Искупление

– Хватит! – закричала Хата.

Амгул все это время наблюдал за разбирательствами и думал о том, как хорошо было бы применить на пользу клана факт появления внебрачного ребенка Орато.

– Я ненавижу тебя! – вдруг вырвалось у Хатисай, чем вызвала изумление у присутствующих в доме Кири и ее матери. – Я уезжаю из Миццу. Вернусь только тогда, когда совершу важное дело.

Хатисай сорвалась в соседнюю комнату, вытащила из сундука небольшую дорожную суму, и стала безразборно складывать необходимые вещи.

– Если ты уедешь, о возвращении можешь забыть, – низким и усмирившимся тоном условила Айри, от чего заплакала мать Кири, на глазах которой выросли обе девочки.

– Я тебя услышала…, – тихо отозвалась Хата и покинула дом. Амгул последовал за ней.

Утро разгоралось яркими ароматами айвовых цветов. Небо приукрашивалось тяжелыми белоснежными облаками, а Хатисай, обняв напоследок отца на берегу водоёма, отправилась в пеший путь до противоположной окраины Миццу, где для дальнейшего и долгого путешествия нужно будет нанять извозчика.

Она не стала спрашивать у Фаццо об Орато, и тот тоже промолчал, обнимая дочь. Фаццо любил Хату, а та – его. На лбу мужчины от волнения снова проявились красные пятна, но он воздержался и не выпустил отцовской слезы. Тихо пожелал дочери удачи, и также тихо попросил учителя Ама:

– Береги ее…

* * *

– Бумаги, – напомнил Амгул, стоило прошагать небольшое расстояние от дома родителей Хатисай.

Вещей у него было немного, только вот ушли они, не позавтракав, от чего воин очень скоро пожелал от голода завалить лошадь.

– Вот, – не глядя, опечалившая неожиданной вестью об отце, девушка передала молодому человеку свертки, аккуратно перевязанные голубой лентой для волос.

– Ты их читала? – невзначай поинтересовался гунън, и почему-то был уверен, что не читала.

Хатисай молчала.

– Ты что, оглохла?

– Если ты обратил внимание, я без благословения матери покинула Отчий дом. Ты не мог бы немного помолчать? – спокойно выдала она, вызвав изумление теперь у воина. – Не читала я! – махнула она на него рукой

– От чего же? – продолжал докучать ей. Кажется, воин был доволен тем, что происходило сейчас, и позволил себе улыбнуться.

– Скажи спасибо моей маме. Как ты понял, она – бывший военный. Получила травму в звании помощника младшего генерала. Она читала письма мальчишки из моей школы, который, к сожалению, увлекся не той девочкой. Мама не давала мне продыху, контролируя везде и всюду. Именно тогда я взяла за важное правило: никогда не брать чужого, и не читать чужих писем. Тебе повезло.

– Хорошая девочка, – отстранённо и равнодушно похвалил ее воин, и продолжил путь уже молча…

Глава 5

Что бы там ни было, и как бы не складывались события, Амгула не устраивало присутствие в деле Хатисай, хоть она и не докучала девичьими капризами и жалобами, и вела себя абсолютно ненавязчиво. Амгул высоко оценил поведение, но вскоре быстро понял, что это раздражает его ещё больше.

На самом деле подлинный воин желал появления веской причины, чтобы избавиться от Хаты. Посещала мысль просто бросить девчонку по дороге, или оставить по прибытию в каком-нибудь тёмном закоулке Ти и поделом.

То, что Хатисай – дочь самого Орато, безусловно, подталкивало воина на некоторые, далеко не благородные задумки, но почему-то вызывали так же необъяснимые чувства отвращения. По той же неясной для себя причине, Амгул пока ничего не предпринимал. Да и сожалений по данному поводу тоже не испытывал. Лишь частое в последнее время непонимание себя приводило в основательное бешенство. Хотя закипающая лава внутри, естественно, никак не отражалась внешне.

Хатисай не раз думала о том, что учителю как раз, кстати, подошёл бы образ удава или невозмутимой водосвинки. Хата, несмотря на свой довольно бойкий, и временами необузданный характер, всегда с глубоким уважением относилась к людям, и вообще всегда была тактична со всеми и совсем незаносчива. Ей – молодой девушке было непросто в пути: тем более, в первый самостоятельный выезд из родной провинции. В душе ютилась мучительная тревога из-за, как твердила её совесть – неправильной разлуки с родителями. Хатисай было искренне жаль оставлять отца, и девушка очень рассчитывала, что родные когда-нибудь простят её.

