Жаркое лето Хазара

«Вот ведь как бывает: с такой высоты человек скатился так низко!» – сокрушался о судьбе Хасара генерал.

Начальник санатория рассказал генералу о семейной драме Хасара, следствием чего стало его возвращение в родные пенаты. Поначалу Хасар долго не мог устроиться

здесь на работу, но некоторое время назад он нашел покровителя в лице Серкяева и работал в пансионате, но после стычки с хякимом города на почве дачного поселка оставлять его здесь не было никакой возможности. Недавно хяким вызвал его к себе и сказал: «Хоть вы и военные, но, находясь на нашей территории, обязаны подчиняться нам!», – а потом вспомнил о Хасаре: «У тебя работает человек, изгнанный со всех предыдущих мест!», на что я сразу же ответил, что прогнал его в тот же день, как заступил на это место.

Глядя вслед лодке, в которой находились его близкие, и которая мчалась по волнам все дальше и дальше, так что скоро могла исчезнуть из виду, генерал слушал рассказ начальника пансионата о событиях последнего времени с хмурым лицом, чувствовалось, что все это ему не по душе.

Похоже, все услышанное вызвало у генерала и другие мысли. «Наш народ пока что не в состоянии осмыслить, что такое капитализм. Многие понимают эту свободу как вседозволенность. Раньше героями становились честные труженики, они удостаивались всяческих почестей и наград, теперь героями дня стали те, кто умело использует должности в корыстных целях и становятся миллионерами, богатеют за счет разворовывания государственного имущества. Но так будет не всегда. Время все расставит по своим местам. Ведь не зря говорят китайцы: "Хочешь пожелать врагу зла, желай ему жить в эпоху перехода от старого к новому".

Вот и у нас сейчас настало такое время, когда обесценились наука, литература, искусство. За бортом оказались такие нужные обществу люди, как Хасар и ему подобные.

Сможет ли генерал объяснить это начальнику санатория, который смотрит на капитализм со своей колокольни? Его мысли перекинулись на хякима города. Этот человек, явно не наделенный аналитическим умом и не знающий чувства меры, решил, что занимаемый им пост позволяет ему бесчинствовать и расправляться с людьми, посмевшими выступить против его незаконного решения… Похоже, никто не доводит до сведения лидера фактов произвола со стороны его ставленников. Но он все равно узнает и обязательно даст по носу городскому голове, думаю, это время не за горами… Может, и за решетку его упечет…

Он обратился к начальнику санатория, который сидел, обливаясь потом от волнения и не зная, как реагировать на ироничную улыбку генерала:

– Тебе-то не надо было отпускать его! Такие опытные врачи, как Хасар Мамметханович, на дороге не валяются! У нас и сейчас госпитали держатся только на старых кадрах с огромным жизненным и профессиональным опытом. Напротив, надо открывать новые отделения и использовать их наработанный годами опыт… Ну и что, что сказал хяким города? Надо было послать его куда подальше, пусть своими делами занимается, сказать, что кадровые вопросы решаешь не ты, а министр обороны. На свое требование он бы такой ответ получил из министерства, что мало не показалось бы, в другой раз он не посмел бы совать свой нос в дела военных. А наш министр достаточно хорошо знает и Хасара Мамметхановича, и его сына. Как-то раз затронули вопрос о летчиках, и тогда министр сказал: «Вот как нужен сейчас Арслан Мамметханов, тогда все вопросы бы отпали». Очень он жалеет, что сын Хасара так рано ушел из жизни.

Слушая генерала, начальник санатория, осознав, кто может стоять за спиной Мамметхановых, как человек сообразительный понял, что ему надо придумать какую-то другую отговорку и убедить своего высокопоставленного собеседника в том, что он не имеет никакого отношения к увольнению Хасара. Заодно он вспомнил и короткий телефонный разговор, состоявшийся между ним и Хасаром перед его уходом.

– Хасар Мамметханович, что же вы уходите?

– Так надо, господин начальник!

– Вчера я подписал ваше заявление, все документы получите в отделе кадров.

– Хорошо, буду в тех краях – зайду за документами.

Размышляя над непростой судьбой Мамметхановых и вспоминая все, что знал о них, генерал взял сигареты и спички, оперся о подоконник террасы и, не прерывая дум, закурил.

Он смотрел на море, выискивая глазами лодку, в которую сели его родные.

