banner banner banner
12 проявлений учителя
12 проявлений учителя
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

12 проявлений учителя

скачать книгу бесплатно


О том, какие аскезы приходится совершать учителям, чтобы не расстраивать учеников.

Вскоре Чунда отправился за Буддой и привел его в свой дом. Я присел на улице. Странно было видеть, как этот излучающий сияние принц, прославленный мудрец и великий святой входит в темную полуразвалившуюся мазанку Чунды. Сквозь широкие трещины в стене мне было прекрасно слышно и видно все, что там происходило.

Чунда и его жена радостно усадили Будду на соломенную подстилку и на широком пальмовом листе положили перед ним мелко нарезанные, отваренные и посыпанные специями кукармутты, а также несколько кусочков банана. С их точки зрения, это был целый пир.

Будда съел несколько кусочков бананов, но не притронулся к грибам.

Кузнец и его жена обеспокоенно переглянулись.

– Попробуйте это блюдо, – попросил Чунда. – Моя жена очень старалась приготовить его как можно вкуснее.

– Доктор сказал, что с моим пищеварением не стоит есть кукармутты, – мягко улыбнулся Будда.

Услышав эти слова, жена Чунды залилась слезами.

– У меня такое плохое сознание! – всхлипывая, произнесла она. – Поэтому наш гуру махарадж не хочет отведать приготовленные мною блюда!

Будда посмотрел на нее с состраданием и запустил руку в кукармутты. Он начал кушать их с огромным аппетитом и не уставал нахваливать:

– Восхитительно! Никогда не ел столь вкусных грибов! Как вы их приготовили?

Чунда и его жена счастливо переглядывались и рассказывали о тонкостях приготовления кукармуттов. Похоже, грибы понравились Будде так сильно, что он съел все до малейшего кусочка и ничего не оставил на пальмовом листе.

Закончив свой обед, он тепло поблагодарил хозяев и вышел из хижины. Чунда до сих пор не верил своей удаче. Безумно довольный, он отправился проводить Будду до места его стоянки.

Я зашел в хижину, надеясь получить хоть какой-нибудь остаток трапезы Блаженного. Так я мог бы почистить свою карму и обрести благочестие.

Жена Чунды вытирала слезы радости.

– Ты хочешь доесть за ним пищу? – поняла мои намерения она. – Но Бхагавану так понравились моя стряпня, что он съел все. Впрочем, ты так старался, помогая мне с дровами! Ты можешь облизать за ним лист.

Она ловко разорвала на две части банановый лист, с которого ел Будда, и протянула одну половинку мне. Я поспешно лизнул его, ловя языком остатки жидкости. К моему удивлению, несколько капель на листе были нестерпимо горькими. И я засомневался в том, было ли так вкусно это блюдо, как его хвалил Блаженный. Возможно… он съел все дочиста, чтобы Чунда не смог попробовать остатки и понять, какую гадость приготовила его жена? Наверняка он съел их вовсе не из-за дивного вкуса…Ох и не завидую же я этим духовным учителям, которым иногда приходится есть невесть что, жертвуя своим здоровьем, лишь бы не ранить чувства учеников…

Вскоре вернулся и Чунда. Поблагодарив его за предоставленную возможность послужить, я отправился к тому месту, где Будда должен был начать свою сангу[39 - Санга – общение, собрание.].

Подойдя к лагерю Будды, я увидел, что все его вернувшиеся из дворца ученики чем-то обеспокоены. Я услышал, что внезапно Будде стало очень плохо и им пришлось послать за врачом. Встревоженный царь прислал своего личного целителя. Тот внимательно послушал пульс Будды и спросил, что он ел сегодня.

– Кукармутты? – вскричал врач испуганно. – Но они же становятся очень ядовитыми в этот сезон! О господин, если вы ели их в полдень, то яд уже попал в кровь и начал действовать! Теперь уже слишком поздно!!!

Какой крик подняли ужаснувшиеся ученики! Я спрятался в кустах, от всего сердца надеясь, что никто не узнает о моем участии в процессе приготовления грибов.

– Нужно убить этого негодяя! – в отчаянии кричали бхикшу, глядя в бледное, как полотно, лицо своего учителя. – Он убил величайшую душу в мире! Он уничтожил олицетворенное сострадание! Он должен быть наказан!

