Моя неугомонная Марта

Звали ее, допустим, Клавдия. Сейчас уже никто не помнит этой несущественной детали. Было ей лет пятьдесят пять – шестьдесят. Трудилась она неплохо, а именно: смотрела за ребенком, готовила полуфабрикаты, слегка убирала пока ребенок спал. Гулять с малышом в ее обязанности не входило, поэтому вся ее работа происходила внутри квартиры.

Как-то в один драматический вечер мы возвратились с Мартой из университета вместе, и я зашла на часик к ним посидеть, попить чаю. Открыв дверь, мы услышали, как муж Марты почти кричал:

– Отцовские яйца – это святое!!!…

– Господи, что это там происходит? – спросила я.

Войдя на кухню, где шел, как оказалось, серьезный разговор с Клавдией мы поздоровались.

– В чем дело? Что за шум здесь? Что происходит? – это уже Марта интересовалась…

Пурпурно-красная Клавдия стояла посреди кухни и что-то бормотала.

– Она позарилась на отцовские яйца!!! – выкрикивал муж Марты. – Она подняла руку на самое святое, что у меня есть! Она могла бы попросить, и возможно, я бы сам ей дал! Так она решила исподтишка этим воспользоваться!

Марта поняла все сразу, а я – через минуту.

Из Краснодарского края прислали небольшую посылку с домашними яйцами и салом. Пять-шесть килограммов родительской любви и заботы.

Клавдия воровала и яйца, и сало. Муж, неожиданно тихо придя с работы, поймал ее с поличным, когда она засовывала это себе в сумку.

Надо сказать, что сырые домашние яйца были ностальгическим лакомством краснодарского парня. Любовь эта передалась от отца, который занимался разведением кур. Фраза «отец выслал свои яйца» часто употреблялась в этой семье…

Клавдия была уволена мгновенно…

Третья няня оказалась добрейшей религиозной женщиной, которая пекла пироги и ходила с детьми на церковные службы. Светлана Ивановна! До сих пор вся семья ее вспоминает и благодарит. Она помогала воспитывать двух детей моей сестры не только во время учебы в университете, но и после…

Итак, с новым дипломом специалиста по международным банковским операциям Марта входит уверенной походкой на прием к управляющему самого большого банка Санкт-Петербурга и рассказывает о себе. Управляющий сам звонит в отдел кадров и советует взять у нее заявление. Через две недели ей уже предлагают работу. Это неслыханно!

Вот только воспользоваться этой возможностью Марте не удается. Маленькая дочь заболевает так серьезно, что перекладывать ответственность за ее выздоровление на няню уже нельзя – приходится жертвовать своей карьерой.

Далее все продолжилось по прежней схеме: духу Розалии не хватало масштаба, а Марте соответственно – нагрузки на мозг. Отсюда возникают новые проекты. Все они разрабатывались, а некоторые даже тестировались, с таким расчетом, чтобы сестре можно было большую часть дня находиться с ребенком и иметь свое расписание…

Частный детский сад: составлен бизнес-план и программа развития детей дошкольного возраста, развешены объявления на столбах о приеме в частное заведение – телефон уже обрывают родители, желающие отдать своих детей на воспитание!.. Дело упирается в несовершенное законодательство и Марта расстается с этой идеей.

Шампиньоны вытесняются детским садом, детсад – прачечной, а прачечная – пекарней.

Годам к тридцати пяти у Марты проснулась страсть к испанскому языку.

Целый год она ездит в университет на курсы. Летом решает учить язык в Испании и вместе с детьми отправляется в какую-то школу в Малаге. Через месяц жизни на Средиземном море Марта заговорила по-испански.

Если вам случится общаться с ней, то вы никогда не заподозрите, что эта женщина замужем и уж тем более, что у нее есть дети. Она настолько увлечена разными идеями и их детальным и красочным истолкованием, что у людей, особенно мужчин, часто возникала иллюзия ее полной свободы от семейного быта и каких бы то ни было обязательств. Несколько раз ей даже по ошибке делались предложения выйти замуж.

