Любовь по назначению

– А коктейль? – мягко предложил Олег.

Ее глаза сразу загорелись, словно у ребенка, которому предложили мороженое.

– Да! И молочный коктейль! Клубничный.

– Отлично, – кивнул он и поймал взгляд официанта.

Тот мгновенно подошел, принял заказ и так же быстро исчез, оставив их в уютном шуме пиццерии. Воздух между ними наполнился легким, комфортным молчанием, прерываемым лишь веселыми голосами вокруг и запахом приближающегося ужина.

Пока они ждали заказ, Николь украдкой посмотрела на двух внушительных мужчин, стоящих у входа.

– А они… не кушают? – тихо спросила она, кивком обозначив охранников.

– Они на работе, – мягко ответил Олег, не поворачивая головы.

– Понятно, – прошептала Николь.

Тишина повисла между ними, но не неловкая, а скорее задумчивая, наполненная ароматами готовящейся еды и далекими голосами других посетителей. Олег наклонился чуть ближе через стол, его голос стал тише, доверительным.

– Как тебе здесь, Николь? – спросил он, и в его глазах читалось искреннее участие.

Она замялась, играя с бумажной салфеткой.

– Ну…, я пока еще не знаю, – честно призналась она. – Я буквально только сегодня приехала… – она вдруг замолчала, будто осознав что-то, и ее взгляд стал растерянным. – Только я не знаю, куда.

Олег слегка смутился, и тень вины мелькнула в его глазах.

– Да, я, кажется, поспешил с вопросами и не рассказал, куда тебя привез, – он провел рукой по волосам, чувствуя себя немного неловко. – Это…

Но в этот момент к их столику подошел официант, и на их столе появились две дымящиеся пиццы – золотистые, с пузырящейся сырной корочкой, усыпанные душистым базиликом. Рядом поставили два высоких бокала с розоватым молочным коктейлем, увенчанные шапкой взбитых сливок и украшенные яркой вишенкой. Аромат был настолько соблазнительным, что Николь невольно улыбнулась, а все тяжелые мысли словно улетучились.

– Кажется, это именно то, что нужно, – с облегчением сказал Олег, и его смущение растаяло перед этим простым детским восторгом.

Последние кусочки пиццы исчезли с тарелок, оставив после себя лишь крошки и приятное чувство сытости. Олег откинулся на спинку стула, удовлетворенно выдохнув:

– Здесь действительно очень вкусно!

– Я вообще никогда такое вкусное не ела! – призналась Николь, с наслаждением облизывая последние капли молочного коктейля с ложки. Ее щеки порозовели, а глаза сияли.

– Да, отличная пиццерия, – улыбнулся Олег. – Хотя я здесь ни разу до этого не был.

Он поймал взгляд официанта и легким жестом попросил счет. Когда тот принес чек, Олег оставил щедрые чаевые, значительно превышающие сумму заказа. Николь заметила, как у молодого человека загорелись глаза от такой неожиданной благодарности, и он, смущенно кивнул, поспешил уйти.

– Знаешь, Николь, – начал Олег, задумчиво, отодвигая пустой бокал, – раз уж я не сказал тебе, куда тебя привез, у меня есть идея получше.

Она подняла на него вопросительный взгляд, в ее глазах плескалось любопытство, смешанное с легкой тревогой.

– Я могу прямо сейчас устроить тебе экскурсию, – его глаза блеснули азартом, словно он и сам был рад этой спонтанной идее. – И буду твоим личным гидом.

– У тебя есть на это время? – неуверенно спросила Николь, не веря, что кто-то может отложить все дела ради такой прихоти.

Олег рассмеялся, и в его смехе звучала какая-то особенная, согревающая теплота.

– На тебя у меня всегда будет время, – сказал он просто, и в этих словах не было пафоса, лишь искренняя уверенность.

Они вышли из шумной пиццерии. Проходя мимо охранников, Олег что-то быстро и тихо сказал им на ухо. Николь не расслышала слов, но Виталик и Дима лишь коротко кивнули ему.

Улица встретила их теплым, ласковым ветерком и мягким, медовым светом заходящего солнца. Воздух пах нагретым за день асфальтом, цветущими цветами. Они неспешно шли вдоль дороги, которая вскоре вывела их к широкой, парадной набережной.

Река широкая и величавая, искрилась в лучах заката, отражая розовые, золотые и лиловые блики. Люди неспешно прогуливались парами, кто-то сидел на зеленой траве с плетенными корзинками для пикника, дети смеялись, выбегая на дорожки, чтобы поймать мыльные пузыри, переливающиеся всеми цветами радуги.

