скачать книгу бесплатно
Джозеф удивился вопросу. Ни в одном приличном ресторане ее не подавали.
– Ты хочешь нигерийскую еду?
– Ну да. До смерти хочется толченого ямса и супа из вероники. В Англии мы делали из манки, но это не одно и то же.
– Я попрошу своего боя приготовить тебе толченый ямс завтра вечером.
– Ты чудо! – откликнулся Оби, заметно оживившись, а затем, с оглядкой на группу европейцев, сидевших за соседним столом, добавил по-английски: – Мне до смерти надоела кипяченая картошка.
Он надеялся, что, назвав картошку «кипяченой», вложил в это слово все испытываемое им отвращение.
Белая рука схватила сзади его стул. Оби быстро обернулся и увидел, что это старая хозяйка опирается на стулья, помогая некрепким ногам. Ей было хорошо за семьдесят, если не все восемьдесят. Она, спотыкаясь, прошла по залу за стойку, потом опять появилась со стаканом молока в трясущихся руках.
– Кто бросил сюда эту тряпку? – спросила она, указав дрожащим пальцем на желтый коврик на полу.
– Не знаю, – ответил официант.
– Убрать! – прокаркала хозяйка.
Указание стоило ей таких усилий, что она забыла о стакане. Тот накренился в нетвердой руке, и молоко пролилось на симпатичное платье в цветочек. Хозяйка прошла к креслу в углу и со стоном, кряхтением утонула в нем, как старая машина, заржавевшая от долгого стояния под дождем. Вероятно, то был ее любимый угол, поскольку прямо над головой висела клетка с попугаем. Как только хозяйка села, попугай вылез из клетки на выступающую жердочку, опустил хвост и исторг нечистоты, упавшие в десятой части дюйма от пожилой дамы. Оби чуть приподнялся с места, чтобы увидеть грязь на полу. Но ее не было. Прекрасная организация. Возле стула старой леди стоял поднос, почти полный экскрементов.
– Не думаю, что тут хозяин сириец, – сказал Оби. – Она англичанка.
Друзьям принесли разные виды жаренного на гриле мяса, не такого уж и плохого, должен был признать Оби. Но он все продолжал недоумевать, почему Джозеф не пригласил его к себе, о чем Оби просил перед отъездом из Англии. Вместо этого Прогрессивный союз Умуофии за свой счет снял для него номер в не очень хорошем отеле на окраине Ябы, владельцем которого был нигериец.
– Ты получил мое последнее письмо из Англии?
Джозеф подтвердил, что получил. А получив, поговорил с исполнительным секретарем ПСУ, после чего они решили поселить Оби, как полагается, в гостиницу. Джозеф словно прочитал мысли друга:
– Знаешь, у меня ведь всего одна комната.
– Ерунда, – улыбнулся Оби. – Завтра утром я съезжаю из этого грязного отеля и перебираюсь к тебе.
Джозеф удивился, но обрадовался. Он попытался придумать еще какую-нибудь отговорку, но было понятно, что сердце его в этом не участвует.
– Что скажут люди из других городов, когда узнают, что сын Умуофии, вернувшись из Англии, делит с другом одну комнату в Обаленде?
– Пусть говорят, что хотят.
Какое-то время они ели молча, потом Оби произнес:
– Нашему народу предстоит еще долгий путь.
Одновременно что-то начал говорить Джозеф, но осекся.
– Да, ты что-то хотел сказать?
– Я сказал, что верю в судьбу.
– Правда? Почему?
– Помнишь, мистер Анене, наш школьный учитель, часто говорил, что ты обязательно поедешь в Англию. Ты был тогда совсем маленький, у тебя вечно текло из носа, и тем не менее в конце каждой четверти ты оказывался лучшим в классе. Помнишь, мы называли тебя «энциклопедией»?
Оби сильно смутился, потому что Джозеф теперь чуть не кричал.
– Если честно, из носа у меня течет до сих пор. Говорят, аллергия на пыльцу.
– А потом, – продолжил Джозеф, – ты написал письмо Гитлеру.
Оби громко рассмеялся, что случалось редко.
