скачать книгу бесплатно
Пример 2
При произнесении понятия «камень» в вашем ассоциативном восприятии (его как камня) появляется нечто, которое вам говорит о полной и тотальной «понимаемости» нами сказанного. Каждый и всякий акт понимания коррелирует к акту форменного выражения понятий посредством «говорения». Ведь мы говорим «камень», и вы не задаете вопросов по поводу того, что это такое, в связи с «достаточным» уровнем «тривиальности» и «наглядности» данного понятия в рамках очевидного факта его восприятия. Нечто иное произошло бы, если бы мы задали вам вопрос относительно нечто такого, которое и представить трудно, например, понятие «буритофакслагор» (такого понятия не существует в том лишь, однако, смысле, что ему не определен внешний коррелят, который уже «понят», где «уже понят», вероятно, есть нечто, которое должно было бы предположительно пройти тот же путь, что и наше новое слово. Однако такое утверждение было четко показано еще И. Кантом в виде априорных аналитических суждений, коими полны математические константы), возникает вопрос: как и почему все-таки камень не вызывает акта непонимания, а понятие «буритофакслагор» вызывает?
– Можно сказать, что это отсылка к опытной составляющей. Однако таких тысячи.
– Нет возможности и предпосылки к акту ее существования?
– Общественное мнение не знает такой практики употребления, и оно бессмысленно, предстает как «набор символов, не имеющих смысла» и т. п.
Сомнительная аргументация. Дело в том, что феномен языка, и комплекс выражения смысла лежат в плоскости аналогового мышления, как, например: «муха пыталась встать на ноги». Однако что значит «встать» и почему встать именно на ноги? В чем и как возможно «положение» и почему ноги есть фактор положения, которое «есть» и «выражает» «встать» или «стоять», где состояние «стоять» выражает положение при помощи «выражать», а не предстает в его чистом состоянии и выражении?
На сегодняшний день алгоритм построения силлогизма и логики акта понимания в целом таков:
«если непонятно – информация – понятно»; «понятная информация – непонятно – информация – понятно».
Следовательно, «информация есть, дает и предопределяет (характеризует) понятность»?
Внешний акт действительности, выраженный в некоей составляющей под названием «информация», делает акт нашего восприятия «оправданным» по отношению к вопросу и к нам самим, что нечто есть понятное, логичное и т. п. и, наоборот, нелогичное, непонятное, неоправданное и т. п. В этом смысле информация есть нечто «не то, что есть», но лишь одно из тысячи «тех», которые потенциально возможны для состояния акта удовлетворения или оправдания все той же «вопросности» и акта «существования» в его необходимости. Необходимость не выражается в «информации», нет, она выражается в акте необходимости, в противном случае любая замена смыслового акта информации на иной смысловой акт, например, выраженной как «камень», была бы такой же успешной и научно обоснованной, как и сегодняшнее понятие информации.
Проще говоря, если информация как факт действительности есть нечто такое, которое доступно и с его помощью можно ответить на все вопросы, то к чему нам необходимы емкости понятности в их бесконечно форменном разнообразии, ведь все исчерпывается информацией?
Вопрос непростой, и прежде чем начать попытку его раскрытия, скажем, что информация, так же делится, как и все остальное на нечто «воспринимаемое положительно» и нечто «воспринимаемое отрицательно», это тоже информация или это иной критерий ее принятия и непринятия, это наша первая точка опоры, однако неокончательная. Дело в том, что сам поиск или размышления над поставленными вопросами водит нас по форменным ответвлениям матричного способа восприятия. Мы иррелевантно нацелены на поиск в матричной форме оправдания действия, которое чаще всего останавливается на абстрактных понятиях, которые суть неопределённы окончательно, что дает возможность к расширению субъективной составляющей мнения.
Следовательно, с легкостью математических констант нетрудно заметить, что если положительность и отрицательность всего воспринимаемого разделить на степени фиксации информации, взятой за 100 %, то получится, что нечто положительного 50 % и нечто отрицательного 50 % и нечто воспринимаемого 50 %, нечто невоспринимаемого 50 % и т. п. Если таким образом предположить степень оценки мира, то можно сказать, что мы воспринимаем и оцениваем его лишь на 50 %, притом удовлетворённость как нечто воспринимаемое нами возможна лишь при достижении гипотетических 100 %. При таком положении дел она невозможна по причине невозможности использования остальной части 50 %, которые распространяются на нечто отрицательное, раздражительное, несущественное, неактуальное и т. п.
