скачать книгу бесплатно
– Савеяне украли ваших ослиц и волов!
– Халдеи украли верблюдов!
– Все ваши дети погибли в урагане, который обрушил крышу на их головы!
Все обитатели дворца застыли в немом ужасе. Столь жуткое стечение обстоятельств нельзя было объяснить случайностью. За чередой ужасных известий стоял чей-то злой умысел. Вскоре зарыдали женщины, а прекрасная жена Иова без сознания упала на каменный пол.
Не в силах произнести ни звука, я с ужасом смотрел на Иова, не понимая, за что эта беда свалилась на моего наставника. Лицо Иова смертельно побледнело, он без сил упал на землю и разодрал на себе одежды, как и я несколько месяцев назад. Я ожидал, что он также закричит: «За что Бог обрушил свою кару на невинного человека?» Но Иов лишь сдавленным от боли голосом прошептал:
– Наг я вышел из чрева матери и наг возвращусь. Господь дал, Господь взял! Да будет благословенно имя Твое!
Мне стало немного легче на душе. Как мне и хотелось, даже в час испытаний наставник не ударил в грязь лицом и повел себя именно так, как учил своих подопечных.
Дом Иова погрузился в горе, его жена и слуги лили слезы дни напролет, а вместе с ними и я, оплакивавший помимо всего прочего крах стабильного источника своего дохода. Мы не понимали, как такая беда могла случиться со столь праведным человеком. Но поведение Иова оставалось на высоте. Несмотря на адскую боль в сердце, он терпеливо сносил свое горе и не проронил ни одного слово упрека. Это утвердило его репутацию праведника. Городские жители ставили его в пример того, как надо мужественно переносить лишения. И я гордился тем, что моим наставником был столь уважаемый человек. При этом где-то в глубине души я, как и многие горожане, чувствовал некоторое удовлетворение от того, что не у одного меня случаются несчастья. В свое время они пришли и к этому праведнику, успеху которого завидовал весь мир.
Но вскоре нас поразило еще более ужасное известие: однажды утром Иов проснулся и увидел, что тело его покрылось гнойным налетом белой проказы!
Кто-то говорил, что его здоровье было подорвано пережитым горем и он заразился от одного из нищих, толпившихся во дворе. Другие утверждали, что Бог поразил его проклятьем за тайные грехи.
Так или иначе, Иову больше нельзя было оставаться в обществе здоровых людей, и он должен был покинуть наш город. Я видел, как его прекрасная жена с красными от слез глазами в истерике кричала на весь дом:
– Ты что, до сих пор тверд в своей вере, Иов?! Прокляни лучше Бога и умри, несчастный!
С растрепанными волосами и перекошенным от гнева лицом она рыдала, не в состоянии смотреть на своего некогда красивого и представительного, а теперь обезображенного проказой мужа. Испытывая невыносимый зуд, Иов поскоблил гнойные раны черепком и ответил жене тихим голосом:
– Ты говоришь, как безумная. Неужели только хорошее мы будем принимать от Бога, а плохого не будем?
Как и все слуги, я слушал слова Иова со смешанным чувством уважения и сомнения. Его вера оставалась крепкой, но почему же он так страдал?
Когда Иов удалился за пределы города, говорят, к нему пришли его ближайшие друзья, не желая оставить его в трудный час. Поскольку мой ум был измучен сомнениями, я решил тоже отправиться в то место, и, наблюдая из укрытия, узнать, что же там происходит.
Кризис духовного лидера.
За несколько дней проказа распространилась по всему телу Иова: он был покрыт гнойными струпьями с головы до пят. На его страдания невозможно было смотреть без содрогания. Встретив его, я усомнился, а не ошибся ли я, не последовав примеру ассирийца–астролога в его поклонении Мардуку? Впрочем, услышанное привело меня в еще большее смятение.
Несколько дней невыносимой боли и непрекращающейся чесотки довели Иова до безумия: он катался по земле, пытаясь унять зуд гноящихся ран, и, потеряв терпение, призывал свою смерть:
– Да будет проклят день, когда я родился! Зачем? Зачем я появился на этот свет?! – хриплым голосом кричал он.