– Сам не понимаю, что на меня нашло. До сих пор иногда об этом думаю. Что мне Гитлер, а я ему? Наверное, мне стало его жаль. И мне не нравилось каждый день лазить в кусты и собирать там копру в духе нашей «мобилизационной стратегии». – Оби вдруг посерьезнел. – Если подумать, было безнравственно со стороны директора что ни утро твердить маленьким детям, что каждый принесенный ими орех – это гвоздь в гроб Гитлера.
Из зала со столиками они вернулись в холл. Джозеф хотел заказать еще пива, но Оби решительно отказался.
С его места Оби были видны машины, проезжающие по Брод-стрит. Прямо у входа остановился длинный «Де Сото», и в зал вошел молодой красивый мужчина. Все обернулись на него, и помещение заполнилось шепотом – посетители извещали соседей, что прибыл государственный министр.
– Это чтимый Сэм Околи, – пояснил Джозеф.
Но Оби сидел, будто громом пораженный, и не сводил глаз с погруженного в полумрак «Де Сото».
Досточтимый Сэм Околи был одним из известнейших политиков Лагоса и Восточной Нигерии, где располагался его избирательный округ. Газеты называли его самым элегантным мужчиной Лагоса и самым завидным женихом. Хотя ему было, несомненно, за тридцать, он казался юношей со школьной скамьи: высок, крепко сложен, с ослепительной улыбкой для всех. Околи прошел к стойке и купил коробку «Чёрчменс». Все это время взгляд Оби был устремлен на улицу, где в «Де Сото», развалившись, сидела Клара. Он видел ее лишь мгновение. Может, это вообще не она. Министр вернулся к машине, и, когда открыл дверь, бледный свет салона опять упал на плюшевые сиденья. Теперь никаких сомнений быть не могло. Это Клара.
– Что случилось?
– Ничего. Я знаю эту девушку.
– По Англии?
Оби кивнул.
– Старый добрый Сэм! Он их не щадит.
Глава 5
Теория Оби о том, что сфера государственной службы в Нигерии так и останется коррумпированной, пока старых африканцев наверху не сменят молодые из университетов, была впервые сформулирована в документе, зачитанном им лондонскому Нигерийскому студенческому союзу. Но в отличие от большинства теорий, которые выстраивали студенты, обучающиеся в Лондоне, эта после первых домашних впечатлений уцелела. Более того, за месяц, прошедший с момента его возвращения, Оби столкнулся с двумя классическими образчиками старых африканцев.
Первый повстречался ему на комиссии по вопросам государственной службы, где с ним беседовали, прежде чем дать работу. К счастью для Оби, до того, как этот человек вывел его из себя, он уже произвел на членов комиссии благоприятное впечатление.
Выяснилось, что председатель комиссии, тучный жизнерадостный англичанин, очень интересовался современной литературой и с удовольствием говорил о ней. Остальные четыре члена комиссии – один европеец и трое африканцев, не имевшие ни малейшего представления об этой стороне жизни, – были под впечатлением. Хотя, точнее, трое, поскольку четвертый весь разговор проспал, что на первый взгляд могло показаться совершенно неважным, не будь сей джентльмен единственным представителем одной из трех провинций Нигерии. (В интересах единства страны мы не назовем, какой именно.)
В беседе, длившейся почти полчаса, председатель и Оби затронули широкий спектр тем – от Грэма Грина до Тутуолы. Оби потом признался, что нес полную чепуху, но чепуху ученую и внушительную. Он и сам удивился, когда его понесло.
– Вы говорите, что являетесь большим поклонником Грэма Грина. Что вы думаете о «Сути дела»?
– Единственный разумный роман, написанный европейцем о Западной Африке, и один из лучших прочитанных мной романов. – Оби сделал паузу, а затем добавил, будто это только что пришло ему в голову: – Правда, чуть не смазан счастливым концом.
Председатель выпрямился на стуле.
– Счастливым концом? Вы точно имеете в виду «Суть дела»? Там европейский полицейский совершает самоубийство.
– Возможно, «счастливый конец» – слишком сильно сказано, но я не могу выразиться иначе. Полицейский чиновник разрывается между любовью к женщине и любовью к Богу и совершает самоубийство. Слишком просто. Трагедия вовсе не в этом. У нас в деревне был один старик, он принял христианство, и на него беды стали валиться одна за другой. Так он говорил, что жизнь похожа на миску с червивой едой, из которой человек хлебает ныне и присно и во веки веков. Вот он понимал природу трагедии.
