Дом с водяными колесами

Когда я невольно почти закрыл уши обеими руками, то услышал звук двигателя автомобиля. И был он не из прошлого тринадцатилетней давности, а раздавался позади нас в настоящем.

Там же (11:00)

Юриэ обернулась и заговорила:

– Красная машина.

Чуть погодя я тоже повернул коляску в ту сторону. Было крайне непросто заметить среди густо растущих листьев, но все же на лесной дороге внизу действительно был виден автомобиль.

Вскоре звук двигателя исчез. Дверь со стороны водителя открылась, и из нее бодрым шагом вышел мужчина.

– Эх, наконец-то я тут! – раздался громкий голос. Его хозяин ступил на мощеный склон, где качались тени от деревьев, расправил плечи, заслонил маленькой рукой глаза и, смотря на нас, закричал:

– Фудзинума-сан!

Я ничего не ответил. Как испуганный ребенок, Юриэ ухватилась за ручки инвалидной коляски.

– Ого, какой потрясающий дом. Я и не ожидал такого!

Мужчина был длинный и тонкий. Слишком худой и высокий. Нет, все же не «высокий», больше ему подходило, а «долговязый».

На нем были черные джинсы, а сверху короткая куртка цвета слоновой кости. Он положил руки в карманы джинсов и широкими шагами пошел вверх по склону.

– Дом с водяными колесами… И в самом деле так.

Мужчина подошел, остановился около нас, и его взгляд взметнулся на три водяных колеса, вращаемых каналом.

– Вон за тем мостом, должно быть, парадный вход? Какие стены… Хм-хм. Ой, и башня есть. Получается, прям замок с мельницей. Когда речь заходит о водяных колесах, обычно большинство сразу вспоминает милое ощущение от детской песенки «Мельница в лесу», но тут-то не так. Мне это скорее напоминает группу двойных водяных колес в Асакуре, что в префектуре Фукуока. Я был так впечатлен, когда впервые их увидел! Это было еще в детстве, поэтому я страшно удивился. Они выглядели как огромный механизм, хранящий какой-то невероятный секрет, так что я до сих пор помню их вращения… Ах, но все же эти водяные колеса намного больше тех. К тому же еще и стоят вплотную к такому европейскому особняку. Как интересно! Как и ожидалось от Сэйдзи Накамуры…

– Сэйдзи Накамуры?

– А, прошу прощения. Я тут один болтаю. Киити Фудзинума-сан, я полагаю?

С искренней улыбкой мужчина посмотрел на меня. Хоть это и была первая наша встреча, он не выказал неприязни к моей маске.

– Вы, должно быть, Симада? – спросил я хриплым голосом.

Он пробормотал «Ага!» и сказал:

– Вы вчера получили сообщение от инспектора? Эх, он действительно посчитал меня весьма подозрительным. – Затем он аккуратно поправил слегка вьющиеся волосы и представился: – Меня зовут Киёси Симада. Рад знакомству. Прошу прощения за мою спешку и бесцеремонность.

Вероятно, ему было где-то около 35 лет. Смуглое лицо и впалые щеки, немного глубоко посаженные глаза и приподнятая верхняя губа. Его лицо в зависимости от ситуации могло выглядеть весьма мрачным.

– Киёси Симада-сан… Хм, – сказал я, внимательно наблюдая за собеседником. – Я слышал, что вас интересует случившийся здесь в прошлом году инцидент?

– Да. Ну, раз вам уже все сказали… – Киёси Симада продолжил с несколько более собранным выражением лица: – Я пришел сюда не ради праздного любопытства. Иными словами, для меня прошлогодний инцидент отнюдь не чужое дело.

– Что вы имеете в виду?

– Цунэхито Фурукава. Это имя вам известно, я полагаю.

– Фурукава? Разумеется, он…

– Он пропал из-за инцидента год назад. По правде говоря, я был его другом.

– …

– Он ведь был помощником настоятеля одного из храмов в Такамацу? Моя семья тоже работает в храме на Кюсю, и мы с ним познакомились в студенческие годы. Мы учились в одном буддийском университете, и он был старше меня на год.

– Вот как? – Я кивнул и мельком посмотрел на Юриэ. Она держала ручки коляски и с каменным лицом опустила глаза на ноги Симады.

Было очевидно, что она напугана. Естественно. Нежданный гость вкупе с прозвучавшим из его губ именем Цунэхито Фурукавы.

– Юриэ, – сказал я строгим тоном, – возвращайся внутрь. Все в порядке, я могу и сам двигаться. А теперь иди.