Если все предыдущие события приводили меня в беспокойство, то это недостойное малодушие наставника стало уже последней каплей. Я схватился за голову.
Какие претензии у Бога могут быть к нам, слабым людям, если даже самый старший из наставников не в состоянии достойно встретить посланные испытания? Духовный наставник ведь должен быть образцом героической преданности, без труда преодолевающим все перипетии судьбы. Он не имеет право разрушать нашу и без того не слишком сильную веру своими сомнениями и переживаниями. Иначе какой же он наставник? Я был лучшего мнения об Иове, ожидая, что он с философской улыбкой примет удары судьбы и покажет пример поведения святого…
В прошлом, даже в лучшие времена, мы приходили в беспокойство, если Иов выходил из дома, не лучась счастливой улыбкой. И всякая грусть в глазах наставника заставляла нас усомниться, все ли в порядке с его святостью. Я был уверен, что истинный святой каждую секунду своей жизни должен светиться радостью и умиротворением. Малодушие Иова разрушало мои представления о духовности: такая непростительная слабость!
В ужасе наблюдая из-за скалы за его криками, я поднял лицо к небу и спросил:
– О Господи, что происходит? Этот человек с рождения служил Тебе, а Ты послал ему кару хуже, чем самому последнему из грешников! И я не понимаю, почему за столько лет служения Ты не помог ему обрести должную стойкость и силу, чтобы он мог преодолеть испытания? А может, процесс служения Тебе не работает? Если даже он, мой наставник, в таком состоянии, то куда уж мне?
Я готов был заткнуть уши руками и бежать без оглядки домой, лишь бы не слышать больше увеличивающих мои сомнения криков Иова. Однако в эту минуту заговорил один из его друзей, молчаливо сидящий поодаль. Видимо, как и я, он не мог вынести неподобающего поведения всеми признанного святого. Это был Елифаз, известный в наших местах проповедник и знаток писаний:
– Иов, ты многих наставлял и поддерживал в часы испытаний, – начал он с похвалы, как и положено дипломату. – Ты помог стольким людям! Но сейчас, в минуту испытаний, ты сам упал духом. Ты должен верить, что твоя праведность защитит тебя. Знаешь, однажды я слышал от Бога откровение, что блажен человек, которого вразумляет Бог. Поэтому не отвергай Его наказания, ведь Он Сам причиняет раны и Сам их обвязывает. Он поражает, и Его же руки врачуют нас.
Елифаз успокаивал Иова с мастерством бывалого проповедника, и даже я заслушался его. Однако было очевидно, что на Иова, страдающего от гноящихся ран, философские речи не произвели впечатления. Ему трудно было принять утешение от сытого и цветущего здоровьем приятеля. Более того, как мне показалось, назидательный тон Елифаза только усугубил раздражение Иова и спровоцировал его вспомнить о роли Бога в его несчастьях:
– О, если бы верно взвешены были вопли мои, и вместе с ними положили на весы страдание мое! – давясь рыданиями, с обидой прокричал ему Иов. – Оно, верно, перетянуло бы песок морей! Оттого слова мои неистовы. Ибо стрелы Вседержителя во мне. Ужасы Божии ополчились против меня! О! как бы я радовался, если бы Он простер руку Свою и сразил меня! Это было бы еще отрадою мне, и я крепился бы в моей беспощадной болезни, ибо не отверг Его наставлений! Откуда взяться силам у меня? Да и на что мне надеяться, чтобы продлевать эту бессмысленную жизнь?
Крики Иова свидетельствовали о его полном отчаянии. Моя надежда, что слова Елифаза помогут ему вернуться на путь истинный, оказалась тщетной. Я пожалел, что пришел в это место и стал свидетелем такого неприглядного малодушия. Впрочем, с другой стороны, это позволило мне понять, что я выбрал себе не того духовного наставника. Вероятно, мне следовало идти в услужение к Елифазу, который на деле оказался куда более религиозным.
Как обычный человек, Иов, вероятно, ожидал сострадания и моральной поддержки от друзей. Но назидания Елифаза вызвали у него горечь, и он закричал:
– Настоящие друзья должны с состраданием относиться к несчастному! Но вы, братья мои, не верные друзья! Увидели страшное и испугались! – в исступлении говорил он. – Разве я о чем–нибудь просил вас? Научите меня, и я замолчу. Укажите, в чем я нагрешил? Вы придумываете речи для обвинения? На ветер пускаете слова ваши!
