Развод. Ты все еще моя

– Детка, да ты, я смотрю, все продумала, да? – язвительно, но как-то подозрительно спокойно говорит Игорь, и вальяжно садится напротив меня в кресло. – Но ты забываешь, что дом у нас с тобой поделен на равные доли и мы с ними можем что-то делать только с обоюдного согласия. А его я тебе не дам. Это во-первых. А во-вторых, я докажу в суде, что сыну будет лучше жить со мной. Ты знаешь, я в силах это сделать.

У меня внутри все опустилось, стало нечем дышать.

– Игорь, зачем ты это делаешь? Ну посмотри, у нас же подобие семьи, а не настоящая семья. Мы же как муж и жена себя уже давно изжили. Но при этом никто не собирается у тебя отбирать право быть отцом. Егорка может жить у тебя временами, мы договоримся. Тем более ты в любом случае не останешься один, учитывая, кто сегодня приходил ко мне в гости, – я горько усмехнулась.

– Блядь, Аня, – рычит он и ударяет кулаком по спинке дивана. Я вжимаю голову в плечи. –Ты. Моя. Жена, – Игорь разъярился моментально, нависает надо мной, подавляя своим видом. – Я тебя выбрал раз и навсегда, и никто этого не изменит, понятно? Даже Ленка.

Ах вот, как ее зовут. Ну хоть имя ее узнала.

– Не будет никакого развода. А если ты будешь настаивать на своем, останешься без всего. И без сына. Я все сказал, – бросает он, разворачивается и собирается уже выйти из гостиной, как к нам вбегает взволнованный Егорка.

Глава 4

– Мама, папа, а где Дейзи? Она ведь не встретила нас, а сейчас я ее не могу нигде найти, – он выглядел испуганным и по звонкому голосу я понимаю, что он вот-вот расплачется.

Я внимательно всматриваюсь в него. Нет, похоже, он не слышал нашего с Игорем разговора. Потихоньку выдыхаю. И меня тут же накрывает паника.

А ведь правда, я давно не видела собаку. Я даже не заметила, что Дейзи по своему обыкновению на выбежала с радостным повизгиванием навстречу Игорю и Егорке, которого обожала и с самого его рождения взяла над ним шефство.

Я выбегаю в прихожую, ищу собаку в комнатах на кухне, во всех помещениях. Зову ее. Она всегда откликалась и прибегала и с веселым любопытством смотрела на меня, мол, – зачем звала? Но сейчас ее нигде не было. Может, она выбежала на улицу? Но я не выходила. И тут я вспоминаю визит этой Лены и как за ней захлопнулась дверь. Неужели это она выпустила собаку? Меня окатывает такой волной гнева, что я еле сдерживаюсь, чтобы не накинуться на Игоря, выплескивая всё накопленное.

Я распахиваю входную дверь и, как была, в шортах и майке, выскакиваю на улицу.

– Дейзи, Дейзи, ко мне! – кричу так громко, как только могу.

– С ума сошла, оденься! – кричит вдогонку Игорь.

Я отмахиваюсь, но чувствую благодарность, когда на плечи опускается мой пуховик. Скашиваю на него взгляд. Неужели в нем еще осталась хоть какая-то капля тепла и заботы? Но он не смотрит на меня, а куда-то вперед. Я проследила за взглядом.

По дорожке от пункта охраны к нам идет охранник и ведет за ошейник Дейзи. Я кидаюсь к ней.

– Как? Где вы ее нашли? – спрашиваю подошедшего мужчину. А Дейзи с повизгиванием прыгает вокруг меня и пытается теплым языком достать до лица. Я опускаюсь на корточки рядом с ней и утыкаюсь в шею. По щекам льются слезы.

