Искупление

– У тебя есть шанс умереть не мучительной и быстрой смертью. Даю слово воина. Выкладывай все, что знаешь об изготовительном полигоне свифов. Мы обладаем точными данными: полигон в Миццу. Штаб командования проявил милосердие и не взял штурмом провинцию. Тогда не пришлось бы тратить время на разговоры с собаками вроде тебя. Но судьба решила одарить тебя особой возможностью очистить совесть.

– Я ничего не знаю ни о каком полигоне, младший генерал. Готов поклясться…

– Отец! – неожиданно со стороны каменной постройки, наполняя звонким смехом это место, выбежала маленькая девочка лет четырех. Ловко запрыгнула на руки Коо и восхищенно заявила:

– Наша Хора́на родила троих котят! Я буду сама за ними смотреть! Честно-честно, отец! Позволь взять их в дом! Пожалуйста! Во дворе их будут обижать! А дома я их защищу!

Коо растерялся и уставился на Амгула, самодовольно улыбавшегося, глядя на них со стороны.

– Надо же, Коо… Свифская алида родила от тебя будущую алиду для гунънов?

– Папочка, а кто такой Коо? – поинтересовалась наивно девочка.

– Никто, милая. Вернись в дом и присмотри за котятами. Им сейчас необходимы забота и внимание. Я скоро вернусь. Хорошо? – спокойным тоном уговорил Коо дочь, и та благополучно убежала.

– Моя жизнь изменилась. Теперь у меня другое имя. Свифы и их законы – лояльны… А гунъны, уверен, всё еще подавляют возмущения «своих же». Сколько бедняг погибло за требование переустройства в гунъновых законах? Я уж молчу о детях разнокланцев. Гунъны – безнравственные детоубийцы. – Высказывался Коо.

– Стало быть свифы этого не делают, – поясничал Амгул.

– Свифы не убивают детей, и в отличие от гунънов, несчастных отца и мать не казнят.

Слова изменника задели младшего генерала. Его раздражала сама земля под ногами, от чего хотелось скорее уйти отсюда.

– Мне нужен полный и подробный свод с описанием создания оружия свифов; сам полигон и место хранения ядер, – угрожающе отчеканил он. – Срок – до заката. Найдешь меня сам у водоема за айвовым садом. Приведи дочь для отвода глаз. Ты меня понял? – Амгул сверлил Коо дерзким прищуром, поддавшись вперед.

– Но как я могу все это узнать? Тем более до заката?

– Если дорожишь жизнью семьи, продажная сволочь, найдешь решение.

Амгул встал, и, проходя мимо Коо, нарочно оттолкнул его в плечо, и добавил:

– Только без глупостей… Я под надежной защитой, уж будь уверен…, – сказал и исчез за небольшими воротами. Коо же обреченно опустил голову, приступая усердно искать это решение.

* * *

Закатное небо медленно перекрашивалось в алый – с яркими рыжими прослойками на горизонте. Именно в это время дня год назад Амгул и предал огню тела своих родителей, а потом закопал их прах.

Этот жесткий и далеко немилосердный воин был когда-то гордостью своих родителей, которых он почитал. Отличался благонравием и справедливостью принципов.

По правде говоря, не раз задумывался о том, до чего дошла жизнь в этой войне. Но быстро развевал ненужные мысли, что ослабляли наставления и пропаганду Управления.

Амгул смотрел на горизонт, а в ушах звенел смех дочери Коо. Он не понимал, что его раздражало больше: что Коо безнаказанно выстраивает жизнь во вражеском клане и довольно благополучно, или появление в груди острого укола в районе сердца по необъяснимой для него причине с тех пор, как он вернулся в дом Фаццо после разговора со своеземцем.

Всю эту обстановку в Миццу никак нельзя было прировнять к жизни, что была у гунънов. Гунъны были несчастны. А здесь, вопреки тяготам войны, жители стремились к миру, к прекрасному.

Раздумывая обо всем этом, воин гневно отхаркнул под ноги и тут же услышал тот самый смех девочки из двора прядильной. Коо привел вместе с дочерью и жену, оставил их на окраине сада и к водоему пошел один…

– Ну что? – Младший генерал так и продолжал глядеть перед собой.

– Я не принес ничего из того, что Вы приказали достать, младший генерал. Но удалось узнать кое-что.

– Внимательно тебя слушаю, – повернулся он к мужчине.

