур козла! Погнали!» Азартно прошептал Ян, шустро перетасовывая колоду.

В тот вечер мы засиделись до рассвета. Было весело! В общей сложности я оставил около трёх тысяч долларов, своих и чужих денег. Да, всё осело у Гроба! Ему вообще везло в карты.

С тех пор я вообще не играл на деньги. А Ян, сука Гроб, ходил у меня на мушке.

Школа, учёба, поведение, всё было безукоризненно! До пятого класса я был отличником. Ну может одна-две четвёрки в году. Прекрасно рисовал, занимался в секции настольного тенниса, куда меня отдал отец, чтобы развить хорошую реакцию. Так, собственно, и произошло, я стал одним из лучших и подающих большие надежды, теннисистом. За мои успехи в спорте, родители подарили мне ракетку Баттерфляй. Её специально для меня выписали из Японии в Гонконг, откуда и привезли в Москву. Такой ракетки не было даже у моего тренера международника. Теннис, конечно, хорошо, но успехи и перспективы в дальнейшем меня не впечатляли. Я стал присматриваться к восточным единоборствам, боксу. Подумав, я остановил выбор на боксе и поделился своими соображениями с папой. Он внимательно выслушал и ответил: “ Хорошо, для мужчины важно уметь хорошо владеть кулаками, но имей в виду, на освоение техники бокса у тебя только один год, а дальше будешь изучать Дзюдо. Голову беречь надо сынок, старайся её не подставлять на тренировках. Борьба, тем более Дзюдо тебя многому научит, можешь заниматься всю жизнь».

Я поблагодарил раздосадованного новостью о своём уходе тренера по теннису и, через две недели уже тренировался в секции по боксу, где опять старался быть лучшим, как учил отец, что у меня не плохо получалось.

По-прежнему я был добр, вежлив, дружелюбен и доброжелателен с окружающими людьми. Таким я родился, таким меня воспитали родители. Они тщательно оберегали меня от любой негативной информации. Даже профессиональная деятельность отца была очень хорошо замаскирована. Хотя я понимал, что за ночными звонками и неожиданными командировками, после которых он возвращался каким-то опустошённым и другим, скрываются очень важные дела. Да, командировки из которых он возвращался иногда как ребёнок добрый и открытый, а иногда наоборот, холодный, не многословный, тихий и вместе с этим очень сосредоточенный.

У папы никогда не менялся тембр голоса, интонация. Речь всегда была ровная, в одной звуковой тональности. Он звучал очень убедительно. И да, я никогда, ни разу в жизни, не видел отца в изменённом сознании или попросту говоря выпившим, а уж тем более пьяным. Хотя застолья у нас дома были не редкостью, и он не отказывал себе в удовольствии пригубить коньяку или выпить немного хорошего вина. К слову сказать я вообще в первые увидел пьяного мужчину в шестом классе, в автобусе, возвращаясь с тренировки домой. Увиденное ужаснуло, вызвало отторжение и запомнилось.

Вообще место работы отца не принято было обсуждать, так же, как и то, что именно входило в график его рабочих обязанностей. Это была серьёзная семейная тайна, о которой не принято было говорить. Но я чувствовал, что то, что он делал, было как бы за гранью обычного мира. От отца исходила энергия какой-то запредельной и, если угодно, ужасающей свободы. Это проявлялось во всём. В незначительном, указывающем на тот или иной предмет движение руки, в одобрительном кивке головой, во взгляде, манерах, лёгкой походке.

Я же, будучи сыном этого человека, видел и чувствовал во всём этом что-то очень страшное. Нет, не то, что пугало или могло меня испугать меня, нет, это было на интуитивном уровне. Отца отделяла от обычных людей не пропасть, а вселенная.

Мама же напротив была и есть воплощение ангела во плоти. От неё густо исходили флюиды добра, справедливости, любви и тепла.

Бытие

Человек должен быть порядочным, это осуществляемо в любых условиях и при любой власти. Порядочность не предполагает героичности, она предполагает не участие в подлости.

Фазиль Искандер.

В пятом классе я впервые в жизни увидел смерть человека. Это не было похоже на то, что я видел в Крыму на автомобильной трассе с мотоциклистом. В этот раз всё произошло на моих глазах и это был не несчастный случай, а как я потом узнал, самоубийство.

Дело было зимой, к тому времени отца с нами уже не было, он погиб при загадочных обстоятельствах в Африке, как нам сообщили в Конго. Мы с мамой переехали в Сокольники, в новый современный, многоподъездный и многоэтажный кирпичный дом. На одиннадцатый этаж. Новая школа, новые друзья, новые ощущения, новая территория, новая, как верилось жизнь.

Да, кажется, это был февраль. Мы с мальчишками, моими одноклассниками катались за домом на перевёрнутом автомобильном капоте с обледенелой горки. Это, по сути, был котлован строящегося под углом к нашему, нового дома. Песчаная, замёрзшая, заснеженная и обледеневшая горка. Нас было трое, Андрей Старостин, Серёга Конев и я. Уже темнело, шёл лёгкий снег, было прохладно, но не холодно и мы наслаждались лихо придуманной затеей, приспособить капот от «ЗИЛа», это основной грузовой транспорт в те годы, в качестве спускового средства с обледенелой горки. Капот был большой, вместительный, и практически новый. От куда он взялся я не помню. Мы просто взяли и перевернули его, в результате получилось некое подобие большого и вместительного полтаза. Мы затаскивали его на вершину горы, тащив за верёвку, глянцевой стороной по льду, затем двое располагались в нутри, а третий с разгона запускал нас с толкача в низ, на бегу заскакивая, и мы с радостными криками и визгом неслись по обледенелым ухабам в низ, с шумом и грохотом да ещё и на бешенной, как казалось, скорости.