Жаркое лето Хазара

– Наверно, на работе устает. Легко ли ей нести ответственность за такой большой коллектив?

– Наверно, и за внука беспокоится. И потом, бедной моей доченьке никак не улыбнется счастье. Все одна да одна.

– Доля у нее такая.

– Так-то оно так, а ведь, попадись ей хороший муж, она была бы превосходной хозяйкой, прекрасной женой – доброй, заботливой. Неужели же ей не повезет в этой жизни? Пока что-то не видать никого возле нее… – женщина не договорила, глаза ее наполнились слезами. Сердце ее разрывалось от жалости к дочери.

Старик поправил подушку, на которую опирался локтем, и постарался утешить жену.

– Жена, если я не ошибаюсь, у дочери твоей появилась надежда…

Женщина не сразу поняла, что хотел сказать муж, вытирая ладонью слезы, вопросительно посмотрела на него.

– Мне показалось, что у них с Хасаром какие-то особые отношения. Ты не замечала, как она меняется при виде Хасара?

– Нет!

– А я заметил. Он тоже человек со сломанной судьбой, живет один, а вдруг у них что-то склеится?

Мать молчала. Старик почувствовал, что она размышляет над его словами, что не сразу приняла его слова о Хасаре. Но потом, убирая со стола, мать, будто о чем-то вспомнив, стала успокаиваться. Похоже, этот разговор и в нее вселил надежду.

* * *

Старик собирался на ежедневную вечернюю прогулку. Зачастую к нему присоединялся и живущий через два дома от него сосед-бизнесмен в надежде, что вечерний моцион поможет ему хоть немного сбросить вес. Во время таких прогулок у них всегда находились темы для разговора.

Но после стычки у здания хякимлика он практически не выходил из дома, и можно было подумать, что он отменил эти гулянья перед сном. Ясное дело, он просто не хотел общаться с опальным стариком, боялся, как бы чего не вышло, если вдруг их увидят вместе. Вначале этот сосед вроде бы даже присоединился к ним, но при первых же признаках недовольства со стороны хякимлика вся его «революционная» деятельность сошла на нет. Хякимлик для всех новых туркмен был на особом счету и в особом почете, потому что они хорошо понимали, что без местной власти им не добиться своей цели. А тем более в таком удаленном от центра месте, как Красноводск.

Старик взял трость и направился к выходу, и в это время кто-то окликнул его с улицы:

– Эй, яшули!

Выглянув в окно, старик увидел при тусклом свете фонаря человека с бумагой в руках, который стоял, прислонившись к забору его дома. «Кто бы это мог быть? Неужели с кем-то из детей стряслась беда?» – подумал старик и поспешил на улицу.

– Яшули, салам алейкум!

– Здравствуй, молодой человек!

– Я принес вам письмо.

– Откуда письмо? Из Казани?

Решив, что это письмо от внука, старик обрадовался: «Вспомнил-таки о нас, сукин сын!» От них уже давно не было никаких вестей.

Когда старик вышел за ворота, человек с письмом в руках отступил назад, словно хотел заставить старика плясать от радости за добрую весть.

И тогда старик увидел за спиной еще одну тень. В то время как передний протягивал старику письмо, тот, что был позади, изо всех сил ударил старика по голове куском арматуры.

Истошный крик, похожий на рев раненого зверя, прокатился по всему дачному поселку. Тем временем на голову старика обрушился второй удар. Выскочившая на крик мужа мать Тоты увидела старика, лежащего на земле в луже крови, его трость валялась в стороне. Его горло издавало свист и хрипы.

– Вай, люди добрые, на помощь! – закричала она, обнимая мужа, и краем глаза увидела вдалеке двух убегающих мужчин.

Когда на крики женщины прибежали дачники, старик лежал без сознания. Глаза у него были открыты, казалось, что он смотрит на луну, которая плывет над дачным поселком, на поблескивающие, словно монисто, звезды и пытается отыскать на небе свою звезду. Дующий с моря ветер, превратившись в родные женские руки, оглаживал его лицо…

* * *

Хасар вместе с Кадыром, заступившим на дежурство одновременно с ним, сидел в дежурке, они пили кофе и мирно беседовали. В это время неожыданно тревожно зазвонил телефон.

–Хасар Маметханович! – голос в трубке был взволнованный, Хасар сразу узнал Тоты.

