Вечный Китай. Полная история великой цивилизации

Чанъань! Волшебное слово, озарявшее угрюмые лица караванщиков, великолепный и роскошный Чанъань из чудесных сказаний, мегаполис с величественными квадратными городскими стенами, центр вселенной, причал странников множества национальностей, приключений, любовных историй. Отсюда начиналось великое путешествие к далеким берегам Средиземного моря. Прибывающие и отбывающие караваны собирались на огромной Западной рыночной площади перед Западными воротами, где среди скопления верблюдов размещались шумные толпы купцов и искателей приключений. Перед ними простиралась бесконечная неизвестность диких «западных земель», населенных коварными и не признающими законов людьми, усеянных природными препятствиями, преодоление которых требовало месяцев, а то и целых лет отважных странствий, всегда уходящих в закат.

Отправляясь в путь, караваны полагались на провидение или, попросту говоря, на удачу. Даже тем, кто двигался на запад из самого сердца Китая, не было причин для радости перед лицом неизвестности земель, где заходит солнце. Танский поэт Ван Вэй писал:

Приходи и выпей последний кубок вина,За перевалом на западе друзей ты не найдешь.

Чанъань, столица сначала династии Хань, а затем Тан, станет самым большим и самым космополитичным городом в мире. Почти тысячу лет он был конечной точкой Шелкового пути, излюбленным местом купцов, средоточием наслаждений, наградой для тех, кто сумел невредимым преодолеть этот десятитысячный путь через пустыни, горы, степи и прерии – огромные безлюдные территории, на пересечение которых уходило не менее трех лет.

В своем синоцентрическом величии Империя Дракона представляла себе Римскую империю как «Великий Западный Китай»: они называли ее Дацинь[43], полагая, что за бесконечными пустынями и непреодолимыми горами запада она может быть лишь зеркальным отражением Поднебесной, или, вернее, тех Срединных государств (Чжунго), раскинувшихся вдоль течения Хуанхэ[44] – колыбели прославленной цивилизации.

На другой стороне земли Империя Орла располагала гораздо более точными и объективными сведениями о Царстве Серес[45], где производился загадочный шелк, который в Риме продавался буквально на вес золота и представлял огромный коммерческий интерес.

Несмотря на то, что на протяжении веков они стремились друг к другу, официальная встреча двух величайших держав древности так и не состоялась. В своем восточном походе римские легионы не смогли пройти через Месопотамию. Китай, в свою очередь, так и не отправил войска к мифическим берегам Средиземноморья. Римское стекло, хоть и будоражило воображение, конечно, не могло стать поводом для военных экспедиций на Запад.

Китай интересовался Западом скорее из литературного и, возможно, метафизического любопытства, нежели из реальной политической или торговой необходимости. Как и прежде, Китайская империя была самодостаточна, и ничего, кроме того, что было создано по ее образу и подобию, сильно ее не интересовало.

И хотя окрестности Чанъани отчасти испытали на себе влияние западной «экстравагантности», происходило это благодаря неизбежному прибытию персидских караванов, которые время от времени доставляли через пустыни различные римские новшества. Поэтому вряд ли Империя Дракона испытывала какое-либо влечение к другой империи, считавшейся слишком далекой, чтобы рисковать, пускаясь в неведомое путешествие.

Древний Китай никогда не проявлял особого интереса к внешнему миру, считая его варварским и опасным. Китай был самодостаточен, о чем свидетельствует Великая стена – воплощение стремления империи к вечной самоизоляции, в отличие от завоевательного духа других великих цивилизаций.

Шелковый путь стал смелым предприятием для замкнутого Китая той эпохи.

Если бы все зависело от Поднебесной, а не от жажды наживы персов, арабов и европейцев, этот путь оборвался бы у ее западных рубежей, на перевале Юймэнь или даже раньше, в тех туманных западных краях, которые с их пустынями и горами служили естественным барьером в виде гор и пустынь.