Друзья Иова хмуро молчали, раздумывая, как помочь человеку, потерявшему последний разум. Как истинные праведники, они не имели право развернуться и уйти, оставив его. А Иов, видимо, совсем отчаявшийся, принялся обращаться к Богу:
– Не буду больше сдерживать свои слова! В своем горе буду жаловаться: разве я морское чудовище, что Ты поставил надо мной стражу? Когда подумаю: утешит меня постель моя, Ты страшишь меня кошмарными снами; и душа моя желает лучше смерти, чем такой жизни. Опротивела мне жизнь! Отступи от меня, ибо дни мои – суета. Доколе же Ты не оставишь меня в покое, доколе не отойдешь от меня, доколе не дашь мне проглотить слюну мою? Если я согрешил, то что я сделаю Тебе, Страж человеков? Зачем Ты поставил меня противником Себе, так что я стал самому себе в тягость?!
Отчаянный крик Иова потряс меня. Я в изумлении поднял лицо вверх и обратился к небесам:
– Как может образцовый праведник испытать такое отчаяние? Он так обижен на Тебя, что хочет навеки исчезнуть и не существовать более? Весьма странное решение… Никогда не смогу понять его.
Я не представлял, что можно было бы сказать человеку, находящемуся в таком умопомрачении. Но друг Вилад, славящийся на всю округу консервативным следованием традициям, веско остановил его зычным голосом:
– Сколько еще ты будешь говорить так, Иов? Слова твои как бурный ветер! Неужели ты сомневаешься в справедливости Бога? Дети твои, наверное, согрешили, вот Он и забрал их. А ты, если совесть твоя чиста, помолись Богу, и Он придет тебе на помощь!
Вилад долго и убедительно проповедовал Иову, что Бог еще даст ему познать человеческое счастье и накажет всех, кто сейчас злорадствует над ним. Но отчаявшийся Иов, чьи страдания были так реальны, а светлое будущее таким неправдоподобным, не был склонен доверять его утешениям. Его сердце разрывалось от тоски по умершим детям, а тело изводила непереносимая боль.
– Опротивела душе моей жизнь моя! Буду говорить в горести души моей. Скажу Богу: не обвиняй меня; объяви мне, за что Ты со мною борешься? Хорошо ли для Тебя, что Ты угнетаешь создание рук Твоих?!
Поскольку Иов не прислушался к аргументам двух своих друзей, третий его товарищ Софар тоже попытался вразумить Иова:
– Неужели ты думаешь, что твое пустословие заставит замолчать нас, чтобы ты глумился над Богом и некому было постыдить тебя? – веско сказал он строгим голосом, – Ты говорил: «Суждение мое верно, и чист я в очах Твоих». Но если Бог открыл тебе тайны премудрости, то тебе вдвое больше следовало бы понести! Так знай, что Бог для тебя некоторые из беззаконий твоих предал забвению. Можешь ли ты исследованием найти Бога? Можешь ли совершенно постигнуть Вседержителя? Он превыше небес – что можешь сделать? Глубже преисподней – что можешь узнать?
Софар, самый рассудительный логик наших мест, привел немало рациональных аргументов, чтобы убедить Иова, но и они не произвели сильного впечатления на моего наставника:
– Все, что говорите вы, я знаю и без вас! Я и сам говорил все это своим подопечным! С Богом бы я хотел говорить сейчас. А все вы бесполезные врачи! Лучше бы вы молчали! В этом была бы ваша мудрость. Хорошо ли вам будет, когда Он испытает и вас?
Этот вопрос заставил их задуматься. Что касается меня, то я даже и не сомневался, что точно не выдержу подобных испытаний и при первой же возможности уйду к Мардуку.