– Обувщик, что работает в переулке за торговой площадью, видел, как пару дней назад музыканты и танцоры выносили из Дома искусства огромные сундуки со всякой утварью и тряпками. Только у одних сундук-то сорвался. Замок раскрылся, и покатились по земле небольшие ядра. Музыканты засуетились, но все быстро исправили и удалились. Обувщик невзначай отметил, что ядра были тяжелые.

– Куда их повезли?

– Говорят, в Ти ожидается съезд важных людей. На закрытом торжестве будет сам Орато. Туда должны были доставить декорации из Миццу. Наш цех работал день и ночь в течение месяца, готовя сукна для Дома искусства.

– Дом искусства…, – хмыкнул Амгул. – Кто там главный в этом Доме искусства? Ты ведь знаешь, как можно в него незаметно пробраться?

– Управляющим считается Муцухо́то, но из-за жары и слабого сердца, он там почти не появляется. И делами заправляет его младший брат – Мацухо́то. В прошлом году Мацухото нанял рабочих, чтобы засыпать вход в подвал, но с отдельными людьми, что выступали в Доме – музыкантами и танцорами – вырыл новый вход. Я попробую завтра выяснить, где именно.

В это время рядом с женой и дочерью Коо нарисовалась Хатисай. Амгул увидел, как та с ними поздоровалась и тут же подняла на руки девочку, что нисколько этого не смутилась, будто хорошо ее знала.

Амгул смотрел на Хату, а сам продолжал говорить:

– Сегодня. Ты выяснишь это сегодня. А через час после полуночи будешь ждать меня и поможешь проникнуть внутрь.

– Но…, – хотел возразить Коо, как Амгул, оторвав взгляд от Хатисай и девочки, угрожающе вонзился холодными серыми глазами на изменника и прошипел:

– Не время жаловаться, Коо. Я приказываю.

– Тату́рри! Рада вас видеть! – поздоровалась Хатисай, столь быстро оказавшаяся у водоема и поклонилась мужчине. Коо, нехотя улыбнулся ей в ответ. – Все хорошо? Сейчас поздновато для прогулок.

– Уважаемый… Татурри, – протянул Амгул, узнав новое имя земляка, – просил меня посмотреть, как танцует его дочь.

– Правда?! Это чудесно! Я так рада, что Вы решились! – наивно поверила Хата словам воина. Коо – он же Таттури, скромно улыбнулся. Он хорошо знал Хатисай, но появление в его жизни такой напасти, как младший генерал, держал его чувства в крепких тисках, не позволявшие проявить сейчас обыкновенную вежливость.

– Хатисай права: уже поздно. Спасибо за выделенное время, – поклонился он Амгулу. – Я Вас понял.

Хатисай передала Коо дочь, и те удалились с водоема.

– Это замечательно, что Вы согласились! Сказать честно, не ожидала от Вас такой милости, – с восхищением смотрела она на учителя.

Хата стояла так близко, от чего Ам испытывал неудобство.

– Какой такой милости? – не понимал он.

– Согласились взять девочку с редкой болезнью. Лекари сказали, что ей осталось жить до середины года Асафетиды, и не смогли предложить спасительного лечения. Таттури очень любит ее и, день и ночь работает, чтобы заработать на возможность показать девочку лекарю Орато. Я занималась сборами добровольных самопожертвований от желающих поделиться с ним своими сбережениями. Собрать удалось немного, но… все же удалось. Учитель Гон даже продал свою лошадь и отдал все сины Татурри! Я слышала о талантах лекаря Главнокомандующего гунънов. Ах, если б, Мамэт не был упрямым чурбаном, я бы сама лично пошла к нему с мольбами позволить его лекарю осмотреть Са́шу…, – с досадой выдохнула она.

Амгул слушал Хатисай и молчал. На его лице отражалось то же самое равнодушие, как и всегда. Но шипящая змея гнева складно и прочно заползала в его душу, выжигая все теплое и живое.

Воин резко сорвался с места и направился в сторону дома Хатисай.

– Что не так, учитель?! – недоумевала она ему вслед.

– Я устал.

– Неправда! Что Вам не понравилось в моих словах? – не унималась она, продолжая идти хвостом.

– Я тебя не слушал.

– Вы опять врёте, учитель.

Амгул резко остановился и тут же развернулся так, что Хатисай буквально в него врезалась и ойкнула.

– Ведешь себя, как ребенок, – озлобленно произнес он и с презрением вгляделся в ее большие глаза.

– Я и есть ребенок, – уведомляюще отчеканила та, всматриваясь в ответ. – Но я честно борюсь с этим, – как ни в чем не бывало, улыбнулась девушка.