Олег рассказывал о городе так увлеченно и подробно, что казалось, будто он знает здесь каждый кирпичик, каждую трещинку на тротуаре. Он показывал на старинные здания, объяснял, как строились мосты, вспоминал забавные истории из прошлого и городские легенды. Его голос звучал мягко и завораживающе, а жесты были такими живыми и выразительными, что Николь ловила себя на мысли, будто перед ней не суровый бизнесмен, а самый настоящий экскурсовод.

– А вон там, – он указал на высокий, устремленный в небо шпиль вдали, – раньше была пожарная каланча. Однажды зимой… – он начал очередную историю, и его глаза смеялись.

Николь слушала его, зачарованно глядя то на его оживленное лицо, то на места, о которых он говорил. Она ловила каждое слово, каждый оттенок в его голосе. И в этот момент, под шепот реки и смех детей, под теплое золото заката, она вдруг поняла что-то очень важное. Она поняла, что впервые за долгое-долгое время чувствует себя не просто так, не временно, не гостем. А так, как будто она – дома. Именно сейчас. Рядом с этим незнакомым мужчиной, который смотрел на нее так, словно она была самым ценным, что случилось с ним за долгие годы.

Олег, видя, как ее глаза горят живым, неподдельным интересом, рассказывал все увлечённее и подробнее. Казалось, для него в этот момент не существовало ничего важнее, чем открыть перед ней весь этот мир – мир, в который она неожиданно ворвалась всего день назад. Он говорил о городе не как о территории своего влияния, а как о живом существе, полном историй и тайн.

Сумерки мягко окутали набережную, окрашивая небо в сиреневые и персиковые тона. Вода в реке превратилась в темное, бархатистое зеркало, отражающее первые робкие огни города, зажигающиеся на другом берегу. Они шли не спеша, и Николь даже не заметила, как пролетело время. В его рассказах, в том, как он оживлял историю каждого камня, каждого поворота, было что-то удивительно теплое и родное.

Она не могла вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя так – будто эти неторопливые прогулки, эти доверительные разговоры были частью ее жизни всегда. Рядом с матерью такого точно не было. А здесь, на этой набережной, в мягком свете фонарей, ей казалось, что она наконец-то нашла то, чего ей так не хватало все эти годы – чувство принадлежности, принятия, дома.

Когда Олег закончил свой рассказ о старом арочном мосте, он вдруг остановился и повернулся к ней. Его взгляд стал мягче, задумчивее.

– Николь, а что ты можешь рассказать о себе? – спросил он тихо, чтобы не спугнуть хрупкую атмосферу доверия.

В солнечном сплетении у нее что-то болезненно сжалось. Она опустила глаза, рассматривая трещинки на брусчатке. Что она могла сказать? О чем? О том, как жила эти годы? О том, что ее будто и не было? О тишине, которая была ее главным спутником?

Олег сразу понял ее молчание. Он не стал настаивать, не стал давить.

– Хорошо, – он легко, почти невесомо коснулся ее плеча, и его прикосновение было теплым и успокаивающим. – Тогда не будем. Но скажи мне хотя бы чем ты любишь заниматься? Мне просто хочется понять, что тебе интересно. Чем тебя порадовать?

Она подняла на него глаза, и в их глубине мелькнули искорки облегчения и благодарности.

– Я… я люблю читать, – тихо, почти шепотом призналась она.

– Книги? – он улыбнулся, и в его улыбке не было ни капли снисхождения, только искренняя радость. – В твоей комнате как раз есть несколько.

– Да, я видела, – кивнула она, и на ее губах появилась робкая улыбка. – Хотела сегодня посмотреть.

– Если чего-то не хватит – купим. Все, что захочешь.

– А еще… – она замялась, снова опуская взгляд, но потом добавила чуть увереннее, – я всегда любила ходить в библиотеку.

– В библиотеку? – его брови чуть приподнялись, от легкого удивления, но в глазах не было и тени насмешки, только неподдельный, живой интерес.

– Хорошо, – кивнул он, и в его голосе прозвучала твердая решимость. – Я узнаю, где здесь ближайшая.

Он произнес это не как пустое обещание, а как данность. Как следующий пункт в их общем, только что родившемся плане.