– Слушаю, Тоты!

– Папа… – она заплакала.

Хасар подумал, что у старика снова начался сердечный приступ и что ему необходима его помощь.

– Я сейчас приеду!

Собрав необходимые инструменты и дав Кадыру соответствующие поручения, он срочно отправился на вызов.

Хасар приехал в дачный поселок через несколько минут после разговора с Тоты, но в доме никого не нашел. Напротив дома старика стояли три молодых человека и переговаривались между собой. Они явно кого-то поджидали, потому что все время озирались по сторонам. Увидев направляющегося в их сторону Хасара, приняли его за работника милиции – человека, которого они ждали. Ребята находились в одном из домов неподалеку и прибежали сюда на душераздирающий крик старика. Двое из них были в просторных футболках, а третий и вовсе был по пояс голым.

Когда Хасар подошел к ним ближе, навстречу ему подался круглоголовый парень, стоявший впереди группы со скрещенными на груди руками.

– Вы не из милиции? – спросил он.

– Нет, а что, милиция до сих пор не подъехала?– в свою очередь спросил и Хасар.

– В милицию позвонили. А пострадавшего родственники увезли в больницу. Нас попросили находиться здесь до приезда полиции, чтобы мы сторожили место происшествия.

Оказывается, эти ребята охраняли клочок земли с лужей крови на нем в качестве улики в том месте, где был жестоко избит старик, и ждали приезда полиции. Один из парней рассказал Хасару, что, услышав крики старика, он выскочил из дома и увидел двух убегающих мужчин. Парень показал рукой, в какую сторону они убежали.

Узнав от ребят, что они все трое друзья и приехали на море отдохнуть, а сейчас оказались случайными

свидетелями злодеяния, Хасар вдруг вспомнил двух подозрительных личностей, которых видел во время вечерней прогулки с женщинами на море, и решил, что именно они и напали на беззащитного старика. Похоже, они уже давно следили за стариком и выучили распорядок дня, если так точно рассчитали время, когда он будет один, чтобы нанести ему смертельный удар. Да Хасар тогда еще, увидев их у моря впервые, почувствовал, что они только изображают из себя отдыхающих, на самом же деле находятся здесь совсем с другими намерениями. Дверь дома старика была распахнута настежь. При свете лампочки, висящей над дверью, он увидел перевернутый башмак без пары, оставленный кем-то впопыхах.

Хасар понял, что Тоты звонила ему не отсюда, а из больницы. Попросив ребят подождать еще немного до приезда милиции, он заторопился в больницу. Если Тоты поспела вовремя, она могла отвезти его только в свою больницу, ведь именно в ней, как в центральной велаятской больнице была сосредоточена вся новейшая медицинская аппаратура от лучших мировых производителей.

Подъехав к больнице, Хасар увидел в сторонке старшего брата Тоты, который курил сигареты одну за другой, и понял, что не ошибся, что старика привезли именно в эту больницу.

Когда Хасар вошел в палату, Тоты вместе с несколькими врачами подключала отца к аппарату искусственного дыхания. При виде Хасара мать Тоты, сидевшая в сторонке, посмотрела на него и ребром ладони отерла полные слез глаза. Всем своим видом она показывала, как сильно надеется на его помощь и верит в спасение мужа. Да и Тоты, увидев Хасара, готового подключиться к ним, тоже вдруг не сдержалась, заплакала, как плачут при виде родного человека, пришедшего на помощь в трудной ситуации.

Ее обычно лучистые красивые глаза были красны от слез, взгляд был потухшим, под глазами образовались черные круги. Тоты показала на отца, который вытянулся на кровати и лежал с закрытыми глазами.

– Вот что сделали с папой!– плачущим голосом сказала она. Она хотела еще что-то сказать, но подступивший к горлу ком перехватил дыхание.

Хасар легко кивнул ей головой, давая понять, что ему все известно, а потом взял ее руку в свою, чтобы как-то успокоить и поддержать женщину, выразить ей свое сочувствие.