А в это время их лодка стремительно летела на запад, спешила туда, чтобы успеть увидеть закат. Мальчик стоял между матерью и бабушкой, упершись ручками в их плечи, и радостно и удивленно смотрел по сторонам. Ему казалась, что сейчас их лодка насквозь пронзит спускающийся в море солнечный шар и полетит дальше.

Этот бойкий и любознательный малыш напомнил Хасару его внуков. И они тоже, каждый раз катаясь на лодке, также волновались и испытывали такой же восторг.

В такие моменты море казалось еще таинственнее.

В какое-то мгновение Хасар снова вспомнил о погибшем сыне Арслане, о его осиротевших детях, о своей рухнувшей семье и опять расстроился. Если бы все было как прежде, сейчас оба его внука находились бы рядом с ним. Когда он говорил по телефону с Дуньей, она обещала отослать внуков к нему, но потом переиграла: «Их мать устроилась на работу и теперь детей некому везти». Хасар же знал, как им хочется приехать к нему и быть рядом с дедом. Тогда он предложил самому приехать за ними, однако Дунья не желала его приезда, поэтому неопределенно ответила, что постарается найти время и сама привезет детей к нему. Недавно он снова позвонил в Ашхабад, чтобы узнать, когда ему ждать внуков, но теща ответила, что Дунья собирается везти внуков на отдых в Турцию, в Анталью, и уже пакует чемоданы. «Эта баба делает все возможное, чтобы не дать мне встретиться с внуками!» – раздраженно подумал Хасар.

Еще немного поводив моторку, Хасар сбросил скорость. Ее пассажиры получили удовольствие от прогулки на этой лодке. Начало темнеть.

Воспользовавшись тем, что лодка пошла тихим ходом, мальчишка вырвался из рук матери и бабушки и подошел к Хасару.

– Дедушка, а можно мне немножко порулить лодкой?

– Иди ко мне, детка, – Хасар с любовью посмотрел на мальчика, немного отодвинулся в сторону и усадил его рядом с собой.

Одну руку мальчика положил на руль моторки.

Улыбающееся лицо ребенка светилось счастьем. Он с гордостью взирал на мать и бабушку, мол, смотрите, я стал настоящим матросом!

Любознательный мальчишка хотел знать все, взрослые улыбались его вопросам.

– Дедушка, а ты моряк?

– Ты же сам это видишь!

– А что там, где кончается эта большая вода?

– Если плыть на север, там будет город Баку, а на юге – Иран.

– А это далеко?

– Не очень-то и близко.

– Дальше, чем наш Ашхабад?

– Ну, примерно столько.

– А что надо делать, чтобы стать моряком?

– Ты в школу ходишь?

– В этом году я закончил подготовительный класс детского сада, а 1 сентября пойду в 1 класс.

– Тогда надо хорошо учиться.

– Лучше всех?

– Если сможешь, то конечно, лучше всех. А еще надо любить спорт и стать сильным…

– А ты, дедушка, когда был маленьким, был сильным?

– Не без этого.

– Ты и сейчас очень сильный?

Хасар видел, что мальчик хочет ему что-то сказать, и посмотрел на него вопросительно.

– Я бы не сказал, что я не силен.

– Значит, ты и нашего педагога победишь?

Мать и бабушка мальчика при этих словах ребенка смущенно заулыбались.

– А кто твой педагог?

– Толстая воспитательница из нашего детского сада.

Хасар улыбнулся:

– Ну, если доведется встретиться, можно и силами померяться, – ответил он в тон ребенку.

Слова ребенка развеселили взрослых.

Пассажиры лодки еще какое-то время любовались морем и вслушивались в вечерний шепот его волн. Море было загадочным и увлекательным.

Когда Хасар направил лодку к берегу, там уже ярко горели фонари, похожие на ночные маяки.

Хасар и мальчик как дед и внук рулили лодкой до самого берега.

* * *

В один из таких дней Тоты на попутной машине приехала в свой дачный дом. После похорон отца она забрала мать к себе и с тех пор ни разу не появлялась здесь. Пока ехала сюда, всю дорогу думала об отце, и под конец ей стало казаться, что отец ее жив и сейчас она увидит его сидящим перед телевизором в своем любимом кресле. А отец, как это было всегда, радостно спросит: «Ты приехала, дочка?»