Она всегда могла говорить о чем угодно, только не о детях и кулинарии. Попадая в общество, где ценились разговоры о детях и еде, Марта скучала, не желая поддерживать ничтожную для нее тему. Если вдруг спрашивали сколько лет ее девчонкам или в каком они классе – сестра, подсчитывая в уме и загибая пальцы, выдавала результат. Заботливые матери, зная возраст своих детей с точностью до месяца и дня, думали, что у нее плохо с головой. Не самые догадливые с осуждением в голосе говорили: «Тебя жалко! Дети приносят такую радость! Ты столько теряешь!..» У Марты даже не возникало желания что-то отвечать. Обычно в этом обществе ее уже не видели…

Совсем недавно, я лично слышала, как сестра в разговоре по телефону спросила у своей старшей дочери сколько той исполнилось лет…

Нет, Марта знает, конечно, примерно…, но с точностью до плюс-минус два года. Когда же дочь назвала свой возраст, Марта серьезно спросила:

-Ты уверена?..

Она снова стала загибать пальцы…, потом нехотя согласилась:

– Хм…, странно… Мне казалось, тебе должно быть меньше…

Теперь, когда дети закончили школу и учатся в университетах, следить за изменением их возраста стало труднее…

Концепцию кулинарии она не приемлет.

По ее теории: готовка пищи не дает духовного роста. Слишком много драгоценного времени уходит на то, чтобы потом уничтожить продукт производства всего за десять минут. Кроме того, любой человек может научиться это делать. В доказательство, Марта досконально изучила теорию выпечки пирогов, потом неделю практиковалась дома. Кульминацией стала дождливая октябрьская пятница, когда сестра напекла несколько разновидностей кулебяк, пирожков и булочек. Со словами: «Я совершила человеческий подвиг!», она разложила хлебобулочные изделия на самом большом столе, усадила там же детей и мужа. Внезапно сделала фотографию.

Действительно, зрелище было чудесное, а пироги – вкусные!

Отослав сладкую картинку взволнованной свекрови, которая была твердо уверена, что ее сына морят голодом, Марта навсегда похерила это занятие…

К середине девяностых годов, когда бандитизм, передел собственности, разорение заводов и предприятий, обнищание народа достигли своего пика, у Марты появляется непреодолимое желание покинуть Россию. Она собрала небольшой семейный совет и предложила своим братьям и сестрам начать эмиграционный процесс. Марта была так убедительна, что результатом этой сходки явилось то, что в течение шести лет четырем семейным парам потомков Шулейкиных, включая меня и Марту, удалось легально переехать в Канаду.

Началась новая эра. Жизнь разделилась на две половины – до отъезда и после.

По-разному складывалась судьба у родственников. Что касается Марты, то она влилась в новое общество легко, не испытав никакого, обещанного знатоками эмиграции, культурного шока. Немного подучив английский, который не уходил из ее жизни с тех пор, как она ела блины с мормонами, сестра занялась недвижимостью.

Внеся сорок тысяч долларов – все что было привезено из России – на покупку старого таунхауса, сестра окончательно взяла в свои руки управление семейными деньгами.

Привычка рисковать и быстрое осознание того, как работает система кредитного рычага, привели к тому, что Марта погрузилась в океан спекуляции недвижимостью и чувствовала себя в нем даже не как простая рыба, а как акула. Апартаменты, дома и таунхаусы мелькали в ее руках, как карты в руках иллюзиониста. Наконец-то процесс покупки, владения, ремонта и продажи приобрел необходимую грандиозность…

Одновременно с этим она поступает в хор при Даглас колледже и поет Мессию Генделя и Реквием Моцарта. Попутно с заупокойной мессой и ораторией о помазаннике божьем сестру увлекает зажигательная латиноамериканская сальса, и она занимается ею шесть лет. Логическим результатом стала поездка в Майами на международный сальса-конгресс. Приняв участие в соревнованиях танцоров-любителей, она притащила из Флориды метровый кубок за третье место и договор на покупку какого-то дома.

– Я не могла пройти мимо такого шанса! В Америке лопнул пузырь недвижимости и взять то, что лежало и никому не было нужно, стало моей задачей. – как-то смутно и замысловато цитируя селекционера Мичурина, сказала Марта.

Мы сидели у нее на террасе, любовались тихим живописным прудом, которым сестра очень гордилась и обмывали по старой русской традиции новоприобретенный американский дом.

