скачать книгу бесплатно
Свистопляс (умиляясь написанным). Красиво ка-ак! Может, брат Гуделка, каждому в квартиру повесить, а?.. и заживут люди счастливо.
Гуделка. Послушай! Что же это получается? Назвали организацию «Лига борьбы за справедливость и порядок», то есть ЛБСП, а если мы к абривиатуре ещё буквы добавим от новых слов, то, что же получится? абракадабра какая-то (ЛБСПССРСС), в этом даже мы не разберёмся. Давай прежнее название оставим, без добавлений, ЛБСП и всё, а новые буквы будем в уме держать.
Свистопляс. Так не годится. Пусть будет одно название праздничное, а другое – будничное. Будничное это – ЛБСП, а ЛБСПССРСС пусть будет названием праздничным или будет предназначено только для внутреннего употребления.
Гуделка. Ты не прав…
Я здесь не буду приводить их спор дословно, потому как он весь будет состоять из таких слов как «Ты не прав» и «Нет, это ты не прав». Спорили они спорили, а затем всё же согласились в главном, что основа основ их деятельности – учить людей жить по совести, потому как если жить только по закону, то люди, что без совести, тотчас насочиняют кучу бессовестных законов и им будут следовать и других к этому принуждать. Одним из главных зол они посчитали – роскошь и неразумное потребление, имея твёрдое убеждение в том, что разумная достаточность должна быть главным ориентиром в жизни людей. Правда, они такую философию не сами придумали, а почерпнули из рассуждений дворника Никиты, но это неважно, хорошее надо перенимать. Вот такой вышел с названиями коленкор.
Штаб-квартира, понятно, у друзей была на чердаке. Дымоходная труба служила им доской объявлений. На этой трубе они синим фломастером писали для самих себя разные объявления, которые и читали тоже сами и строго друг за другом следили и проверяли, чтоб каждый обязательно прочитал, что там написано. Встретит, например, Свистопляс Гуделку и спрашивает: «А читал ты, друг-Свистопляс, объявление на трубе?». «А как же,– отвечает Свистопляс, – как прохожу мимо, так как не прочесть, раз написано». «То-то, – одобрительно говорит Гуделка, я тоже почитываю».
Таким образом, вы уже поняли, что чердак для друзей был и штаб-квартирой, и местом размышлений, и полигоном, где они оттачивали боевое искусство, готовясь к сражениям с предполагаемым противником. А ещё у них была тетрадь, спрятанная в старом кирзовом сапоге, в которой они записывали все акции справедливости, которые им удалось совершить. В ней друзья намечали и планы на будущее.
Понятно, как и в каждой приличной организации у них составлен строгий график мероприятий. На печную трубу под крышей они повесили расписание своей деятельности и строго этому расписанию следовали. И только одно разногласие было между её организаторами. Они не знали, какой свою организацию считать: подпольной или подкрышной. Гуделка настаивал на том, что их тайная организация – есть организация подпольная, а Свистопляс был не согласен и считал её подкрышной, так как они находились под самой крышей, а не в подполье. В общем, это мелкие разногласия, они не в счёт, так как во всём остальном друзья были едины и неколебимы.
Почти все обитатели мамушкиного дома подшучивали над ними, кроме Катерины. А, впрочем, вот и она… В комнату входит Катерина с подносом в руках, на котором пышет жаром большой румяный калач. Замечу, что Катерина ростом разве только чуточку повыше Дуни, но дороднее.
– Люблю саратовские калачи, – проговорил, облизываясь, кот, занимая место за столом, повязывая под горло салфетку и вооружаясь вилкой.
Васятка же, увидев, входящую с калачом Катерину, пошёл ей навстречу, наигрывая что-то приветственное и припевая:
Мне жениться захотелось
Ну, ни встать, скажу, ни лечь,
Я жену найду такую
Чтоб калач умела печь…
Дуня, услышав частушку, смутилась. Катерина, была уже женщиной не молодой, но и то, услышав припевку, зарделась и, поставив калач на средину стола и поклонившись в пояс, прижав руку к груди, сказала:
– Прошу, мои дорогие к столу. А ты, прохвост, уже за столом? – нахмурила она брови и строго посмотрела на Мурлотика.