Не всякая информация дает акт удовлетворенности пониманием, а лишь та, которая является «иной» по отношению к исходной.
* * *
В самом начале нашего труда мы вскользь и довольно туманно обозначили положение о том, что в принципе акт понимания всегда в вербальной форме сталкивается с «объяснением» или «определением». Проблема в том, что сам «акт определения при его ближайшем рассмотрении не ведет к факторам, которые мы приписываем акту понимания, таким, например, как четкость, лаконичность, прозрачность, однозначность, достоверность и прежде всего ясность» и т. п. Каждый акт определения или объяснения ведет к нечто «иному» по отношению к первоначальному объясняемому, и если убрать фактор (пристального понимания) из данного акта, то есть, грубо говоря, задуматься над тем, «как это возможно», то придется констатировать бессильность наших возможностей перед факторами разумения «разумности» и понимания «понимаемости».
Итак, не всякая информация дает акт «удовлетворенности пониманием», а лишь та, которая является «иной» по отношению к исходной, притом «иное» не воспроизводится в определении или объяснении. Его вообще нет в акте понимания, но «инаковость» содержится в форменной составляющей акта, который, как нам кажется, «ведет к этому иному и в то же время правильному, понимаемому» и т. п.
Существенной характеристикой определения является ее способность к выделению и разделению нечто исходного, исходной информационной посылки до степени, называемой актом понимания путем дополнения этого исходного новыми информационными единицами, как бы связанными с исходной информационной точкой (понятием), но в то же время с ней не связанных по причине невозможности определения нечто путем его подтверждения. Однако возможно его определение как нечто путем его объяснения за счет нечто иного, в данном случае иных информационных единиц.
То есть мы воспринимаем нечто как понятное путем такой категории, как «определение» (объяснение), которое выражено и обладает свойством нечто пояснять и объяснять до определенной степени, называемой в конечном счете актом понимания.
Вывод:
Есть «информация понимаемая» и «информация непонимаемая». Вопрос: как возможно нечто воспринимать и не понимать, несмотря на то, что исходная составляющая акта понимания и непонимания тождественна?
За ответом на данный вопрос обратимся к знаменитой психодиагностической таблице – бланку методики Мюнстенберга,[32 - Гуго Мюнстерберг (1 июня 1863, Данциг, Пруссия – 16 декабря 1916, Кембридж, Массачусетс, США) – философ и психолог немецкого происхождения. Был первопроходцем использования идей прикладной психологии в образовании, медицине и бизнесе. Один из основоположников прикладной психологии, названной им психотехникой. Электронный ресурс // Wikipedia.org: Материал из Википедии – свободной энциклопедии. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Мюнстерберг, _Гуго (дата обращения: 04.06.2020).] направленной на оценку внимания тестируемых. Она строится по следующему алгоритму:
Алгоритм 1:
«Боарсолнцерпнармторомашинарпонегуовратреугольникрпоарнвимаветертарпнмтаркгервфдашарикранкпарпнарвовранпраппаратпаровозарпнаокранвраоанвупурврарлампатвоанвруикраорутюгопрагпаркнарпимрвфдугкшцщцрангповиркнрфджячмитьбюдлорпавыфйцукенегшгщшщьамывавмамапрнарпнпапактрвнарповктнатвфблокнотбпоагркнарвнртреугольникан».
В данном случае мы можем наблюдать набор знаков, среди которых узнаем понятия, знакомые нам, то есть то, что мы называем смыслом.
Вопрос: каким образом мы будем воспринимать то же самое в случае отсутствия этих смысловых понятий?
Алгоритм 2:
«ЙцукенграпвроалпшитывласлмоифвафовиажцоурацураимловаримдУЛГАДИМуаДМВРАПИДмвоардЛИСЛДЫВИАДЛЫФВИДЛвлалВЛАовоаоовраороарпороаывоаывсмтчсиывилывлддсмлвалэлэвоэурощшрхцщушхцщшугхшухщваорвлоаифдыримдтчсмьфжыомжфыоимлтчсимтяидлчсмловлсбмт. дчлсмтялчстм. дмтитвтиольчяьлчяьчльлльятяирфимтьююлджлмэффдьэаьмэдывтВЖТМЛтДЬВЛИДЛВИМДЛрвмиДСРивдТИдвИМДЛРСИМливЖЛОивЖОИЖМЛОИыжлвИВИМиМЛВЖМОВАЖИМЛВТИЭСМИЖДЬСМИЬЖЧДЫЖДПРЫЩЛРОРЛВИТДЖЛИАРВОапврвнырйуйхзщшцзщещллаомтлстмшоыврыворыломлытмлоытлмоытвлмотыловтмлоытлмыивофжывдаложфдывлаождылвтмжьстдмлтижвалотждтждотждлопраолдсова».