Еще долго раздавались в ночи стенания бедного Иова, пытавшегося доказать свою невиновность. Его друзья, уставшие от бесплодных попыток успокоить его по–хорошему, перешли к открытым обвинениям. Они прямо сказали Иову, что вся его позорная слабость – прямое доказательство его скрытых грехов, за которые он сейчас и страдает, наказанный Богом. Разозленный поведением Иова, Елифаз бросил ему вызов:
– Верно, злоба твоя велика, и беззакониям твоим нет конца! Верно, ты брал залоги от братьев твоих ни за что и с полунагих снимал одежду!
Лично я не видел, чтобы Иов занимался такими делами. Напротив, он даже отдал свою мантию мне. Но, слушая степенные, взвешенные доводы благочестивых праведников, я чувствовал, как мое сердце постепенно успокаивается. Конечно же, моя вера в нашего Бога не была напрасной. Вся проблема была именно в самом Иове! Очевидно, он втихомолку совершал какие-то грехи… Возможно, он только притворялся благодетелем вдов и сирот, а сам потихоньку присваивал себе их наследство?
Обретя внутреннее спокойствие, я решил вернуться в город, в свою лачугу и, как оказалось, поступил правильно. Добравшись до дома, я замертво упал на постель и крепко заснул.
Я проснулся от невероятного порыва ветра, сорвавшего с меня одеяло. Следом за ним раздался удар грома. Внезапно налетевший ураган подняли в темное небо тучи песка. Вскочив на ноги, я выглянул наружу и увидел, что происходит нечто ужасное: вся пустыня была погружена в непроглядную тьму. «Наверное, жалобы Иова накликали на нас гнев Божий. Надеюсь, я достаточно раскаялся в своем общении с Иовом, и беда обойдет меня стороной», – испугано подумал я. А буря набирала обороты, бушуя над пустыней.
Невозмутимость в счастье и горе
Все жители Уца были напуганы масштабами урагана, случившегося в ту ночь. К счастью, он бушевал в основном над пустыней, где находились Иов и его друзья. Никто не переживал за Иова, все решили, что это вполне справедливый конец для наказанного грешника. Однако утром, когда буря утихла, город поразила сенсационная новость: Иов, чудесным образом излечившийся от проказы, возвращался в Уц в сопровождении своих друзей.
– Что происходит? – спросил я своего убегающего соседа.
– Говорят, Бог говорил с Иовом! – радостно крикнул он мне на ходу. – Говорят, Он приказал его друзьям попросить у него прощения и сделать ему подношения!
Услышав эти слова, я почувствовал себя так неуютно! Только вчера я принял решение осудить своего наставника как последнего грешника. А тут оказалось, что мое осуждение было немного поспешным. Я не решился выйти к Иову навстречу, но долго расспрашивал тех, кто видел его:
– Он, правда, избавился от проказы?
– Как будто ее и не было!
– Как же это случилось?
– Сам Вседержитель явился ему в урагане и исцелил его. Он доказал, что заботится о своих слугах, а также наказал всех, кто смеялся над Иовом!
Чувство вины терзало не только меня. Пристыженные друзья и родственники Иова принесли ему часть своих богатств, и вскоре имущество Иова стало еще больше, чем прежде. Я постоянно думал о том, что произошло. То, что случилось с Иовом, доказало мне, что преданный Богу человек в конечном счете преодолеет испытания и получит награду от Бога. Жена Иова была в положении, и вскоре у них родилась красивая дочь. Похоже, жизнь восстанавливалась. А я все размышлял, для чего же Бог устроил для святого этот нестерпимый урок, сначала лишив его всего, а потом щедро одарив новыми достояниями?
Спустя год я решился снова прийти к его дому. Как и прежде, Иов принимал калек, нищих и сирот, щедро одаривая их пожертвованиями. Его лицо было таким же благородным и спокойным, как и прежде, только больше седины появилось в густых волосах. Взгляд его черных глаз стал еще более безмятежным и глубоким. Увидев меня, он тепло улыбнулся:
– Почему ты так долго не приходил? – спросил он. – У нас появились новые овцы…
– Господин, я … с радостью вернусь к вам! Я… так переживал, что не смог тогда сохранить ваших овец!
– Не переживай, это был умысел Господа, – улыбнулся он. – Ты не виноват. Господь пролил на нас свою милость, забрав все наши богатства.