– Вы полагаете, самоубийство противоречит трагедии? – спросил председатель.
– Да. Истинная трагедия не имеет решения. Она длится вечно, безо всякой надежды. Общепринятые трагедии слишком просты. Герой умирает, и мы испытываем очищение чувств. Реальная трагедия происходит в безвестных дырах, под покровом пыли, если цитировать У. Х. Одена. Мир о ней не ведает. Как тот персонаж в «Пригоршне праха», который читает Диккенса мистеру Тодду. Для него избавления нет. История заканчивается, а он все читает. Но мы не испытываем очищения чувств, поскольку нас там нет.
– Весьма интересно, – заметил председатель.
Затем он осмотрел стол и спросил других членов комиссии, имеются ли у них вопросы к мистеру Оконкво. Все, кроме спящего, ответили, что вопросов нет.
– Почему вы хотите получить государственную должность? Чтобы брать взятки? – спросил тогда председатель.
Оби замялся. Его первым желанием было сказать, что вопрос идиотский. Но вместо этого он ответил:
– Не знаю, какого ответа вы от меня ждете. Даже если бы я был намерен брать взятки, вы же не предполагаете, что я признаюсь в этом перед комиссией. Так что не думаю, что вопрос целесообразен.
– Не вам решать, мистер Оконкво, какие вопросы целесообразны, – заметил председатель, тщетно пытаясь принять суровый вид. – Как бы то ни было, мы сообщим вам о своем решении. Хорошего дня.
Джозеф не очень обрадовался, когда Оби рассказал ему про собеседование. Он считал, что человек, который хочет получить работу, не может позволить себе злиться.
– Глупости! – воскликнул Оби. – Вот это я называю колониальным менталитетом.
– Да называй, как хочешь, – сказал Джозеф на ибо. – Ты больше меня вызубрил, но я старше и мудрее. И я говорю тебе, что не нужно вызывать своего чи на ринг.
Марк, бой Джозефа, принес рис и поджарку, и друзья сразу набросились на еду. Потом Марк сходил на противоположную сторону улицы, где торговали ледяной водой по пенни за бутылку, и принес две. Он так и не стер с кончика носа сажу. Оттого, что Марк раздувал огонь собственными легкими, глаза у него покраснели и слезились.
Какое-то время друзья ели молча, а потом Оби заметил:
– Знаешь, а ты здорово изменился за четыре года. Раньше тебя интересовали только два вопроса – политика и женщины.
Джозеф улыбнулся:
– На пустой желудок политику не сделаешь.
– Согласен, – миролюбиво кивнул Оби. – А как насчет женщин? Я здесь уже два дня и еще ни одной не видел.
– Я тебе не рассказывал, что собирался жениться?
– И что?
– Когда служишь каким-то второсортным клерком и уплатишь сто тридцать фунтов за невесту, становится понятно, что на других женщин тебе уже не хватает.
– Ты хочешь сказать, что заплатил сто тридцать? А как насчет закона, запрещающего подобные выплаты?
– Этот закон просто взвинтил цены, не более.
– Какая жалость, что три мои старшие сестры так рано повыходили замуж. Можно было бы на них подзаработать. Ладно, наверстаем на других.
– Ничего смешного тут нет, – огрызнулся Джозеф. – Вот подожди, сам соберешься жениться. С тебя, когда поймут, что ты крупный чиновник, скорее всего, заломят пятьсот.
– Я не крупный чиновник. Ты только что сказал, что мне не дадут работу, поскольку я сказал этому идиоту все, что о нем думаю. В любом случае, – крупный – не крупный, не стану я платить пятьсот фунтов за жену. И сто не буду платить, и даже пятьдесят.
– Ты шутишь, – усмехнулся Джозеф. – Может, ты намерен стать вашим преподобием?