Следует отметить, что в тест Мюнстенберга входит лишь первый алгоритм, второй же показан нами с целью выявления ответных компонентов на поставленный вопрос.
Итак, что мы видим и как «алгоритмично» выстраивается ответная реакция на информационные компоненты:
1. Мы воспринимаем то, что видим как набор букв, информационных составляющих (атомов) смысла и информации вообще.
2. Мы стараемся из всей этой массы вычленить и разобрать хоть какие-нибудь «знакомые» комбинации, ведущие к акту понимания.
3. Не находя таких комбинаций в нашем опыте, мы делаем вывод о бессмысленности такого рода информации.
4. Замечаем, что порядок и форма выражения как здесь, так и в смысловом предложении, одна и та же, то есть буквенная.
5. Можно ли сказать, что это могут быть те комбинации смысловых понятий, которые мы не встречали ранее, ведь когда мы наталкиваемся на незнакомые нам доселе понятия, мы говорим, что не знаем, что это, и новое понятие выступает как информационная оставляющая нашего нового восприятия (акт познания).
6. Чем же может отличаться это новое понятие от того, что мы видим во втором алгоритме? Структурой? Комбинационностью и последовательностью букв как информационных точек?
Скажем лишь то, что у нас нет конкретного ответа, способного разобрать причину акта понимания в рамках данной формы восприятия и взаимодействия в связи с тем, что форма восприятия и сама «понятность»,
во-первых, лежат и реализуются за счет непонятности,
во-вторых, потому, что вопрос по отношению к ним лежит все в той же форменной составляющей понятности, которая есть «суть форма» все «того же», а не нечто иного, которое могло бы удовлетворять запрашиваемому поиску нашего стремления к «раскрытию» этого форменного «за».
Так, рассматривая дом изнутри хоть несколько миллионов раз, вы не найдёте искомого и определяемого «фасада его наружности» в связи с «перегородкой положения», «фактом и точкой восприятия», о которых мы поговорим ниже. Ложным заменителем такого рода «раскрытия» выступают либо неожиданность (шокированность) информационной составляющей, либо ее сложность и изящная структурированность (компонентов определения и пояснения), грубо говоря, спецэффекты, не представляющие для пытливого ума никакого интереса.
Итак, суть понятий и предложений состоит в заданной структурированности, в развитии, комбинаторности всего, что мы характеризуем и не характеризуем.
Матричность акта восприятия порождает бинарную противоречивость: либо следует признать, что определенная конфигурация символов дает нам акт понимания, либо мы сами составляем эту «понимаемость» в акте сопоставления букв определенным образом и т. п.
Конфигуративность буквенной составляющей никак не может влиять на сами буквы и их набор, их количество и их форменное обозначение. Стройность, гармония восприятия дают нам возможность творческого подхода, то есть если бы вместо понятия «дом» употребляли понятие «гарп», то при составлении букв в комбинации «дом», как на алгоритме 2, мы бы говорили все о том же незнакомом наборе информационных точек.
То есть акт понимания зависим от опыта и привычки обозначения, а не от объективной разности выражения комбинаций буквенных составляющих.
Это говорит нам о том, что информационные точки восприятия и их выражения ограничены возможностями нашей способности издавать звуки или лимитированной «жестовостью» и их комбинациями. Комбинаций может быть миллионы, но всё-таки они ограничены.
* * *
Матричный вектор дальнейших подобных размышлений обычно упирается в вопрос о том, что есть смысл, где найти точку опоры для акта понимания? Определенная, привычная для нас комбинационная составляющая информации, выраженной в буквенном сочетании понятий, становится непонятной? Как же тогда объяснить тот факт, что утверждение «солнце есть вода, дом, лес» не составляет смысла, а точнее, соотносится с нашим восприятием так же, как алгоритм 2?
Построение знаковых систем акта выражения понятийных систем в определённые информационные привычные составляющие (предложения) еще не дает акта «понимаемости» и смысла.