Вернувшись из заоблачных высей в реальную жизнь, Тоты вспомнила, как погиб ее отец, и на нее снова накатила боль и обида за отца: «Папочка, тебе не дали даже в собственном доме спокойно умереть», – грустно думала она.

Через пару недель после проверки, устроенной в ее больнице под руководством Янджика Мяджикова, не найдя ничего такого, к чему можно было бы придраться, Тоты была уволена с работы с формулировкой «за неудовлетворительное ведение учета медикаментов». При этом ей не предложили даже места рядового врача, как она надеялась. Бурные волны жизни и ее выкинули на пустынный берег.

Поначалу Тоты думала бороться за свои права, чтобы восстановить репутацию и доброе имя.

Ее тогда не очень-то пугало неравенство сил. А еще где-то в глубине души она таила надежду на то, что наверху ее поддержат. В числе тех, на чью поддержку она рассчитывала, был и хяким велаята.

Где-то с полгода назад на одном крупном совещании он назвал ведомство, которое возглавляла Тоты, передовым, а ее представил умелым руководителем. Все это вкупе с тем, что после собрания хяким оставил ее для разговора тет-а-тет породило массу слухов, в том числе и слух о скором назначении Тоты руководителем областного отдела здравоохранения.

После увольнения, как считала Тоты незаконного, она попыталась попасть на прием к хякиму велаята через его помощника.

Но помощник вежливо отказал: «Босс сейчас очень занят и не сможет принять вас. Вы зайдите к его заместителю!»

Сорвалась и ее попытка поговорить с хякимом по телефону. Только после этого она догадалась, что и хяким велаята оказался среди тех, кто поддерживает действия городского головы, недовольного поступками ее отца.

Поняв, что хяким велаята ей не помощник, она обратилась к высшему руководству своей системы.

Женщина, занимавшая пост одного из заместителей министра, состояла в близком знакомстве с Тоты. Каждый раз, приезжая по делам службы в велаят, большую часть времени она проводила у Тоты и была благодарна ей за оказываемое внимание. Выслушав Тоты по телефону, она пообещала переговорить с министром и в скором времени дать ей ответ, при этом уверила ее, что министр непременно вызовет ее к себе.

Но прошло почти полмесяца, а оттуда, ни слуху, ни духу. Теперь упорно молчала и женщина, которая в прежние времена чуть ли не каждый день названивала ей, справлялась о здоровье и делах, а потом с удовольствием вспоминала шашлыки из рыбы и устраиваемые в ее честь приемы. Тоты, все еще не потеряв надежды, по-своему расценила это молчание. «Наверно, министр где-нибудь за рубежом с визитом находится, а может, у него еще какие-то неотложные дела», – успокаивала она себя.

Люди, хорошо знавшие Тоты, ее решительный и независимый характер, который она унаследовала от отца, были уверены, что без боя она не сдастся и обязательно добьется своего.

Это было как раз то время, когда мстительный хяким города, ненадолго притихнув, опять поднял голову и с новыми силами взялся уничтожать своих противников.

И снова пошли слухи: «Говорят, людям опять будут вручать уведомления о сносе дачного поселка». Теперь Тоты каждый раз, отправляясь на дачу, готовилась к тому, что там ее будет ждать такая бумага.

Порывшись в сумке, она достала ключи от дома. Шторы были задернуты, поэтому в доме было темно.

Тоты пошарила по стене, нашла выключатель и щелкнула им. Комната озарилась ярким светом. Тоты прилегла на отцовском диване и вытянула ноги, чтобы немного отдохнуть с дороги. Раньше она все время приезжала сюда на машине, поэтому усталости не знала, теперь же чаще всего ей приходилось идти пешком, и она, отвыкшая от этого, быстро уставала.

Отдохнув немного, Тоты вышла во двор и с удовольствием вымылась в летнем душе, на крыше которого стояла бочка с нагретой солнцем водой. При виде темных кругов вокруг сосков, она улыбнулась, вспомнив недавний случай с внуком – сыном младшей дочери. Дочери не было дома, малыш стал плакать и она, чтобы успокоить его, склонилась над люлькой и хотела дать ему свою грудь. Но ребенок оттолкнул ее грудь ручонкой, как бы говоря: это не мамина. «Ну, поплачь тогда, пока мама не появится, тебе это пойдет на пользу, голос разовьешь, ведь все сарыки музыканты и певцы!» – сказала Тоты, ей ничего не оставалось, как терпеть ор малыша и ждать прихода его матери. При воспоминании о внучонке по телу ее каждый раз разливалась теплая волна. Из душа Тоты вышла посвежевшей. Но мысли о внуке все еще не покидали ее.