Повозка, которую путники оплатили на другой окраине Миццу, ехала умеренно, добросовестно подхватывая все неровности на полевой дороге. Хату беспощадно клонило ко сну, но та настырно боролась с нападающей дремой и старалась всеми способами отвлечься. Резко скинула плед, пару раз размяла пальцы на руках и попыталась вспомнить хоть какое-нибудь стихотворение из тех, что в детстве читал ей отец. Она с лёгкостью могла запомнить короткие строки с первого прослушивания и всегда гордо кланялась перед восхваляющим её за талант счастливым отцом…

Амгул повёл пальцем поверх повязки запястья и отстраненно отметил:

– Я с тобой нянчиться не собираюсь, если подцепишь в дороге хворь. Кажется, год Шафрана не может похвастаться теплыми ночами. Укройся.

– Не хочу засыпать, а под пледом слипаются веки.

– Тебе когда-нибудь приходилось стоять в карауле в акридовый буран в полный оборот дня?

– Нет, – по-детски выпалила она.

– Ты бы знала, что на холоде спится слаще, – устало выдохнул Амгул, не глядя на ненавистную собеседницу. Ему хотелось подумать в тишине, а неспящая спутница сбивала его от нужных мыслей.

– Гм, – хмыкнула Хата, но накрываться решительно не торопилась.

Ее упёртость стала выводить воина из себя. Он привык к тому, что в отряде беспрекословно подчинялись его приказам и сам привык подчиняться приказам вышестоящих по званию военных.

– Ты мешаешь мне думать. Почему бы тебе не выспаться? – грубо оборвал он. – Кто его знает, что будет в Ти, – все же молодой учитель поощрил девушку строгим взглядом.

– Я все же постараюсь, – буркнула та и отвернула голову.

Почему-то и это совсем не понравилось Амгулу. Он медленно съехал с дорожного сидения и присел на колени прямо перед Хатисай, беззвучно добиваясь её внимания.

– Я помогу тебе…, – спокойно произнёс он и…, резко раздвинул её ноги.

Хатисай, не ожидавшая такого от учителя, не успела и пикнуть, как тот крепко схватил её за руки, блокируя движения, и плотно прижал к себе.

– Что ты делаешь?! – без истерики, но довольно громко потребовала она ответа. Оказавшись слишком близко к человеку, который с самого момента знакомства вызывал неудержимое любопытство, Хатисай растерянно забрыкала плечами. Но это совсем не помогло, а лишь усилило хватку молодого человека.

Он не спеша прошелся концом носа по щеке, вдыхая запах кожи, который оказался весьма приятным. Затем, поддавшись немного в сторону, шепнул прямо в ухо:

– Возбуждаю в твоих жилах кровь… – Сказал, и тут же выпустив вспыхнувшее жаром тело, вернулся на своё место. Изумленная Хата резко отодвинулась подальше от учителя.

Амгул устало запрокинул голову и закрыл глаза. Он ощутил, как тело Хаты напряглось в его крепких руках, но четко давал себе отчет, что девушка не запаниковала. Испуг был неглубоким… В ней больше проявилось любопытство, нежели страх. А это говорило о том, что Хатисай – далеко не трусиха, но и совершенно неосторожна.

Хата всё же накрылась пледом, и благодаря «стараниям» учителя, спать ей теперь радикально расхотелось. Глядела в сторону, иногда обращая внимание на спящего молодого человека, от которого абсолютно ничего подобного не ожидала. Осторожно ловила себя на мысли, что всецело доверяла ему с первого мгновения, и молча ругала себя за проявленное простодушие. Мать бы точно осудила ее, если б распознала чувства и мысли своего дитя.

Хата действительно не испугалась – да и не совсем поняла, что произошло. Ей не было страшно и сейчас. Она просто ехала, наблюдая сквозь небольшое зашторенное окошко, как небо багровело в насыщенных красках перед тем, как резко померкнуть перед самым рассветом нового дня.

* * *

Утренний восход с красными и желтыми отсветами у самого горизонта еще не успел утвердить свое полноправное воцарение, как повозка остановилась посреди лесополосы, внутри которой простиралась земляная дорога.