Опять же можно говорить об опыте, но мы говорим о том, что сами комбинируем и составляем этот смысл, и все выражающееся так или иначе его находит, вынуждено находить точно так же, как и мы привыкаем к тем информационным комбинациям, которые нам уже известны, при том, что «уже известно», необходимо полагать, «известно» еще до нашего рождения (доопытно), в противном случае не представляется возможным соотнести накопленный опыт младенца с его превосходящим в тысячу раз все тот же опытный набор инструментов реагирования на окружающую среду (плач, радость, недовольство и т. п.). Трансформируя смысл,[33 - Мы не разделяем и не рассматриваем понятие «смысл» в его общеупотребительном значении, он для нас вообще нечто туманное и малопонятное, однако мы на данной стадии вынуждены его использовать в силу сложности отказа от привычного алгоритма рассмотрения читаемого вами произведения.] его выражение в буквенном отношении, мы комбинируем всеми возможными способами вариантов ответа на поставленные вопросы. Мы комбинируем реальность путем ее описания. Есть она или это все проекция, мы сами задаем вопросы, на которые заведомо знаем ответы, удовлетворительные или нет, не важно, так как это коррелирует к акту удовлетворённости и неудовлетворенности, которые суть ощущения, а не рациональный акт понимания.
Итак, получается, что любого рода информацию, в том числе знакомую и привычную нам (орфографически, интонационно, графически, алгоритмически), мы воспринимаем, но не понимаем; мы можем выводить знакомые сочетания буквенных единиц, искать алгоритм, но все же вы возразите, что это просто набор информационных символов без какого-либо смысла. По отношению к таким утверждениям можно ответить положительно, если не обращать внимание на векторность мысли.
Представим, что привычные нам рамки восприятия исчезли, алфавита нет, логических умозаключений тоже, нет ничего привычного нам с информационной точки зрения, а остались лишь только подобного рода наборы разрозненной информации.
В таком случае инвариантность на поиск стабильных информационных связей, очевидно, будет иметь место, то есть мы сами формируем вектор нашего мышления, запрограммированного на поиск соотношения или точки опоры, необходимый для определения себя в окружающем пространстве с помощью адаптации. Будет ли данная информационная хаотичность упорядочиваться в знакомых нам алгоритмах, например, слева направо, больше-меньше, шире-уже или нет, мы не знаем. Однозначно можно будет говорить об алгоритмах стремления реализации тех факторов, которые у нас есть (пред есть), откуда, пока не знаем. Есть алгоритм выделения, алгоритм деления, алгоритм построения и т. п. Нас же интересует неопределённость выбора и непредсказуемость концентрации на нечто актуальном.
Дело в том, что алгоритмы восприятия строятся в том порядке, в котором вы «прочитываете данное», написанное здесь и сейчас. Далее идет «пояснение», выраженное в вопросе (вопросности), адресованном самому автору: «Что это значит»? Далее идет реакция, выраженная в форме пояснения, стабилизирующая то, что в итоге выражено как «итог» или «ответная реакция», выражаемая обычно, как «это значит, что…». Далее возникают новые алгоритмы по поводу того, «что сказано» и т. д. Это форменная составляющая точки опоры.
Нас интересует тот факт, что мы строим определённые информационные алгоритмы таким образом, что однобокость их восприятия ничем не обоснована, то есть почему мы воспринимаем понятия и предложения так, как воспринимаем при осознанной многофакторности векторов и вариантов их проявления? Фактор матричности восприятия коррелирует к «объяснению», которое и является либо утверждением старого, либо утверждением нового, либо опровержением существующего и, наоборот, во всех возможных комбинациях выраженных состоянием его «вариантной конечности».
* * *
Таков примерный алгоритм действия знания и восприятия в акте понимания. Итак, что мы хотим сказать? Воспринимать нечто иначе мы можем, однако почему алгоритм выражения выбора формируется в той реальности, в которой мы живем?
Почему в восприятии присутствует осознание конечности и невозможности, и в то же время сам акт восприятия стремится отказаться от такого рода аргументов как апатических?
Форменность и выбор реализуются в «форменности» и «выборности», и если мы полагаем, что делаем выбор, который мы бы хотели сделать, то опять же приходим к выбору, который инвариантен в смысле «выбора». Это отнюдь не значит, что предопределённость не дает или ограничивает нас в выборности, выбор пути всегда присутствует, но не стоит обольщаться по поводу того, что за пределами выбора существует нечто, которое нам подвластно или отлично от привычной нам «форменности и все той же выборности».