Я подумал, что они разорвут беднягу Чунду на куски. Но Будда умиротворяюще поднял руку и остановил их.

– Ананда, – обратился он к старшему из учеников. – Чунда – это необычный человек, исключительный человек. Ведь первую пищу мне дала моя мать, а последнюю – он. Моя мать помогла мне вступить в этот мир, а кузнец помог мне вступить в иной мир. Вы должны к нему относиться с уважением.

– Это уж слишком! – вскричал Ананда. – Уважать его и поклоняться, как твоей матери! Он убийца, которого необходимо покарать!

Однако Будда слабым, но властным голосом остановил его:

– Я знаю, что вы хотите убить этого несчастного, но сделайте так, как я вам говорю. Это великая алхимия! Даже если Будде дают яд – из него должна выйти любовь! А теперь нам не нужно терять время, мы должны продолжить наше путешествие.

– Куда же вы хотите пойти? – еле сдерживая слезы, спросил Ананда.

– В Кушинагар, – ответил Гаутама.

Мне показалось, Будда, который не мог стоять на ногах от слабости, специально приказал продолжить путешествие, чтобы увести своих последователей подальше от Чунды и чтобы кузнец не винил себя, созерцая уход учителя.

Я испытывал смешанные чувства. С одной стороны, мне хотелось отколотить глупого кузнеца, не придумавшего ничего лучшего, чем накормить своего великого гостя ядовитыми грибами. С другой стороны, я думал, что, узнав о случившемся, Чунда наверняка накажет сам себя больше, чем это может сделать кто-то другой.

Сопровождаемый ближайшими учениками, а также рыдающими местными жителями, Будда из последних сил двинулся на северо-восток. Весть о его скорой смерти молниеносно облетела округу. Со всех сторон к нему стекались толпы людей, желавших проводить его в последний путь. В сопровождении огромной и постоянно растущей рыдающей свиты Будда медленно, иногда теряя сознание, шел к Кушинагару. Лесные тропы были полностью размыты ливневыми дождями. Мы двигались насквозь промокшие и по лодыжки в воде. Даже мне, здоровому человеку, поход под холодными мелкими струями, беспрерывно бьющими по голове и плечам, казался мучительным испытанием. Что же чувствовал Гаутама, чье тело горело в лихорадке от бродящего в нем яда, когда он передвигался в шуме и холоде летнего ливня? Зачем он не остался на месте, а двинулся в этот тяжкий путь? Как мог он, промокший до нитки, не принимающий пищу и воду, беспокоиться об оставшемся позади Чунде? По пути он поручил Ананде утешить злосчастного кузнеца и попросить его не скорбеть о случившемся.

Издалека наблюдая за его страданиями, я думал: «Неужели он и в самом деле сумел простить человека, причинившего ему такую боль? Неужели прощение возможно? Неужели кто-то может простить убийце собственную смерть?» Видя, как ученики кипят от гнева, Будда терпеливо объяснял им, что Чунда совершил свое преступление неумышленно. Хотя сам поступок был греховен, намерения оставались чисты и основывались на любви. Будда принимал только любовь.

Смерть Будды.

Добравшись до окраины Кушинагара, маленького селения, состоявшего из горстки глиняных мазанок, Будда вошел в лесную рощу и прилег на каменной скамье.

– Ананда, пришло время прощаться, – тихо сказал он своему другу и ученику. – Запомни, вы не должны отвлекаться на заботу о моем теле, когда я покину его. Просто отдайте его местным жителям, чтобы они поступили с ним в согласии с обычаями. А сами продолжайте заниматься практикой.

– О нет! – заплакал Ананда, отвернувшись.

– Не стоит печалиться, Ананда, – безмятежно продолжал его учитель. – Такова уж природа этого мира. Со всем, что нам близко и дорого, рано или поздно придется расстаться. Долгое время, Ананда, ты делом, словом и мыслью выказывал мне неизменную и искреннюю любовь и доброту. Поддерживай свою практику. И ты обязательно освободишься от страданий.

Понимая, что близится последнее мгновение, люди окружили Будду плотным кольцом, жадно впитывая каждое слово. Гаутама дал последние наставления своим последователям и спросил, есть ли у них какие-то сомнения, которые при жизни он может разрешить. Ответа не последовало. Ученики еле сдерживали слезы и не могли произнести ни слова.