– Я отказал Татурри, – из вредности вдруг выдал Амгул, так как легкость и учтивость девушки приводили его в бешенство.

Улыбка с лица свифки тут же исчезла, но она появилась на губах у учителя.

– И знаешь, почему? Он предложил мало синов. А я не собираюсь тратить свое время за гроши с ребенком, который обречен на смерть!

Амгул развернулся и скрылся за айвовыми деревьями. А Хата, ошарашенная услышанным, так и осталась стоять у изгороди, перебирая в голове тяжелые и жестокие слова учителя, которые никак не ожидала сейчас услышать.

Глава 4

– Есть известия от младшего генерала?

В помещении находился Мамэт и его генерал Каддо.

– Пока нет. Срок дела еще не истек.

– Время – наш главный враг…, – выдохнул Мамэт…

* * *

Амгул не спал до полуночи не из-за того, что нужно было идти на дело, а потому что, стоило ему закрыть веки, как в голове возникала серая голубизна глаз Хатисай, в которых отражалось полнейшее в нем разочарование. Амгул изъерзал всю постель, отгоняя мысли об этой назойливой девчонке, не дававшая покоя даже своим отсутствием.

Воин успел нагрубить и Фаццо, когда тот предложил ему выпить анисовой настойки после ужина. Эта грубость, к счастью, не обидела хозяина. Тот выпил настойки сам, вскоре лег спать и благополучно заснул…

Коо прибыл в назначенное время в назначенное место. Амгул ждал его и не сомневался в том, что хоть и продажный, но все же гунън, придет.

Дом искусства представлял собой каменное строение с небольшой аркой, парой колонн и деревянными резными воротами.

Коо точно не знал, где находится новый вход в подвалы, но примерно представлял, где он может быть. Миновав темный коридор арочного входа, гунъны проскользнули на засаженный цветами участок за зданием. Пришлось старательно преодолевать деревянную изгородь. Чуть позже, прячась за розовыми кустами, пробрались и до ниши в стене, который и являлся старым входом.

– Вот здесь был прежний вход в подвал, – уведомил Коо.

– Нужно подумать, где новый.

– Примыкающая стена – не подвальная, за ней как раз небольшая сцена, – указал на ту сторону Коо.

– А на сцене есть яма для смены артистов?

– Яма имеется, – немного повспоминав, ответил мужчина. Ему доводилось несколько раз приходить на выступления местных музыкантов вместе с семьей. Зал в Доме искусств был рассчитан от силы на пятьдесят человек, поэтому в нем частенько проводились лишь небольшие собрания, либо вечера чтения, или же занятия с учениками по обучению игре на музыкальных инструментах.

– Значит, проверим противоположную стену, – приказал Амгул и Коо последовал туда.

Вход действительно оказался там, да только не сразу его заметили из-за выросшего почти в человеческий рост лопуха. Само собой, миновав одно препятствие, мужчины столкнулись со следующим: с огромным замком. Но у людей, спланировавших вторжение, с собой были подготовленные заранее отмычки.

Мужчины очутились в небольшом темном коридорчике с некрутым спуском в углублении, уходящий прямо под здание Дома. Здесь больше запертых дверей не было, и правонарушители из подвального помещения вышли в небольшой кабинет, где тут же столкнулись с хозяином заведения – с Муцухото…

Амгул теперь понял, почему Муцухото передал все дела своему брату и не может терпеть жару и имеет проблемы с сердцем. Муцухото страдал чрезмерно излишним весом. Если бы на тот момент он не стоял лицом ко входу, откуда вошли Амгул и Коо, то у этих двоих еще был шанс скрыться незамеченными, пока Муцухото медленно разворачивал свое огромное тело.

Коо не мог знать, что Муцухото все же появляется на рабочем месте, но только в ночное время, когда наступала долгожданная прохлада, и бедняга мог без одышки добраться до Дома искусства.

Муцухото растерянно оглядел нежданных посетителей и только неуклюже дернулся к столу за лежащим на нем клинком, как Амгул сообразил на него наброситься.

Муцухото рухнул на живот, Коо тут же связал его руки за спиной, при этом думая, что станет теперь с его семьей после того, как его самого обвинят в преступлении незаконного проникновения, и нанесения вреда здоровью хозяина.

– Да что ты здесь делаешь ночью, Муцухото? – выругался Коо.