– А когда ты нашла время на покупку?! – спрашиваю. – Ты ведь всего десять дней там была!

Хотя, чему я удивляюсь? За несколько лет до поездки в Майами Марта так же съездила отдохнуть в Мексику. Через две недели вернулась с купленной квартирой в Плая-дель-Кармен…

– Так я же всегда заранее ко всему готовлюсь. – ответила она. – Прогуглила всю Флориду! Выяснила цены и поняла, что оригинальнее места, чем Ки-Уэст я не найду. После конгресса взяла в рент машину и поехала туда – это близко. Сама дорога – уже бесподобное приключение! Что-то совершенно фантастическое! Представляешь, там в Ки-Уэсте у меня рядом на соседней улице – дом Хемингуэя! Я к нему заходила…

– А самого Эрнеста что ли не застала?

– Там вообще чудно! – не обращая на меня внимания продолжала Марта. – Маяк старый – живописный такой! Петухи по улицам ходят, как в деревне, только яхты везде припаркованные стоят. Надо будет тебе как-нибудь туда съездить.

– Странно, – заметила я, – когда-то я уже слышала эти разговоры про маяк и про деревню. Ну да, точно! После Мексики ты так же упивалась и маяком, и петухами!

– Хм…, действительно… связь просматривается. В Плая-дель-Кармен тоже есть маяк – вернее их там два. Это такая прелесть! Деревушка маленькая, рыбаки по утрам с лодки омаров продают, а главное – два маяка: старый покосившийся и новый – рядом. Это так поэтично!

Она снова стала вспоминать свой первый визит в страну индейцев майя…

Марта гордо посмотрела на свой кубок. Теперь, когда танцевальный Олимп был взят, ее должно было развернуть в противоположную сторону.

Интересно, куда же потянет ее беспокойная Розалия?

И вдруг, как будто прочитав мой внутренний вопрос, она заявила:

– Меня почему-то последнее время стало тянуть в небо! Летать!

– Да ты что, с ума что ли сошла?! За каким тебе это надо?! Это же опасно! – забеспокоилась я.

– Послушай, я, в отличие от тебя, не боюсь летать на самолетах! У меня давно руки тоскуют по штурвалу! «Есть одна у летчика мечта – высота, высота!» – пропев эту старую песню, сестра отчалила в свою комнату на покой.

Белое вино плавно погружало ее в сон. К ночи холодало, от пруда шла сырость, и я, насладившись уединением и тишиной, тоже пошла спать…

И вот почти два года Марта учится в летной школе Лэнгли Британской Колумбии. Напоминаю, все это происходит одновременно с церковным пением, горячими танцами и активной торговлей недвижимостью!

Наконец, сдав все экзамены и налетав необходимое количество часов на двухмоторном самолете Cessna и поплавковом гидроплане Beechcraft, она получила лицензию. Марта стала летчиком!

«Изрядно пошвыряв свою физическую оболочку, мятущийся дух Розалии Люксембург нашел-таки успокоение. Через четырнадцать лет жизни в Канаде бывшая швея-мотористка, провизор, специалист по международным банковским операциям, водолаз-спасатель, дизайнер, хористка и, наконец, летчик – она превратила скромные сорок тысяч долларов в три с половиной миллиона торгуя только собственной недвижимостью.

Марта владеет квартирами, землей и домами в разных странах на трех континентах…» – примерно на этой стадии жизни сестры я планировала закончить рассказ о ней… Неожиданно, в окне своего айфона я увидела ее лицо.

– Привет, Янка! Хочешь открою тебе тайну?

– Зачем?.. – коротко спросила я.

Мне было некогда. Сестра отвлекала меня от написания рассказа о ней самой!

– Главное, никому пока не говори! Я уже не могу одна носить эту информацию!

– Я склоняюсь к тому, чтобы ты не открывала мне тайну…

– Ой, ну и зануда ты! Я все равно скажу! Я прошла второй отборочный тур!

– Куда на этот раз?.. В реалити шоу по выживанию на необитаемом острове? – съязвила я.

– Ты почти угадала!.. Пару лет назад я подала заявку на отбор в группу колонистов Марса! Есть шанс, что я буду первым человеком, ступившим на красную планету!!! Я прошла второй тур!!! – почти кричала Марта.