– Хорошо.

– Ваша жена? – взволнованно спросил Киёси Симада, проводив взглядом тихо уходящую Юриэ. – Она куда более, как бы сказать, красивая, чем я думал.

Выглядело так, будто он уже обладал какой-то базовой информацией о том, что произошло в этом доме. Пока я сердито глядел на Симаду, он снова поправил волосы и сказал:

– Ну, следовательно, я уже давно знал об этом доме с водяными колесами, потому что слышал о ней от него… Кодзина. А вот про прошлогодний инцидент? Честно говоря, тогда я своим ушам не поверил.

Сейчас он произнес имя Фурукавы как «Кодзин»[4].

Цунэхито Фурукава… Он внезапно исчез из комнаты в ту ночную бурю год назад. Человек, который украл картину Иссэя Фудзинумы, убил Синго Масаки, а затем расчленил и сжег его труп в мусоросжигателе в подвале… До сего дня считалось, что он находится в бегах.

Со слов Симады, Фурукава был учеником настоятеля храма в Такамацу и исполнял обязанности его помощника. В этом храме находилось родовое кладбище Фудзинумы.

– Откровенно говоря, Фудзинума-сан, что вы думаете?

– В плане?

– Вы правда думаете, что в прошлогоднем инциденте на самом деле виновен Кодзин Фурукава?

– А есть вероятность чего-то другого? – сказал я, наполовину отвечая вопросом на вопрос, и помотал головой.

– Вот как? – Киёси Симада слабо пожал плечами и пристально посмотрел на мою белую маску. – Все же мне что-то не дает покоя. Что-то…

– Наверное, потому, что вы друг Фурукавы.

– Да. Разумеется, и это верно. Я знал его как очень малодушного человека, немного нервозного, но вот убить человека он бы никогда не смог. Эх, хоть я это все и говорю, вас это вряд ли убедит. Все же это только мое субъективное мнение.

– И? – Не скрывая раздражения, я немного повысил голос. – Для чего вы сегодня сюда приехали? Что вы от меня хотите?

– Я вас задел?

– Я просто хочу забыть об этом.

– Ну разумеется. Я уже знаю, что вы не особо жалуете гостей. Как и большую часть о том, почему вы живете здесь посреди гор и носите эту маску.

– Тогда…

– Прошу прощения. – Симада скромно опустил голову… Однако сразу же ее поднял и тихим голосом произнес, вложив странную силу в слова: – Но мне во что бы то ни стало надо было сюда приехать.

Затем он вновь посмотрел на чудное здание с тремя вращающимися водяными колесами и сказал:

– Этот дом был же построен одиннадцать лет назад, не так ли?

– Да.

– Должно быть, канал построили специально, чтобы подавать сюда воду? Невероятно сложная работа для частного дома! Вы для чего-то используете мощности водяных колес?

Я молча кивнул, а он, осмотревшись вокруг, ответил:

– Ха-ха, правда? Вон там вдалеке видна телефонная линия. Не линия электропередачи. Значит, энергией вас обеспечивают эти водяные колеса?

– Все верно.

– Понятно. Просто поразительно. – Симада скрестил руки на груди и снова с глубоким интересом посмотрел на здание. – Дом с водяными колесами Сэйдзи Накамуры…

Немного погодя до меня донесся тихий шепот… Сэйдзи Накамура. Он и до этого произнес это имя.

«Так он знает Сэйдзи Накамуру?»

– Почему вы назвали это имя? – Я не смог не спросить.

– Ой, вы услышали? – Симада повернулся ко мне. – Как бы вам сказать, у меня с ним странная связь. Когда я узнал о прошлогоднем инциденте, я попытался самостоятельно собрать немного информации, однако только совсем недавно нашел имя проектировщика этого дома – Сэйдзи Накамуры. Я сильно удивился! Честно говоря, я почувствовал, что это какая-то судьба.

– Что вы подразумеваете под судьбой?

– Это… Ну, довольно об этом. Давайте вернемся к этой теме, как выдастся возможность. – Симада сжал губы, многозначительно улыбнулся и прищурил глаза. – К слову, Фудзинума-сан, недавно вы спрашивали у меня, зачем я приехал, однако, по правде говоря, наполовину это случайность.

– Случайность?

– Прежде всего, я не специально ехал сюда с Кюсю, чтобы развеять подозрения в адрес Кодзина-сан или найти его.

– Неужели?