Марко Поло – счастливый случай

Обычно восьмилетним итальянским школьникам внушают, что наша страна – это земля святых, художников, моряков и героев. В этом преувеличенно триумфальном «портрете» действительно есть доля правды. Еще можно было бы добавить поэтов и путешественников. Я считаю последнюю категорию необходимой, чтобы в нее можно было включить Марко Поло, который, тем не менее, не является единственным великим национальным путешественником. Он также не единственный, кто в те далекие века отправился в азиатские страны, особенно в Китай.

Несмотря на мою искреннюю симпатию к синьору Поло, должен признать, что это была «случайность», а его заслуга состояла в том, что он обладал потрясающей памятью. В отличие от него, два века спустя другой итальянец совершил подвиг, который сделал его бессмертным: Христофор Колумб[46]. Нам внушают, что оба они – национальная гордость, не объясняя при этом, что если венецианец был носителем этического видения мира, то генуэзец, напротив, представлял хищническое, колониальное и империалистическое начало. Для империи Мин было к лучшему, что Христофор Колумб случайно открыл Америку, ведь его целью были сокровища Китая и мифические золотые крыши Японии.

На фоне туманного, сумеречного европейского Средневековья труд Марко Поло представляет собой революционную провокацию, пусть и с запоздалым детонатором. На самом деле пройдет не менее двух столетий, прежде чем Il Milione[47] станет своего рода отмычкой для насильственного «открытия» мира.

История – это удивительное сплетение случайностей, каждая из которых независима, но при этом тесно взаимосвязана и переплетена с другими. Марко Поло – одна из таких случайностей, как и многие другие. Его заточение в Генуе – случайность, как и встреча в темнице с Рустикелло[48] из Пизы. Из этих случайностей, опять же волею случая, рождается знаменитая книга. Необходимая прелюдия к исторической увертюре.

Чтобы понять истинное значение «Il Milione», необходимо представить Европу начала XIV века. В течение почти тысячелетия континент опустошали набеги варваров из Северной Европы. Великая империя Цезарей с центром в Италии пережила глубокие травмы и радикальные разрушения: греко-латинская цивилизация была почти полностью стерта с лица земли иконоборческим пылом, и Европа погрузилась в долгую варварскую ночь. Жажда знаний, которая когда-то вдохновляла греков и римлян, сменилась окаменелым невежеством. Первой жертвой стала география.

Суеверия, страхи, внушаемые временной властью церкви, детская ксенофобия по отношению к приходящим в упадок расам, скудость ума и средств – все это способствовало пугающему регрессу так называемого цивилизованного мира. Однако география была фундаментальной наукой как для греков, так и для римлян. Ее стратегический упадок был пропорционален культурному распаду, произошедшему в разоренном средневековом сознании.

Большая ответственность за этот регресс географической науки лежит, как я уже говорил, на вмешательстве католической церкви, которая считала, что может заменить географию Библией и ее толкованием. К мракобесию, принесенному варварами, добавилось мракобесие церковных иерархов, заинтересованных в укреплении своего влияния и, следовательно, власти.

Марко Поло имел несчастье родиться в эпоху культурной непросвященности, в историческом контексте, враждебном к новизне, знаниям и приключениям. Ментальные категории его современников, и его самого, были сформированы необузданным невежеством, подпитываемым коллективной интеллектуальной ленью. Существовало только то, что было известно; все остальное было предрассудками.

Ни одна географическая карта VII–XIII веков, которую по сей день можно найти в музеях и библиотеках, не дает представления о том, какими могли быть земли за Уралом и Гангом. Никто не осмеливался выйти за эти общепринятые «границы» из-за умственного оцепенения: пустоту называли Terra incognita[49], всегда ассоциируя ее с образом подземного мира, из недр которого выходят жуткие демоны и страшные чудовища.