– Я не прохвост, – сказал кот, – я просто сообразительный, а хвост у меня действительно есть, хотя и кроме меня в нашем доме тоже некоторые не лишены этого украшения, который, кстати, придаёт котам элегантность и законченность формы. Правда, Смуглянка? – обратился он к овечке.
– Совершенно верно, – проговорила Смуглянка и добавила, – только это к Белянке не относится, потому что у неё хвостик крохотный и торчком. Эта не хвостик, а насмешка. Хи-хи-хи…
Белянка не могла вынести такой иронии и тут же наставила на Смуглянку свои маленькие рожки. Бац! – раздался хлопок, это овечка Смуглянка и козочка Белянка стукнулись лбами.
– Да вы хоть за столом не бодайтесь, – проговорил Заступник, – нашли место. Выйдите в чисто поле и меряйте силу и ловкость, как все честные и славные воины делают. В нашем богатырском сословии так заведено…
– Да им лишь бы лбы почесать, – заметила, улыбаясь, Дуня. – Они не по правде бодаются, а понарошку, так, мамушь? – обратилась она к Елене Никаноровне.
– Шалунишки они, – проговорила Елена Никаноровна.
– Давайте пододвинем стол к мамушиной кровати, – сказала Катерина, – будет, вроде мы все вместе за столом сидим, как всегда, правда?
– И то верно, – проговорил Заступник и одним движением руки пододвинул стол к кровати мамушки.
– Предупреждать надо, – сердито проговорил Мурлотик, запрыгивая на стол и вместе со столом переезжая на новое место.
– Наклонись ко мне, Дуняш, – сказала Елена Никаноровна, – что спрошу? Дуня наклонилась к старушке и та, взглядом указывая на Васятку, спросила, – любишь его?
– Очень, – сказала девушка и покраснела. – Только он на меня никакого внимания не обращает, ему лишь бы на гармошке играть, да в веселье беззаботном жизнь проводить… Почему так?
– Это, Дуняш, потому, что не успела я из него настоящую игрушку сделать, не рассчитала своих сил. Остался он без обжига. Жизненный обжиг – он каждому требуется, от него мозги на место встают и правильно работать начинают.
– А как же Белянка и Смуглянка необожженные?
– Они были задуманы так. Им обжиг не нужен.
– Что ж, Вася такой и останется ни туда, ни сюда на всю жизнь? – горестно спросила Дуня.
– Ты, Дуняш, не беспокойся, вот его жизнь опалит и будет он голубок самостоятельный, а не вертопрах. Ты жди, Дуня,… всё образуется.
Дуня поклонилась мамушке и отошла в сторону.
Только успели рассесться, как в комнату ввалился Свистопляс с Гуделкой на спине. Свистопляс шёл весело помахивая кудрявым лошадиным хвостом и перестукивая копытами. Он нёс в руках трезубец, а мальчишка держал его щит. Свистопляс улыбался во весь рот и всклоченная борода его, говорила о том, что сражение удалось на славу.
– Так не честно, надо всех звать! – громко проговорил со спины Свистопляса Гуделка.
– А где вы шляетесь, мои дорогие?! – спросила Дуня.
– Всем известно, что мы стережём границы нашего государства…, то есть двора…, то есть дома, – смутившись, проговорил Свистопляс.
– То есть чердака, – вставила Дуня.
– А ты что делал? – спросил Мурлотик Гуделку.
– Как что? – удивился мальчишка. – Так, я же брату Свистоплясу помогал.
– Один ничего не делал, а другой ему помогал, – проговорил Пустолай, – здорово у вас получается.
– Игра это тоже очень большое дело, только если в правильные игры играть, – заметила старушка.
– А какие это, правильные? – спросил Пустолай.
– А такие, – сказала Дуня, – вот ты зачем на воробья на заборе полчаса лаял, а он на тебя ноль внимания? – спросила она Пустолая.
– И что тут неправильного? – удивился пёс, – я отрабатывал технику лая. А воробей – это так, как боксёрская груша, не лаять же мне в пустоту. Потом, этот воробей – Крошкин, мой старый знакомец, попозировал немного. Художникам всегда кто-нибудь позирует.