– Всему обусловленному неотъемлемо присуще разрушение. Усердно стремитесь к цели, – сказал свое последнее напутствие Будда и, закрыв глаза, погрузился в медитацию.

Он лежал, окруженный тысячами живых существ, пришедшими, чтобы попрощаться с Просветленным перед его уходом в нирвану. Высокие деревья осыпали его цветочными лепестками, а люди и животные проливали слезы, не сводя глаз с его умиротворенного светящегося лица. Как и многие другие, я забрался на дерево, чтобы получше наблюдать за происходящим. Я был опечален не столько уходом Будды, сколько тем, что так и не успел узнать, что со мной будет. Я наблюдал, как скорбят животные: слоны, лошади, олени, коровы и козы. Тогда я впервые осознал, что они так же, как и я, являются живыми существами, способными чувствовать. Я со всей остротой понял, что убивал не нечто неживое, а себе подобных. Раскаяние и ужас охватили мое сердце. Как мог я находиться в такой темноте и равнодушно причинять муки живым существам? Сколько животных я погубил! Сколько съел! Я переживал в своем сердце сильнейшее раскаяние.

В этот момент Будда сделал последний вздох. После этого никто уже не сдерживал громких рыданий. Горько плакали и люди, и животные. Я поднял глаза и увидел, что только одно существо бесстрастно наблюдает за происходящим. Маленькая серая кошка спокойно сидела возле его ближайших учеников. Я вспомнил ее соплеменницу, смерть которой вынудила меня совершить это долгое путешествие, и задрожал. Возможно, эта кошка была символом моих будущих страданий?

К счастью, в эту минуту я увидел среди прибывших учеников того самого бхикшу Риши, который когда–то первым просветил меня. Внезапно появившийся в толпе, он был словно послан судьбой, чтобы помочь в моем смятении. Я быстро пробрался к нему.

– Господин, какая удача для меня встретить вас!

– А-а, ты тоже здесь? – удивился он.

Тень печали, лежавшая на его лице, исчезла. Он искренне обрадовался, увидев меня.

– Как ты здесь оказался?

Я сбивчиво рассказал о цепочке событий, последовавших после его ухода, и напоследок жалобно спросил:

– Неужели из-за убийства этой кошки все мои усилия и мой путь к освобождению бесполезны? Неужели теперь вся моя карма вернется ко мне? Теперь я буду убит бесчисленное количество раз? Неужели я обречен на вечные страдания? Учитель! Возможно ли мне изменить мою карму?

– Наш блаженный учитель, – ответил Риши, – говорил об этом так: «Даже я – Будда – не могу ни смыть с кого-то деяния, ни стереть страдания существ рукой. Но, хотя я не могу передать свое постижение другим, я могу привести их к освобождению своим учением». Следуя за знанием и совершая правильные действия без привязанности к их плодам, ты сможешь преодолеть свою карму.

– Но как же быть с тем, что я из-за жуткой привычки совершил такую ужасную ошибку? – с отчаянием вскричал я.

– Тот, кто идет по пути освобождения, неизбежно будет совершать ошибки, – успокоил меня бхикшу. – Но главное, что ты встал на него и исполнен решимости пройти до конца. Бхагаван Гаутама учил нас: «Существуют только две ошибки, которые может совершить человек на пути к истине: он не проходит весь путь или не начинает свой путь». В конечном счете, твоя ошибка подстегнула тебя к правильному действию. Ты столько прошел, чтобы получить сангу великого Боддхисаттвы. В конечном счете, эта кошка была не только твоей жертвой, но и твоим гуру. Она научила тебя видеть жизнь в других существах. И, хотя последствия наших грехов будут продолжать приходить к нам, все же они не станут для нас препятствием. Хорошо, что ты так раскаялся. Но больше не думай о прошлом. Сосредоточь свой разум на практике. Останься в санге.

Слушая уверенный голос своего наставника, я почувствовал, что мой дикий страх проходит. Я решил последовать его совету и остался жить в санге, чтобы слушать учение архатов[40 - Архат – человек, достигший просветления и вышедший из колеса перерождений.] и следовать их назиданиям.

После ухода Будды в паринирвану они аккуратно передавали его наставления из уст в уста и ревностно проповедовали учение.

Я также решил, что смысл моей жизни – тщательно запомнить все сказанные Гаутамой слова и без искажений донести их до других. Я верил, что нет на земле учения более милосердного и сострадательного, чем наше.