Николь вдруг вспомнила. Вспомнила так ярко, будто это было вчера. Маленькую районную библиотеку с пахнущими старыми книгами стеллажами, скрипучий паркет и доброе лицо библиотекарши – женщины с седыми волосами, уложенными в аккуратный пучок, которая всегда встречала ее улыбкой. Та часто угощала ее чаем, и подбирала ей особенные книги. Те, где герои, пройдя через все испытания, обязательно находили счастье.

А потом, когда наступала ночь и холодный подъезд становился ее временным пристанищем, она читала при призрачном свете уличного фонаря, пробивавшегося сквозь грязное стекло. Она полностью растворялась в этих историях, и там, среди пожелтевших страниц, у нее была другая жизнь – яркая, полная приключений и, главное, счастливая. Книги были ее окном в мир, где не было одиночества.

– Только… – она вдруг спохватилась, и тень грусти скользнула по ее лицу. – У меня нет документов, – прошептала она, и эти слова прозвучали как приговор, возвращающий в суровую реальность. – Ни паспорта, ничего…

– Точно! – Олег хлопнул себя по лбу с такой комичной искренностью, что у Николь невольно дрогнули уголки губ. – Совсем не подумал. Пустяки! Знаешь, что, мы приедем, и все оформим. Договорились?

Он сказал это так легко и уверенно, будто речь шла не о бюрократической волоките, а о покупке еще одной книги. Она кивнула, и в этот момент они вышли к оживленной дороге, где их уже ждали две черные машины – знакомый Мерседес и строгий седан. Охранники стояли рядом, но в этот вечер, окутанный сумерками и тишиной, они казались Николь не стражами, а просто частью этого нового, пока еще непонятного, но такого теплого и обнадеживающего мира, что начал выстраиваться вокруг нее.

– Поехали? – спросил Олег, открывая перед ней дверь машины с таким жестом, будто открывал дверь в новую жизнь.

– Поехали, – ответила она и впервые за долгое-долгое время почувствовала, что это не просто слово, а настоящее обещание. Обещание начала. Его рука легла на ее спину, направляя в салон, и это прикосновение было не властным, а бережным – словно он боялся спугнуть хрупкую птицу, которая наконец решилась взлететь.

Глава 6

Машины плавно подъехали к дому, длинные лучи фар выхватывали из темноты подъездную аллею, оставляя за собой лишь тающий в ночи свет. У крыльца уже толпились люди – темные, напряженные силуэты на фоне освещенного парадного входа. Сергей, несколько охранников в темных костюмах, пара дополнительных автомобилей с тихо работающими двигателями, выпускающие легкий пар в прохладный воздух. В атмосфере висело ощущение спешки, скрытого напряжения, будто воздух сгустился перед грозой.

Сергей резко, почти порывисто, распахнул дверь со стороны Олега.

– Нам необходимо ехать. Сейчас. – Его голос звучал необычно жестко, сдавленно, будто он с трудом сдерживал эмоции.

Олег неспешно повернул голову. Его лицо в полумраке салона казалось спокойным, почти отстраненным.

– Что-то очень срочное? – спросил он, его голос был ровным, без тени волнения.

– Очень проблемно срочное, – Сергей нервно провел рукой по подбородку, и в этом жесте читалась усталость и раздражение.

В салоне на мгновение повисла тяжелая тишина, нарушаемая лишь тихим гулом мотора. Олег глубоко вздохнул, как бы взвешивая что-то внутри.

– Подожди пару минут, – произнес он твердо.

– У нас нет пары минут! – Сергей почти выкрикнул, но сразу же взял себя в руки, сжав кулаки. – Олег…

Олег посмотрел на него долгим, тяжелым, изучающим взглядом. Взглядом, который не терпел возражений.

– Пару минут подождешь, – повторил он уже без тени вопроса в голосе.

С этими словами он вышел из машины с невозмутимым спокойствием, будто происходящее вокруг было лишь мелкой суетой. Он обошел капот, его шаги были размеренными и точными, и открыл дверь Николь. Его движения были лишены суеты, будто вся эта ночная спешка его совершенно не касалась.

– Теперь мне необходимо уехать, – сказал он, мягко помогая ей выйти и провожая ее к входу. В свете уличного фонаря его лицо казалось усталым, на лбу залегли легкие морщины заботы, но голос, обращенный к ней, оставался теплым и спокойным. – Думаю, ты сможешь ознакомиться с книгами. Если что-то понадобится – спроси у тети Оли. Хорошо?

Николь кивнула, ее широко раскрытые глаза смотрели на него со смесью доверия и легкой тревоги.