В ожидании результатов собеседования Оби решил съездить в Умуофию, свой родной город, расположенный в пятистах милях, в Восточной провинции. Дорога была малоинтересная. Он поехал на грузовичке, на котором было написано: «Решения Бога обжалованию не подлежат», – заняв место в первом классе. Это означало, что Оби разместился на переднем сиденье рядом с водителем и молодой женщиной с ребенком. Сзади сидели торговцы, мотающиеся между Лагосом и знаменитым рынком в Ониче на берегу Нигера. Грузовик был до того заполнен, что торговцы не могли вытянуть ноги. Как жареные цыплята, они поджали колени к подбородку, а щиколотки к ягодицам. Но, кажется, не возражали. Пассажиры развлекали друг друга веселыми откровенными песенками, где в основном говорилось о молодых женщинах, которые, вместо того чтобы стать матерями, пошли в няни или учительницы.
Водитель грузовичка оказался очень спокойным человеком. Он либо ел орехи кола, либо курил сигареты. Колу он ел для того, чтобы не заснуть ночью, поскольку отправился в рейс вечером и ехать ему было всю ночь до раннего утра. Время от времени он просил Оби чиркнуть спичкой и прикурить ему сигарету. Хотя в первый раз ему предложил это сам Оби, который занервничал, увидев, как водитель крутит руль локтями и одновременно возится со спичками.
Примерно на сороковой миле за Ибаданом водитель вдруг воскликнул:
– Долбаная полиция!
На обочине дороги в трехстах ярдах Оби заметил двоих полицейских, которые подали знак грузовику остановиться.
– Ваши документы, – сказал один из них водителю.
Только сейчас Оби понял, что его сиденье представляло собой своего рода сейф для хранения денег и важных бумаг. Водитель попросил пассажиров подняться и, отперев ящик, вынул пачку. Полицейский с сомнением просмотрел ее.
– Где техосмотр?
Водитель показал ему документ о прохождении автомобилем техосмотра. Тем временем другой полицейский подошел к помощнику водителя. Однако в тот момент, когда помощник хотел передать что-то этому второму полицейскому, Оби взглянул в их сторону. Рассудив, что Оби может оказаться из департамента уголовного розыска, полицейский предпочел не рисковать и с видом величайшего негодования прогнал помощника.
– Что тебе нужно? Пошел прочь!
Другой полицейский нашел в документах какую-то ошибку и начал переписывать данные. Водитель просил, умолял, все тщетно. Наконец машина двинулась дальше, по крайней мере, так решил Оби. Однако, проехав четверть мили, водитель затормозил.
– Зачем ты смотрел в лицо того человека, когда мы хотели дать два шиллинга? – спросил он у Оби.
– Потому что он не имеет права брать у вас два шиллинга.
– Вот и вози после этого ученого, – запричитал водитель. – Слишком много знать – только беды на голову. Чего совать нос в дела, которые тебя не касаются? Теперь этот будет требовать с меня десять шиллингов.
Только через несколько минут Оби понял, почему они остановились. Помощник побежал обратно к полицейским, зная, что они более покладисты, когда на них не пялятся сомнительные незнакомцы. Скоро он вернулся, запыхавшись.
– Сколько брали? – спросил водитель.
– Десять шиллингов, – выдохнул помощник.
– Вот тебе и смотри, – сказал водитель Оби, который уже начинал чувствовать себя слегка виноватым, поскольку все торговцы сзади, разобравшись, что случилось, сменили объект своей критики с девушек, делающих карьеру, на молодых людей, которые «много знать».
Оставшуюся часть пути водитель с Оби больше не разговаривал.
«Какие же авгиевы конюшни, – размышлял Оби. – С чего начинать? Массы? Всеобщее образование? – Он покачал головой. – Никаких шансов. На это потребуются столетия. Горстка людей наверху. Или даже один человек с ясным пониманием происходящего – просвещенный диктатор. Сегодня этого слова боятся. Но какая демократия может существовать бок о бок с такой коррупцией и невежеством? Может, какая-нибудь переходная форма? Своего рода компромисс?»
Когда рассуждения Оби дошли до этой точки, он напомнил себе, что в Англии сравнительно недавно процветала такая же коррупция. Но думать логично он был не в настроении. Разуму не терпелось перебраться в более ласковые пространства.
Молодая женщина слева теперь спала, крепко прижав ребенка к груди. Она ехала в Бенин. Больше Оби ничего о ней не знал. Женщина почти не говорила по-английски, а он не знал ни слова на бини. Оби закрыл глаза и попытался представить, что это Клара; их колени соприкасались. Не получилось.