Дейзи в нашей семье появилась еще до рождения Егорки. Зная о моей детской мечте иметь собаку, Игорь на нашу первую годовщину подарил мне щенка – мою золотую девочку. Она была именно моей, моим хвостиком, воплощением моей мечты, она всегда понимала меня с полувзгляда. И она была для меня вторым ребенком. Странно, но она вообще не склонна убегать. И если это произошло, то скорее всего ее что-то испугало.

– Так, стал быть, иду, обход делаю, вдоль леса, стал быть, а оттуда она выскакивает с бешеным взглядом. Видно, испугал кто. Что, убёгла? – сочувственно спрашивает охранник.

– Нет, специально выпустили, – зло отвечаю я и смотрю на Игоря. Тот пожимает плечами, мол, а я тут причем, меня вообще дома не было.

– Идемте в дом, холодно, – говорит он и подталкивает меня к крыльцу. А там, тоже без одежды, стоит, пританцовывая, Егорка.

– Дейзи! – радостно кричит он, а Дейзи летит на него и кажется, что она сейчас сметет его своим весом. Но нет, вовремя останавливается, знает, что может ненароком навредить маленькому хозяину. Егорка садится на корточки и обнимает свою любимицу.

Я с улыбкой смотрю на эту картину. Сзади неслышно подходит Игорь.

– Ну что, ты готова лишить сына вот этого всего? Не забывай еще и про садик, в который он здесь ходит. Все еще хочешь развод? – тихо говорит он мне на ухо, так, чтобы Егорка не слышал.

Радостный момент испорчен. Его слова бьют точно в цель, он отлично знает мои болевые точки.

– У него все это и останется, просто будет в другом месте. А я не хочу, чтобы он впитывал с малолетства модель поведения мудака. Я хочу, чтобы он вырос мужчиной, а не его подобием, который только прикрывается этим словом, – так же тихо говорю я, смотря ему прямо в глаза.

– О как, – усмехается он. – Смотри-ка, осмелела. Ну что, Нюта, значит, война? – и он вопросительно поднимает брови.

– Игорь, а давай мы в спокойной обстановке обсудим это, дома, в тепле, а не здесь? Или это такая психологическая атака с твоей стороны? – я жестом показала, что мы все еще стоим на холоде и я практически голая, с коротким пуховиком на плечах.

– Что ж, давай еще раз обсудим, – кивает он и галантно пропускает меня вперед.

Обсудить не удается, потому что Егорка после ужина требует сказку. И пока я его укладывала и рассказывала про драконов, которых он любил не меньше, чем динозавров, Игорь заснул. Я обнаруживаю это, когда прихожу в спальню. «Конечно, зачем меня ждать и поставить точку в разговоре, гораздо проще отстраниться и просто лечь спать», я практически закипела от злости.

Сна нет. Я иду на кухню и варю кофе. Несмотря на то, что есть кофемашина, я всегда варю себе только в джезве. Для меня это сродни медитации. Я стою и немигающим взглядом смотрю на кофейню гущу, которая постепенно поднимается. И как только кофейная шапочка доходит до краев джезвы, быстрым движением снимаю ее с огня. Добавляю в чашку дольку лимона и заливаю кофе.

Мыслей нет. Я прислушиваюсь к себе. Такое ощущение, что чувства и эмоции атрофировались. Мне становится страшно. А вдруг я больше никогда ничего не почувствую? Так и останусь навсегда высушенной досуха воблой.

В это время вибрацией на беззвучном режиме жужжит мой телефон. В мессенджере сообщение от мамы.

«Приезжай завтра ко мне, домой, не в редакцию, я завтра работаю дома. У меня есть для тебя одно рабочее предложение. И сюрприз».

*

Утром Игоря дома уже не обнаруживаю. Я ушла спать в другую спальню, не хотела его видеть рядом. Интересно, он таким образом избегает разговора?