Сердце старика билось в груди, но он все еще был без сознания. Он лежал с крепко стиснутыми зубами, лицо его было нахмурено, он как бы говорил своим недругам: «Погодите, вот приду в себя и всем вам покажу, на что я способен! Вы мне за все ответите!» Хасар подумал: «Мы теряем старика… Надежды на его спасение почти никакой», но не посчитал нужным делиться своим мнением с Тоты, понимавшей это не хуже него. Отойдя от больного, Тоты сообщила ему, что вызвала из Ашхабада опытного нейрохирурга.

– А кто приедет? – сразу же заинтересовался Хасар.

– В Ашхабаде сказали, что направят профессора Амана Аннабаевича.

– Аман Аннабаевич… Хорошо, что Аман приедет…

Хасар немного знал Амана Аннабаевича, учился в Ленинграде в одно время с ним. Знал, что он стажировался в клинике нейрохирургии у профессора Волобуева. Хасар сказал:

– Если он скажет, что больной нетранспортабелен и решит оперировать его здесь, я сам буду ассистировать ему.

Видя, что Хасар хорошо отозвался о вызванном ею враче, Тоты посмотрела на него с надеждой.

Ожидаемый врач вылетел из Ашхабада в Красноводск последним рейсом и прибыл уже на закате дня.

Лысеющий профессор не ожидал увидеть Хасара в этих краях, поэтому поначалу не узнал его. Надев белый халат, он стал смотреть по сторонам, пытаясь определить, кто будет ассистировать ему во время операции, и тогда вдруг узнал Хасара. Вначале удивился. А потом, потрогав по привычке немного выпяченную нижнюю губу, как делал всегда, когда удивлялся, вдруг улыбнулся.

– О, да это вроде бы сам Хасар Мамметханович… Ты, значит, тоже здесь?

– Наконец-то узнал, – улыбнулся и Хасар и дружески пожал руку доктору.

– Да почему же не узнать, просто я слышал, что ты в другом месте, поэтому не мог предположить, что увижу тебя здесь. Изменился, конечно, но не до неузнаваемости. По-прежнему по-военному подтянут, ну а что касается волос… они, захотят, седеют, а захотят – редеют…

Аман Аннабаевич со своим непоседливым характером отказался от предложенного чая и сразу же занялся больным. Поначалу он распорядился: «Готовьте больного к операции!», но потом, осмотрев рану на голове пострадавшего и увидев, что к чему, произнес: «Так-так, вон как», помолчал немного и сказал:

– Большая кровопотеря. Больной ослаблен, поэтому, прежде чем брать его на радикальную операцию, необходимо провести курс инъекций и подкрепить его.

Как врачи, и Хасар, и Тоты поняли деликатность профессора. Было ясно, что он не хотел оперировать такого тяжелого больного, потому что понимал, что тот уйдет еще до конца операции, и тогда он будет чувствовать себя убийцей. Такого позора профессор себе не желал.

Аман Аннабаевич заменил некоторые из назначенных препаратов на общеукрепляющие, после чего Тоты и Хасар, приставив к нему одного из врачей, отправили его отдыхать.

Возле старика остались только Тоты и Хасар. То ли от сильных препаратов, то ли от хорошего ухода, но на третий день старик стал приходить в себя, у него задрожали губы. Тогда его губы смочили водой. Старик едва заметно облизал их. Потом прорезались глаза, и когда поднялись веки, из-под них показались знакомые глаза, закрывшиеся три дня назад.

Увидев возле себя толпу людей и не понимая, где находится, старик взглядом удивленно спросил:

– А вы что тут собрались? – и сделал попытку приподняться.

И у собравшихся людей появилась маленькая надежда.

Тоты большую часть дня курсировала между палатой отца и своим кабинетом. Она не находила себе места, беспокоилась и переживала за старика. Хасар и мать Тоты избрали ее кабинет своим временным пристанищем. Хасар за последнее время сильно привязался к старику, любил его, как родного отца, и ни за что не хотел оставлять его в таком состоянии. Как врачи они вместе с Тоты постоянно обсуждали состояние больного.

Хасар и Тоты обедали в кабинете, когда пришел дежурный врач и сообщил, что состояние больного несколько изменилось, и они оба схватили с вешалки свои халаты и поспешили в палату к старику, чтобы своими глазами увидеть все.

Тоты села рядом с отцом, взяла его руку и сжала, и снова в душе у нее появилась маленькая надежда. Ей хотелось снова видеть отца здоровым и веселым, не расстающимся с шумным телевизором, обсуждающим все новости. И сейчас она вдруг поверила, что так оно и будет.