– Господи!.. – только и смогла выдохнуть я, на что айфон радостно запел «Аллилуйю» Генделя:

– А-а-ллилуйя!.. А-а-ллилуйя!.. Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилу-у-уйя!..

НАВСЕГДА!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

День Канады приближался.

Вдобавок к почитаемому и любимому населением гражданскому празднику, когда в середине лета вдруг чуть ли не на неделю жителям всех провинций и территорий Канады являлся отпуск, муж возвращался с работы, где он провел почти два месяца. Именно поэтому в этот июньский день я хладнокровно покупала для него по заготовленному списку коньяк, виски, ром, водку, портвейн и сухое вино. Да, все сразу… Идеальные жены все-таки существуют.

Флегматично набрав целую корзину алкогольного разнообразия, я устало ждала своей очереди и размышляла о том, что уже очень давно стеллажи заморских и отечественных горячительных напитков не вызывают у меня никакого интереса! Увы, но я не люблю ходить в винные магазины!

Нетерпения откупорить красивую бутылку и попробовать красное тягучее вино или экзотический коктейль у меня нет. Я не испытываю желания повертеть золотисто-медовую поллитровку в руках, ощутить ее прохладу или помечтать о том, как вдруг окажется, что я нашла новый сладчайший и дурманящий нектар… Этого ничего нет!

– Предъявите документы, пожалуйста. – прервав мои мысли, женщина-кассир пристально и с сомнением смотрела мне в глаза.

Я смутилась. Документы?.. Похоже, меня опять заподозрили в каком-то преступлении!

Каждый раз, выходя из магазина, я ожидаю получить обвинение в воровстве или еще бог знает каком злодеянии. Началось это в Питере, в далекие студенческие времена, когда кассирша универсама на проспекте Испытателей набросилась на меня, как волк на ягненка. Она инкриминировала мне кражу двух куриных яиц. В момент, когда я подошла для расчета, кассирша, напугав меня до смерти, вдруг истошно закричала каким-то индюшачьим голосом:

–Люда! Люда! Иди сюда! Здесь кража!

Воинственной даме не приходило в голову, что покупатель, который положил весь товар в корзину и предъявил его к оплате, не является вором. Он может оказаться бездарным иллюзионистом, слепым, неграмотным, но никак не яйцекрадом-любителем.

Пара сотен ленинградцев и приезжих с временной пропиской, которые мечтали когда-нибудь тоже добыть себе постоянную регистрацию в городе на Неве, с любопытством и удовлетворением наблюдали, как поймали незадачливого расхитителя. При этом преступник смирно стоял у кассы с кошельком в руках и ждал своей участи. Пришла толстая Люда и, изображая из себя закон, спросила тоже громко, но по-деловому коротко:

– Давно воруем?

То есть, в принципе, уже все вокруг знали, что я ворую и ворую давно!

Кассирша кричала:

– Я пересчитала яйца у нее! Там двенадцать штук!

Раньше по правилам магазина надо было самим накладывать в пакет яйца. Их продавали только десятками. Вероятно, я обсчиталась, начав счет парами, а потом перейдя на штуки…

Меня отвели в какое-то подсобное помещение, предварительно отобрав яйца, сняли копию со студенческого билета и пообещали, что сообщат о моих криминальных наклонностях в родной химико-фармацевтический институт…

Кассирша из Ванкувера была значительно вежливее питерской коллеги. Она терпеливо ждала…

На всякий случай я проверила взглядом свою корзину…

– Зачем вам мои документы? – спрашиваю.

– Я должна убедиться, что вы достигли двадцати одного года. – твердо сказала она.

Как и во многих странах, закон здесь не разрешает отпуск спиртного людям, не достигшим алкогольного совершеннолетия.

Я стояла и глупо улыбалась… Мне было сорок три года. Машинально я оглянулась на очередь: нет, никто больше не улыбался, значит это не розыгрыш. Все они хотели знать – достигла я совершеннолетия или нет. Все хотели, чтобы закон строго соблюдался! Они жаждали справедливости…

С гордостью я показала водительские права… Смятение на лице продавщицы легло маслом на мое женское самолюбие. Взгляд женщины выражал беспомощность и немой вопрос. Как бы пытаясь оправдаться, она смотрела то на людей в очереди, то на счастливую жертву своей ошибки.

