Вечный Китай. Полная история великой цивилизации

«Книга чудес света» стала искрой, запустившей беспрецедентное насилие. Та самая Европа, которая в конце XIII века отправляла на Восток послов знания и мира, в начале XVI века направила на Запад послов грабежа и войны. Трагедия, обрушившаяся на процветающие индо-американские цивилизации, была настолько разрушительной, что они не выдержали ударов завоевателей. Всего за несколько десятилетий целый континент превратился в огромную колонию: разорение было всеобъемлющим, и его последствия ощущаются даже сегодня, спустя полтысячелетия.

Возможно, историки недооценивают степень влияния сведений, содержащихся в Il Milione. Конечно, не стоит обвинять Марко Поло или возлагать на него посмертную ответственность, однако это не умаляет факта, что его отчеты о путешествиях способствовали зарождению новой европейской колониальной и империалистической доктрины. Стоит также отметить, что между средневековым мракобесием его эпохи и новым варварством колониальных завоеваний, последовавших за открытием Америки, его личность снова выделяется на фоне безжизненного ландшафта того времени.

Марко Поло, безусловно, является самым ярким примером посланника знаний и мира, распространителя новостей, почти журналиста ante litteram[59], выступающего связующим звеном между неизведанными друг другом мирами и народами.

В его путешествии нет ничего героического; это приключение купца, который с добродушием идет навстречу судьбе, приспосабливаясь к обстоятельствам, от самых враждебных до самых благоприятных, запечатлевая в своей обширной памяти все увиденное без предвзятости и презрения, с миролюбивым добродушием умного человека, жаждущего знаний.

Будучи инструментом любопытства или хищного азарта, его книга остается невредимой. В истории она оказала неоценимую услугу в познании такой значимой части мира, как Китай, и окружающих его территорий, вобравших в себя китайскую цивилизацию. Нам придется дождаться путешественников XVIII и даже XIX и XX веков, чтобы расширить знания о великой Срединной империи. На протяжении пяти веков «Книга чудес света» была единственным источником информации для Запада о стране, имеющей столь важное стратегическое значение и столь важную роль в мировой истории. И сегодня эта книга вызывает живейшее любопытство и интерес, зажигая в нас стремление к миру, который до сих пор остается неизвестным, непонятым или плохо изученным.

Несмотря на то, что «Книга чудес света», вопреки своему замыслу, пробудила завоевательный дух европейцев, она также помогла сблизить два далеких и во многом диаметрально противоположных мира. Урок, который мы можем извлечь из этого, заключается в том, что невежество порождает подозрительность и расистский фанатизм, в то время как знание способствует диалогу и располагает к дружбе. Главная ценность этого произведения заключается именно в следующем: таинственный Восток, которого так боялись и считали логовом демонов, благодаря Марко Поло предстает в своем истинном, человеческом облике. Впервые империя Великого хана показана как великая цивилизованная держава, а китайцы – как трудолюбивый, эмансипированный и культурно развитый народ; их столица, легендарный Ханбалык, описывается как город необычайной красоты, равно как и многие другие – от Янчжоу до Сучжоу, от Ханчжоу до Нанкина.

Благодаря книге Марко Поло Китай наконец обретает облик великого государства, населенного усердными людьми, уважающими законы своего правителя. Его описания превращают эту неизвестную землю в нечто знакомое, в обитель развитой цивилизации, систему роскошного рынка. Именно этот образ будет заимствован в будущем, и именно он вдохновит Вольтера в XVIII веке написать в «Эссе о нравах и духе народов», что Китайская империя является примером хорошей социальной и политической организации, выделяя мандаринскую систему экзаменов как высший образец культурной и правовой демократии.

А что же Италия? На протяжении семи столетий она была в долгу перед своим знаменитым путешественником, испытывая естественную симпатию к Китаю. По правде говоря, это была не единственная заслуга Марко Поло: помимо малоизвестных миссионеров, нельзя забывать о Маттео Риччи[60] и Джузеппе Кастильоне[61], которые сумели полностью проникнуться духом этой цивилизации.