Утро, как обычно, начинается с ритуала варки кофе. Егорка еще спит, я смотрю на часы и понимаю, что пора бы его уже будить. Иду к нему в детскую. Он тихо посапывает в ладошку, лежа на боку. Будить его не хочется, я сама бы с удовольствием легла к нему под бочок, такому теплому комочку. Но будить придется. Нужно успеть завезти его в садик, потом к маме, и дальше на встречу в издательство. Еще мне должен позвонить потенциальный клиент, которому требуетсяпереводчик, но с ним вопрос можно решить по телефону.

Сажусь на кровать и начинаю легко и нежно поглаживать спинку сына, приговаривая нашу с ним любимую присказку.

– Из-за леса, из-за гор

едет дедушка Егор,

Сам на кобылке,

Жена на коровке,

Дети на телятках,

Внуки на козлятках.

Съехали с гор,

Развели костёр,

Кушают кашку.

Там еще было в конце «слушают сказку», но сейчас уже на нее нет времени. Но сына кривой козе не объедешь, он сам про нее напоминает.

– Ммм, – мычит сын. – А сказка будет?

– Сказка будет вечером, а сейчас вставай, умывайся и спускайся вниз, как раз кушать кашку. Жду тебя, – я чмокая его в нос и спускаюсь на кухню.

– Мам, а давай пешком пойдем в садик? Смотри, погода какая, – сын вяло жует кашу и наблюдает через окно за снежинками. Погода и правда была сказочной. Особенно здесь, вдали от цивилизации. Наш коттеджный поселок не так уж и далеко находится от черты города, но даже здесь чувствуется обособленность от шума мегаполиса.

– А давай. Отведу тебя, а потом вернусь за машиной и поеду по делам, – соглашаюсь я. В конце концов, я не видела его несколько дней, пока они с Игорем были на лыжной базе.

Но в итоге я вскоре уже жалею, что мы отправились пешком. Егор шел еле-еле, застревая то слепить снежок, то засмотреться на снегирей. Смотрю на часы и нервничаю, потому что вижу, что уже опаздываем.

– Егор, ну давай побыстрее пошевеливайся, а? Мы уже опаздываем, – с досадой говорю ему, ожидая, пока он слепить очередной снежок.

Путь в пятнадцать минут пешком мы преодолеваем почти в полчаса. И еще не дошли.

– Да шевелю, шевелю я своими маленькими лапками, – бурчит Егорка и так комично у него выходит, что я не выдерживаю и смеюсь. А потом останавливаюсь и думаю – а что страшного произойдет, если даже мы опоздаем? Мысленно машу рукой на правила и хитро смотрю на сына.

– Хочешь, покажу волшебство?

Глаза Егора загораются. Что за вопрос, конечно, он хочет!

– Смотри, – и я подношу рукав куртки близко к его лицу. – Смотри внимательно на снежинку. Видишь, какая у нее правильная форма?

Он внимательно рассматривает ее и кивает.

– И что это значит?

– А то, что нет больше ни одной такой же снежинки в мире, они все разные. А еще у каждой из них – четное количество лучей. В детстве я прочитала в одной книге, что если с неба падают снежинки с нечетным количеством лучиков, это значит, на нашей планете много зла…

– Мам, ну это же сказки, – как-то снисходительно и слишком по-взрослому смотрит на меня мой пятилетний сын. И в этом взгляде я вижу отражение Игоря.

– Но ты же любишь сказки, правда? А ты знаешь, что в сказах заложена мудрость всего народа? И именно через сказки всегда передавались знания от стариков к молодым, – назидательно говорю я сыну.

Он смотри на меня, задумывается, кивает.

– Да, скорее всего ты права, – соглашается он.

– Фух, – выдыхаю шутливо. – Я сейчас почувствовала себя как во время экзамена перед своим профессором в университете.

Егорка смеется и бежит в группу садику, куда мы как раз подходим. И даже не оборачивается. Там его уже обступают друзья, и он моментально забывает про меня. Я улыбаюсь и машу рукой воспитательнице, что ухожу.