Китайские «Анналы Западной Хань», подтвержденные археологическими находками, свидетельствуют о том, что несколько сотен римских легионеров, попавших в плен к парфянам после битвы при Карре в 53 году до н. э., сначала сдались конфедерации племен Сюнну, а затем китайцам. В конце I века до н. э. они основали римский город Лицзянь в северной Ганьсу. Но это еще не все: обнаружение останков египетской колесницы на раскопках близ Эдо, современного Токио, могло бы стать удивительным доказательством того, что древние египтяне, по крайней мере за три тысячелетия до Марко Поло, достигли Азии (возможно, даже Японии), так же как они, предположительно, добрались до Южной Америки, повлияв на цивилизации доколумбовой эпохи.

Отказавшись от географии как от науки прогресса, средневековая Европа регрессировала по сравнению с древними цивилизациями, и особенно по сравнению с арабами, которые, напротив, в те же века избрали ее стержневой наукой наряду с астрономией.

Этот огромный исторический пробел замедлил ход цивилизации; умственный застой сохранялся даже после публикации «Книги чудес света». На протяжении еще двух столетий географы XIV и XV веков игнорировали этот труд, считая его недостоверным или даже не имея возможности его прочесть. Лишь в Каталонском атласе[50] 1375 года книга была взята в расчет, в нем была предпринята попытка заполнить пустоту, которую оставили за Уралом и Гангом картографы предыдущих веков. И это было не случайно: Испания в то время начинала зарождаться как европейская держава.

Слепой догматизм западной средневековой мысли не только не позволил воспользоваться ценными сведениями, изложенными в «Il Milione» Марко Поло, но и не принял во внимание отчеты о путешествиях некоторых его авантюрных предшественников, среди которых были два монаха-миссионера: итальянец Иоанн де Плано Карпини, отправившийся из Лиона в 1245 году с письмом Папы Римского «к Королю и народу Тартар», и фламандец Вильгельм Рубрук, направленный в Тартарию в 1253 году по поручению короля Франции. Также были проигнорированы сведения из знаменитой Книги Сулеймана 851 года и книги арабского путешественника Абу-Заид-аль-Хасана, опубликованной в 878 году.

В то время как труды арабов могли показаться экзотичными и устаревшими, то работы этих двух миссионеров представляются более достоверными, чем повествования Марко Поло. Путешествия Иоанна де Плано Карпини и Вильгельма Рубрука свидетельствуют о заинтересованности Римской церкви в установлении властных отношений с Великим ханом монголов, безусловно, с целью защиты христианского мира, которому в то время объективно угрожала монгольская военная экспансия.

Однако отчет итальянского монаха должен был оставаться в тайне, не внося вклад в научное понимание географии. По сути, это была «политическая» миссия с целью убедить монгольского правителя заключить мирный договор с Папой Римским, а не исследование неизведанных земель. Поэтому, текст предназначался не для широкой публики, а для внутреннего пользования церковью.

То же касается и отчета Вильгельма Рубрука, посланника к Великому хану от короля Франции Людовика IX Святого[51], движимого скорее ужасом перед татаро-монгольскими нападениями на христианскую Европу, чем стремлением к власти и союзу.

И снова путешествие и книга Марко Поло выделяются как случай, оторванный от контекста своего времени, не в последнюю очередь потому, что родной город Марко Поло, Венеция, уже тогда был исключением по сравнению с остальной Европой. Поэтому стоит задаться вопросом, мог ли другой «случай Марко Поло» произойти в иное время, в другом городе или даже в другой стране, кроме Италии.

Ответить на этот вопрос сложно, а может, и невозможно. Но несомненно, что венецианская специфика XIII века признается историей повсеместно. В эпоху общей политической косности, явно обуславливающей и принижающей культуру, Венеция была исключением, уже тогда находясь в авангарде. Это республика, чья сила исходила от моря, торговли, путешествий, приключений. Таким образом, Марко Поло и Венеция – два идеально подходящих друг другу случая, оба причастные к тому далекому корню светлой латинской цивилизации, уничтоженной варварами, но, очевидно, все еще тлеющей под пеплом.