Конечно, по сравнению с другими народами, мы имеем привилегию быть соотечественниками Марко Поло, который в своей «Книге чудес света» обобщил культурное и человеческое отношение, в конечном счете свойственное итальянскому характеру: открытость и уважение, терпимость и стремление к интеграции. В европейской истории просвещенный купец – это итальянский купец, хорошо знакомый с традициями конфуцианского меркантилизма.

Марко Поло обнаружил в Китае ту предрасположенность к обмену товарами, культурами и знаниями, которая позже стала основой итальянского Ренессанса. Не случайно эти связи проходили через Италию, идеально сочетаясь с Китаем. Уже во времена Римской империи, когда Китай был объединен императором Цинь Шихуанди, начались попытки сближения и торговли по Шелковому пути. За два века до нашей эры между Римом и Чанъанем зародилась связь – возможно, это было взаимопонимание между двумя великими древними империями, стремящимися противостоять угрозе от сарматских варваров[62]. И неудивительно, что Шелковый путь соединил два крайних полюса – китайский Чанъань и Рим, а затем и итальянскую Венецию.

Но на этом сходство между древним Китаем и древней Италией не заканчивается. Если Цинь Шихуанди построил Великую Китайскую стену, чтобы защитить свои земли от набегов кочевых народов северных степей, то император Адриан возвел знаменитый вал в Британии[63], на самой дальней границе Римской империи, чтобы отразить угрозу варваров-шотландцев.

Совпадение исторических событий или одинаковые действия великих цивилизаций, достигших высокого уровня развития? Как бы то ни было, эти параллели свидетельствуют о некоем родстве, общности мышления, а в современных терминах – даже о своеобразном чутье.

Марко Поло – наследник этого древнего чутья. Ему посчастливилось укрепить его за долгие годы пребывания в стране, язык, обычаи и менталитет которой он впитал в себя. Его отличие от всех других путешественников состоит в том, что он стал другом великого хана Хубилая, завоевал его доверие, служил ему преданно и удостоился его благосклонности. Поэтому он гораздо больше, чем просто путешественник и купец: он – новый человек Запада, свободный от предрассудков своего времени и открытый приключениям. Внимательным и любопытным взглядом Марко Поло наблюдает за всем новым, ценит это, пробует на вкус с космополитической утонченностью, избирает Китай своей новой родиной, реализует свои страсти, погружаясь в китайскую жизнь, но при этом не забывает о далекой Венеции. Его последняя внутренняя борьба – между желанием остаться и вернуться, ведь он любит оба города, Ханбалык и Венецию, два полюса его вселенной.

Подлинная новизна «Книги чудес света» кроется в выходе за узкие рамки маленькой, склочной родины в необъятные просторы, к которым устремляется изумленное человечество, чтобы открыть неведомое – новые земли, новые народы, осознать, что те, кто живет вдали от нас, вовсе не плохи, а зачастую даже лучше нас. Они могут научить нас бесчисленному множеству вещей, о которых мы и не подозревали, приоткрыть новые горизонты науки и даже поразить своей экзистенциальной безмятежностью.

С одной стороны, книга разжигает колониальные и империалистические аппетиты, порожденные культурой постварварского, но все еще варварского в культурном плане Запада, во многом антиэллинистического и антилатинского. С другой стороны, «Книга чудес света» – это подготовка интернационализма, который расцветет лишь в конце XX века. Ее предвидение пророческое: на страницах книги сегодня, более чем когда-либо, возникает образ современного купца, путешественника XXI столетия.

Исключительность Марко Поло – в его способе взаимодействия с миром – он завоеватель знаний и технологий, а не империй и богатств. В его беспрепятственных пересечениях Азии кроется что-то чудесное, и вся его история чудесна: его рождение в этом городе, путешествия отца и дяди, их возвращение и новый отъезд с Марко в детстве, преодоление тысячи превратностей и опасностей, прибытие ко двору Великого хана, дружба с государем, долгое пребывание в империи, пока он не получил должности, пользующиеся доверием и авторитетом, опасное возвращение, участие в войне Венеции против Генуи, пленение и заключение в тюрьму, встреча в одной камере с Рустикелло, идея написать книгу, любопытство генуэзцев, освобождение, возвращение в Венецию и спокойная старость, полная ностальгии и воспоминаний.