Иду обратно. Снег начинает идти крупными хлопьями и пока я иду от садика до стоянки около дома, превращаюсь в настоящего снеговика.

Пока очищаю машину от снега, выпускаю Дейзи побегать во дворе и справить свои утренние потребности. Она резвится и кувыркается в снегу. Я чищу машину и с улыбкой смотрю на собаку, которая и в семь лет ведет себя как щенок. Потянулась, чтобы счистить снег с крыши, когда слышу звонок. Не глядя, принимаю вызов и слышу уже почти привычное:

– Нюта, я сегодня задержусь. Не жди меня, – сухо говорит Игорь.

– Ты же понимаешь, что не можешь постоянно избегать разговора? – так же сухо говорю я.

– А разве мы не поговорили? По-моему, мы все выяснили, – ненатурально удивляется он.

– Мы НЕ договорили, – срываюсь я на крик. – И если ты не хочешь говорить лично, я скажу по телефону. Я подаю на развод. И да, если ты продолжишь мне угрожать, то будет война. Но жить с тобой я больше не буду.

– Что ж, – задумчиво протягивает Игорь. –Ты сама этого захотела.

И отключается.

Господи. Что же я наделала?! Я сажусь в машину, не замечая холода и то, что я ее так и не завела. Руки трясутся. Что же делать? Мне плевать на дом, на деньги, самое главное, чтобы сын и Дейзи остались со мной. Дейзи! Вспоминаю, что не запустила ее обратно. Выхожу из машины и зову собаку.

– Дейзи, давай домой, девочка, – говорю ей и запускаю в дом. – Не скучай, – глажу ее по голове и возвращаюсь в машину.

Сижу, бездумно наблюдая за двигающимися дворниками, пытаюсь успокоиться, чтобы не нервничать в дороге. Получается плохо, но руки трястись перестают.

Но, как это обычно у меня бывает, в дороге я отключаюсь от всего. Езда за рулем успокаивает и в голове проясняется. Ничего, судьи в России в большинстве случаев принимают сторону матери при определении места жительства. Если нужно будет, найду грамотного адвоката. Но я так просто не сдамся. Больше нет.

Когда выруливаю с кольцевой в город, раздается звонок от мамы. Отвечаю по громкой связи.

– Ма, еду уже, через двадцать минут буду.

– Ты долго, – обвиняюще говорит она и, как обычно, затягивается дымом, я это слышу и мне даже кажется, что я чувствую запах сигарет. Морщусь недовольно.

– Мам, ты много куришь, может, пора уже бросать?

– Вот еще, – фыркает она. – При моей вредной работе я тогда не выживу, если еще и курить брошу. И вообще, мне мой врач не рекомендует этого делать. Мол, вредно резко бросать, если всю жизнь курила.

– Интересный врач, – бормочу я, постукивая по рулю в ожидании зеленого света.

– Так. Ты где застряла? Мы тут тебя уже зажались. Чай с плюшками не пьем, – ворчливо говорит мама.

– Мам, ну ты на улицу посмотри. Утро, пробки. еще и снег. Уже почти приехала. И кстати, кто это – мы? – с любопытством спрашиваю, выруливая на ее улицу.

– Мой обещанный сюрприз и твоя будущая работа, – загадочно отвечает мама. – Ему нужен персональный классный редактор.

– Ему? Интересно… Ладно, сейчас приду уже, готовьте ваши плюшки.

Дверь в квартиру мамы приоткрыта, скорее всего, она увидела в окно, как я паркуюсь, и заранее открыла. Вхожу, стряхивая с куртки и волос снег, отворачиваюсь к вешалке и слышу сзади шаги.

– Привет, мам, сейчас, я приведу себя в порядок, а то пока добежала до подъезда, волосы промокли, – я как раз опустила голову и стряхивала влагу с волос, которые тяжелыми кольцами упали на лицо. Кривлюсь. Все мое выравнивание пошло коту под хвост, от влаги теперь закрутятся обратно и буду я похожа на барана. Мама почему-то не отвечает. Расстегиваю молнию и скидываю куртку с плеч.