– В чем же тут была милость? – решился задать я мучавший меня вопрос. – Овцы–то – ладно. Но ваши прекрасные дети… Ваши страдания?
Взглянув в мое обеспокоенное лицо, Иов ответил:
– Мое сердце подсказывало мне, что ты страдаешь от сомнений, сын мой, и я переживал за тебя. Милостивый Господь открыл мне, что мои испытания поколебали твою веру, и я должен помочь тебе. Я даже хотел послать слугу разыскать тебя. Но, слава Богу, ты сам пришел, чтобы я мог развеять твои сомнения.
– Да, это правда, – опустил глаза я. – Все эти события так смутили меня, что уже целый год я не могу молиться Богу. Я не понимаю, как Он мог так обойтись с вами. Я… боюсь служить такому Богу!
– Хотя Господь лишил меня всего, что я считал своим, – тихо сказал Иов, – все же Он одарил меня взамен намного большим сокровищем.
– Сокровищем?! А! Понимаю! За вашу праведность Он дал вам еще больше богатства?
– Это богатство невозможно измерить, – ответил Иов, и слезы заблестели на его глазах.
Я испугался. Возможно, я зря напомнил о страданиях, которые еще живы в его памяти? Вид плачущего мужчины всегда приводит в растерянность. Я пожалел, что полез к нему в душу.
– Простите меня, господин, я не хотел беспокоить вас! Простите, что напомнил вам о вашем горе и расстроил вас!
– Ты нисколько не расстроил меня, – улыбнулся Иов, глядя на меня блестящими глазами. – Господь, в самом деле, пролил на меня величайшую милость. Ради этого сокровища я готов постоянно терпеть новые и новые беды.
Я был ужасно заинтригован:
– Что же это за сокровище, мой господин? Вы имеете в виду прекрасную малышку Эмиму, которая родилась у вас несколько месяцев назад?
Иов испытующе посмотрел на меня, словно оценивая, способен ли я буду понять его мысль, и наконец сказал отчетливо и веско:
– Ни одно из благ этого мира не стоит того, что дает Господь, разрушая наши бренные богатства. Он дал мне Себя, Йоханан! Он говорил со мной! Он говорил со мной! – глаза Иова светились блаженством. – Слышать Его глубокий, божественный голос – это такое счастье, что я готов вновь и вновь терпеть новые страдания. По Его милости я осознал, что значит невозмутимость и постоянство в счастье и горе. Они приходят, когда мы получаем бесценный дар Его общения. Раньше я боялся за жизнь своих детей, за благополучие вверенных мне людей и за себя. Но милостивый Господь избавил меня от всех страхов, открыв истинное сокровище Своей любви.
Я смотрел на блаженное лицо Иова и не очень хорошо понимал его чувства. С одной стороны, меня радовало его хорошее настроение, но с другой стороны, его желание вновь терпеть лишения казалось мне результатом частичного помутнения рассудка после пережитого стресса.
– Ты думаешь, что материальное благополучие – это награда за служение Господу? – спросил меня Иов, словно читая мои мысли. – Раньше я тоже считал, что это главный итог праведности. Но я ошибался. Господь может пролить на нас Свою милость и в радостях, и в страданиях.
Я не стал спорить с Иовом, но про себя подумал, что лучше все–таки в радостях. Оставшись жить в его доме пастухом, я видел, как увеличивается его благосостояние. И как в то же время Иов остается полностью равнодушен к нему.
Я наблюдал за своим наставником и несколько вопросов не давали мне покоя.
Почему с этим благочестивым человеком случилось такое несчастье? Какую роль сыграли в его катастрофе его близкие друзья? Понятно, что они проповедовали ему с самыми благими намерениями… Но почему он рассердился на них тогда, когда они протягивали руку помощи? И почему он совсем не злится сейчас, а общается с ними с еще большей любовью?
На все эти вопросы мне предстояло получить ответы еще не скоро. Но сейчас благополучный конец злоключений Иова убедил меня, что религия моих предков истинна. Как только дела мои пошли в гору, я тоже принес в жертву овцу и стал мечтать о том, чтобы проводить многочисленные жертвоприношения, которые привели бы меня к вершинам процветания.
Глава 3. УБИЙЦА ДУШИ.ЖЕРТВА БУДДЫ
Царство Магадха.