Однажды Тоты взяла внука из люльки, как врач хотела осмотреть его, и понесла в удобное для этого место, но дочери показалось, что мать держит ребенка неловко, и она крикнула:

– Мама, не урони малыша!– дочь резко вскочила с места и потянулась за ребенком.

– А тебя кто носил на руках, пока ты росла?– с ироничной улыбкой спросила мать.

Тоты, у которой когда-то был точно такой же случай, правильно поняла свою дочь. Тоты и сама, когда ее старшая дочь была младенцем, точно также воскликнула, увидев, как ее мать держит ребенка, ей тогда показалось, что мать может уронить девочку.

– Мама, ты же уронишь ее!

На лице матери изобразилось возмущение: «Сиди уж, а кто за твоими братьями смотрел? Ты что ли?»

Тоты до сих пор со стыдом вспоминает, как она выразила матери недоверие.

Внучек, росший не по дням, а по часам, был хорошеньким. Его хотелось брать на руки и тискать, тискать в объятиях любви.

Собираясь на дачу, Тоты снова вспомнила о Хасаре. Вернее, теперь она постоянно думала о нем. Пока был жив отец, они довольно часто виделись, и она привязалась к нему. Когда Хасар был рядом, она чувствовала себя уверенной, защищенной. Тоты считала Хасара достойной парой для себя и втайне мечтала о том, что когда-нибудь они будут вместе.

В последнее время она видела Хасара только на поминках по отцу. На таких мероприятиях особо не поговоришь, поэтому их встречи были короткими.

Их тянуло друг к другу, оба это чувствовали и были готовы к более тесным отношениям, однако обстоятельства складывались не совсем так, как того хотелось Тоты. Хасар ничего не говорил ей о своих чувствах, не делал никаких попыток сблизиться, ну а Тоты как женщина не смела первой идти навстречу.

Ей казалось: прояви она большую инициативу, Хасар может неправильно понять ее, а то и вовсе оттолкнет: «Товарищ студентка, ты меня неправильно поняла, я смотрю на тебя как преподаватель на студента, а еще меня связывает с тобой моя дружба с твоим старым отцом…»

Но сегодня, собираясь в дачный поселок, Тоты твердо решила встретиться с Хасаром. Она надела узкое коричневое платье, обтягивающее ее и подчеркивающее все достоинства фигуры, которое очень шло к ее лицу.

Кроме печали, затаившейся в глубине ее красивых глаз, больше ничего не напоминало о трауре, который она носила по отцу.

Рассыпанные по плечам волосы она собрала в красивый узел и прихватила заколкой, на немного загорелое лицо нанесла легкий макияж, и теперь не была похожа на ту Тоты, которая так долго не снимала с головы черный траурный платок.

Как ни старалась Тоты держаться, жизнь ее день ото дня становилась тяжелее. Но она может стать еще хуже, если учесть, что из-за поступка отца осталась без работы, а значит, и без заработка. Иногда она ловила себя на мысли, что, может, в поисках заработка ей податься в Россию или в Турцию, без денег ей долго не протянуть, а до пенсии еще очень далеко. Она постоянно думала о том, как выйти из сложившейся ситуации.

Тоты открыла окна и проветрила дом. Прошлась по комнатам, проследила за порядком в них.

Отправляясь сюда, она захватила из дома купальник, полотенце и подстилку в надежде сходить на море и искупаться в нем. Так она делала всегда, когда ехала сюда летом. Хотела с удовольствием поплавать в море, а заодно, если повезет, встретить Хасара. Она очень сильно скучала по нему, тот часто бывал у них дома при жизни отца, и она привыкла часто видеть его.

Даже само желание окунуться в море у нее было связано с желанием встретить Хасара. Она знала, что он где-то поблизости, и это осознание грело ее душу.