– У меня живет друг в Сидзуоке, и я проезжал мимо по пути к нему. Однако вчера, когда я въехал в Окаяму, я случайно вспомнил, что сегодня то самое загадочное двадцать восьмое сентября.

– То есть вы решили заехать сюда по своей прихоти?

– Не совсем верно будет сказать, что это чистая прихоть… Мне также интересен прошлогодний инцидент, да и к тому же мне хотелось хоть раз увидеть Дом с водяными колесами за авторством Сэйдзи Накамуры. Не в моем характере давать по тормозам, если что-то пришло в голову, поэтому…

– Хм. – Я опустил обе руки в белых перчатках на ободы коляски. – И что вы намерены делать дальше?

– Если позволите, я бы хотел попросить разрешения принять участие в проводимом сегодня собрании вместо Кодзина-сан. Разумеется, я испытываю огромный интерес к работам великого художника Иссэя Фудзинумы. Я прекрасно понимаю, что создаю неудобства, но все же.

– Понятно.

«Как будто я собираюсь пригласить в особняк такого, как он».

Но я с горечью подавил возражения в своем сердце.

Разумеется, первой причиной было то, что он намекнул на личную связь с архитектором Сэйдзи Накамурой. Однако она была не единственной. Я почувствовал в этом Киёси Симаде что-то такое уникальное, чему было трудно сопротивляться.

– Я велю подготовить комнату для вас, – сказал я Симаде. – Выше по склону слева есть парковка для машин… Можете ей воспользоваться.

Ветер немного усилился, а небо продолжали заволакивать черные тучи. Солнце спряталось за этими тучами, и все пространство вокруг особняка накрыла огромная тень.

Глава 4 Прошлое (28 сентября 1985 года)

В машине

(13:30)

– Ну и противная погода.

Сидящий на пассажирском сиденье Сигэхико Мори посмотрел на небо через лобовое стекло.

– Передали, что приближается тайфун, – ответил сидящий за рулем Нориюки Митамура. – Такими темпами сегодня ночью будет дождь.

Темное небо. Они ехали по лесной дороге вдоль долины, поэтому была видна лишь узкая полоса неба. Казалось, что темные тучи растворились в тени криптомерий[5] вокруг и полностью накрыли их.

Увидев, что Митамура убрал одну руку с руля и широко зевнул, Мори сказал:

– Давай поменяемся? Наверное, ты не смог нормально поспать из-за вчерашнего ночного вызова.

– Нет, все в порядке. – Митамура с невозмутимым выражением лица покачал головой. – Осталось совсем чуть-чуть. В два часа уже приедем.

Митамура, заведующий хирургической клиникой в Кобэ, вышел из дома в восемь утра.

Мори, профессор истории искусств в университете M** в Нагое, вчера, как обычно, приехал в Кобэ во второй половине дня и переночевал в доме Митамуры.

В салоне играла непривычная западная музыка. По словам Митамуры, это было что-то вроде немецкого прогрессивного рока семидесятых, но Мори этот жанр был даже на самую малость не близок, поэтому за долгую дорогу он успел устать от нее. Однако он не мог напрямую показать, что ему не нравится, поскольку он и представить не мог, какого рода насмешки услышит, если признается, что не понимает такую музыку.

Мори было 46 лет. Прошло уже десять лет с того дня, когда он стал из доцента профессором. Многие говорили, что в 35 лет слишком сложно достигнуть профессорского статуса, и большую роль в этом сыграли не только его личные способности и достижения, но и влияние его отца, заслуженного профессора Фумио Мори, скончавшегося семь лет назад.

– Мне хочется именно в этом году увидеть ту картину, – сказал Мори, поправляя сползшие очки в черной оправе с большими диоптриями. – Слушай, Митамура-кун, ты ведь еще ее не видел?

– К сожалению, ни разу.

Откровенно говоря, Мори не особо любил Митамуру.

Он был высоким, с белой кожей, и обладал красивой внешностью, что охотно признавали женщины. Он был не просто превосходным хирургом, но и имел множество интересов и хорошо подвешенный язык.

Мори же, напротив, был маленьким, сутулым и обладал в целом непривлекательной внешностью, так еще и два года назад стал хуже слышать и в правом ухе носил слуховой аппарат, который в его случае крепился к дужке очков. Он признавал себя «односторонне одаренным человеком», а из хобби немного играл в шахматы. По одному только этому сравнению он чувствовал себя неполноценным на фоне Митамуры, который был младше его на десять лет. В то же время в нем еще больше усиливалась антипатия из-за того, как такой юнец мог понимать картины Иссэя Фудзинумы.