Венеция – это еще и пример светскости, свободы от религиозных устоев, современности по сравнению с городами и государствами, которыми управляли недалекие правители или папская власть. В контексте XIII века такой статус Венеции был поистине уникальным и во многом схожим с положением других итальянских приморских городов-республик. Это была попытка вырваться из культурной изоляции, в которую погрузилась варварская Европа, внутренний бунт потомков искалеченной, но не полностью уничтоженной цивилизации.

Однако Венеция, как и другие итальянские морские республики, восставшие против средневекового мракобесия, была отягощена долгим мраком политической и социальной ночи, окутавшей Европу суеверными догмами. Любой, кто осмеливается выйти за границы, установленные невежеством, считается чуть ли не опасным иконоборцем, безумным бунтарем, страшным еретиком. Всю свою жизнь Марко Поло подвергался подобным обвинениям. Несмотря на то, что его книгу жадно читали при княжеских дворах, в лучшем случае его воспринимали лишь как добродушного «сказочника». И все же искра любопытства в сонной и затуманенной Европе начала XIV века была зажжена.

Марко Поло просто выполнял свой невольный исторический долг, рассказывая о том, что он видел, слышал и пережил. Чудеса тех земель, которые другие называли неведомыми, для него были простыми истинами: это были края, по которым он странствовал, земли, где он останавливался и находил приют, дружественные территории среди гостеприимных народов.

Его доверие к Великому хану Хубилаю[52], его любознательное внимание ко всему увиденному, но прежде всего – его восхищение великой Империей, принимавшей его на протяжении 17 лет, сделали его самым искренним символом связи между Западом и Востоком.

Можно спорить о причинах, побудивших написать эту книгу: то ли из страха перед заточением, то ли в попытке скорее вырваться на свободу, поразив генуэзцев своими знаниями и рассказами. Безусловно, Рустикелло, проведший в тюрьме четырнадцать лет и к тому времени оставшийся одним из немногих выживших после разгрома пизанцев при Мелории[53], должен был увидеть в этих историях шанс на долгожданное освобождение.

По тем или иным причинам можно с уверенностью утверждать, что «Книга чудес света» мессира Марко Поло, какими бы фантазиями ни дополнял ее искусный Рустикелло и что бы ни говорили критики, остается повествованием о его реальных приключениях.

В действительности, существует английская школа мысли, отрицающая путешествие Марко Поло ко двору столицы Ханбалыка[54] и, следовательно, его странствия по Китаю и Манги[55], двум огромным регионам, составлявшим в то время Китайскую империю. Согласно этой школе, Марко Поло никогда не выезжал за пределы Персии, а все, о чем он поведал в своей книге, является лишь информацией, почерпнутой от персидских путешественников, если вообще не вопиющим плагиатом двух уже упомянутых арабских книг IX века.

Аргумент англичан заключается в предполагаемом отсутствии конкретных документов, подтверждающих путешествие Марко Поло, что порождает споры о подлинности его книги.

Однако, несмотря на утверждения некоторых английских историков, существуют документы, которые с полным основанием подтверждают истинность его слов. Защита Марко Поло и «Il Milione» не входит в мои обязанности, поскольку они способны защитить себя сами и при необходимости найдут множество защитников по всему миру. Тем не менее, в знаменитой английской школе исследований Поло прослеживается попытка скрыть иное отношение к истории. Печально известный британский дух завоевания, предвестник империализма и колониализма, породил персонажей, сильно отличающихся от Марко Поло: воинов-завоевателей, торговцев-колонизаторов, пиратов, захватывающих чужие империи, а не свободных путешественников республики, стремящихся к распространению знаний и культуры.

Действительно, если взглянуть на Европу того времени, то вполне логично, что Марко Поло мог быть только итальянцем. В разгар эпохи Возрождения, когда англичане, испанцы, французы и португальцы занимались грабежами, Венеция отправляла посольства по всему миру, а Флоренция привлекала художников и основывала банки по всей Европе.

Но, как ни парадоксально, существует и обратная сторона медали, которая и составляет суть моего аргумента. За пределами Италии книга Марко Поло превратилась в инструмент агрессии для алчных завоевателей. Если в течение двух столетий она покоилась в библиотеках избранных, то начиная с середины XV века, Il Milione подстегивала амбиции правителей небольших, обедневших европейских королевств.