Взяв с собой нужные вещи, Тоты вышла из дома, чтобы пойти на море. Знакомая женщина, жившая по соседству, возилась возле своего дома, но как только увидела выходящую из калитки Тоты, отвернулась и сделала вид, что не замечает ее, а затем схватила стоявшее рядом ведро и, не оборачиваясь, направилась к своему дому. Тоты ее поведение не понравилось. Она думала подойти к ней и как с соседкой перекинуться парой фраз. Прежде эта женщина, встречаясь с Тоты, непременно называла ее доктором и очень мило разговаривала с ней. При этом она была сама любезность и изъявляла желание быть к Тоты поближе и всячески угождала ей.

Лет пять-шесть назад, когда ее брат, оставшийся один после отъезда жены и детей в Казань, на какое-то время переехал жить на дачу. Как-то Тоты приехала на машине, чтобы проведать брата, и увидела, как он вместе с этой женщиной распивает коньяк.

После этого соседка и вовсе стала любезничать при встрече с Тоты. Так что отношения у них были хорошие.

Однако ни она, ни ее муж не пришли на похороны и поминки старика. Тоты подумала, что женщина боится, что может открыться ее тогдашняя измена, поэтому она избегает общения с ними. Но пусть даже она не появилась на поминках, все равно Тоты думала, что при встрече она хотя бы подойдет к ней и выразит соболезнование.

Поначалу и ее муж присоединился к воюющим за права дачников, но после, услышав грозный рык городского хякима, испугался и отошел в сторону, спрятал голову в песок, как это сделали многие из мятежников.

До того он чуть ли не каждый день ходил к старику и подстрекал его, делал вид, что поддерживает того, но в назначенный день на площади перед хякимликом так и не появился.Будто бы в этот день у него появились неотложные дела.

Когда соседка сделала вид, что не заметила Тоты, ей захотелось ответить той тем же. Она тоже сделала вид, что не замечает ее и, чтобы не проходить мимо нее, повернула в другую сторону и пошла другой дорогой.

Дачный поселок жил обычной летней жизнью – шумно и весело. На пути к морю Тоты встречала полураздетых мужчин и женщин, детишек. Впереди нее к морю спешили две женщины с детьми, в руках они несли полные сумки с провизией и надувными игрушками.

Разглядывая идущих впереди детишек с обгоревшими плечиками, торопившихся как можно скорее попасть на море, Тоты подумала: «Вот кто больше других радуется морю!»

Тоты шла к морю по нагретой солнцем песчаной дорожке, песок набивался в обувь, платье на спине и плечах взмокло от пота и прилипло к телу. Ей передалось настроение отдыхающих, хотелось поскорее окунуться в воду. Тоты видела, как люди, дойдя до пляжа, спешно стягивали с себя одежду и стремительно бросались в воду.

Чем ближе был берег моря, тем прохладнее становился воздух. Погрузившись в размышления о море, она на какое-то время забыла о своих проблемах и переживаниях. Тоты привели в чувство неожиданные крики одинокой чайки, отставшей от своей стаи и лениво кружившейся над ее головой. Ей показалось, будто ее спросили: «Ты же шла сюда, а почему тогда мимо проходишь?»

Тоты остановилась и посмотрела на чайку, летавшую над волнами, и увидела, что она и в самом деле проходит мимо того места, где собиралась отдохнуть и позагорать.

Сняв верхнюю одежду, Тоты осталась в одном купальнике. Разглядывая себя и поправляя на себе одежду, она заметила, как выпячивают ее груди, ей вдруг стало стыдно, и она поспешила укрыться в воде. Вода была теплой и приятной для тела. Она напомнила Тоты домашнюю ванну, наполненную теплой водой. Будучи местным жителем, Тоты очень хорошо плавала. Вначале она заплыла далеко от берега, там, сделав глубокий вдох и наполнив легкие воздухом, некоторое время лежала, распластавшись, на поверхности воды, как в люльке раскачиваясь на волнах.

Солнце стало припекать, и люди стали уходить с пляжа. Берег снова опустел.

Оставшись в одиночестве, Тоты вернулась к мыслям о своей жизни. Ее не устраивало то, что сейчас происходило с ней.

Но она не знала, что надо делать, чтобы изменить свою жизнь, не знала, как выйти из сложившейся ситуации. Она не чувствовала за собой никакой вины и потому не могла успокоиться и металась как загнанный зверь. Ей порой приходила в голову мысль, что в одиночку она ничего не добьется, что ей необходимо объединить усилия с кем-нибудь из единомышленников, все тщательно обсудить и попытаться вместе найти выход из этого лабиринта.

При этом перед ее мысленным взором всегда возникал Хасар.