– Та картина… Загадочная предсмертная работа, «Призрачный ансамбль»? – Пробормотав это, Митамура погладил тонкий подбородок. – Профессор, должно быть, ее видел ваш отец.

– Он говорил, что видел ее в студии великого Иссэя, когда она только была закончена. Была осень семидесятого, за год до смерти Иссэя. Я слышал лишь то, что это была очень удивительная картина, магнум опус Иссэя, который отличался от всего, что он писал до этого.

– В итоге та картина так и не была представлена публике. Вскоре после завершения работы он попал в больницу, а после смерти картина была спрятана где-то в его доме в Кобэ… Говорят, что это было последнее желание самого художника… А потом Киити забрал ее в этот особняк.

– Да. Ну, для нас будет счастьем увидеть ее хоть одним глазком. Получится ли?

– Хм… – Митамура нахмурился, – звучит трудновато. Киити тот еще упрямец. Если мы будем просить слишком настойчиво, он может и прекратить ежегодный показ.

– Как же все-таки с ним тяжело. Я не собираюсь ругать его за спиной, но, откровенно говоря, этот человек просто чудовище с завышенной самооценкой и комплексом неполноценности. Ну, думаю, тут уж ничего не поделаешь.

«Чудовище с завышенной самооценкой и комплексом неполноценности» – Мори отпрянул было от жестоких слов Митамуры, а затем быстро согласился: – «Ну, действительно так и есть».

И Мори, и Митамура, как и еще двое также прибывающих в особняк в этот день Гэндзо Ооиси и Цунэхито Фурукава, хорошо знали об аварии, произошедшей зимой двенадцать лет назад. Сразу после вечеринки в доме Фудзинумы в Кобэ в рождественскую ночь 1973 года.

Произошла серьезная авария, когда Киити Фудзинума вез двух друзей в своей машине и допустил ошибку в управлении на заледеневшей дороге, отчего их машина выехала прямо на грузовик на встречной полосе. Машина полностью сгорела. Один из друзей, ехавших с ним, умер, а сам Киити получил страшные ранения лица, рук и ног.

Митамура рассказывал, что положение дел было ужасным. Киити доставили в критическом состоянии, и Митамура, который только получил квалификацию врача, тоже присутствовал на операции в хирургической клинике, где в то время заведовал его отец.

Обе ноги были сломаны, и они даже не знали, с чего лучше начать. Руки были страшно обожжены, а черты лица было невозможно разобрать из-за ожогов и глубоких рваных ран, так что даже самая передовая пластическая хирургия не могла вернуть его прежний облик. В итоге ноги удалось восстановить до той степени, что он мог как-то ходить с костылями, но на лице и руках остались ужасные шрамы. В этой жестокой реальности Киити горько скорбел, страдал и совсем отчаялся.

После этого для Киити создали маску, чтобы он смог спрятать от других свой истинный облик.

«Это белое лицо с отсутствующим выражением…»

Даже сейчас, смотря на это «лицо», Мори содрогался и покрывался мурашками.

Это была маска, сделанная из тонкой резины. Она полностью закрывала лицо, а разрез сзади скреплялся веревкой. У Киити были десятки одинаковых масок, изготовленных на заказ, которые копировали его собственное лицо до аварии.

После выписки из больницы Киити полностью отказался от успешного бизнеса, вложил часть наследства отца и своего колоссального капитала и построил причудливый особняк посреди гор в северной части Окаямы, чтобы жить вдали от людей. Вдобавок к этому он начал, не жалея денег, выкупать картины Иссэя, разбросанные по стране, и за три неполных года прибрал к своим рукам почти все его работы.

Все называли это коллекцией Фудзинумы.

Само собой, собранные и принадлежавшие Киити работы стали предметами вожделения для всех поклонников творчества Иссэя. Однако Киити, живший в этой глуши, чтобы оборвать все контакты с обществом, не так-то просто представлял их публике. В то же время только четверым – Мори, Митамуре, Ооиси, Фурукаве – было позволено посещать особняк и наслаждаться коллекцией лишь раз в году 28 сентября, в годовщину смерти Иссэя.

– К слову, Митамура-кун.

Мори вгляделся в лицо водителя.

Особняк с водяной мельницей, где жил, скрываясь от всех, хозяин в маске. Закрытая коллекция Фудзинумы. «Призрачная предсмертная работа», спрятанная где-то в особняке… Следующее, что невольно привлекало внимание, это красивая девушка, жившая там же.