– Хорошо.

Ее взгляд непроизвольно скользнул за спину Олега к ожидающим машинам, к напряженным, суровым лицам мужчин, готовых к действию. В этой ночной спешке было что-то тревожное, чужое, но спрашивать она не стала. Не сейчас.

– Спокойной ночи, – тихо добавила она, уже зная, что вряд ли уснет, пока не услышит, как вернутся машины.

Олег легонько, почти невесомо коснулся ее плеча, словно пытаясь передать уверенность, которой, возможно, и сам не чувствовал в этот момент. Затем развернулся и твердыми шагами направился к ожидающей группе.

Дверь закрылась за Николь, оставив ее одну с тишиной огромного дома. Где-то вдалеке уже заревели двигатели, и свет фар мелькнул в окнах, прежде чем исчезнуть в ночи.

Николь поднялась в свою комнату, где сразу же направилась к книжной полке. Ее пальцы будто движимые собственной волей скользили по корешкам, пока не остановились на одном романе с незнакомым названием. Она взяла его с полки. Книга пахла старыми страницами и чем-то уютным, как будто ждала именно ее.

Устроившись в глубоком кресле, укутавшись в мягкий плед, она создала себе маленькое убежище. Включенная настольная лампа отбросила на стену теплый, янтарный круг света, крошечный островок спокойствия и уюта. Но едва глаза ее скользнули по первым строчкам, как вдруг осознала – очень хочет чаю.

Кухня встретила ее неярким, приглушенным светом, а каким-то домашним, будто специально прибереженным для ночных раздумий. Николь нашла чай, поставила чайник и задумалась: а есть ли что-нибудь сладкое к чаю?

В этот миг тишину нарушил сдержанный скрип. Дверь на кухню приоткрылась, и в проеме возникла тетя Оля, окутанная мягким полусветом.

– Ой, простите, – смущенно выдохнула Николь, чувствуя себя неловким гостем, пойманным на вольности. – Я тут немного… хозяйничаю.

– Ничего, детка, – голос пожилой женщины прозвучал бархатно, а в уголках ее глаз собрались лучистые морщинки, складываясь в картину безмерной доброты. – Я даже рада. Давай вместе похозяйничаем.

– Это я вас разбудила? – обеспокоенно спросила Николь.

– Нет, что ты, нет! – тетя Оля мягко замахала руками. – Я тесто поставила, к утру пирожков хочу напечь.

– Пирожки… – прошептала Николь, и глаза ее вдруг засияли таким детским, неподдельным восторгом, что вся ночная тоска разом отступила. – А я… а я могу вам помочь?

Тетя Оля рассмеялась тихим, грудным, очень теплым смехом, от которого в доме будто стало светлее.

– Я буду только благодарна, деточка. Только, пожалуйста, скажи мне еще раз свое имя, а то я его не запомнила.

– Меня зовут Николь, – ответила девушка, и в этот момент чайник зашипел, наполняя кухню уютным звуком кипящей воды.

Так, среди ночи, в теплом свете кухонной лампы, началось их неспешное совместное дело. Пальцы Николь, неуверенные и неловкие, постепенно перенимали сноровку и мудрость, что жили в натруженных, добрых руках тети Оли. Они замешивали упругое, живое тесто, пахнущее дрожжами и теплом, раскатывали его в тонкие пласты, и девушка ловила себя на мысли, что сам ритм этого процесса ровный, успокаивает душу куда лучше любых лекарств. Они говорили о пустяках – о погоде за окном, о книгах – и в этих простых словах Николь с неожиданной ясностью ощутила, что такое быть не гостем, а частью дома. Частью этого целого, где каждое движение наполнено тихим, осмысленным любовным трудом.

Когда последний противень с румяными, идеальными пирожками отправился остывать на большой стол, Николь прижала ладони к краю столешницы и почувствовала странное, сдавливающее горло тепло глубоко в груди. Она впервые в жизни пекла. Чувствовала, как под пальцами оживает податливая плоть теста, сама лепила забавные уголки, смазывала их золотистым желтком, суетясь с кисточкой, как заправский художник. Это было именно то, о чем она так безнадежно мечтала в детстве: представить, как стоит у стола не одна, а с мамой, вместе раскатывают тесто, смеются над неудачными, кривыми формами, а потом пробуют первый, обжигающий пальцы пирожок. Но вместо мамы рядом оказалась тетя Оля – добрая, бесконечно терпеливая, с руками, знающими толк в самом главном – в том, как создать уют. И хотя мечта не сбылась так, как рисовало ее одинокое детское воображение, в этом новом, неожиданном ее воплощении было что-то щемяще-настоящее, глубокое и подлинное.