– Позволишь тебе помочь? – от низкого мужского голоса вздрагиваю и резко поворачиваюсь, с недоверием глядя на говорившего.

Глава 5

Передо мной стоит Сашка, мой Сашка. Вернее, когда-то был моим. Сейчас уже, конечно, нет. Давно нет.

Моя первая любовь, вообще во всем первый.

А он изменился. Он всегда был красив и все время притягивал женские взгляд от мала до велика. Он обладал такой притягательной харизмой, был настолько обаятельным, что стоило ему войти в помещение, как все девочки, девушки и женщины разных возрастов замирали. А он как будто не видел, какое впечатление производил на них.

Но если я его запомнила молодым человеком, красивым юношей, то сейчас передо мной стоял возмужавший и уверенный в себе мужчина. С модной и стильной прической, судя по всему, сделанной каким-нибудь элитным мастером. Он смотрел с легким прищуром карих глаз, а легкая небрежная небритость добавляла его облику мужественность и чуточку дерзости.

Практически, как Карлсон – «в полном расцвете сил», хмыкнула я про себя и улыбнулась.

– Смотрите-ка, какого дяденьку к нам каким-то ветром занесло. Спустился со своих дипломатических высот до нас, грешных плебеев? Ты ли это, Александр Ильинский?

– Соболевская, ты как была язвой, так и осталась, – поморщился он, а потом раскинул руки в стороны. – Иди, что ли, обнимемся, столько лет не виделись.

– Я с посторонними мужчинами не обнимаюсь, – отвечаю я и даже отступаю на шаг.

– Да какой же я посторонний, Анька, мы же портвейн на выпуском в школе из одной бутылки пили. Всё, считай, родные, – хмыкает он, сам подходит и подхватывает меня в объятия. Приподнимает и начинает кружить.

– Анька, как я рад тебя видеть! А ты такой же барашек, как и раньше. Только стала еще красивее. И легкой, как пушинка, – он перестает меня кружить, ставит на пол и немного отстраняет от себя, рассматривая. – Какая ты стала…

– Какая? – хмыкаю я, пытаясь за язвительностью и юмором скрыть свою радость и то растревоженное чувство, которое всколыхнулось, когда его увидела.

– Молодежь, мы пить чай будем или как? Плюшки уже изнывают, – кричит из кухни мама.

– Идем спасать плюшки, – широко улыбаюсь я Саше, высвобождаюсь из объятий и практически бегом кидаюсь на кухню.

– Мам, я буду кофе, не хочу чай, – сразу же сообщаю маме.

– У тебя кофе скоро из ушей полезет, – ворчит она.

– Так же как у тебя – табак, – подкалываю ее в ответ.

Входит Саша, какой-то задумчивый и серьезный.

– Ма, где ты его откопала? – указываю глазами на Сашу.

– Он сам откопался. Пришел в издательство с заказом. Наш знаменитый дипломат решил стать писателем. Но так как государственная служба не позволяет, он будет писать под псевдонимом. Но писать он совершенно не умеет, поэтому ему нужен напарник в виде редактора, – объясняет мама, попутно делая мне кофе.

В своей кухне она мне не доверяла варку кофе, поэтому приходилось мириться с тем, как она это делает. Каким-то невероятным образом она умудрялась испортить такой элементарный напиток как кофе. Казалось бы, что сложного – насыпал в джезву кофе, залил водой и поставил на огонь. Всё. Ждешь, когда закипит. Но нет. У мамы он то убегает, то она его не доваривает до нужного состояния, то положит так много кофе, что он ужасно горчит. В общем, получалась бурда, прямо скажем. Сама она всегда предпочитает черный чай, но такой крепости, что он был чернее кофе.

Саша все это время стоит, прислонившись к дверному косяку и, скрестив руки на груди, наблюдает за нами.