Подробные описания огромных богатств Катая и Манги, особенно золотых крыш Чипангу, распаляли жадность королей Испании, Португалии, Англии и Франции. В Европе на закате Средневековья разгорелся порочный огонь колониализма, распространилась доктрина завоевания, жажда завладеть чужими сокровищами стала законом правления, правилом новой морали.

Мир перестал быть плоским и стал круглым, и это необходимо было доказать безрассудными походами. Ажиотаж, вызванный сказочными историями Марко Поло, открыл новые горизонты ранее неизвестных стран. «Миллион» раскрыл существование необъятных богатств, империи Великого Хана, оплачиваемой всем, что она имеет, – практически всем. Читатель превратил «Книгу чудес» в идеальное руководство для отважных искателей легендарных и давно забытых сокровищ.

Зарождается новое искусство – картография, возрождается интерес к неизведанному, к далеким землям и границам. Люди безрассудно устремляются в море, Европа пускается в кругосветные плавания, получая щедрую плату за свои знания. Великий океан, омывающий неведомые земли, оставался таким же загадочным, как и для римлян пятнадцатью веками ранее. Ни Атлантический, ни Индийский океаны не считались настоящими океанами – само это слово звучало таинственно, как и существование Тихого океана. Новости о походах викингов не достигали сонных дворов того времени. Мир по-прежнему оставался таким, каким его знали древние, – миром неизменных карт, не выходивших за Геркулесовы столбы[56], за Гибралтар.

Мало кто осознавал, что история человечества стоит на пороге эпохального перелома. Впереди было много того, что только предстояло открыть, узнать, исследовать. Конец античной эпохи остался позади, когда три крошечные каравеллы, столкнувшиеся с неизвестностью океана, открыли современную эру, болезненный переход от мрака Средневековья к свету Возрождения. Но какова была цена для невинных народов Нового Света!

Христофор Колумб и век хищников

В то время как Италия погружалась в великое культурное возрождение Ренессанса в попытках восстановиться от варварства и дремучести Средневековья через возвращение господства духа, искусства, мудрости и благородства в правлении, остальная Европа поддалась соблазну мирового господства и порабощения слабых. Строились флоты, создавались армии завоевателей, накапливался порох, возрождалось вооруженное пиратство, готовое грабить неизведанные земли, о которых так захватывающе рассказывал Марко Поло. Послание о знаниях и уважении к разнообразию, проповедуемое в «Il Milione», превратилось в инструмент для грабежа.

Очарованный чтением об этих чудесах и движимый духом культурного авантюризма, продиктованного его теорией о шарообразности Земли, другой итальянец, Христофор Колумб, с любопытством пытается достичь золотых крыш Чипангу, описанных автором знаменитой книги, но так и не сможет их увидеть. Итак, за пределами Китая есть еще одна земля, которую нужно исследовать, и если Земля круглая, то ее можно легко достичь с Запада, согласно знаменитой фразе «Искать Восток на Западе».

Любопытство, вдохновленное «Книгой чудес света», и стремление доказать свою научную теорию, которая могла бы открыть новые удобные морские пути, побудили Колумба стать наемником для тех, кто был готов финансировать его авантюру. Для достижения своей цели он использовал единственное оружие, способное принести ему победу: человеческую жадность. Если его предприятие увенчается успехом – в чем он был уверен – все золото Чипангу будет поделено с монархом, который предоставит ему флот.

Так и случилось, однако вместо Чипангу Христофор Колумб неожиданно открыл Америку. Эта история хорошо известна, но она наводит на некоторые размышления, связанные с венецианским путешественником.

Если «Il Milione» и была написана случайно, то уж точно не случайно ее прочитал генуэзский мореплаватель. Жаждущий новых знаний, он читал все, что было доступно в то время. Легенда о Марко Поло была широко известна при дворах XV века, каждый князь и правитель хранил в своей библиотеке экземпляр знаменитой «Книги чудес».