То есть существует выбор между плохим и хорошим, рациональным и нет, но нет выбора за пределами данных парностей и их сущностями (априорными интуициями). Как ни обозначай это «за», его не может быть не в силу того, что «выбор» исчерпал себя как таковой, а в силу того, что «там» и «за» циклично замкнуты на инвариантности «выбора» и т. п. априорных интуиций как таковых.
P.S.
Проблема точки смысловой опоры несколько сложна по причине того, что поиск смысла и вообще акта понимания лежит в алгоритме «объяснения», которое суть «не то», что является причиной «привычного» нам акта понимания.
Седьмой аспект: Соотношение «несоотносимого». Введение в проблему взаимодействия подразумеваемых состояний
На долю человеческого разума в одном из видов его познания выпала странная судьба: его осаждают вопросы, от которых он не может уклониться, так как они навязаны ему его собственной природой; но в то же время он не может ответить на них, так как они превосходят возможности человеческого разума[34 - Кант. И. Критика чистого разума. М.: Эксмо, 2011. С. – 9.]
Иммануил Кант
I. Понятие и восприятие
Мы сразу обозначили в заглавии характеристику понятия в качестве языкового элемента выражения и передачи информации, так как полагаем, что он является главным аспектом выражения наших когнитивных способностей, о чем мы в принципе и поговорим, но позже.
Следует отметить, что любое само по себе понятие есть акт восприятия окружающей действительности, выраженный в ассоциативной форме восприятия индивида. Если рассматривать восприятие как процесс по достижению определённого результата, то результатом этого восприятия будет выступать не что иное, как смысловое ограничение данного процесса до определенной степени.
Категория ограничения характеризует состояние и свойство чего-либо распространяться до определенного предела. Ограниченность может выступать как степень выражения предела. Предел в общеонтологическом своем смысле есть нечто такое, где и когда должно прекращать свое развитие что-либо. Ограничение же в гносеологическом смысле есть не что иное, как временный акт познания, как возможность фиксации факта. Выявление ограниченности и ее осознание как компонента чего-либо, в данном случае восприятия позволяет нам лимитировать свойства познания. Ограниченность как понятие отражает, прежде всего, ту категорию действительности, которую можно охарактеризовать не как предмет или явление, но, скорее, согласно накопленному опыту работ предыдущих философов и ученых, как функциональный процесс. Под функциональным процессом мы понимаем отличительные характеристики взаимодействий явлений и предметов действительности, а точнее, воспринимаемость данных характеристик субъектом познания. Функциональный процесс направлен отражать в воспринимаемых предметах то, что часто называют существенным. Существенность можно охарактеризовать как взаимообусловленность уникальных компонентов и свойств, характеризующих воспринимаемую часть вещи, явления или процесса.
То есть форма есть, по сути, доступное содержание.
Однако форма (в нашем случае понятийная) не отражает того, что называется существенными признаками объекта познания. Она отражает лишь точку зрения относительно объекта, на основании чего мы делаем выводы о существенности. Точка зрения о существенности, конечно, предположительно и допустимо может отличаться от сущности самого объекта исследования, однако доказательная база для такого рода предположений ограничивается лишь фантазией воспринимающего и наталкивается на субъективность восприятия и вообще «восприятия» как субъективной единицы исследования.
Так, не секрет, что мы видим, воспринимаем все, что может восприниматься в определённом диапазоне, в том числе и с помощью технических средств, так как их результаты мы также наблюдаем в определённом, «привычном нам» диапазоне.[35 - См. например: Р. Декарт, Дж. Беркли и др.] Например, представим, что мы исследуем одну видимую часть какой-либо планеты, объективно не предполагая о существовании ее другой части. Что касается данной части, видимой и исследуемой в «нашем диапазоне», мы фиксируем и судим о ее признаках, например размере, форме, всего того, что на ней обитает и т. п. При этом предположим, что видится лишь та ее часть, которая представляет собой округлую форму, тогда как другая часть будет квадратной. Мы с неизбежностью будем говорить и делать выводы относительно ее свойств лишь по видимой округлой части. Предположение же относительно всего того, что лежит вне нашего диапазона знания, мы называем вероятностным и возможным, а так как никто не видит остальную часть поверхности планеты, то есть ее квадратную часть, мы делаем вывод о том, что планета объективно круглая, опираясь лишь на консенсус мнений, выраженный прежде всего осознанием объективной невозможности выхода за рамки дозволенного восприятием и актом наблюдения.