– Саш, а ты чего стоишь? Давай, падай радом с Анькой, – кивает мама на место на диванчике рядом со мной.

Он с улыбкой качает головой.

– Удивительно, Зинаида Андреевна, такое чувство, что я как будто никуда не уезжал и не было всех этих лет. Как будто снова оказался дома, – глухо говорит он и смотрит на меня.

И время действительно как будто останавливается и замирает. Я опять вижу перед собой парня, в которого влюбилась сразу же, с первого взгляда. А он, как он потом мне признался, тоже сразу меня заметил и решил, что вот эта смешная девчонка с кудряшками будет только с ним. Мы смотрим сейчас друг на друга сквозь все прошедшие годы. И в этом взгляде всё – первый поцелуй, первый секс, наши сумасшедшие свидания, первая боль от разлуки и осознание, что оказывается, никуда это не ушло, а просто спало все эти годы глубоким сном и было спрятано в самую дальнюю ячейку в сердце. Так далеко, что казалось, больше и нет ничего. Как же мы ошибались.

– Как же я ошибся, Аня, – глухо отзывается Саша, вторя моим мыслям.

Глава 6

Семнадцать лет назад

Урок шел уже пять минут, как дверь распахнулась и в класс вошел директор школы Афанасий Емельянович. Мы встали, приветствуя его.

– Марина Сергеевна, вы позволите? – глубоким, хорошо поставленным голосом спросил он разрешения у нашей англичанки. А когда та кивнула и показала жестом, мол, велкам, прошел в класс. Как оказалось, за ним шел следом парень. А так как Афанасий Емельянович обладал массивной фигурой, то мы его не сразу увидели из-за спины директора.

Парень был высок, красив и обаятелен. Женская половина класса сразу оценила его белозубую улыбку, взгляд карих глаз с легким прищуром, скулы и чувственные губы. Да и фигура у него была атлетическая. Видно было, что он много времени уделяет спорту.

– Класс, познакомьтесь. Ваш новый одноклассник, он поздно присоединился к вам, но я надеюсь, – Афанасий Емельянович сделал упор на это слово, – что вы тепло примите его и поможете ему освоиться в вашем чудесном коллективе.

– О да, – мечтательно выдохнула Оля, первая красавица класса. – Мы, конечно, поможем освоиться…

Последние слова она сказала с таким придыханием и поставила такую красноречивую паузу в конце, что всем сразу стало понятно, как именно она собралась помогать осваиваться. Парни заржали.

– Королева, – с упреком, но не очень строго посмотрел на нее директор. Она была всеобщей любимицей и ей многое прощалось. Еще бы, если папа владелец большого предприятия и регулярно отстегивал, ой, вернее, спонсировал школу.

Я иронично скривила губы. Мне показалось или я одна такая, у кого не капали слюни на новичка?

– Итак, друзья, прошу любить, – на этом слове послышалось хихиканье, – да, да, любить и жаловать – Александр Ильинский. Что ж, продуктивной работы всем вам.

Афанасий Емельянович окинул нас нарочито грозным взглядом, погрозил пальцем Оле и вышел.

– Что же, очень приятно, Александр, – сказала Марина Сергеевна. – Находи свободное место и присаживайся.

Новичок окинул быстрым взглядом класс и, игнорируя отчаянные попытки Королевой привлечь его внимание, почему-то прошел к моей парте. Я сидела одна и не горела желанием обзаводиться соседом. На свободном стуле лежал мой рюкзак.

– Можно? – новичок вопросительно поднял брови, взглядом указывая на стул с моим рюкзаком.

– Занято, – буркнула я. – Найди другое место.

– Соболевская, что у вас за заминка? Саша, не стой, мы не можем продолжить урок из-за вас, – строго сказала англичанка.