Так, по счастливому стечению обстоятельств, эта замечательная книга дошла до нас и стала частью великих загадок человеческой истории. Если бы не случайная встреча с пизанским писателем, мы никогда не получили бы «Книгу чудес света» и не узнали о существовании ее автора, как до сих пор ничего не знаем о многочисленных безызвестных путешественниках, не только венецианцах, которые до и после него отправлялись в те же края в поисках приключений и удачи.

Марко Поло был одним из тех, кому посчастливилось вернуться и надиктовать свои воспоминания, которые иначе канули бы в Лету, и о нем самом ничего не было бы известно. В отличие от многих безымянных странников и купцов прошлого, его история стала символом дружбы между народами, предвестником нового мира, который все мы ожидаем.

Ценность его свидетельств необычайна, благодаря их исключительной уникальности, что делает их еще более притягательными для нас спустя семь веков. Именно по этим причинам я считаю историю Марко Поло и его книги удивительным случаем, предопределенным судьбой, как и все события, большие и малые, составляющие историю человечества.

После более чем двадцатилетнего отсутствия в Венеции он стал возвышенным «неудачником». Мир «чудес» звал его обратно к своему ослепительному великолепию и роскоши. В ожидании невероятного «прохода» в Трапезунд или Акко[64] его жизнь протекала довольно уныло, он постоянно рассказывал об одних и тех же приключениях, извлекая из своей богатой памяти удивительные истории, которые прославили его как «мессира Мильоне», автора той книги, что бесконечно размножала чудеса, о которых стоило поведать.

Запретная империя

Наполеон первым осознал, что Китай станет великой державой будущего. Он предостерег своих современников: «Laissez dormir la Chine!»[65]. Однако англичане, португальцы и голландцы за сто пятьдесят лет до французов уже предпринимали попытки проникновения в Поднебесную с единственной целью – завладеть ее сокровищами. Великая «Несокрушимая империя», на протяжении более двадцати веков создававшая миф о своей исключительной цивилизации, была самой богатой страной мира.

Понять современный Китай невозможно, не зная его прошлого. Китай 2020 года во многом перекликается с великой империей Хань, которая уже двадцать веков назад стремилась вместе с кесарским Римом Цезарей создать преемственность политических, экономических и культурных союзов от Средиземного до Японского морей. Это «видение» впоследствии было воплощено Чингисханом и его наследниками, которые с помощью «Pax mongolica»[66] обеспечили долгий период плодотворных обменов вдоль Шелкового пути.

Сегодня проект «Новый шелковый путь» председателя КНР Си Цзиньпина связан с великой идеей создания европейского суперконтинента мира и процветания, которая на протяжении более двух тысячелетий вдохновляла народы Европы и Азии, затрагивая Африку, а в перспективе – Америку и Океанию. То, что казалось утопией, становится реальностью, пройдя через самые парадоксальные противоречия.

Между двумя мирами, Западом и Востоком, долгое время зачастую существовало драматическое непонимание. История полна болезненных и тревожных событий, предрассудков и жестокости, несправедливости и страданий. Китай, страдавший от несправедливости, сумел превратить эту историю в силу и даже первенство. Все это имеет смысл и должно быть честно объяснено. Чтобы понять сегодняшнюю мощь Китая, необходимо знать некоторые исторические координаты его прошлого, особенно в том, что касается его отношений с остальным миром.

Рим, 30 мая 1663 года. Трибунал Святой инквизиции разрешает публикацию книги о Китае, написанной священником, чьи взгляды невольно подрывали устои. Эта книга исторического значения представляла собой тонкое обвинение в адрес слепоты церкви по отношению к уже разгоревшемуся «китайскому вопросу». Ее автор – отец Даниэлло Бартоли[67], миссионер и официальный историк Общества Иисуса[68], неоднократно и безуспешно стремившийся отправиться в Поднебесную.