Мысленно Тоты уже забирала домой поправившегося отца, давала садака во здравие его, а людям, пришедшим на их семейный праздник, она как о дурном сне рассказывала о случившемся и радовалась, что самое страшное уже позади. Она гордилась своим отцом…

Юный зять, который все это время находился рядом и видел, как страдала теща, как она все эти дни провела на ногах, а он на машине сновал между домом и больницей и возил еду, узнав о том, что дедушке стало легче, поспешил донести эту добрую весть молодой жене и обрадовать ее.

Не прошло и часа, как зять вернулся в больницу и привез старику приготовленный женой бульон из цыпленка. Тоты стала из ложечки кормить отца, поднося бульон к губам, протертым влажной салфеткой. Но старик ничего не выпил, бульон стекал с его губ по щекам и исчезал в отросшей за эти дни бороде. И лишь когда его губы снова протирали влажной салфеткой, он, похоже, ощутил вкус бульона и пошамкал губами.

Кажется, надежды близких стали оправдываться, впервые за три дня старик приподнял веки, из-под которых сверкнули родные глаза.

Заметив произошедшие перемены, Хасар обрадовался, как радуется рыбак, когда видит, что леска удочки натянулась и на крючок попалась рыба. Он положил в свою ладонь вторую руку старика и сел с другой стороны. С надеждой смотрел на приоткрывшиеся глаза, на блеснувшую в них искорку жизни.

Старик стоял на краю пропасти, а Хасар и Тоты, намотав на руки концы веревки, которой он был обвязан, изо всех сил старались удержать его и не дать рухнуть вниз.

Один раз Тоты склонилась над отцом и спросила: «Папочка, ты слышишь меня?», на что тот, сделав движение веками, дал понять, что слышит, но не может говорить, а потом с трудом разнял распухшие губы и пошевелил ими, сказать что-то хотел, но не смог, зато легонько стиснул руки Тоты и Хасара, державшихся за его руки. Хасар и Тоты переглянулись, пытаясь понять, что это означает, может, таким образом старик соединял их, просил не терять друг друга?

Когда старик приоткрыл глаза, собравшиеся поверили, что теперь он поправится, и, чтобы не утомлять его своим присутствием, вышли из палаты, давая больному отдохнуть. Они надеялись, что после сна старик оживится еще больше.

Когда пришло второе сообщение об ухудшении состояния старика, Тоты, верившая в выздоровление отца, сидела за столом в кабинете и, положив голову на руки, дремала после многих бессонных ночей.

Хасар сидел у окна и наблюдал за наступающим утром. Воздух стал серым, пыльного цвета, создалось впечатление, что все вокруг наполнилось паром. За окном на ветру шелестела листва высокого дерева, от порывов ветра ветви наклонялись до самой земли, а потом вдруг вскидывались наверх, словно приготовившись взлететь.

Хасар и Тоты примчались в палату, состояние больного было критическим. Не прошло и часа, как старик на глазах родных и близких навсегда покинул белый свет.

Поехали за матерью Тоты, она кинулась на остывающее тело мужа и завопила: «Вай, отец, как же мы теперь будем жить без тебя?»

Тоты молча лила слезы, хоть она и была врачом, отцу своему помочь ничем не могла.

Хасар подвязал подбородок старика, связал большие пальцы обеих рук и стал готовить старика в последний путь.

На другой день, когда приехали родные и близкие из Мары, Ашхабада и других мест, старика со всеми почестями проводили в последний путь.

Давно уже город не видел такой огромной толпы народа.

* * *

После столкновения с хякимом города в связи с дачным поселком Хасар, как и многие другие, понимал, что спокойно жить в Красноводске ему не дадут, но ему не хотелось покидать насиженного места, и он решил переждать это смутное время в надежде на смену мэра, волею судьбы ставшего полновластным хозяином города. Этот город был его малой родиной, здесь он родился и вырос, и он снова вернулся сюда, гонимый ветрами семейных бурь. Здесь жили люди, которые понимали и хотели понимать его, здесь были его родные горы и любимое море, и, как всегда, они стали его надежной опорой.

Велик Туркменистан, но отступать некуда, позади – Хазар, говорил он себе, переиначивая слова майора Кличкова.