А ты разве художник?
– Это смотря в чём, если в лае, то – да.
– Ты смотри, чтоб твой Крошкин нашего Федю не склевал, – вечно во дворе отирается, то же мне – позёр, – укоризненно вставила Катерина.
– Вот-вот, – увидев поддержку, накинулась на пса Дуня. – Смотри-ка… художник нашёлся, ты должен охранять вверенную тебе территорию, по запаху врага чуять, – заметила Дуня.
– Воров даже очень хорошо чую, – сказал Пустолай. – Вот недавно нас решили ограбить. Пришли двое подростков, зашли за наш сарай, оторвали доску и залезли. Я сразу учуял и вцепился в штанину маленькому, это он в сарае шастал, а Мурлотик сиганул на него сверху. Спасибо, брат Мурлотик, помог, а то бы мне туго пришлось.
– Это мне бы туго пришлось, если б ты не помог, – парировал Мурлотик.
– Здесь вы молодцы, – сказал Свистопляс, – только это видимый враг, а мы с Гуделкой боремся с врагами скрытными, то есть невидимыми или почти невидимыми.
– Как это? – удивилась Дуня.
– Мы, например, сегодня вели борьбу с вещизмом. У нас так в графике и записано: «Борьба с потребленчеством».
– Это что, с барона Мюнхгаузена пример берёте? – заметил Заступник, – Может быть вы и войну Англии объявите?
– А почему бы и нет, – парировал Гуделка, – Хорошие примеры надо перенимать. Потребительством заражён почти весь мир и Англия в том числе. И если мы объявили войну потребительству, то и Англия в этот список войдёт, если не вошла ещё. Кто не по уму ест, пьёт и одевается, все будут там.
– Как это «не по уму?»– спросил Пустолай.
– Очень просто. – Вот у тебя, брат Пустолай, шуба есть?
– Я без неё просто не могу, – не понимая, куда клонит Гуделка, проговорил Пустолай.
– А ты бы хотел иметь ещё одну такую шубу? – хитро спросил Гуделка.
– Зачем она мне? – недоумённо ответил Пустолай. – Ты чё, шутишь?
– Я не шучу, – заметил Гуделка, – а вот находятся «шутники», которые желают иметь много таких шуб как у тебя и это для одного. Ты подумай об этом на досуге…
– Зачем они нужны, меня, слава богу, одна шуба и греет, и от зноя спасает, и постелью служит, да ей сноса нет, её на всю жизнь хватит, тут и думать нечего.
– Э-э-э, брат Пустолай! Как ты далеко отстал от жизни и «прогресса»,– поглядывая на окружающих, проговорил с хитрецой в голосе Гуделка.
– Это почему же я отстал?
– А потому, что продвинутые псы имеют несколько таких шуб, – и Гуделка стал на руке загибать пальцы.– На прогулку идти – одна шуба, на воробья лаять – другая шуба, – с миски еду лакать – третья, в гости к Мурлотику, например, идти – четвёртая…
– Ты говори, да не заговаривайся, – перебил Гуделку Пустолай. – Зачем мне ворох этих шуб, мне их и деть некуда… да и потом, если в каждой блохи будут водится и все голодные, аки волки??…
– А ты, про блох не думай, а лучше для этих шуб дом построй, – усмехаясь посоветовал Гуделка, горничную найми, чтоб блох из твоих шуб гоняла.
– Это что же, – не понимая куда клонит Гуделка, упорствовал Пустолай, – это даже ни с чем не сообразуется, правда, мамушь?– обратился он к Елене Никаноровне. – Ты ведь нас всегда учила довольствоваться малым, делиться с неимущими, а он что говорит – десять шуб иметь, да ещё для них отдельную конуру построить… Ты что, Гуделка! С ума сошёл?
– Я то, не сошёл, – заметил Гуделка, – и Свистопляс не сошёл, и мамушка правильно нас воспитывала, а вот за нашим забором у людей столько шуб и прочих вещей образовалось, что в одной конуре не помещаются, и они всё новые и новые дома для них строят.