Никогда больше я не чувствовала себя такой счастливой! Ни один мужчина не смог мне сделать более достойный комплимент, чем эта, стопроцентно беспристрастная продавщица вино-водочного магазина!

Моя моложавость ей казалась юностью! Это ведь то, чего я добивалась все эти годы! Быть здоровой и выглядеть юной!

Эх, как бы потрясающе это было, если бы сама природа подарила мне отличные гены, здоровье и способность к омоложению! Но нет! С самого начала эта природа имела что-то против меня…

Родившись слабым и невероятно мелким ребенком, я никогда не давала надежды на то, что из меня может выйти хоть какой-то толк!

Под толком подразумевалось: ученик, спортсмен, музыкант, космонавт, жена, служащий, рабочий или, в конце концов, просто гражданин! И хотя уже с пяти-шести лет на вопрос «Яночка, кем ты хочешь быть, когда вырастешь?» я застенчиво и туманно отвечала: «Композитором!». Все понимали, что композитором мне не быть…

Вскормленная антибиотиками, до пятнадцати лет я мучилась постоянными недомоганиями и расстройствами, перечислять которые скучно даже мне самой.

Долгие годы я считала, что у человека регулярно должна идти носом кровь. У меня она шла почти каждый день, и я не помнила времени, когда бы этого не происходило. Стоишь, бывало, дома, смотришь в окно и вдруг отмечаешь про себя: «Ага, кровь пошла.» Продолжаешь смотреть в окно. Потом спокойно идешь в ванную за ватой. Весь пол залит кровью, как будто здесь произошло жестокое убийство… Час ходишь по дому с ватными тампонами в носу. Занимаешься своими делами, делаешь уроки, а тампоны все еще там. Проходя мимо зеркала, видишь все те же тампоны в своем носу и идешь куда шла, не вынимая их… – смысла нет. Может снова пойти кровь…

Носовые кровотечения исчезли сразу же, как только моя семья переехала из Волгограда, где я родилась и жила до двенадцати лет, на Курилы. Занятно, что после такой подготовки, я вступила во взрослую жизнь с безразличным отношением к виду крови. Родители завели подсобное хозяйство на острове, и я бесстрастно рубила головы курам и петухам, когда приходила пора варить суп. Неожиданно из категории слабых жертв я вдруг переместилась в категорию хладнокровных домашних палачей.

Продолжая о здоровье, вспоминаю, как мистически обстояли дела с ночным энурезом. И это было не просто безобидное детское недержание мочи лет этак до пяти-шести. О нет! Это был настоящий, солидный и добротный энурез почти двенадцатилетней девушки!

Пару раз меня с риском отправляли в пионерский лагерь.

Содержанию моего багажа при этом мог позавидовать любой взрослый россиянин. Чемодан был забит вяленой воблой! Пиво, правда, отсутствовало…

Моей задачей было съедать хотя бы половину одной рыбины перед сном, чтобы ночью соль крепко удерживала воду в теле. Пить уже после этого я не имела права! Вобла не всегда срабатывала…

Энурез также таинственно и бесследно исчез, как только меня перевезли на Курилы.

Переезд на остров с другим климатом и чистым, незагрязненным заводскими выбросами воздухом положительно отразился лишь на носовых кровотечениях и ночном недержании мочи. В остальном же я продолжала быть изнуренной доходягой.

Я теряла сознание часто и почти регулярно. Мне все время было плохо, слабость одолевала меня уже с середины дня.

Как-то к шестнадцати годам я захирела настолько, что не вставала с кровати две недели подряд. С трудом меня довели до поликлиники, чтобы выяснить почему же не наступает, пусть хоть и временное, но все же выздоровление.

Увидев в очереди на приеме мое слабое, но почему-то сияющее как солнце тело, врачи и медсестры быстро забегали по коридору, изумляя и даже пугая больных своей внезапной живостью. Ко мне поднесли зеркало и выяснилось, что я – лимонного цвета. После этого простого действия меня уложили на каталку и изолировали от остального населения с диагнозом – гепатит! Странно, но – факт: дома моя яично-канареечная желтизна не была замечена вовсе.

