скачать книгу бесплатно
– Саша, ты где? У тебя всё в порядке?
Не услышит она, этот кретин мешает.
– Слушай, мужик! Я не Колян. Звоню с самолёта, мы горим! Не тебе звоню, положи трубку, ну!
– Колян, хорош прикалываться. У нас тоже трубы горят, всё уже выпили.
– Христом-богом прошу, положи трубку. Нет – из-под земли тебя, гада, достану.
– Сам клади. Мой телефон, хочу – говорю, хочу – нет. Что ли ты правда не Колян?
Как в дурном сне…
…И я проснулся. Под пледом жарко; многие пассажиры дремлют.
Через проход рокочет Мишаня, развлекая женщин анекдотами:
– «А пристёгнутые?» – «Те выглядели как живые», – и жизнерадостный пролетарский смех.
Глава 12. В гостях у Дяди Сэма
Лето – важное для меня время года. На родине тёплые деньки – скорее исключение, чем правило, и воспринимаются как сверхценность. Не зря у нас на бытовом уровне время измеряют не годами: «Столько лет прошло!», «А сколько лет вашему ребёнку?». Но существует штука, способная отравить прелесть лета – жара. В Америке мы, к избытку тепла непривычные, эту заразу почувствовали на собственной шкуре. К счастью, в цивилизованных странах от зноя существует и противоядие – кондиционер. В нашей гостинице проблем с искусственной прохладой не было.
Бариста, миниатюрный юноша-латинос, только что заправил кофе-машину. Два вида капучино – френч-ваниль и амаретто – следовало вкушать именно в таком порядке. Сначала нежный аромат ванили, потом горьковатая миндальная нотка. А вкус, о боже! Райское наслаждение…
Мишаня отдувается над четвёртой чашкой и прицеливается к пятой. Раблезианец, блин. Женщины и Вараксин, выпив по чашечке, оглядываются по сторонам.
Грандиозный квадратный холл, лифты с прозрачными кабинами. Но главное – водопад. Он в самом центре холла – ниспадает с искусственных скал. Да, это Америка. Свет, простор и богатство. Бесстыдная роскошь.
– Ничего особенного, – Мишаня решается на пятую чашку. – У нас в Ё-бурге ничуть не хуже. На Куйбышева, большущий такой домина.
– «Атриум-палас»? Ты что ли там бывал?
– Не, Палыч. Лёха, кореш мой, рассказывал. Название точно не помню, но похоже, как ты сказал. Атом, как его… тьфу, бляха-муха, не могли по-русски назвать.
– Мишаня, а ты знаешь, как этот наш отель называется? спросил я.
– А мне это зачем?
– Заблудишься – дорогу спросишь. На визитках читай. Или на авторучках.
Мишаня достал из кармана горсть шариковых, стыренных на ресепшен.
– «Доубле-трее хотел».
– Не совсем так. «Дабл-трии хоутэл». Запомнишь?
– Уже.
Наконец формальности улажены. В руках ключ, на прикреплённом пластике – номер комнаты и опять-таки название отеля.
– Эх, Мишаня, зря импортные слова учил. Как пойдёшь гулять, бери с собой эту штуку. Если что, полисмену покажешь. А он тебе покажет, дорогу. Погоди, объявлю кое-что.
– Уважаемые господа делегаты, внимание! Нас поселили на одном этаже, все рядышком. Отдыхаем, отсыпаемся. Утром встречаемся в девять, здесь же, у кофеварки. Конференция начнётся в час, до того предлагаю прогуляться по Вашингтону. Такого пекла с утречка не будет. Да, вот что. В номерах мини-бары с напитками. Мишаня, губу не раскатывай, там всё очень дорого. Ну, до завтра.
* * *
А где же кондишна? Вот она, родная. Господи, хорошо-то как! И скорее в душ.
Теперь телевизор – наш друг, товарищ и брат. «Мыло», снова «мыло», Си-Эн-Эн; «магазин на диване»; а это что? Земля-матушка, вид со спутника; хоть целый день смотри. Опять реклама; какие-то фотки, а, это пропавшие без вести.