– Я работаю! А вот что здесь делаешь ты, сучий сын?! И что это за собачье вылюдье с тобой?!

Амгул и Коо переглянулись, отметив величину «высокопросвещенного» изречения управленца «искусством», и отвечать на вопрос не стали.

– Если хочешь еще немного пожить, отвечай, где полигон изготовления ядер.

– Почеши в моем заду, гунън! – засмеялся Муцухото и тут же застонал от боли, получив крепкий удар в поясницу от младшего генерала.

– Неправильный ответ, – Амгул оставался спокойным, но на лбу все же проявились капли пота.

Коо обошел ближайшие помещения. Удостоверившись, что никого больше в Доме нет, вернулся обратно.

– Знаешь, что ждет тебя, Татурри, за предательство? – прокряхтел Муцухото, который, несмотря на смену имени, знал, что Коо – перебежчик. Смена имени было необходимо для безопасности самого перебежчика, в первую очередь, от своего клана.

– Давай без подробностей, – устало попросил Коо, который всеми душой и телом искренне не желал здесь находиться, но по воле судьбы-насмешницы собственноручно рвал свою жизнь на невосстановимые части.

Амгул оглядел забитые всяким хламом полки и ящики в поисках тайника. Коо указал ему на дверце в полу со сбитым кольцом, и они немедля откинули деревянную крышку.

– Проклятые гунъны! – ругался Муцухото, не имеющий возможности пошевелиться. Его лицо заметно покраснело, стал задыхаться и этим самым отвлек внимание гунънов от цели. Те, вопреки обратному, поспешили к мужчине и еле перевернули его тело. Но тот к этому времени уже перестал дышать. Сердечный приступ все же настиг полновесного беднягу.

Коо констатировал его смерть после того, как нащупал отсутствующий пульс.

– Тьфу ты…, – расстроился он.

– Его все равно пришлось бы убить. А здесь хоть руки пачкать не понадобилось, – спокойно уведомил Амгул.

– Начнутся разбирательства…, – с тревогой выдохнул перебежчик.

– Мы все подчистим. Не нагоняй паники, Коо.

Двое сильных воинов кое-как усадили грузное тело Муцухото на широкий табурет и сложили руки и голову на стол, сымитировав неожиданный приступ во время работы, и спустились в погреб. За узким проходом гунъны вышли в просторное подземное помещение, где буквально несколько дней назад в действительности хранилось готовое подрывное оружие.

– Здесь нет приспособлений, указывающих на место, где бы изготавливали ядра. Это просто хранилище, – отметил Коо.

– И сам вижу. – Амгул порыскал по высоким этажеркам, на которых лежали какие-то бумаги, и попробовал найти что-нибудь полезное, и наткнулся на предписания правил использования данного вида оружия. Решил, что это будет полезным, и убрал бумаги под куртку.

Взгляд воина упал на нишу в стене в дальнем каменном углу, где вырисовывались очертания стыков. Аккуратно оттолкнул ровную плоскость, и стена поддалась. За ней мужчины обнаружили еще одно помещение, оказавшее тем самым полигоном изготовления.

– Найти бы все полигоны до единой…, – вырвалось у Амгула, когда он удовлетворенно прятал свертки с указаниями этапов и методов себе под куртку…

Эти двое постарались предусмотреть все детали, покидая Дом, чтобы запутать тех, кто станет заниматься выяснением обстоятельств смерти хозяина.

Коо выполнил условия Амгула, поэтому воин отпустил своеземца, напомнив об обязательном молчании. Сам же вернулся в амбар с мыслями, что завтра же отправится в Ти следом за артистами Дома искусства. Свифы замышляли большое дело, раз вывезли ядра в столицу. Гунън посчитал, что нужно выяснить, с какой целью это было сделано. Ночью сбегать было чревато лишними подозрениями, а ему было нужно «без пыли» добраться до Ти. Амгул решил, что необходимо забрать бумаги якобы о его назначении у управляющей Нигаханы, а потом уже отправиться в путь.

* * *

Видимо, сказалось и утомление, и удовлетворение от удачной находки, что Амгул не смог оторваться от объятий крепкого сна, и проснулся только от того, что его разбудила Хатисай.

– Как ты мне надоела…, – пробурчал воин, обнаружив сидящую у постели стройную свифку.

Ранние лучи прозрачно алого солнечного света ложились на ее тёмно-русые пряди и озолачивали на кончиках, словно этот свет исходил от нее самой. Кожа на ключицах и на руках так же светилась этим свечением, а глаза, словно вода, заставляли приглядеться к своему в них отражению, как это обычно делают люди, когда оказываются на берегу озера с чистейшей водой.