Хасар все еще оставался для нее неразгаданной тайной.

Тоты поплыла к берегу, чтобы немного передохнуть, и увидела только что вышедшую из воды полную женщину, которая, приставив ладонь к глазам козырьком, смотрела вдаль, кого-то выискивая взглядом, и что-то бормотала себе под нос.

– Станешь искать, никогда не найдешь их… А когда не надо, они вечно вокруг тебя порхают…

– Что, хотите прокатиться с ветерком?– выходя из воды, спросила Тоты, догадавшись, кого она высматривает.

– Да мне-то это не надо, а вот внуки привязались, давай, говорят, бабушка, перед уходом еще раз прокатимся на лодке. Вот я и хотела покатать их…

– Лодки должны быть, просто они, скорее всего, выходят в море по вечерней прохладе.

– Да нет, если им заплатить, для них нет разницы, в какое время возить людей. Вот только в последнее время они чаще всего крутятся в новых местах. Наверно, богатые люди им и платят неплохо. Она с недовольным видом кивнула головой в сторону стоящего вдалеке многоэтажного дома отдыха.

После этого мимолетного разговора Тоты показалось, что откуда-то на своей лодке должен появиться Хасар.

Каждый день, когда солнце начинало припекать, люди старались укрыться от него. Тоты видела, что люди собирают свои вещи и потихоньку уходят в сторону дачного поселка, но сама уходить не спешила.

Да и потом, куда ей было спешить? Раньше, когда она работала и руководила большим коллективом, о таком отдыхе не могла и мечтать.

Она снова вошла в воду и еще какое-то время плавала, наслаждаясь своей вынужденной свободой.

Устав от плавания, Тоты выходила на берег и отдыхала. После воды солнечные лучи не казались такими обжигающими.

Она лежала на песке то лицом вниз, подставляя солнечным лучам спину, то садилась, вытянув ноги перед собой, посыпала песком плечи и впитывала в себя жар земли. С нее градом лил пот.

Так сильно она потела только в двух случаях – когда загорала и купалась в море, и когда со всей страстью предавалась любовной страсти в объятьях мужчины. Тоты казалось, что между этими двумя моментами есть какая-то близкая связь. Она была права, потому что как все плохое похоже друг на друга, так и все хорошее имеет между собой сходство.

Эти мысли еще больше распалили желание Тоты видеть Хасара.

В тот момент, когда Тоты появилась здесь, около дома Хасара никого не было видно. Похоже, в поисках заработка Хасар снова вышел в море.

Он никогда не сдавал комнат отдыхающим. Иногда на выходные сюда приезжали его мать и младший брат с детьми. Мать и брат приезжали проведать его и делали все, чтобы поднять ему настроение и не дать чувствовать себя покинутым. Ну а детям здесь было раздолье, они купались в море, ловили рыбу. А тем временем жена брата наводила в доме порядок, стирала, готовила обед…

Машина Хасара стояла в тени перед домом.

Тоты хотелось пить. Она подумала: если Хасар дома, попросит его напоить ее чаем. Но его не оказалось дома, и она подумала было пойти к себе, утолить жажду, пообедать, а позже снова прийти сюда, чтобы застать Хасара. Но по такой жаре никуда идти не хотелось. Решила посидеть здесь и подождать его.

Тоты вдруг вспомнила, что однажды видела, как Хасар, заперев дом, спрятал ключ здесь же. Да и кто берет с собой ключ на море, он ведь может упасть в воду и затонуть. Значит, ключ должен быть где-то здесь.

Тоты встала на цыпочки и пошарила рукой наверху, над окном. Ключ там и лежал.

Отперев дверь, Тоты вошла в дом и поразилась царившему в нем беспорядку. А собственно, что можно ждать от одиноко живущего мужчины? – подумала Тоты и улыбнулась.

Да, человеку, привыкшему к семейной жизни, непросто привыкнуть к одиночеству, его существование становится серым и пресным.

Оставив вещи во дворе, Тоты первым делом напилась воды, а потом занялась наведением порядка в доме. Развесила одежду по местам, вынесла стоящую на столе сковороду с недоеденными кусками жареной рыбы, выскоблила ее и начистила до блеска.

Приспособив под фартук одну из стареньких рубашек Хасара, Тоты перемыла всю грязную посуду, почистила пропахший рыбой холодильник.