К этому времени практически все, кто принимал участие в мятеже, получили то или иное наказание от городского головы. Кто-то был понижен в должности, а кто-то под разными предлогами и вовсе изгнан с работы. Многие правоохранительные органы города превратились в службы охраны прав городского хякима, а заодно они взяли под наблюдение всех баламутов этого города.

В городе все еще продолжались репрессии родственников зачинщиков мятежа, таких, как Хасар и старик. На них нападали из-за угла и избивали, а то и увозили куда подальше.

Это было время, когда Хасар сильнее прежнего нуждался в поддержке близких людей. Он все чаще ловил себя на мысли: а не уехать ли в другую страну? При этом всегда вспоминал своего российского друга, настойчиво приглашавшего его на работу. Собственно, здесь его уже ничто не держало, если не считать матери и семьи младшего брата.

Вскоре после того, как он остался без работы, ему из Стамбула позвонила Гуловсер ханум. Она и прежде время от времени звонила ему и интересовалась его жизнью. Позвонила и выразила соболезнование в дни гибели Арслана. Как-то раз она сказала ему по телефону: «Я была во многих местах Туркменистана, а вот в Красноводске побывать не довелось. Если получится, приеду, хочу посмотреть, где ты живешь». Хасар пригласил ее, пообещав прокатить с ветерком на своей лодке и сделать для нее эту поездку незабываемой. То, что Хасар остался без работы, Гуловсер, видимо, узнала от Дуньи или еще от кого-то. Вначале она позвонила Хасару домой, но не застала его там. Тогда она назначила время и вызвала его на переговоры.

На следующий день они еще раз поговорили по телефону. Гуловсер пригласила его на работу в Стамбул, заявив, что хочет видеть его рядом с собой. Хасар знал, что Гуловсер и в самом деле хочет видеть его постоянно, что она готова в трудную минуту прийти ему на помощь. В душе он был благодарен этой женщине за ее заботу и внимание. Но принимать ее приглашение, как бы заманчиво оно ни было, Хасар не спешил. Каждый раз, когда возникало желание бросить все и уехать куда подальше, Хасар сам себя одергивал: «Разве ты уже не наездился, не навидался всего?»

Его жизнь все еще была покрыта мраком, и рассеять его мог только свежий ветер со стороны. Хасар знал, что стал опальным, для многих – изгоем, но верил, что так будет не всегда, если в центре узнают о том, что творится на этой окраине, то хякиму города точно не поздоровится, и уж во всяком случае, его непременно настигнет Божья кара, как настигает она всех без исключения тиранов. Эта уверенность и удерживала его здесь.

* * *

С некоторых пор Хасар стал выходить в море вместе с Кадыром, так же, как и он, оставшимся без работы. Он наладил стоявшую в гараже младшего брата моторную лодку, и теперь они на ней за плату катали людей. Он хорошо знал, что в трудное время Хазар приходил на помощь и его предкам. Он помнит рассказы стариков о том, как спасало их море в голодные военные годы.

Лето было в разгаре, вода в море прогрелась, и желающих отдохнуть на побережье становилось все больше. В эти дни работы Хасару с Кадыром хватало, на своей лодке они обслуживали отдыхающих, устраивая для желающих морские прогулки. Люди с берега видели, как лодка с надписью на боку «Белая чайка», загрузившись взрослыми и детьми, носится по морю из стороны в сторону. То и дело на берегу раздавались голоса: «Белая чайка», плыви сюда!"

Загорелый, обросший бородой и усами, в широкополой солдатской шляпе, теперь Хасар был похож не на врача, а на прожженного солнцем и дубленного солеными ветрами матерого рыбака.

По ночам берег пустел, казалось, что работы уже не будет, но это не так, особенно с тех пор, как на побережье появились высотные фешенебельные отели, населенные богатыми постояльцами.

Проводя все вечера в ресторанах, вкусно поев и изрядно приняв на грудь, эти люди после закрытия заведений придумывали себе дальнейшие развлечения. В обнимку с такими же пьяными женщинами шли на море, смеялись, веселились, кто-то купался в море, кто-то нанимал лодку и вместе со своими подругами отправлялся в ночное плавание.

Помня о том, что лето скоро кончится, а вместе с ним иссякнет и поток любителей ночных приключений, Хасар с Кадыром старались не упустить ни одной возможности заработать.