Китай, занимающий треть Азии, до сих пор является неисчерпаемым источником информации о Стране гибискуса в XVI и XVII веках и представляет собой горячую защиту выбора, сделанного отцом Маттео Риччи, сторонником признания уникальности китайской вселенной. Однако ответственность за неудачу в евангелизации Китая будет возложена на Римскую церковь, которая отвергла усилия Риччи, отрицая их достоверность, чтобы угодить мракобесию и ревности других миссионерских религиозных орденов, враждебных иезуитам. Иезуиты же, в отличие от них, с уважением относились к конфуцианским обрядам.

После Марко Поло, жившего всего тремя столетиями ранее, никому не удавалось подойти к Китаю с таким пониманием и деликатностью, как Маттео Риччи. Книгу Даниэлло Бартоли, представляющую собой не что иное, как архивную и документальную реконструкцию многочисленных отчетов «китайских иезуитов», можно также считать наиболее достоверной работой в отношении отчетов различных западных послов, достигавших двора в Пекине в те века. Иезуиты были самыми авторитетными свидетелями современной им китайской действительности, а после путешественников XIII и XIV веков они были единственными, кто с середины XVI до конца XVII века имел определенную свободу передвижения в пределах империи.

После середины XIV века, когда Китай был вновь завоеван династией Мин, Поднебесная значительно укрепила и расширила Великую стену. После эпохи великих морских открытий XV века Китай под властью Мин постепенно вновь замкнулся в себе, и лишь благодаря упорству иезуитских миссионеров Запад смог поддерживать контакты с этой загадочной страной. Именно по картам, составленным миссионерами в XVII веке, Европа в XVIII столетии вновь обратила свой взор на Китай и проложила торговые пути в поисках выгодных сделок.

Китайцы всегда гордились неприступностью своих земель, и с самого рождения им внушали уверенность, что нет в мире ничего прекраснее Китая – своего рода рая, куда стремятся попасть все варвары, желая завладеть его несметными сокровищами. Строжайшие законы запрещали въезд иностранцам, которых в народном воображении считали источником смуты и бед. С незапамятных времен среди китайцев ходило пророчество, что однажды Поднебесную завоюет народ белокожих людей в диковинных одеждах, прибывших к небесным берегам на вооруженных кораблях. Потому китайцы, подозрительные ко всему чужому, стали с недоверием относиться к послам, считая их шпионами, засланными для подготовки завоевания. Их заставляли путешествовать преимущественно ночью, а если днем, то в закрытых паланкинах; им запрещалось пользоваться картами для определения городов, которыми им, разумеется, не дозволялось владеть. Их запирали в строениях, называемых «домами для чужеземцев» – своего рода тюрьмах, окруженных высокими стенами и охраняемых вооруженными солдатами. А если они и выходили на улицу, то всегда в сопровождении мандаринов[69], разгонявших толпу бамбуковыми палками.

Что до «дома для иностранцев» в Пекине, то, как пишет отец Бартоли, содержащиеся в нем чужеземцы, включая послов и миссионеров, не покидали его стен, кроме как для аудиенций в Министерстве церемоний. И если для послов и их свиты жилища были едва пригодны, то «все прочее – это руины комнат, больше похожих на хлева, нежели на человеческое жилье, черные и зловонные, полуразрушенные, без окон, без выходов, без стульев и без кроватей».

Так и отец Риччи, прибыв в Пекин в 1601 году, был заключен в тюрьму, пока в дело лично не вмешался мандарин, который после допроса, впечатленный его ученостью, посоветовал написать прошение императору, чтобы получить свободу передвижения по городу. Так и случилось.

Добиться, подобно Маттео Риччи, возможности постоянно пребывать в Пекине в начале XVII века было почти чудом, учитывая, что поднебесная столица была закрыта для всех иностранцев. Наконец, отец Бартоли отмечает, что страх, будучи лучшим советчиком благоразумия, научил китайцев: нет иного способа защититься от чужеземцев, кроме как не пускать их в город.

Даже в конце XVIII века Запад обладал довольно скудными сведениями о географии Китая. Карты Империи лишь в некоторой степени отражали реальность, их границы были размыты и неточны. Корея долгое время считалась островом, а Тартария представлялась своего рода «Terra incognita», простирающейся до полярных островов. Города, за исключением Пекина, для которого иезуиты составили достаточно правдоподобные карты, наносились на квадраты примерно, без каких-либо ориентиров, кроме, возможно, близости реки или горных хребтов.