А вот и наша любимая погода. Так, с утра восемьдесят, а потом будет сто. Ладно хоть по Фаренгейту. Чтобы перевести в Цельсий, надо отнять 32, умножить на пять и разделить на девять. Получаем 38 – всё равно знойно. А послезавтра? 104 градуса, по-нашему сорок. Ух ты, горячее тела: от такой жарищи следует прятаться.
Что там в ящике ещё? Америка, Америка, о России ни полслова. Ну, заяц, погоди! И опять «мыло». Сколько можно?
А тут что за дела? Негры пляшут и поют, прямо в церкви. Да это они так молятся! Лихо! Сюда не зарастёт народная тропа. Смотри-ка, и молодых полно. Толково к вере приучают, по-умному.
Снова реклама. Столько каналов, а смотреть нечего.
* * *
Со стороны я наверняка выглядел идиотом. Представьте немолодого дядьку с игрушкой в руках – стоит и блаженно улыбается. Но ведь это было кусочком моей жизни, лучшей части её – детства. И я никак не ожидал встретить это в Америке.
Игрушка стальная, настоящая. Включает три части: самолёт – штурмовик ИЛ-2, потом волчок-гироскоп и стойку. Главное тут – волчок. Включает в себя массивный, граммов на двести, маховик, выкрашенный в жёлтый цвет. Маховик размещается внутри красного корпуса с оправой в виде рамки; дно корпуса заканчивается шариком.
Чтобы раскрутить маховик, на тонкий вал в его верхней части нужно намотать бечёвку, а затем дёрнуть её во всю силу. Да, волчок предназначен для вращения штурмовика вокруг стойки, но я давно вышел из возраста, когда играют в самолётики.
Консультант или хозяин магазинчика, румяный мужик средних лет, приветливо наблюдает за мной.
Как умею, больше жестами, прошу у него бечёвку; вставляю навощенный кончик сквозь поперечное отверстие жёлтого вала. Накручиваю старательно, виток к витку, аж язык от усердия высунул. Намотал – и резко рванул бечёвку на себя.
Ставлю гудящий волчок на кончик указательного пальца. Внутри красного корпуса бешено вращается жёлтый маховик, и весь волчок медленно-медленно проворачивается у меня на пальце.
Губы невольно растягиваются в улыбку, американец отвечает понимающим взглядом.
Отодвинув ненужный самолётик, притягиваю к себе стойку. Стержень, закреплённый на тяжёлой подставке, заканчивается полусферической выемкой. Ставлю в неё жужжащий волчок, тем самым шариком. Медленно поворачиваясь вокруг оси, волчок кренится набок, вот ось вращения опустилась до горизонтали, вот волчок свешивается ещё ниже – но со стержня не срывается! Словно законы механики писаны не для него. На самом деле всё просто: центробежная сила маховика берёт верх над земным притяжением.
Американец улыбается. Двое немолодых мужчин с разных континентов – словно давние приятели. Нет! Мы с одного материка – детства.
Надо же, любимая и, казалось, навсегда утраченная игрушка нашлась именно тут! Но каким чудом советская штучка, перескочив через полувековую толщу, очутилась на другой стороне земного шара?
– Хау мач из ит? – поинтересовался я ценой.
– Твенти.
За детскую мечту – всего двадцать баксов! А вдруг сломается? Взять в запас ещё волчок?
– Кэн ай бай дзис ванс мо?
– Йес, – он сияет улыбкой. – Тен долларс.
Протягивает мне коробку – и вдруг раздаётся тревожный звонок. Улыбка слетает с румяного лица, американец испуганно смотрит мне за спину.
Разбойное нападение! Спасти игрушку, это главное. Но почему она враз полегчала?
Сигнализация всё надрывается.
Да это же будильник! А рука моя, оказалось, сжимает пультик TВ.
Эх! Уйти с покупкой не успел…
Глава 13. Русские идут
Америка, как известно, знаменита тремя «Д»: демократией, деловитостью и долларами. Главнейшая для нас «Д» – последняя. Суточные радуют, огорчает их ограниченность.
Но Таня тактикой командированных пока не овладела.
– Я думала, кофе пьют после завтрака.
– Танечка, из этого чудного агрегата мы выпьем: а) капучино; б) великолепный капучино; в) великолепный бесплатный капучино. А в забегаловке быстрого питания, куда мы направляемся, кофе не имеет права называться именем этого благородного напитка.