Впрочем, одна мысль смущала меня. После смерти Будды начали распространяться слухи о том, что кузнец Чунда был в сговоре с завистниками Будды и специально накормил его ядовитыми грибами. Мнения учеников Будды разделились. Некоторые настаивали, что Чунда – убийца, и требовала возмездия.

Я задумался: «А что, если бы на самом деле Чунда накормил Будду с намерением отравить его, мог бы блаженный простить его? Способны ли святые проявлять милосердие не только к невинным людям, но и к тем, кто осознанно причиняет им зло?»

Мне хотелось понять границы милосердия святых. Ведь проповедь милосердия Будды постоянно повторялась его последователями:

– Не позволяйте никому обманывать других

Или презирать кого-то где бы то ни было,

Или из-за возмущения или раздражения

Желать, чтобы другие страдали.

Как мать готова рисковать жизнью,

Защищая своего единственного ребенка,

Так нужно развивать безграничное сердце

По отношению ко всем существам.

С доброй волей ко всей вселенной

Развивайте безграничное сердце:

Вверху, внизу, и повсюду вокруг,

Без ограничений, враждебности или ненависти.

Нужно с решимостью об этом помнить.

Это называется высшим пребыванием

Здесь и сейчас.

Непредубежденный во взглядах,

Добродетельный и искусный в видении,

Подчинив желание чувственных удовольствий,

Больше никогда не окажешься в утробе.[41 - «Карания метта сутта».]

Глава 4. ФАРИСЕЙ.УРОК ИИСУСА.

Иудея.

33 год.

О том, как печалят нас дети, не следующие по нашим стопам.

В этой жизни я родился в семье благочестивого фарисея[42 - Фарисеи – религиозно-общественное движение Древней Иудеи, популярное в среде еврейского народа и противопоставлявшее себя партии аристократов – саддукеев.] и с детства изучал священные писания иудеев. Повзрослев, я обучал людей Торе и объяснял ее истинный смысл. Моя жизнь с женой и сыном протекала в обычных заботах и трудах, и я был вполне доволен ею. Я мог бы считать себя счастливым человеком, если бы одно постороннее вмешательство не разрушило все мои планы…

В этот вечер на улице стояла прекрасная погода. Теплый ветерок доносил в дом ароматы распускающихся роз и миндаля. Моя дорогая жена Рами весь день хлопотала на кухне, приготовив мои любимые блюда.

Но ни умиротворяющая тишина вечера, ни замечательный ужин не могли успокоить мой гнев. Я мрачно молчал, шагая по комнате и время от времени посматривал в окно. Впрочем, можно было смотреть туда целую вечность. Ожидание тянулось бесконечно долго. Наш сын Алтер и не думал возвращаться домой.

Моя дорогая жена тихо сидела в углу и не осмеливалась вымолвить ни слова. По моему поведению Рами догадывалась, какая ярость клокочет у меня внутри, и предпочитала не накалять обстановку. Кто кроме нее мог понять глубину моего разочарования и горя?

Есть ли худшее наказание для человека, чем то, которое обрушилось на мою голову? Смысл всей моей жизни, мой единственный горячо любимый сын, ради которого я совершал каждый свой вздох, принес мне самую большую боль в моей жизни. Он отверг путь своих предков, оставил религию своих родителей и… стал членом самой позорной секты Иудеи!

С самого его рождения я растил моего мальчика с величайшей любовью. Я гордился каждым его шагом и не жалел средств на образование и воспитание. Он подавал большие надежды. Алтер намного опережал в развитии своих сверстников. Он на лету схватывал все тонкости религиозной науки и совершал свои молитвы с неподдельной искренностью. Все мои друзья говорили, что Господь послал мне необычного сына. Я гордился им!

Как я мечтал, что он вырастет достойным фарисеем и прославит наш род! Какие планы на его жизнь я строил! Как старательно я обучал его всем тонкостям нашей религии! Как я надеялся, что он пойдет по моему пути и своим благочестием принесет мне радость в вечности! Бог послал мне только одного ребенка, и все свои чаяния и надежды я связал с ним одним. Сколько бессонных ночей я провел у его кровати, когда он болел! Как я молил Господа сохранить его жизнь! Мог ли я представить, что роковая встреча с назаретянином одним ударом разрушит все мои надежды и мечты? Мог ли я представить, что мой умный хорошо воспитанный ребенок попадет под влияние бессовестного шарлатана и свяжется с плохой компанией?