Представления о городах создавались по рисункам, основанным главным образом на рассказах или воспоминаниях немногочисленных путешественников. Эти образы всегда были однотипными: один вариант для равнинных городов, другой – для морских или речных портов. Ярким примером служат первые наивные «городские портреты», опубликованные в «Отчете» голландца Йохана Нейхофа, которые позже воспроизводились в различных гравюрах французских, английских и итальянских переводов, изданных в середине XVIII века.

Таким образом, несмотря на то, что о существовании Поднебесной известно с древнейших времен, вплоть до XVIII века она оставалась для европейцев смесью сказочного и мифического. После «Книги чудес света» Марко Поло и до бурного роста публикаций в XVIII веке, среди которых выделяется ценнейшая «Общая история путешествий», напечатанная в Венеции в 1753 году, о Китае почти ничего не было слышно, что лишь усиливало его загадочность.

Поистине удивительно, что прошло более двух столетий, прежде чем Запад узнал о существовании за пределами азиатских пустынь огромной империи, воплощающей высокую цивилизацию. Однако после короткого, менее века, периода монгольской эпопеи Китай вновь погрузился во тьму, словно великая Страна чудес растворилась в небытии. В свою очередь, два столетия, прошедшие от Марко Поло до Христофора Колумба, казалось, вернули Европу в некое невинное невежество, а может быть, в умышленное забвение. Любопытство, всегда толкавшее человека выйти за пределы собственных границ и отважиться исследовать неизведанное, в эпоху Возрождения будто угасло. Хорошо, если не навсегда.

Таинственное Королевство шелка

Торговля шелком еще с древности принесла Западу славу великой империи Дальнего Востока. Сиры (жители древнего государства Серес, родины шелка, то есть китайцы), о которых упоминает Гораций[70], отправили послов к Августу[71] в I веке до н. э. Греческий историк Арриан[72] во II веке говорит о сини, или тини, из чьих областей стекались шелка, которые затем обрабатывались в Бактрии (Бухаре). Индийцы, персы и арабы издавна вели торговлю шелком с южными районами Китая, а в 94 году н. э. император Хэ[73] из династии Хань, стремясь установить дружеские отношения с западным миром, отправил одного из своих министров с посольством в далекую Аравию.

Некоторые ученые прошлого утверждали, что святой Фома[74] проповедовал христианство в Китае, однако в XIX веке это предположение было опровергнуто из-за отсутствия документальных свидетельств. В действительности не само христианство, а несторианская ересь проникла в Китай и распространялась там с определенным успехом. В 1625 году свиты Гэ обнаружили в Сиане знаменитую несторианскую стелу, датированную 635 годом – временем правления Тай-цзуна[75], правителя династии Тан, который с интересом относился ко всем религиям.

Доподлинно известно, что во второй половине II века Марк Аврелий[76], желая заполучить высококачественные шелковые ткани, отправил посольство в Царство Шелка. Однако неясно, добралось ли оно до Китая, или же император получил драгоценную ткань от персов, выступавших в то время посредниками между Римской империей и Поднебесной. Арнобий[77] в IV веке упоминает серов среди народов, принявших христианство, а Феофилакт Симокатта[78], писатель начала VII века, повествуя о покорении аваров турками в 597 году, рассказывает о союзе с далеким царством Тогас, правитель которого носил титул Тай-сан, «Сын Неба».

Это было весьма отдаленное царство, славившееся отсутствием внутренних раздоров благодаря наследственной преемственности князей, справедливым законам и миролюбию жителей. Светлокожие обитатели этой страны занимались разведением шелковичных червей, что приносило им немалую прибыль. Царство пересекали две великие реки, а столицей являлся город Хубдан. Ныне известно, что народы Центральной Азии в ту эпоху называли древнюю столицу Чанъань (современный Сиань) именно этим именем, а значит, та самая вожделенная империя была не чем иным, как Китаем эпохи Тан.