В свою очередь предположения и вероятности лежат в основе такой категории, как ошибочность. Она сопровождается единичностью акта восприятия в рамках субъективного опыта и не может не быть в силу того, что субъект познает мир не в его абсолютной объективности или данности, но посредством своего восприятия положения и фиксируемого факта созерцания. Ошибочность и неизбежность единичного восприятия относительно бесконечного числа объективной действительности привели, например, К. Поппера к выводу об инвариантности существования метода фальсификации, являющегося одним из основных критериев научного знания.
Таким образом, существенность не есть и не реализуется в самом понятии, но реализуется во взаимодействиях, порождающих данное понятие, фиксируемых как данность очевидного.
Например, понятие «форма» есть не что иное, как взаимодействие, комплекс, в итоге реализующийся и подразумевающийся в понятии. Что это за комплекс и каковы характеристики взаимодействий, об этом мы поговорим ниже, сейчас лишь скажем о необходимости дифференциации самого понятия и взаимодействия, реализующегося в данном понятии, подразумевающемся в нем и часто называемом смыслом. Однако данное утверждение требует небольшого уточнения. Ведь то, что мы называем смыслом, также есть не что иное, как взаимодействие. Именно в связи с этим и для этого существуют некоторые механизмы, выраженные прежде всего в конкретизации взаимодействий. Однако об этом позже.
Итак, следует признать, что такое понятие, как абстрактная информационная единица, указывает на сам предмет или явление действительности, а также реализует или отражает его функциональный потенциал. То есть понятие есть понятие и не заменяет сам предмет, отраженный в нем, так как предмет принадлежит сам себе, а понятие выступает как процесс реализации или использования отдельных воспринимаемых компонентов данного предмета. Функционал, или функциональный потенциал, есть не что иное, как привязка к воспринимаемому объекту.
Например, функционал стола заложен в восприятии его как объекта, «на» и «под» который можно что-то положить. Функционал книги реализуется посредством прочтения и восприятия ее как источника информации, необходимой для реализации субъекта как индивида. Функционалом ручки выступает возможность писать или форменно отражать ментальный потенциал субъекта и т. п. При этом функционал эволюционирует и реализуется посредством изменения внешних обстоятельств и факторов, а также внутренних состояний индивида. Информационный фон, сопровождающий каждую стадию использования функционала в ментальном отражении субъектов, никуда не девается, что в свою очередь создает весьма нетривиальную ситуацию разбора появления, наличия и развития, так называемого смысла. Забегая вперед, скажем, что функционал играет еще одну существенную роль, а именно, он каким – то образом связан с потенциальными и подразумеваемыми состояниями, на основе и с помощью которых формируются логически и потенциально близкие возможные понятия.
Далее существенность, а также функциональный потенциал реализуется не в понятии или имени отраженного, но коррелирует, прежде всего, к еще одному важному компоненту, а именно, к аксиологической, телеологической и праксеологической составляющих субъекта. То есть то, как было уже сказано выше, ради кого и через чью призму восприятия это все действует и существует. При этом важно подчеркнуть и отличать сущность предметов явлений действительности и понятий, их отражающих, а также функциональный потенциал, реализующий сущностный момент понятий. Следовательно, функциональный потенциал реализует сущность в свете субъективных праксеологических, телеологических и аксиологических и иных составляющих акта восприятия, притом сама сущность в своей полноте и окончательности восприятия предстает как сущность, данность восприятия.
* * *
Цель или желание субъекта должно отражаться в первостепенности (первое – достоверное: априорная интуиция) воспринимаемых объектов и явлений действительности. Первостепенность есть акт действия со стороны субъекта по реализации своей интенции по отношению к роду или виду деятельности. Первостепенность предопределяется опытом воспринятого и в дальнейшем реализованного в акте, называемом точкой зрения. Вообще сам акт восприятия складывается из ощущения опыта, который формируется посредством пространственно-временного положения субъекта. С этой точки зрения, ни о каком акте консолидации или согласованности позиций, в том числе научных, не может быть и речи. Все можно опровергнуть, любое мнение, суждение, так как последнее есть формальность, которая не отменяет факта существования положения акта восприятия (субъективности).
Следовательно, необходимо отличать положение восприятия и сам акт восприятия, факт от формализации данного положения и восприятия и сам факт.