– Какие вообще чувства Киити испытывает к Юриэ-сан?

– Честно говоря, я и сам не понимаю, – сказал Митамура, в отвращении сморщив нос.

– Я слышал, что три года назад он внес ее имя в семейную книгу.

– Как ужасно! Она ведь была заперта в том доме с раннего детства. Боюсь, что она даже не понимает в полной мере значения слова «брак», и, скорее всего, ее сделали женой без ее на то воли, – будто сплевывая, сказал Митамура. – Во время аварии двенадцать лет назад Киити немного повредил спинной мозг. Иными словами…

– Хм-хм. – Мори мрачно кивнул. – Вот оно что?

– Ну, это не наше дело, чтобы беспокоиться или вмешиваться. В первую очередь мы должны радоваться, что нас позвали на показ коллекции.

Держа руль, Митамура слегка пожал плечами. Мори плотнее вжался в кресло и нервными руками поправил сползшие очки со слуховым аппаратом.

Столовая – прихожая (13:50)

Хозяин Дома с водяными колесами закончил легкий обед и вместе с другом вышел из столовой. Юриэ почти не притронулась к поданной еде и только попила сок, а затем ушла одна в башенную комнату.

Киити выпил несколько чашек кофе и закурил трубку. Масаки уже какое-то время молча читал книгу.

– Боже мой, опять курите! – из двустворчатой двери, ведущей в северный коридор из восточной части круглого зала, в комнату вошла Фумиэ Нэгиси и визгливо закричала: – Прошу прощения, что надоедаю, но речь идет о вашем здоровье, поэтому хоть немного поберегите себя, пожалуйста!

Киити притворился, что не услышал, и продолжил попыхивать трубкой, а Фумиэ снова подняла свой визгливый голос:

– Вы уже приняли лекарства после еды?

– Ага…

– Обязательно выпейте еще раз вечером. Будьте так любезны, господин.

Домработница открыла кладовку под лестницей и достала оттуда пылесос. Увидев это, Масаки спросил:

– Нэгиси-сан, вы сейчас наверх?

– Да, буду пылесосить. Занятия по фортепьяно начнутся в обычное время?

– Сегодня выходной.

– Понятно. Уже скоро приедут гости… Ну, мне нужно поскорее закончить.

– Там какие-то проблемы с балконной дверью. Мне недавно Юриэ-сан говорила, – сообщил Масаки Фумиэ, которая уже поднималась по лестнице. В это же время за окном послышался шум от машины. В ту же секунду раздался звонок в парадную дверь. – Похоже, кто-то уже прибыл.

– Угу. – Киити положил трубку и опустил руки на ободы коляски. Державшийся около стены дворецкий Курамото вышел в коридор быстрыми резвыми шагами, которые слабо гармонировали с его грозным телосложением. – Пойдем и мы встретим?

– Я помогу. – Масаки встал и оказался за инвалидной коляской.

– Фумиэ-сан! – Киити окликнул толстенькую домработницу. – Передай Юриэ, чтобы она тоже пришла.

– Хорошо. Курите поменьше, пожалуйста, – сказала Фумиэ, взяв пылесос.

Оставив звуки шагов по лестнице за спиной, господин в маске и его друг вышли в западный коридор здания вслед за дворецким.

Они двигались по этому коридору, на стенах которого с обеих сторон висели работы Иссэя Фудзинумы, а слева располагались гостиная и кабинет Киити.

Прошли через большую дверь в конце коридора и вышли в прихожую.

Ровно в этот момент Курамото открыл монументальные двустворчатые двери и впустил посетителя.

– Здравствуйте, – сказал гость глубоким голосом и поклонился хозяину дома на инвалидной коляске. – Ох, я рад, что вы в порядке. Благодарю, что пригласили меня и в этом году.

Сквозь открытую дверь прихожей за мостом была видна разворачивающаяся черная машина такси.

– Ого, неужели я первым приехал? Я не слишком рано? Так, уже ровно два часа… Ой, господин, а это кто? – сказал гость и устремил взгляд на Масаки.

– Это мой старый друг.

– Меня зовут Синго Масаки. Рад знакомству. Из-за определенных обстоятельств я временно пользуюсь гостеприимством в этом особняке.

– А, конечно… Конечно, конечно. – Гость с удивлением и явным пренебрежением смотрел на Масаки.