– Они что, с ума посходили? – недоумённо спросил пёс Пустолай. – Не знаю как у людей, а у нас бы давно ветеринарный карантин установили…
– Правильно, Пустолаюшка, – заметил Гуделка, – видишь и до тебя наконец-то дошло…, умница, правильно мыслишь. А мы что с Свистоплясом делаем? Мы помогаем людям бороться с ужасным заболеванием, типа шизофрении, когда, сколько не имей – всё мало кажется и хочется больше и больше, поэтому, и объявили войну… этой болезни. Что сделаешь, уважаемый, Англия тоже входит в карантинную зону и Америка. По-хорошему, согласно ветеринарных норм и правил, эти страны надо колючей проволокой огораживать, тамбур при входе делать с обязательной дезинфекцией, чтоб болезнь дальше не распространялась, на другие страны.
– Так, у Мюнхгаузена там же сплошная гипербола… преувеличение значит! – проговорил Заступник и посмотрел по сторонам, ища поддержки.
– Интересно и как это вы боритесь с вещизмом? – спросила серьёзно Катерина.
– А очень просто… смотрим на бельевую верёвку и если там не три, а пять платьев висит, то два экспромприируем.
– Не «экспромприируем», а «эскпроприируем», грамотеи… Вы хоть знаете, что означает это слово? – сказала и сдвинула брови Дуня.
– Так это же воровство… – возмутилась Катерина. – И куда же вы их деваете?
– Свистопляс их просто прокалывает трезубцем.
– Значит не воруете, а просто портите!?
– Если без идеи и для себя, то воровство или хулиганство, а если ради идеи, то это акция, – сказал с напышенной важностью Глиня,
– Я вам покажу акцию… – погрозила пальцем Дуня.
– Дайте же им поесть,– проговорила мамушка,– набросились. Вот поедят и спрашивайте на здоровье. Они вам про все свои подвиги и расскажут. Что было и какие наперёд запланированы.
– Правильно, – сказал Гуделка, – он сел за стол и придвинул к себе калач.
– Так не годится! – хором проговорили Смуглянка и Белянка. – Ты, Глиня, обнаглел. – Они сразу забыли про свои споры и дружно потянули калач к себе.
– Дайте я его рассеку, – сказал Заступник и потянул из ножен богатырский меч. Он не терпел несправедливости. И всегда во всех спорах его слово было самое веское.
– Калач ножом разрезают, а не мечом секут,– сказал Пустолай. – Катерина, ты сделаешь это лучше всех.
Заступник смутился и спрятал меч в ножны.
Катерина взяла нож и разрезала калач на одиннадцать равных частей. Первый кусок дали Елене Никаноровне. Та прислонила кусок калача к лицу и стала вдыхать его запах.
– Мамушь, ешьте, – попотчевала Катерина.
– Чудесный запах. – Сказала старушка. – Цветы прекрасно пахнут, духи всякие, а вот лучше хлеба ничего не пахнет. Его запах за сердце берёт, а те запахи только в нос шибают.
К калачу сразу потянулись все сидящие за столом.
– Так куда ты со своими вилами лезешь! – озлился на Свистопляса Пустолай, – все как люди, а ты?
Свистопляс действительно в это время пытался на трезубец нанизать кусок калача.
– Это не вилы, а трезубец, – поправил его Свистопляс, – боевое оружие, между прочим.
– Вот и скачи со своим оружием где угодно, а то сядут за стол и копыта на стол.
– У меня, как у всякого уважающего себя кентавра, копыта под столом и хвост тоже, а чтоб калач откушать у меня и руки есть, а не то, что у некоторых.
– Это ты на что, на мои лапы намекаешь!? – озлился Пустолай.
– Ни на что я не намекаю… И потом, братец Пустолай, я попросил бы уважать мои седины.
– Ой! Ой!… Только вот этого не надо,.. древность твоя на воде трезубцем писана, у нас у всех одна мама, зовут её – Лена и родились мы все совсем недавно. Нашей мамушке 101 год, значит самому старому из нас не более девяноста годов, если учесть, что она кого-то слепила в десятилетнем возрасте.