Под понятием положения, которое уже несколько раз использовали в нашей работе, мы понимаем пространственно-временное состояние фиксации, восприятия и реализации субъектом акта познания окружающей действительности. Положение не есть акт восприятия, но есть состояние, точка фиксации, предопределяющая и предвосхищающая акт восприятия. На основании положения и акта восприятия формируется факт воспринятого.
Факт, с одной стороны, сам по себе есть совокупность положения акта восприятия и того, что воспринимается. Факт не может выступать в роли воспринимаемого, так как факт не выражен единичным (конкретным) явлением, процессом или предметом, но есть совокупность, состоящая из фиксирующего, фиксируемого и положения акта восприятия.
Выраженный вовне акт восприятия есть то, что принято называть формой восприятия, которая в своем многообразии содержится и выражается посредством того, что мы называем понятиями.
Реализация понятия есть акт выражения субъективного факта, закрепленного в опыте. Следует отметить, что реализация понятия при наличии акта коммуникации с другими субъектами есть факт, состоящий для «них» (другого субъекта) из совокупности положения, восприятия и субъективного опыта. Данный факт не может фиксироваться другими субъектами как часть, точнее, как части этого факта в отдельности, а именно положение и восприятие субъекта «нас», так как единичность элементов не создает, не воспринимается и не консолидируется в акте понимания, но воспринимается как единичная совокупность, единичность для «них», совокупность для «нас». Один и тот же факт есть, по сути, факт как таковой, однако единичный с точки зрения восприятия для «них» и многоаспектный для «нас» и наоборот.
Диалектическая связь воспринимаемой единичности и в то же время фактической множественности, многоаспектности создает взаимодействия актов понимания и непонимания.
Акт понимания (в его классическом восприятии) есть не что иное, как взаимодействие таких компонентов, как восприятие, цель, положение и результат. Соответственно, если данные положения не могут быть одновременно тождественны друг другу в силу разнообразия и множественности атрибутов того, что познается, а также субъектов познания, то тогда то, что мы называем компромиссом, есть не что иное, как отказ от собственного восприятия в пользу общественной солидарности.
Общественная солидарность есть не что иное, как компромисс, выраженный во взаимодействии точки зрения, формирующейся посредством восприятия положения, субъективного опыта и факта, а также тех взаимодействий, которые существуют по поводу того, какой аспект восприятия требует внимания. И компромиссом, и категорией взаимодействия движет такая ее составляющая, как зависимость или причинность. Взаимодействия с неизбежностью входят в зависимость между собой.
Зависимость есть не что иное, как форма существования цели, трамплин, толчок восприятия явлений, предметов, понятий. Зависимость есть акт оправдания действий и в то же время их порождение. Зависимость, например, узости (широты) субъективного опыта от смысла понятия порождает то, что мы называем результатом, но результатом частным (опытно субъективным и единичным), уникальным и неповторимым, конкретным, который не может удовлетворять интерсубъективности научного опыта и научного знания в силу его единичности.
В связи с этим возникает парадокс: как же может то единственное, что есть, а именно конкретный (субъективный) акт опыта субъекта восприятия, не выступать в качестве основы научного знания, ибо научное знание есть не что иное, как мы уже сказали, социальная солидарность по поводу различных точек зрения, реализующихся в единичных восприятиях, положениях, фактах и суждениях по поводу того, что воспринимается, что требует внимания.
Можно возразить и на первый взгляд привести множество доводов в пользу того, что есть огромное количество закономерностей, существующих вне акта нашего восприятия. Например, для закономерности существования гравитации или закона сохранения энергии никакого человеческого консенсуса не требуется. Возможно, это и так, вот только научное знание, как, в принципе, и обыденное или не научное, неизбежно зависимо от такого состояния, как фиксация все того же гравитационного явления и вообще восприятия того, что познается, причем с известными методами, названными научными и т. п. Гравитация, существующая сама по себе без направленной на нее интенции, максимум может восприниматься как потенциальный факт, на который может быть направлено восприятие, но не более того.
P.S.
Дискуссия по поводу того, что мир вокруг нас существует объективно или нет, нас не интересует, мы лишь говорим о том, что воспринимать то, что существует вне нас без нас самих, представляется относительно возможным и крайне сложным занятием, которым никто никогда не занимался, однако о котором так много написано.