– Детка, уже скоро утро, – тетя Оля смахнула со лба прядь седых волос и вытерла руки о клетчатый фартук. – А ты все со мной. Давай-ка спать.

– Я еще успею выспаться, – улыбнулась Николь, и улыбка эта была непривычно легкой, без привычной грузинки в уголках губ. – Сегодня я никуда не спешу.

– Что ты хотела бы сделать, когда проснешься? – спросила женщина, пристально и с любопытством глядя на нее.

– Даже не знаю, – честно призналась Николь, оглядывая ставшую вдруг такой родной кухню.

– У нас, знаешь, очень хороший сад есть, – тетя Оля подмигнула ей, как заговорщица. – Качели под яблоней, гамак меж двух берез. Позавтракаешь пирожками и выйдешь – свежий воздух, солнышко…

– М-м-м, завтрак с пирожками! – повторила Николь, и взгляд ее невольно скользнул к румяной горке на столе.

Не в силах устоять, она потянулась к ближайшему, еще теплому.

– Можно я… один съем прямо сейчас?

– Конечно, родная, конечно! – рассмеялась тетя Оля. – На то они и нужны, чтобы радовать нас.

Хрустящая корочка поддалась с тихим хрустом, и внутрь хлынул густой, темно-рубиновый вишневый джем. Сладкая, с едва уловимой кислинкой, река разлилась по языку, и Николь непроизвольно зажмурилась от наслаждения, издав тихий, детский звук восторга.

– Ух ты!.. Это обалденно!..

– У меня все обалденное, – с тихой, неподдельной гордостью произнесла тетя Оля, оправляя фартук. – Даже джем сама варю.

– Это вы сами? – Николь сделала большие круглые глаза, смотря на женщину с новым, почтительным изумлением.

– Сама-сама, – кивнула та. – С сахарком, с любовью.

– Восхитительно…

– Вот и отлично. Днем прогуляешься, книжку почитаешь в гамаке, а там, глядишь, и Олег приедет. Сами решите, чем заняться. – Она сказала это легко, ненавязчиво, оставляя за ней право выбора.

Тишина в доме была густой и звенящей, она обволакивала со всех сторон, как тяжелый, неподвижный воздух после грозы. Николь замерла на середине лестницы, прислушиваясь. Ни веселых голосов, ни сонного шарканья по полу – лишь собственное дыхание и навязчивый стук сердца в ушах.

«Ладно, – тихо выдохнула она, и слово повисло в безмолвии, ни к кому не обращенное. – Пойду-ка я спать».

«Давай, малышка, сладких снов», – донесся снизу ласковый, сонный голос тети Оли. Эти слова стали маленьким якорем спокойствия в ночном одиночестве.

В своей комнате Николь машинально подошла к окну. Ночь за стеклом была бездонной и бархатной, лишь ветер шевелил листья деревьев, они шелестели, будто перешептывались о чем-то своем. Она умылась прохладной водой, надела свою новую мягкую пижамку с забавным Микки Маусом.

И снова подошла к окну, как раз в тот момент, когда во двор разрезая темноту яркими фарами въехали машины. Черные, бесшумные, словно хищники. Из первой вышел он. Олег. Но это был не тот Олег, который смеялся с ней за пиццей, чьи глаза искрились озорными искорками. Не тот человек, что с таким теплом рассказывал истории о городе.

Его лицо в холодном свете луны было высечено из камня – жесткое, отчужденное, с плотно сжатыми губами. Движения – резкие, отточенные, лишенные всякой плавности. Он рывком открыл заднюю дверь, вытащил за шиворот какого-то мужчину, и без лишних слов, с короткого замаха ударил его в лицо. Удар прозвучал глухо и ужасающе громко в ночной тишине.

Николь инстинктивно дернула за штору, и тяжелая ткань с шорохом захлопнулась, но увиденное уже врезалось в сетчатку глаза, жгучим и неизгладимым кадром. Сердце в груди забилось с такой бешеной силой, что перехватило дыхание. Она метнулась к кровати, нырнула под одеяло с головой, как в детстве, когда монстры из сказок казались реальными и прятались в темном углу. Только сейчас монстр был настоящим. И у него было лицо человека, которому она начала доверять.