– Мы идём в настоящий американский «Мак Дональдс»? – спросил Мишаня.
– Круче, в настоящий «Рой Роджерс». Вперёд, только вперёд!
Я всё надеялся, что самолёт-игрушка – не совсем сон. А вдруг? Вот же старый осёл…
Вараксин, сославшись на головную боль, от коллективной прогулки отказался, поэтому инструктаж в закусочной пришлось проводить для троих сограждан.
– Значится, так, леди и джентльмен. Вилку за границей держат в левой руке…
– А огурец в правой, – подсказал Мишаня.
– Да поэлегантней, Майкл, поэлегантнее.
– Быстрое питание облегчает понимание. Палыч, ты попробуй, какая у них капуста, прямо тает во рту.
– Капуста, уважаемый Мишаня, тут рядом не лежала. Это кочанный салат. Вы кушайте, кушайте. Гарниры здесь бесплатные, и так называемый кофе можно пить от пуза. Повтор по-здешнему называется рефилл. Не торопитесь, у нас ещё целых две минуты. Как говорится, быстро ходи, медленно ешь – и перевалишь столетний рубеж. Всё, время.
Мы вышли на улицу.
– Итак, друзья, пригород Вашингтона Роквилл находится в получасе ходьбы от самой столицы. Американцы предпочитают жить в таких вот зелёных зонах.
– И я бы здесь пожила, – вздохнула Лена. – Воздух, как на курорте, а лужаек сколько…
М-да, подумалось, и никто ведь даже не догадывается. Через полста лет земля и жильё здесь будут стоить жалкие центы. Но хватит о мрачном. Вон, солнышко – знай себе светит, и кузнечики трезвонят безмятежно.
– На случай, если кто заплутает, чтоб вы знали. Вашингтон – логово американского империализма и цитадель мировой демократии. Располагается на восточном побережье Северной Америки. Пойдёте на север – упрётесь в Канаду, а на юге путь перекроет мексиканская граница.
– Палыч, хорош трепаться.
– Да я тревожусь за возможные потери. Хватит с нас Игоря Марковича, что вдруг не в шутку занемог. Есть подозрение, что он пивком здоровье поправляет.
– Зачем вы так? – отозвалась Лена. – Заболел человек. Вам-то хорошо, уже излечились.
– Вы правы. Итак, предлагаю план. Пока не жарко, шлёндаем по Роквилл-пайк, и все попутные шопы будут наши.
Дамы захлопали в ладошки.
– А в самой столице нас ждут Белый Дом и Капитолий.
– А я знаю, почему его так зовут! – сказал Мишаня. – Потому что стоит на капиталистическом холме.
– Так оно и есть, – добавила Лена. – Там собирается американский парламент, именуемый конгрессом,
– И если, – продолжил я, – этот самый конгресс сегодня не заседает, мы полюбуемся архитектурным шедевром изнутри. В отель возвращаемся на метро. Отъезд на конференцию в двенадцать тридцать. Идёт? Единогласно.
Мы вышли на свежий воздух.
– Предлагаю темп аллегро. По-итальянски означает весело, в смысле – быстро.
– Цигель-цигель.
– Мишаня у нас полиглот.
– Да не, я только один ростбиф съел. А вот пивка бы сейчас выпил.
– Потом-потом. Аллегро-цигель. Лена, что такое интересное вы обнаружили на газоне?
– А травка-то – будто наша.
– Так оно и есть, – согласился я. – В логове мирового империализма – русская трава Пырей, овсюг, полевица и такие родные одуванчики. Дурят нашего брата, ох, дурят.
– Уже опухли, – вздохнул подопечный.
– Бедный Мишаня, – посочувствовал я, с укором взглянув на бессердечную Татьяну.
– Да не, Палыч, я про одуванчики.
– А? И правда, опушились.
– Я только не пойму, – удивилась Таня, – почему они картошку не сажают? Ни одного огорода! Одна трава кругом, всё сорняками заросло.
– Тут дело политическое. Знаете, какого цвета американская земля? Кто угадает, получит доллар. Мишаня, стоп! Зачем ты Америку разбульдозил? Руки прочь, а не то – рашен, гоу хоум.
– Командир, земля красная. Гони бакс.
– Ты не угадал, а докопался. И вместо грина получаешь жилище индейца – фиг-вам.