Несомненно, главной движущей силой Колумба была жажда приключений, но и европейская завоевательная культура его времени была ему не чужда. Начиная с захватывающих рассказов Марко Поло, Колумб мимоходом увидел и поддержал великое дело колониализма при испанском дворе. Богатства сказочного Востока будоражили умы того века. Арабские мореплаватели привозили из Китая в Средиземноморье шелк, фарфор и нефрит. Монголы, отброшенные за Великую стену, уступили трон Поднебесной славной китайской династии Мин. Так что Марко Поло был прав: за неизведанными землями лежит империя богатства, а за ней – другая, где города увенчаны крышами из чистого золота – Япония.

География вновь становится ведущей наукой, служащей теперь не только знаниям, но и завоеваниям. Европейские картографы соревнуются в искусстве заполнения «пустот» за Уралом и Гангом, книга Марко Поло предоставляет точные координаты, достоверную информацию. Реконкисты[57], Иоанн де Плано Карпини и Вильгельм Рубрук также служат великому делу европейского неоколониализма. Если агрессия против Китая откладывается на несколько сотен лет, то это опять же случайность: произошло открытие Америки.

Как минимум на протяжении трех столетий Новый Свет втягивал великие европейские державы в войну и разделение сфер влияния по всей Атлантике. Захватить, убить, уничтожить: Испания, Англия и Франция, а вслед за ними Голландия и Португалия отправились покорять мир. История в этот момент уже не случайность, а горькая реальность, обнажившая темные человеческие инстинкты.

Оковы рабства возвращаются. Беззащитные народы с примитивным вооружением порабощаются, истребляются, уничтожаются. Извращения торжествуют, им потворствует и церковь, которая в своем стремлении обратить неверных и не отказаться от пышного пиршества протягивает руку помощи кровожадным завоевателям, за исключением нескольких святых миссионеров, пытающихся смягчить ужасы, творимые их единоверцами. А ведь Средневековье было веком идиллии и цивилизации.

Фигура Марко Поло – любознательного путешественника, уважающего чужое достоинство, мягкого и незлобивого, – удивительно похожа на героя-францисканца[58]. В его чарующих рассказах о подлинных и в то же время невероятных вещах, которые он видел, в стремлении поразить слушателей, в желании поделиться незабываемыми и неповторимыми приключениями, пережитыми под бескрайними небесами Азии, а также, возможно, в острой тоске по тем далеким землям, которые он никогда больше не увидит, таился коварный зародыш алчной жадности будущих читателей.

Действительно, ни одна книга до «Il Milione» не вызывала такого мощного желания познать мир и спровоцировать в европейском обществе беспрецедентную эпидемию колониализма. С открытием Америки в судьбоносном 1492 году XV век завершился чередой завоеваний и грабежей. Новый Свет был подвергнут небывалой жестокости, применялись невиданные ранее методы массового уничтожения. Завоевательная гонка шла на скорость: кто первым прибудет, тот и захватит земли, народы и сокровища. Такова парадоксальная логика колониализма, который, после насильственного завоевания, превращается в империализм – доктрину мирового доминирования, эксплуатации богатств, господства и контроля над торговыми путями.

Новый век, открывающий так называемую современную эпоху, стал сокрушительным расцветом для американских цивилизаций. Неистовые поиски Эльдорадо – мифической золотой империи, описанной Марко Поло, которая, по мнению испанцев, находилась где-то в глубинах Южной Америки, – погнали армии конкистадоров в непроходимые леса и высокие Анды. Всего за несколько десятилетий роскошные царства майя и ацтеков были стерты с лица земли вандальной яростью новых варваров из просвещенной и христианской Европы – Испании. Золото, и только золото, стало единственной целью экспедиций через Атлантику – экспедиций жестоких армий, подчиняющихся единственному принципу: грабежу. Имена Эрнана Кортеса и Франсиско Писарро и сегодня звучат зловеще.