Мое сердце обливалось кровавыми слезами. Я не понимал, за что Господь Израиля покарал меня так сурово. Как я, учитель–фарисей, всю свою жизнь просвещавший народ и проповедовавший учение Моисея, посмотрю в глаза своим соседям? Что скажут они, когда узнают, что рабби Йоханан, учивший весь мир, не смог научить своего единственного сына?

О, почему же у всех моих друзей, которые не следовали так строго закону Моисея, родились дети как дети, а мое любимое чадо встало на ложный путь?

Уже много дней я не смел показаться на глаза своим друзьям. Разве хватит у меня сил предстать перед судом праведных иудеев? Какую ошибку я допустил в своем воспитании? Быть может, я слишком сильно любил своего сына и баловал его? Если бы я мог все переиграть, то, несомненно, был бы с ним более строг… Но какой смысл размышлять об этом?

Прошлого не вернуть… А ведь именно я по собственной глупости послал своего Алтера к этому ужасному шарлатану, околдовавшему его незрелый ум!

Это случилось не так давно. Несколько дней подряд слуги болтали между собой о том, что в Иерусалим приехал могучий лекарь из Назарета. Они рассказывали нелепые истории о чудесах, но я лишь посмеивался над их суевериями. Однако, когда наша соседка Ребекка, хромавшая уже двадцать лет, влетела к нам в гости, как юная девочка, и взахлеб рассказала о своем исцелении, мы не могли не удивиться. Как и положено, я постарался быстро забыть об этом. Но моя дорогая Рами уже много лет страдала суставными болями, начинавшимися при первых признаках дождя. Она вообще не переносила сырость и холод. Ни один из врачей, к которым мы обращались, не мог решить эту проблему. И тут в ее глазах загорелась надежда…

Несколько дней она уговаривала меня сходить на городскую площадь, откуда вернулось уже столько счастливых и исцеленных людей. Я не мог ей отказать. Но, как фарисей, я не хотел ронять свое достоинство, появляясь в толпе невежественных бедняков, калек и нищих. И я совершил величайшую глупость в своей жизни, отправив туда Рами в сопровождении нашего юного сына!

Вечером Рами была довольна. Ее боли полностью прошли, и она даже уговаривала меня пойти подлечить мою печень. Помня, что назаретский колдун не слишком вежливо отзывается о фарисеях, я отказался от этого совета и вознес Богу благодарственную молитву за исцеление жены. Если бы я знал, что именно в тот час в сердце моего шестнадцатилетнего мальчика были посеяны первые семена предательства! Его юный неокрепший ум попал под влияние этого шарлатана. Впечатленный массовыми чудесами, втайне от нас он стал посещать его собрания!

Скрипя зубами, я проклинал себя за то, что позволил своей семье встретиться с еретиком. Вот за это-то, наверное, и наказал меня Всемогущий Господь Израиля.

Сегодня к моим беспокойствам прибавилось новое. Я узнал, что синедрион[43 - Синедрион – совместное заседание, в Древней Иудее высшее религиозное и судебное учреждение, состоявшее из 23 человек.], возмущенный последними действиями назаретского смутьяна, решил принять меры, чтобы расправиться с ним. И я переживал, что во время облавы на вероотступника и его последователей мой сын тоже будет схвачен и брошен в тюрьму. Я понял, что именно сегодня должен серьезно поговорить с ним и защитить его от ужасной участи. Однако характер моего избалованного чада был таков, что он не принимал ничего из страха или почтения. Чтобы переубедить его, я должен был воззвать к его разуму. Поэтому, подавив свой гнев, я приготовил все самые рациональные аргументы.

Время тянулось невыносимо долго, и я уже хотел отправиться на поиски любимого сына, как вдруг наконец–то он появился на пороге. Каждый раз, когда я видел его высокую стройную фигуру и красивое, такое же, как у его матери, лицо, мое сердце таяло от любви и нежности. О, каким же чудесным сыном одарил меня Господь! И будь проклят мошенник из Назарета, заморочивший ему голову!

Так в чем же цель религии?

— Как же поздно ты ходишь по ночам, сын, – поднимаясь ему навстречу, сказал я с упреком. – Мы с матерью так волновались за тебя!