Амгул почувствовал, как его детородный орган отреагировал на присутствие противоположного и весьма привлекательного пола. Воин ненароком дернул плечом, чтобы отвлечь себя от этого традиционного утреннего желания.

– Хозяин Дома искусства – Муцухото – умер ночью от сердечного приступа, – тихо и без эмоций объявила девушка, чем обратила внимание своенравного постояльца.

– И зачем ты говоришь об этом мне? – просипел он, сощурившись от яркого света, от чего бледная кожа казалась еще более бледной.

– Его брат – Мацухото – допрашивает местных о возможных странностях в Миццу среди жителей. В Доме искусства помимо следов Муцухото обнаружились и другие. Сейчас они в школе у Нигаханы читают официальное письмо о Вашем назначении.

Амгул заметил в свифке изменения. Добродушие и наивность были заменены некоторой отрешенностью и твердостью.

– Я подтвержу, что Вы никуда из амбара ночью не отлучались, – продолжила она.

Амгул с усмешкой выдохнул, оголив зубы в красивой улыбке.

– Так я и так никуда не отлучался…

– В противном случае, я расскажу, что Вы были в Доме искусства и убили Муцухото.

Этих слов от девчонки Амгул явно не ожидал.

– Что ты несешь? – сквозь зубы прошипел воин и, вспомнив о чем-то важном, стал выискивать ладонью на груди, где под рубахой это самое важное еще ночью было надёжно припрятано.

– Бумаги в надежном месте, – спокойно уведомила она, отойдя на безопасное расстояние.

– Ты что, следила за мной? – ухмыльнулся он, пытаясь не паниковать и думать, что делать. Эта девчонка знала, кажется, слишком много.

– Нет, я видела, как Вы выходили из амбара…

– Чего ты хочешь? – Амгул не пожелал дослушивать. Какая теперь была разница – свифка пыталась манипулировать им, и это ничего хорошего не сулило ни ему, ни ей.

– Я не знаю, для чего Вам все это. Мне и не нужно это знать. Но Вы должны уговорить родителей, и забрать меня с собой в Ти. Соврите, что у меня есть потенциал. Что Вы будете помогать мне, и что у Вас в Ти есть связи. Вы – пока мой единственный шанс безопасно уехать отсюда.

– Что ты потеряла в Ти?! – раздражался Амгул от предложенной Хатисай чуши.

– Хочу танцевать на большой сцене, – просипела та.

Амгул тяжело вздохнул, и подумал, что это далеко неплохая идея в данной ситуации, и лишний свидетель в его пользу не помешает.

– Отдай мне бумаги, – спокойно потребовал он.

– Отдам только после разговора с родителями.

Амгул сжал челюсти, сощурил снова глаза, но все же согласился…

* * *

Слух о новом учителе-герое в этой окраине Миццу разошелся быстро. Мацухото не стал откладывать личной с ним встречи, и вскоре с двоими сопровождающими стоял в доме Фаццо и уже допрашивал воина.

На всякий случай Амгул держал руки за спиной, чтобы не привлекать к лоскутам ненужного внимания. Хатисай, как и обещала, подтвердила, что учитель Ам всю ночь был в амбаре. Это и подтвердил Фаццо, так как сам ночевал с Амгулом под одной крышей, не распространяясь тем, что все же заметно охмелел, выпив в одиночку анисовой настойки.

– Нам очень жаль, Мацухото, – вмешалась в разговор мать Кири.

– Муцухото не следил за здоровьем, давайте уж будем честны друг перед другом. Его безразличие к своему здоровью, к сожалению, и привело к безвременной кончине. Что именно Вас смутило в случившемся? – в разговор вступила и Айри, которая все время, пока шел допрос, наблюдала со стороны за Амгулом.

– Выключенный свет. Муцухото никогда не выключал свет, даже днем… Он панически не терпел темноты. Работал по ночам вынужденно по долгу службы любимому делу, – прохрипел мужчина, который был младше брата на десяток лет. Несмотря на родство по крови, они были совершенно разные. Выглядел Мацухото в отличие от брата намного здоровее и моложе. – Возможно, я зря трачу время…

– Нет, Мацухото, – оборвала его Айри. – Порой мелочи часто кричат о важном, но их не хотят слышать и принимать во внимание. Вы правильно сделали, решив допросить сомнительных людей, – с презрением взглянула она на Амгула.