Я испепеляюще зыркнула на потенциального соседушку и убрала рюкзак, освобождая стул. И больше не обращала внимания на новичка. А он повозился, достал тетрадь и что-то упорно искал в рюкзаке. Надо сказать, шикарном кожаном рюкзаке из хорошо выделанной дорогой кожи. Я даже на него засмотрелась и подавила завистливый вздох.

– Слушай, у тебя есть запасная ручка? Я свою забыл, – новичок наклонился к самому моему уху, так близко, что я почувствовала тепло его дыхания. Вздрогнула от неожиданности и отстранилась. И постаралась не обращать внимания на мурашки, которые побежали по шее вниз вдоль позвоночника.

Молча всучила ему запасную ручку. Он улыбнулся и кивнул благодарно. А потом стал что-то строчить в тетради. По парте зашуршала пододвигаемая в мою сторону тетрадь. Я скосила глаза.

«Давай знакомиться, колючка. Я – Саша. А ты?»

Я:

«А я – Маша»

Саша:

«Что, правда?»

Я:

«Нет, просто в рифму пришлось :)»

Саша:

«Так кто ты, Прекрасная Незнакомка?»

Я прочитала и фыркнула. В это время Марина Сергеевна, которая не терпела даже малейшие шорохи у себя на уроке, посмотрела на нас и постучала острым наманикюренным коготком по столу, призывая к порядку.

На какое-то время Саша успокоился, и мы внимательно слушали материал. Я снова скосила взгляд на соседа и обнаружила, что слушала только я, а он, оказывается, спал. Ну или просто сидел с закрытыми глазами. У меня от такой наглости чуть глаза на лоб не полезли, и я сильно ткнула его кулаком в бок.

– Ауч, – громко воскликнул он.

– Задняя парта, второе замечание. После третьего уйдете с урока, – грозно произнесла англичанка.

Я втянула голову в плечи. Быть выгнанным с урока сто процентов означало оказаться в кабинете директора. А мне никак нельзя было туда попадать. Слишком часто в последнее время я там была. И что-то подсказывал мне, что терпение Афанасия Емельяновича было на исходе.

Если бы не моя склонность к языкам и лингвистические способности, то меня бы уже здесь не было. Все потому, что у меня не было крутых родителей, которые могли по щелчку пальцев все решить. А была только мама, правда, которую боялся даже наш директор. Боялся, но уважал. И он так и говорил мне: «Соболевская, ты еще в этой школе только потому, что я безумно уважаю твою маму». Оказывается, они были старинными приятелями, и маме поэтому удалось меня пристроить в эту школу с углубленным изучением английского и французского, где учились дети непростых родителей.

Сашу замечание англичанки не впечатлило, и он опять стал что-то строчить в тетради.

«Так как твое имя, Кудряшка?»

Я:

«О, меня понизили? И я уже всего лишь Кудряшка, а не Прекрасная Незнакомка?»

Саша:

«Ты прекрасна, спору нет, но Кудряшка подходит тебе больше:)»

– Мы вам не мешаем? – раздался над нашими склоненными друг к другу головами сухой голос Марины Сергеевны.

– Нет, – машинально и хором ответили мы, продолжая переписываться в Сашиной тетради.

А когда обнаружили вокруг мертвую тишину, подняли головы и вздрогнули. Марина Сергеевна была в бешенстве. И чего она так распереживалась? Я, например, давно уже знала этот материал. Саша, судя по тому, что он пытался спать, – тоже. Но у англичанки все должно было быть идеально. Идеальная тишина в идеальном классе с идеальными учениками идеального поведения.

– Вон, – прошипела она, указывая на дверь. – Соболевская, к директору. Ответишь за срыв урока.

Я поморщилась. Вот почему она меня так ненавидела? И не сделала же ничего. Но с первого взгляда, когда я только перешла в эту школу, я поняла, что мы с ней будем врагами. Я обреченно вздохнула, побросала вещи в рюкзак и, не глядя на Сашу, вышла в коридор.