– Меня зовут Гэндзо Ооиси. Я работаю с произведениями искусства в Токио и был раньше хорошо знаком с талантливым Иссэем. Хм, вот оно как. Значит, вы друг господина. У меня есть ощущение, что мы уже где-то встречались.

– Нет, не может такого быть, чтобы мы где-то пересекались.

– Хм, действительно?

Это был мужчина средних лет с полным, тучным красным лицом. Он обладал короткой шеей и выступающим животом и был одет в белую рубашку и шикарный галстук. Голова значительно облысела, а оставшиеся волосы склеились в липкую массу от жира.

– Я полагаю, что остальные гости прибудут в скором времени. Прошу, позвольте проводить вас до вашей комнаты, – сказал Курамото и протянул правую руку. – Разрешите отнести ваш багаж.

– Ой, конечно-конечно.

Он оставил грязную обувь на коврике и передал дорожную сумку дворецкому. Затем Ооиси обернулся к Киити с приклеенной на жирные щеки и узкие глаза заискивающей улыбкой.

– Господин. Не могли бы вы хоть в этом году непременно показать ту картину?

– Ту?

– А, ну, то есть ту, которая предсмертная работа великого художника…

– Ооиси-сан. – Господин в маске разочарованно сложил руки и бросил взгляд из-под маски из белой резины на торговца произведениями искусства. – Я уже много раз говорил, что не хочу ее показывать.

– А, ну, это… Вот оно что. Нет-нет, я не буду вас заставлять. Ну, я просто… – ответил Ооиси, в панике облизывая толстые губы.

В этот момент позади Киити и Масаки в комнату робкими шагами вошла Юриэ.

– А, ой, здравствуйте, мисс… Нет, мадам же? Прошу прощения за неудобства. – Наблюдая за реакцией хозяина особняка, Ооиси громко произнес это намеренно вызывающим голосом. Юриэ сжала бледно-розовые губы и слабо поклонилась.

– Ой. – Синго Масаки бросил взгляд на парадную дверь. – Следующие гости пожаловали.

Вперемешку со звуками журчания воды и водяных колес раздался звук автомобильного двигателя, который отличался от предыдущего шума такси.

– Должно быть, это BMW Митамуры-кун. – Ооиси приблизился к двери и выглянул наружу. – С ним еще профессор Мори.

Через некоторое время по мосту прошли Нориюки Митамура и Сигэхико Мори.

– Давно не виделись, Фудзинума-сан. – Высокий Митамура в песочном костюме уверенно зашагал вперед, чтобы пожать руку Киити. – Я слышал, что вы простудились. Как ваше самочувствие?

– Ничего серьезного. – Киити проигнорировал руку хирурга. – Как поживает ваш отец?

– Все в порядке, спасибо. – Митамура без тени смущения опустил протянутую руку. – С этого года он поручил мне вести дела в клинике, но вот гольфом он увлечен, как и прежде. Еще раз спасибо за беспокойство.

Митамура ухватил взглядом фигуру Масаки, стоящую чуть поодаль за Киити.

– Это Масаки-кун. – Киити повернулся и представил гостя. Митамура задумчиво наклонил голову и произнес:

– Масаки… Хм.

– Благодарю вас за все, что вы сделали в клинике, – сказал Масаки, и молча прятавшийся за спиной Митамуры Мори заговорил:

– Вы ведь ученик господина Иссэя?

– Вспомнил! – Митамура кивнул, и на его белых щеках появилась изумительная улыбка. – Во время той аварии…

Гэндзо Ооиси хлопнул в ладоши и бесцеремонно громко хмыкнул.

– Я тоже думал, что где-то слышал это имя.

«Масаки-сан, но почему вы здесь…» – хотел спросить Митамура, как вдруг…

Пейзаж снаружи на секунду окрасила белая вспышка. В следующее мгновенье раздался грохот!

Словно небеса разверзлись, на землю обрушились ужасные раскаты грома. Юриэ издала короткий крик, и все собравшиеся в прихожей одновременно съежились.

– Как внезапно, – сказал Ооиси и выдохнул. – Похоже, относительно недалеко.

– Юриэ-сан, все хорошо. – Масаки легонько похлопал по плечам девушки, закрывшей уши обеими руками.

– Господа, прошу, располагайтесь в комнатах, – оценив ситуацию, сказал гостям господин в маске. – Давайте, как обычно, соберемся в зале второго крыла на чай в три с небольшим.

Глава 5Настоящее(28 сентября 1986 года)

Прихожая (14:00)