– Мама…, – окликнула ее Хатисай.

– Что ж, спасибо за выделенное время, – вежливо поблагодарил Мацухото женщину. Нрав Айри знали многие, поэтому подобное высказывание мужчину не смутило – ведь Айри всегда и во всем искала подвох. И это было всемизвестное «достояние».

Мацухото поклонился Фаццо и покинул дом.

Амгул тоже хотел вернуться в амбар, как Хата взглядом напомнила о сделке, указывая, чтобы тот немедленно начал запланированный разговор.

Гунън строгим изгибом бровей попытался объяснить, что сейчас не время, но ее взгляд оказался более убедительным, и он неохотно начал.

– Учитель Фаццо, Хозяйка Айри, – обратился к родителям Хаты, и все устремили свой взор на него – бледного и, как обычно, бесстрастного. У него даже запершило в горле, но «гымкнув» пару раз воин привел чистоту голоса в порядок и продолжил. – Как вы знаете, меня отправили сюда лишь на пару дней. Мне пора возвращаться в Ти. Хочу высказать слова благодарности за прием и радушие.

Ни лицо, ни тон не выражали никаких чувств. Он с обыкновением безучастно проговаривал фразу за фразой, не принимая в толк, что слова его могут показаться родителям Хаты неубедительными.

Он еще раз взглянул на растерянную от волнения и напряжения девушку и продолжил.

– Прошу… отправить в Ти вместе со мной Хатисай.

– С какой это стати?! – вдруг сорвалась Айри, не дослушав до конца.

– У нее явный талант… к искусству. В Ти у меня много полезных связей. Я помогу посодействовать Вашей дочери поступить на обучение в храм Ссота.

– Это же прекрасно! – восхитилась доброжелательная Кири.

– Закрой рот! – тут же заткнула ее посеревшая от злости Айри. – Я против! Ты приехал на пару дней, облапошил дурехе голову и решил, что мы с Фаццо поведемся на этот блажь?! Что ты молчишь, Фаццо?! – накричала она на мужа.

Мужчина стоял у окна и смотрел на Хатисай с живой отцовской любовью. Он видел, как их с Айри дочь выросла и стала настоящей красавицей, и что пришло время ее отпустить.

– Хата, ты готова уехать и начать самостоятельную жизнь в столь опасное время? – строго спросил он.

– Да, отец. Вне стен нашего дома я всегда буду помнить о чести семьи и благодарности вам с матушкой за все, что вы для меня сделали, – медленно поклонилась она.

– Тогда какое же я имею право запрещать тебе, дочь моя? – улыбнулся он и раскрыл объятия, в которые тут же влетела счастливая Хата.

– Ты что, сошел с ума?! – разъяренная женщина, что, несмотря на тяготы судьбы и покалеченную ногу, всегда вела себя достойно, сейчас выглядела отчаянной и уродливой от своего же гнева.

– Мы не можем держать ее при себе всю жизнь. Хатисай стала взрослой и ей решать, как жить дальше, – спокойно объяснил мужчина.

– Мало того, что ты поддерживаешь ее во всяческих глупостях, так еще готов отпустить ее непонятно с кем в Ти, куда четыре дня пути?! Ты в своем уме?! Я не доверяю этому… учителю. Я насквозь вижу всякую ложь. По правде говоря, от него попахивает гунънами, и я не удивлюсь, если он побывал ночью в Доме искусства!

– Ты обезумила, Айри! – не выдержал Фаццо. – Твоя гордость утопила в себе твою человечность! Ты ведь мать!

– А ты не ее отец! – в ярости перебила мужа Айри, и комната в которой находилось столько человек, вдруг окунулась в мертвую тишину.

Фаццо застыл на месте. Обреченно посмотрел на Хатисай и опустил глаза.

– Был бы ты ее родным отцом по крови, трижды подумал бы, прежде чем потакать ее глупым прихотям, и не допустил бы того, что она собралась делать! – кричала сорвавшаяся Айри, в такт словам постукивая тростью по половице.

Фаццо, не выдержав давления, вышел из дома, а Хата с непониманием уставилась на мать.

– Что ты такое говоришь, мама? Как ты можешь такое говорить этому святому человеку? – почти шепотом прохрипела она.

– Я не знаю, в кого ты такая уродилась Хата. Твой настоящий отец – лидер клана, свифский Главнокомандующий – ответственный, решительный, рассудительный человек! А ты, как недозревший плод айвы во время сбора урожая!