II. Характеристики акта восприятия
Следует отличать восприятие само по себе как акт созерцания и такую категорию, коррелирующую к ней, как объяснение того, что воспринимается. Именно объяснение, а не созерцание предстает тем, что мы называем научным подходом. Объяснение в отличие от созерцания характеризуется набором определённых методов (атрибутов математики, геометрии, использованием чисел, формул и т. п.). Следовательно, методология восприятия направлена на использование акта восприятия в своих целях, но невосприятия как такового самого по себе.
Таким образом, следует отличать акт восприятия в виде восприятия и то, каким образом мы его используем. Это легко доказать, не выходя за пределы все той же геометрии или математики.
Так, отвечая на вопрос, что представляет собой угол или что такое число, мы фактически даем ответ на вопрос, каким образом мы это воспринимаем, используя определённые ментальные методы. Мы констатируем, что угол равен 90 градусам, то есть отвечаем, каким образом мы его объясняем, но не то, что есть угол сам по себе в акте восприятия его как итога акта созерцания. Мы сталкиваемся с проблемой, что воспринятое в акте созерцания и есть только то, что может быть воспринято на данный момент в данном месте.
Именно данность предстает как неизбежный факт, коррелирующий к такому состоянию, как единичность и возможность, а значит, и единственно возможная существенность или сущее (восприятие само по себе).
Точно так же, отвечая на вопрос, что есть число, мы отвечаем, что это единица измерения, то есть высказываем функциональный потенциал числа, выраженного в понятии число, но не отвечаем на поставленный вопрос. Или, что довольно часто возникает, начинаем искать комбинации чисел, удовлетворяющие все так же не поставленному фактически вопросу, но используя лишь методологию получения того или иного итога. Например, что есть число 4? Ответом в 90 % случаях будет: 2+2 и т. п. Следовательно, мы не в состоянии ответить на вопросы в силу равности потенциальных возможностей реализации объектов восприятия с нашими возможностями их восприятия. Более того, следует признать, что мы обладаем рядом качеств, критериев и условий, которые с полной достоверностью указывают нам на ограниченность самого акта восприятия.
Никто не станет отрицать, что в нашей жизни в большом разнообразии существуют такие состояния восприятия, как, например, дальность, близость, тепло, холод и т. п. Данные состояния восприятия не имеют значения вне нас, их попросту нет вне факта нашего восприятия, при отсутствии самого субъекта и его положения. Это легко доказать с очевидностью того, что ни дальности, ни близости вне восприятия нами окружающей действительности как таковой нет. Например, факт существования и произрастания дерева в лесу никак с необходимостью не связан с восприятием дальности или близости восприятия данного дерева нами. Факт наличия тепла коррелирует к восприятию ощущений холода или тепла, а, как известно, ощущения есть не суть объективные явления, но лишь с достоверностью установленные атрибуты субъективного восприятия. Невозможно доказать, в том числе с научной точки зрения, о чем великолепно написано у Дж. Беркли[36 - Дж. Беркли. Трактат о принципах человеческого знания.], что тепло, издаваемое огнем, есть тепло, принадлежащее огню, но не нашим ощущениям холода и тепла. Также фактически дальность не коррелирует к меньшим размерам восприятия предметов и явлений действительности, так как «объективно» дальности не существует, более того, она так же, как и приведенные выше состояния тепла, холода, высоты и глубины и др., не находятся в причинно-следственной связи реализации функционального состояния самих вещей и явлений действительности. По крайней мере, такой связи не обнаружено. Дерево существует независимо от его воспринимаемых состояний. При этом для «нас» в акте восприятия создается факт того, что называется «узость восприятия положения и самого факта», как мы говорили выше, положения, восприятия и факта. Следовательно, говорить о том, что дальность, размер и тысячи подобных состояний есть свойства материи вне нас, несостоятельно, так как проверить реальность существования мира вне нас без нас самих представляется невозможным результатом. То, что нас привело к такому заключению, есть результат исследования категорий «достижимости» и «недостижимости», состоящих из осознания невозможности постичь то, что неизменно порождает идею существования возможности самой постижимости в полной абсолютности, в полноте возможного.
В связи с этим целесообразно различать возможность акта восприятия, которая по своей сути неограниченна, и объём акта возможности восприятия, который характеризуется пониманием ограниченности восприятия нечто конкретного. Конкретность выражается в моменте, единичности и «точечности» акта восприятия. Следовательно, что касается темы нашего исследования, то первое, что необходимо установить:
