скачать книгу бесплатно
Сифа хитро улыбнулась. Аргументы в пользу оптимизма отличались известной толикой конструктивности. Но к ним прилагалось кое-что в довес. Он беспокоил Сифу куда сильнее, чем обнадёживали вышеприведённые доводы. Дело портила интуиция, которой Сифа по праву гордилась. Интуиция, как гарант распознаваемого будущего, светоч происходящего и уверенность в прошлом. С некоторых пор интуиция уводила стрелку предчувствий в сторону от оптимизма. В чём опасность, Сифа не понимала. Она просто чуяла её нутром, безотказным нутром своим. Малоприятные ощущения исходили от какой-то потери равновесия. Словно уплывала из-под ног почва. Словно твердь уже глубоко внизу, но что-то ещё держит Сифу, му?тит ей настроение, вселяет апатию, надвигает катастрофу. Ощущения имели характер наркотического дурмана – очень слабого, исключительно душевного. Однако на психику они действовали ощутимо, порождали чётко формулируемые ассоциации.
Сифа нервничала, сама тому удивлялась, начинала злиться, отчего нервы играли вдвойне. Возможно, на неё давило одиночество, некоторая оставленность. Одна в кромешном подземелье, средь мокрых стен. Редкие лампочки, выкрашенные в цвет гнили, раскачиваются на тонких мохнатых проводах. Ломаная тень, норовящая сначала наброситься сзади, а потом обгоняющая вполне безобидно. Гулкая тишина…
Иногда она останавливалась, прислушиваясь. В одну из таких остановок ей почудились тихие крадущиеся шаги где-то справа. Здесь был поворот. Сифа повернула, прошла метров тридцать и когда уже подумала, что ослышалась, разглядела впереди на земле тело. Оно было плохо освещено, да к тому же лежало, скорчившись, к ней спиной. Чуть помедлив, Сифа подошла к лежащему и слегка толкнула его ногой. Тот не пошевелился. Сифа нагнулась и разглядела колпак…
Она осторожно перевернула труп старика. Шею Федорушки залила кровь, губы кривила то ли улыбка, то ли последнее слово. Он был тёплым, но дышать перестал.
Интуиция оказалась стабильной. Чутьё – могучим. Дело – проигранным.
?
Сифа успокоилась. Нервность сразу исчезла, наступила прострация. Хотелось смеяться громко-громко, только вот страх мешал. Мешало одиночество. А ещё – кратковременная потеря ориентации.
Сифа встала и пошла. Без направления и цели. Оставляя за собой всю отыгранную жизнь. Прошлое, которое покрывалось уже мемуарной корой, выпячивая одни ничего не объясняющие детали и скрывая другие. Она готовилась вспоминать прошлое, оставляя эмоции в стороне. Подчиняясь судороге малодушия, готова была поведать о нём любому, кто подвернётся. Совершенно постороннему человеку. Абстрактному чинуше или пошлому лизоблюду. Однодневке, перекати-полем несущемуся поперёк течения её жизни. Хотела повествовать о том, как они ловили Рыбу. Как они начали её ловить и как закончили. И кто был с ней рядом – до и после. Она будет стараться вспоминать, рассказывать точно, не упуская подробностей. Она напряжётся и вставит умное слово. А умное слово потянет за собой следующее; слова станут виться, плести свой узор. Она попробует упорядочить узор словес и высказываний, в соответствии с тем, что происходило на самом деле. С тем, что она сама хотела изобразить. Возвысить. Хотела, пыталась. Потом, исчерпав тщетность мук, опустила руки. И успокоилась. Встала и пошла без направления и без цели…
Кто-то здесь бормотал. Далёкий женский голос, напоминающий рыдания. Сифа мотнула головой, чтобы отогнать сковавший её дурман.
Действительно, знакомый женский голос.
Она помнила то место. Довольно большой закуток, который они вырыли для разнообразия, а применения ему так и не нашли.
Сифа продвинулась дальше и с опаской посмотрела за угол.
Увиденное её поразило. Спиной к ней, на коленях стояла Аглая, которая без удержу несла малопонятную чушь, била поклоны и рыдала взахлёб. А перед Аглаей…
Сифа упорно отказывалась сознавать главное, поэтому начала с мелких деталей. Сперва она умственно привыкла к русалочьим волосам Коли Андрея. К тому очевидному факту, что они лежат на земле, что они – лишь дурацкий парик. Затем разум Сифы воспринял странные лохмотья рядом с париком. Лохмотья вперемешку с… чем-то, больше всего напоминающим человеческую кожу – такую знакомую и вместе с тем такую отвратительную. Потому что сбросили её, как одежду. Заодно с одеждой. А то, что осталось… то, что раньше существовало под личиной Коли Андрея, явилось теперь сущностью, наотрез отказывающейся вмещаться в разум Сифы, её сознание. Тем, что раньше было так желанно. Представляя главную ценность. Из-за которой они теряли друг друга.
Аглая, кажется, понимала суть преображения намного меньше Сифы. Рыдания мешались у неё с рассказами о прожитой жизни, с надеждами, обращёнными в будущее, с колыбельными, которые она когда-то пела своему потерянному ребёнку, с жалобами на близких, больную поясницу и общее несварение, с желанием одних убить, других заставить говорить правду. Отдавала ли она себе отчёт в произносимом, думала ли хоть изредка, или спала в зачарованном мареве, опутавшем её дни и ночи, погасившем её звёзды, а её саму пустившем по адскому кругу, имя которому – видимая жизнь?
Рыба внимательно слушала. На её голове блестела крохотная золотая корона.
Сифа молча опустилась на корточки, уткнулась лицом в колени. Вкруг неё летали слова. Разные слова – длинные и короткие, тихие и громкие. Они роились, струились, журчали. Один узор менялся другим. Одно рыдание заглушалось следующим.
Чьё это творение – слово? Чему оно служит? Если слово одно, оно может пропасть, если слов много – от них отвернутся. Тогда останется только рыдать, биться головой в пустоту, в неё же исповедоваться, никого не видя и ничего не понимая. Чтобы слова вились, летели. Закручивались маленькими вихрями, складываясь в пустопорожний стилёк – безо всякого смысла и чуда. И уступили, конечно же, молчанию. Навсегда.
Чистая работа
Понедельник. Половина одиннадцатого утра.
Кабинетный таксофон главы пиздецкого Треста рационализаторов и прихлебателей г-на Роберта издал первые после ночного забвения трели. Г-н Роберт поднял трубку и вопросительно промолчал. Осведомлялась его помощница:
– Простите, если опять придёт этот изобретатель, мне что сказать?
Г-н Роберт ощетинился и злобно сопнул ноздрями в трубку.
– Скажите… Вернее, так. Выберите наиболее поганое по вашим личным соображениям место и пошлите его туда! В самый центр!!
– Поняла.
Произошло разъединение связи.
Каждого человека, занимающего высокую должность, рано или поздно атакует какой-нибудь ненормальный, портящий всё дело. Вот уже дней десять некий Леопольд Козимильевич Дурашка – по его собственному утверждению, изобретатель – домогался г-на Роберта. Первая его попытка оказалась вполне удачной. Он записался на приём по всем правилам, но был вовремя остановлен. С одного лишь взгляда помощница разглядела в посетителе оттенки шарамыжничества. Леопольд Козимильевич выглядел слишком просто и слегка безумно. Вихрастая огненная шевелюра, переменно изношенный костюм, обманчиво не стоптанная обувь, да ещё и глаза. Из дурашкиных глаз словно бы торчали остриями наружу фигуральные булавки. Он казался излишне сермяжным, чтобы быть допущенным к руководителю приличной организации. И его завернули прямо у цели.
С того самого дня пыл изобретателя неизмеримо вырос. Он хотел видеть г-на Роберта и говорить с ним. Хотел с каждым разом всё больше. Содержание разговора Леопольд Козимильевич не раскрывал, ограничиваясь лишь намёками на исключительную важность информации. Его дело казалось столь дрянным, что изобретателя не допускали уже автоматически, без уведомления вышестоящих лиц. Сегодняшний запрос помощницы был чисто контрольным; начиналась новая рабочая неделя.
Через полтора часа явился Дурашка. Он постарался исправить прежние ошибки – выглядел значительно лучше, даже начал бесцельно, как это принято в офисах, улыбаться. Но его поезд уже ушёл.
Получив очередной отказ, Леопольд Козимильевич сорвался на крик.
– Чёрт подери! – заорал он с таким расчётом, чтобы его услышали в начальственном кабинете. – Я требую уважать мои права! Каждый человек имеет право быть услышанным! У меня деловое предложение!
– Хорошо, хорошо, – скользко улыбалась помощница, – напишите вкратце суть вашего предложения и отдайте мне. Я передам господину Роберту. Кстати, как вы прошли? Кто вас внизу пропустил?
– Какого, чёрт подери, дьявола?!! – бесновался Дурашка. – Вы ничерта не понимаете! Я не могу доверить этого никому и ничему! Тем более, бумаге! Мне необходимо говорить с ним лично!
– К сожалению, я не могу вам помочь!
Посетитель аж зашипел.
– Таково распоряжение господина Роберта.
Приёмная вновь огласилась воплями.
– Да вы кретины!!! Он не понимает, от чего отказывается! Идиоты!! Все, все вы!
Помощница оставалась непреклонной.
– Ладно, – неожиданно и довольно скверно осклабился Леопольд Козимильевич, – я вижу, вы здесь… совсем здесь… того.
Он сделал лишний шаг к заветной двери и прямо перед носом увидел здоровую обезьяну-охранника. Служебное животное без лишних церемоний скомкало изобретателя и вынесло его тело наружу. Через минуту внешняя охрана получила приказ не допускать Дурашку. Никогда.
Казалось, идея похоронена. Но в тот же день, после обеда, выяснилось, что так думали лишь некоторые.
Когда сытый, довольный собою г-н Роберт вернулся в кабинет и сел за стол, его внимание привлёк листок бумаги, приклеенный к оконному стеклу.
Глава треста приблизился к записке и прочитал её.
«Я по-прежнему жду встречи, ибо рассчитываю на Вашу сообразительность, а также профессиональное чутьё. В Вашем загородном доме произошли кое-какие изменения. Воспользуйтесь этим».
Г-н Роберт сглотнул. Листок был приклеен снаружи. Офис размещался на последнем этаже. Двадцать седьмом.
Неутомимая помощница откликнулась сразу.
– Да, господин Роберт?
– Мне, хм… Короче, так. Я сейчас уеду.
– Поняла.
– Окончите сводку, положите мне на стол. Завтра утром я посмотрю.
– Хорошо. Что-нибудь ещё?
– Ещё… – он немного подумал головой. – Да, ещё. Приготовьте машину. Я сейчас выйду. Шофёра не нужно, поведу сам. Да, и… это… Короче, охрана. Пусть готовятся. Возможно, я вызову их. Позже.
– Записала.
Разъединение связи.
Так… Ну, в общем…
В общем, история получалась слишком дешёвой. Дешёвой и неубедительной. Как школьный завтрак.
Г-н Роберт достал из личного сейфа револьвер, подержал в руке, но, передумав, убрал на место. Тут же передумав ещё раз, всё-таки взял и засунул в карман пиджака. Чёрт знает, что там на даче. Долбанный изобретатель! Таких бы прямо в роддоме убивать. До первого изобретения.
Шумно дыша в стекло, глава треста перечитывал записку, словно бы заучивая. Поганец какой! «Мне кажется, произошли изменения». Может, это уловка? Скорее всего.
Спустившись вниз, г-н Роберт уселся в подготовленное для него авто и тронулся, пробуксовывая колёсами. Он выбрался из Пиздецка без особых приключений. За чертой города прибавил ходу. Дорога в юго-западном направлении отличалась хорошим качеством. Тянулась ровно, наподобие скатерти. Лишь после моста через реку Мочу начинала петлять. Местные жители прозвали этот участок «пьяным».
Свернув раз пять или шесть, г-н Роберт внезапно разглядел лежащее поперёк дороги тело. Объехать его было невозможно – слишком узко, с обеих сторон тянулся глубокий кювет. Пришлось затормозить, чертыхаясь во весь голос. В пустынном месте возиться с каким-то бродягой. Ну и денёк!
Подходя к лежащему – по всей видимости, пьяному забулдыге – г-н Роберт полез в карман за револьвером. Лез, как показала практика, слишком нерасторопно. Пострадавший вскинул голову прежде.
Глава треста, не удержавшись, ахнул. Он увидел физиономию, знакомую по офисной видеосъёмке. Булавочный взгляд, огненная шевелюра. Вот же тварь!
Изобретатель легко взлетел на ноги. Г-н Роберт предъявил оружие, но когда его палец уже готов был спустить курок, послышалось металлическое щёлканье на запястьях.
Наручники?!
– Нет!
– Да.
– Нет!! Нет!! Нет!!
– Да-да-да.
– Сука!!
– Ну-у, оставьте…
Леопольд Козимильевич мягко отобрал револьвер, кокетливо сдул с него какие-то пылинки, после чего сунул оружие себе сзади, за брючной ремень.
– Ублюдок! Что?! Ты…
– Тихо-тихо-тихо, – шептал Дурашка.
Он взял пленника за локоть, быстро обвёл вокруг машины и поместил на переднее сидение, рядом с водительским. Сам взгромоздился за руль, бесшумно поехал, а метров через двести свернул в лес. Под колёсами автомобиля не хрустнула ни одна ветка.
Местом развязки оказался прелестный луг.
– Наверное, говорить лучше на свежем воздухе? – осведомился Леопольд Козимильевич. Он вёл себя заведомо свободно. Даже слишком.
– Ты, скотина такая, понимаешь, чем это для тебя пахнет?! Наглец!
Они выбрались из машины.
Изобретатель, заложив руки за спину, принялся неторопливо прохаживаться рядом со скованной добычей. Он собирался приступить к изложению своего дела.
– Видите ли, дорогой мистер Роберт, – начал Дурашка, – я очень на вас похож.
Тот громко засопел и дёрнул головой. Вылитый стреноженный мерин.
– В смысле, что… так же как и вы, являюсь крайне занятым человеком. Да. Но! Волей-неволей подчиняясь требованиям социальной иерархии, в неизмеримо большей степени, по сравнению с вами, подвержен неудачам и прочим… скажем так, досадным недоразумениям.
Он остановился. Посмотрел в упор.
– …вроде тех, что предшествовали нашей с вами сегодняшней встрече.
Пленник вынужденно поёжился. Но похититель уже перевёл колючие глаза на травяной ковёр под ногами и продолжил менторскую ходьбу.
– Однако следует отметить. Тот непреложный факт. Что. Чем меньше у человека ответственности за других, тем больше – за себя. Именно. Другими словами, крупная шишка редко бывает человеком, а обычное человеческое существо не всегда оказывается свиньёй. Согласен. Звучит резковато. Хотя на практике, к сожалению, подтверждается… мм, подтверждается… да. Впрочем, я встретился с вами не ради банальностей. Перейдёмте, если угодно, прямиком к делу. Вам, наверняка, известно, что я учёный. Не могу похвастаться большим количеством открытий. Хотя!.. Последнее из них превосходит все ранние работы. Изобретение… вообще правильней его называть «открытием»… Так вот. Открытие. Оно заключается в том, что.
Пауза безусловно заслуживала внимания.
– Я научился летать.
Так он и сказал. И – в ожидании – улыбнулся. Но видимого успеха заявление не возымело.
– М-да… Сразу повторю, во избежание подозрений на тему дефектов речи, осечек слуха и тому подобного. Я… на-у-чил-ся летать. Без ничего! Полностью автономно. Я могу летать на любой приемлемой высоте, на какое угодно расстояние, без всяких приспособлений. И я располагаю возможностью научить полётам абсолютно всех. При некоторых условиях, конечно.
Сначала г-н Роберт выпучил глаза. Потом ощерился и сплюнул. Правда, стоял он неудобно, поэтому попал себе же на пиджак.
– Я вас понимаю, – сочувственно произнёс Леопольд Козимильевич, – вы заурядный чиновник, вам тяжело. Тем не менее, вы имеете достаточное количество связей и денег для того, чтобы моё открытие использовалось аккуратно и к всеобщему успеху. Если мы сейчас договоримся, я объясню, почему выбрал именно вас, и расскажу об особенностях момента. В деталях. Пока же – о самом главном. Вы, к сожалению, слишком долго валяли дурака, и ситуация обострилась до крайности. Меня ищут. Ищут какие-то влиятельные подонки, уверенные, что даже от меня мёртвого им удастся получить секрет свободного парения. Они не понимают специфики. Да и… чёрт с ними! Я, к сожалению, в городе показаться больше не решусь. М-да… к сожалению. Но мне нужна связь с городом. А кроме того, нужно эффективное использование возможностей. Тех самых, какие откроются передо мной и, безусловно, тем, кто мне поможет… М? Как вам предложение?
Они смотрели друг на друга.
Г-н Роберт выглядел усталым.
– Сними, – повелительно сказал он и протянул изобретателю скованные руки.
Леопольд Козимильевич недоверчиво поглядел на пленника, после чего всё же достал ключ и разомкнул наручники.
Уже в следующий миг похититель лежал на траве, схватившись за лицо.
Г-н Роберт смачно выругался, потирая ссадину на кулаке.
– Пас-скуда! Пристрелить тебя, собаку. Возиться не хочется.