438 год до нашей эры.
Только не Бог!
Я сидел под благоухающим жасминовым деревом и старательно пытался выполнять те дыхательные упражнения, которым меня научил последователь Сиддхарты Гаутамы несколько дней назад. Но мой ум никак не мог сосредоточиться на дыхании. Я постоянно путал правую и левую ноздрю, дышал слишком быстро и забывал считать время вдохов и выдохов. Мой ум метался по всей вселенной и никак не мог сосредоточиться на практике пранаямы[25 - Пранаяма – практика дыхательных упражнений.]. Он возвращал меня к событиям моей прошлой жизни и не соглашался останавливаться на настоящем. От усердных попыток побороть свой ум я дико устал, у меня разболелась голова. Если бы не страх перед кармой, я давно забросил бы это изматывающее занятие.
Но… мог ли я, вчерашний мясник, всю свою жизнь убивавший овец для подношений, оставить заботу о своем будущем после красноречивых проповедей бхикшу[26 - Бхикшу – монах в традиции буддизма.]?
Я родился в семье мясника, и убийство животных было моей наследственной профессией. Быть может, как и все мои предки, я должен был со смирением принять свой жребий. Но что–то внутри меня не позволяло мне сделать это. С раннего детства я чувствовал горечь и гнев. Я завидовал тем, кто в силу высокого рождения с презрением опасался оскверниться моим прикосновением.
«Почему моя жизнь так неудачна? – с раздражением думал я, снося головы трепещущим овцам и козам. – Мои жилистые руки полны сил, а крепкое тело исполнено неистощимой энергии. Одним ударом кулака я легко убиваю крупное животное. Но при этом сильном теле мой удел жить как собака в полной зависимости от милости других! Питаться чьими–то объедками и уходить с дороги тех, кто выше меня по рождению!»
Всю свою жизнь я чувствовал обиду и гнев и с яростью вымещал их на попадавших в мои руки животных. Мой отец тщетно пытался успокоить меня. Он рассказывал мне о смиренном отношении к судьбе и добросовестном выполнении своих обязанностей. Он считал, что смиренное следование дхарме[27 - Дхарма – свод предписанных религиозных обязанностей.] позволит нам постепенно рождаться в более высоких кастах, а со временем достигнуть вечного царства Бога. Но меня не радовала такая перспектива.
Я достаточно настрадался от придирок хозяев, от презрения старших и от докучающих действий других существ! Поэтому мысль попасть в ВЕЧНОЕ общение с какими–то личностями не вызывала во мне ничего, кроме раздражения. Здесь в этом мире от живых существ я не видел ничего хорошего. А что будет, если эти беспокойства и трудности продолжатся в вечности и никогда не кончатся?.. Спасибо большое, но мне совсем не нужен ни Бог, ни Его царство, ни вечность.
Сама мысль о Боге, который каким–то произвольным образом обращается с нами и постоянно посылает нам одно страдание за другим, внушала мне глубокое отвращение. Я испытывал по отношению к Нему благоговейный страх, но если бы была моя воля… Он не вмешивался бы в мою судьбу, не контролировал бы мою жизнь и не заставлял бы меня терпеть лишение за лишением.
Все Его адвокаты – священники и жрецы – не вызывали у меня ничего, кроме раздражения. Я страшно не любил отшельников и аскетов, бесполезно гоняющихся за иллюзорными миражами и своим видом гордо возвещающих о своем превосходстве над остальными людьми.
Но… тот молодой юноша Риши в желтых одеждах, однажды появившийся перед моим домом, внезапно изменил мою жизнь и перевернул мое сознание.
Отказ от насилия.
Еще несколько дней назад я, как обычно, занес топор над связанной овцой, готовясь отрубить ее белую голову. Но чья–то рука удержала мою, и удар пришелся мимо. С бешенством я обернулся и встретился взглядом с молодым человеком в желтых одеждах монаха. Я отшатнулся и вырвал руку, помня, что представители высших каст не должны касаться нас, неприкасаемых. Но странный монах вновь взял мою руку в свою и, решительно глядя мне в глаза, спросил:
– Зачем ты это делаешь?