В VIII–IX веках учение Мухаммеда восторжествовало от Африки до Индии, и победоносные знамена мусульман достигли границ Китая. Вера Аллаха проникла в западные регионы Поднебесной, а затем распространилась повсеместно.

В 850–877 годах арабская миссия во главе с купцом Сулайманом из Басры совершила путешествие в Китай, о чем свидетельствует важный анонимный отчет, хранящийся в Национальной библиотеке Парижа: «Известия из Китая и Индии». В нем впервые упоминается использование чая: «Император оставляет себе доходы от соли и некой травы, которую жители заваривают в кипятке и продают в огромных количествах, получая весьма значительную прибыль».

Я лишь вкратце упомяну о монгольском завоевании Китая и установлении династии Юань в XIII–XIV веках, когда торговые и политические контакты между империей великого хана и Западом настолько активизировались, что самым оживленным маршрутом той эпохи, несомненно, стал Шелковый путь.

Задолго до Марко Поло и Одорико Фриульского[79] многие отважные путешественники отправлялись с Запада в далекий и загадочный Ханбалык, ныне известный как Пекин. Араб Ибн Баттута[80] оставил нам увлекательный дневник, в котором, помимо прочего, повествует о диковинных бумажных деньгах и утверждает, что китайские джонки достигали индийского порта Каликут[81].

В первой половине XIII века папа Иннокентий IV первым задумался об отправке миссионеров в неведомые земли Тартарии и Китая. На Лионском соборе он провозгласил свой евангелический и политический замысел, и вскоре в Азию отправились священники-доминиканцы и младшие монахи ордена францисканцев.

Умбрийский монах Иоанн де Плано Карпини был назначен руководителем одной из этих миссий в 1246 году. Он был настолько поражен великолепием сокровищ тартарского двора и удивлен сходством буддийских и христианских обрядов, что предрек скорое обращение империи в истинную веру.

Людовик IX, король Франции, в 1252 году отправил в Ханбалык брата Вильгельма Рубрукского, которого там радушно приняли. Интерес к Китаю в христианской Европе XIII века был настолько велик, что папа Николай IV в 1288 году отправил Иоанна Монтекорвинского нести слово Божие в эти земли. Великий хан оказал ему столь теплый прием, что добрый монах смог обосноваться при дворе, возвести церковь и обратить в веру тысячи людей, включая монгольских князей. Успех был настолько значителен, что в 1314 году Климент V учредил архиепископскую кафедру Ханбалыка и назначил Иоанна Монтекорвинского первым епископом тартар и китайцев.

Несмотря на миссионерский пыл тех лет, практичные итальянские купцы быстро осознали важность торговли со Средней Азией и Китаем, который тогда именовали «Катаем». Многочисленные труды XIV и XV веков, включая любопытный трактат о торговле флорентийского банкира, купца и политика Франческо Бальдуччи Пеголотти, автора всеобъемлющего руководства по международной торговле в Евразии «Практика торговли», написанного в 1339–1340 годах, свидетельствуют о том, что территории между Черным морем и Тартарией были хорошо знакомы европейцам того времени.

С падением Монгольской империи в 1368 году и восшествием на престол династии Мин Китай вновь стал закрытой страной. Шелковый путь оказался перекрыт, южные порты закрыты, и Европа быстро забыла о Поднебесной. Но после открытия Америки изучение океанских просторов вошло в моду, наступила эпоха великих мореплавателей, и границы Старого Света раздвинулись в поисках быстрых и безопасных морских путей.

Спустя несколько лет после прохождения мыса Доброй Надежды, в 1516 году португальцы первыми достигли китайского побережья в районе Кантона[82] на судне, прекрасно оснащенном как для ведения боевых действий, так и для торговли.

Идея этого плавания принадлежала генерал-капитану Малакки Афонсу де Албукерки, который предвидел, что тот, кто первым создаст базу в Китае, долгое время будет обладать монополией на шелк, чай и фарфор – три товара, пользующиеся огромным спросом в Европе. Однако, как только португальцы прибыли в Кантон, китайские власти даже не позволили им сойти на берег, согласившись лишь на обмен товарами, и приказали немедленно покинуть порт.