«Кто он? – стучало в висках. – Что это за мир, в который она попала?».

Вопросы, острые и безответные, кружились в сознании вихрем, заглушенные лишь далекими приглушенными голосами со двора и леденящим, всепоглощающим страхом.

Сон бежал от нее, как преследуемая добыча. Николь ворочалась, кусала губы, сжимала пальцами край одеяла, пытаясь найти хоть какую-то точку опоры в этом рухнувшем мире. Но все было напрасно. Стоило только закрыть глаза – и перед ней вновь возникал тот момент. Олег, его резкое движение, сжатый кулак, чужая кровь на камнях двора.

И в этот самый миг, когда кошмар в голове достиг пика, раздался тихий, но отчетливый скрип у двери.

Сердце Николь бешено забилось с такой силой, что, казалось, вот-вот разорвет хрупкие ребра и вырвется наружу. Она замерла, вжавшись в матрас, не смея дышать, и почувствовала, как по ее спине пробежали ледяные мурашки. В абсолютной тишине комнаты отчетливо прозвучали шаги – негромкие, но твердые и уверенные. Они приближались к кровати. Воздух сгустился, наполнился напряженным ожиданием.

Мягкий звук – и край матраса под ее ногами едва заметно прогнулся. Кто-то присел рядом. И в тот же миг ее обволокло, словно невидимым покрывалом его запахом. Она узнала его не по шагам и не по голосу, а именно по нему – тонкому, дорогому аромату парфюма с нотками сандала и бергамота, смешанному с ночной прохладой, что прицепилась к ткани его куртки, и чем-то еще… неуловимо мужским, теплым, своим. Олег.

Его пальцы, на удивление осторожные и мягкие, коснулись ее волос. Он медленно, почти с благоговением, провел по растрепанным прядям, словно успокаивая испуганного котенка. Она чувствовала каждое прикосновение кожей головы, каждый нервный импульс, бегущий по всему телу. И тогда она почувствовала нечто большее – едва уловимое изменение в самом воздухе, исходящее от него. Она не видела его лица, но всем существом ощутила, что он улыбается. Такая тихая, сокровенная улыбка, которую можно услышать лишь душой.

И с ней начало происходить что-то странное. Образ того жесткого, опасного мужчины с холодными, как сталь, глазами, которого она видела во дворе, начал таять прямо здесь, в безопасной темноте ее комнаты, под нежным прикосновением его руки. Его грозная, тяжелая энергия, еще мгновение назад казавшаяся такой чужеродной, становилась мягче, добрее, обволакивающей. Казалось, он сам переступал какую-то невидимую грань, сбрасывая с себя кожуру ночного хищника и возвращаясь к тому, кем был днем.

Теперь перед ней, даже сквозь сомкнутые веки, она это ясно понимала, был тот самый Олег. Тот, что заразительно смеялся за пиццей, с увлечением рассказывал истории на набережной, чья забота чувствовалась в каждой мелочи. Она инстинктивно цеплялась за этот хрупкий, почти волшебный миг, боясь, что малейшее ее движение разрушит его. Что если он поймет, что она не спит, все снова изменится, и стальные ставни захлопнутся в его глазах вновь.

Его пальцы еще раз скользнули по ее волосам, затем осторожно поправили одеяло, укрывая ее плечо с нежностью. Прозвучал тихий, почти неслышный вздох. Шаги, удаляющиеся к двери. И снова тишина.

Но теперь в ней было что-то новое. Недосказанное. Тревожное. Но уже не такое всепоглощающе страшное. Николь медленно разжала пальцы, вцепившиеся в простыню, и наконец, открыла глаза, вглядываясь в темноту туда, где только что был он.

«Кто ты, Олег?» – беззвучно прошептало ее сердце.

Но ответа не последовало. Лишь легкий, почти призрачный след его прикосновения в ее волосах и странное, щемящее чувство, что в этой кромешной тьме ей, возможно, удалось разглядеть его самого – настоящего.

Глава 7

Николь проснулась поздно, когда солнце уже вовсю хозяйничало в небе, заливая комнату теплым, медовым светом. Золотистые лучи лениво ползали по стенам, играя в пылинках, танцующих в воздухе. За окном царила безмятежная симфония летнего утра: звонкий пересвист птиц, шелест листвы, ласкаемый легким ветерком, что заботливо колыхал белоснежные занавески. Она сладко потянулась, ощущая под одеялом остатки сна, и безмятежно улыбнулась. Воздух был наполнен тишиной и покоем.