«Единственный случай заболевания гепатитом на два Курильских острова с населением более шести тысяч человек!». Эта фраза, как газетный заголовок, все время крутилась в голове и не давала покоя…

Меня принялись лечить как могли… Первым делом – поместили в отдельную палату, предназначенную для инфекционных больных. Палата, в свою очередь, находилась в отдельном корпусе для все тех же инфекционных больных. Я была единственной заразной пациенткой на весь остров и одна в целом здании! Ночью меня закрывали на ключ!

Если не считать того, что от головокружений и слабости я не могла передвигаться в пространстве, в остальном же – это была сказка! Вы только представьте! Одна во всем корпусе!

Времяпровождение там было чудесное: никто не запрещал мне читать книги до самого утра! Откровенно могу сказать, это были замечательные дни! Да, за все надо платить, поэтому я спокойно терпела уколы и капельницы.

Лишний раз в палату к инфекционному пациенту не заходили из-за опасности заразиться, следовательно, тишина и покой – были гарантированы. На моей тумбочке все время стояла чашка с вкуснейшими сухариками, так как по правилам гепатита все ожидали у больного диарею. Сухари должны были остановить понос – это тоже правило… Диареи не было, но сухарики давали все равно. Это было почти счастье!

Словом, от того пребывания в больнице остались необыкновенно приятные воспоминания! Ребенку, который в одиночестве видит огромную ценность, большего и не нужно, как лежать вот так благостно и уединенно в своей палате!

Немного омрачилось мое лечение только один раз. Забредшая в инфекционный корпус медсестра решила взять у меня желчь на исследование! Складывалось впечатление, что она оказалась в палате случайно. Более того, я подозреваю, что она была простой нянечкой, которой дали задание занести ко мне зонд, так как она все равно шла мимо… Делать что-то сама она не умела, поэтому, произнеся заклинание «глотай!», сунула длинный резиновый зонд мне в руки, глубоко и удобно уселась на мою кровать и стала с интересом наблюдать за происходящим. Женщиной она была миниатюрной, поэтому ноги ее, не доставая до пола, весело болтались в воздухе.

Для тех, кто не знает – скажу, что проглотить самому шланг с хищным металлическим набалдашником за просто так вместо сухаря не получится…

Если бы это была отдельная небольшая часть резинового шланга, и эта часть имела бы видимый конец, то, пропихнув ее через пищевод, можно было бы уложить все это компактно в желудке. Да, это было бы сделать реально… Шланг же без видимого окончания самостоятельно проглотить невозможно!

Тем не менее, после несколько неуклюжих, но честных попыток, я с исцарапанной гортанью и со слезами, оставшимися от рвотного рефлекса, вежливо вернула зонд медсестре. Ее заклинание не сработало, и она сдалась без боя, потому что другие способы зондирования ей были не известны. Пожалев «бедную девочку», а главное, добавив лакомых антидиарейных сухарей в чашку, медсестра удалилась. Так закончилась единственная неприятная процедура за все пребывание в больнице…

Под окна моей палаты изредка приходили одноклассники и родственники. Родной брат явился почему-то утром без портфеля среди учебной недели.

–А ты как тут? Почему не в школе? – спрашиваю.

Илья заканчивал седьмой класс и был уже красивым русоволосым парнем с узкими и длинными голубыми глазами. Он являлся неутомимым создателем фантастических, то страшных, то комических, но все-таки вполне легальных причин не ходить в одиозное учебное заведение.

– А я у врача только что был. Он мне освобождение от школы дал на неделю! Представляешь?!

– И что у тебя на этот раз?

– Ну он спросил на что я жалуюсь. Я ответил, что нет желания жить, учиться, что, в общем, правда! – при этих словах брат сделал героическое лицо. Вероятно, он воспринимал себя жертвой просвещения. – Дальше спрашивает: «Суицидальные мысли приходят?». Я говорю: «Нет, не приходят…». И тут я понял, что совершил ошибку! Он интерес ко мне начал терять… Тогда я представил, как придется идти в школу и меня сразу осенило! Я сделал зверскую рожу и закричал: «Доктор, да я крови хочу! Крови!!!». Он молча справку на неделю выписал. Такая удача!

– Ты, Илья, хоть материал-то прочитай, который пропустишь.