В один из таких дней присланный на место Серкяева новый начальник санатория майор Чапханов угощал на террасе второго этажа с видом на море ответственного работника Генштаба генерала Шатдыева, который приехал с женой и дочерью и пятилетним внуком.

Отсюда можно было наблюдать за морем, за шумными отдыхающими, слушать плеск воды и веселые голоса людей, наслаждаться отдыхом.

Члены семьи гостя решили пойти искупаться, зная, что к вечеру вода в море становится еще теплее. Они ушли на море втроем.

Майор увидел, как его гости взяли одну из лодок, стоявших на приколе в ожидании клиентов. Лодочник с седой бородой, протянув загорелые руки, помог им забраться в лодку. Он взял на руки мальчика, занес его в лодку и отдал сидевшей там женщине. Когда он обернулся, начальник пансионата сразу же узнал его. Это был Хасар.

В тот день, когда полковник Серкяев ушел с работы, а на его место пришел старый знакомый, Хасар с ходу написал заявление об увольнении и, не дожидаясь ответа, ушел с работы. Есть у туркмен такая поговорка: «Змея ненавидит мяту, а та растет возле ее норы». В этот момент Хасар понял, что упорно преследовавшие все это время неудачи снова догнали его.

Похоже, и генерал, внимательно всматривавшийся в происходящее на берегу, заметил это.

– Кажется, наши сели в лодку, – сказал он сидящему напротив него майору и кивком головы показал в сторону моря. Он вспомнил, что уже пару раз видел, как этот пожилой лодочник устраивает морские прогулки.

Начальник госпиталя посмотрел в ту сторону, куда показывал генерал, и увидел, что Хасар, посадив членов его семьи в лодку, плывет в открытое море.

– Это ваши, товарищ генерал, видно, решили совершить морскую прогулку.

– Наверно, внук настоял. Он любит такие вещи.

– Конечно, это ведь большое удовольствие, прокатиться на лодке по морю, тем более в его возрасте.

– Сдается мне, этот пожилой лодочник появился на море с недавних пор, в прошлые приезды нам не доводилось встречать его,– заговорил генерал, и начальник госпиталя беспокойно заерзал на месте. Ему вдруг стало страшно. А что будет, если генерал узнает, что лодочником является Хасар? Он может вспомнить его, и, вполне возможно, впоследствии встать на его защиту, а если такое случится, станет известно и об его неприязненном отношении к Хасару, и это может не понравиться высшему руководству и тогда могут, где надо, поставить вопрос о нем самом. «Он же врач, а к врачу любой может попасть, в том числе и этого генерала он мог лечить, либо кого-то из его детей», – с опаской думал майор.

Но вскоре генерал, внимательно следивший за лодкой, в которой уплыли его родные, отвлекся от прежних мыслей и заговорил о другом:

– А что, вы не можете своими силами организовывать такие прогулки? – спросил он у начальника санатория майора Чапханова.

– Это здесь изначально не было организовано, товарищ генерал, ну а я что, я новый человек. Но вы правы, неплохо было бы нам самим оказывать такие услуги… В следующий приезд будете на нашей лодке плавать, товарищ генерал!– Чапханов взял на себя такое обязательство, стараясь убедить в этом генерала и подняться в его глазах.

Наблюдая издалека за внуком, который, радуясь морской прогулке, стоял в лодке между матерью и бабушкой, генерал думал о том, как радуется ребенок, представляя себя моряком.

Несмотря на то, что генерал оставил в стороне разговор о старом лодочнике – Хасаре, начальник пансионата, опасаясь, что его потом могут в чем-то обвинить и, желая выяснить отношение генерала к Хасару, вынужден был вернуться к этому разговору.

– И потом, товарищ генерал, та лодка, на которую сели ваши родные, для нас не совсем и чужая.

– Как это понимать?

– Лодочник – наш бывший работник, полковник Мамметханов.

– Гмм… – генерал удивленно покачал головой. – Как же так получилось… Он случаем не отец летчика Арслана Мамметханова?

– Он самый.

Видно было, что генерал задумался о судьбе достойного человека, оказавшегося в таком незавидном положении. Он не был близко знаком с самим Хасаром, зато хорошо знал летчика Арслана Мамметханова, которого ожидало блестящее будущее завтрашнего генерала.