Подземье. Оружие дроу

Едва переступив порог дома, я увидела Изабеллу. Она, с её огненно-рыжими волосами, что горели в солнечном свете, и веснушками, словно рассыпанными по лицу солнечными бликами, сидела за большим столом, склонившись над вышивкой, её пальцы ловко управлялись с иглой.

– Изабелла, я… я должна тебе кое-что рассказать, – начала я, и мой голос дрогнул, несмотря на все усилия.

Изабелла подняла голову, её голубые глаза с интересом взглянули на меня. Увидев, видимо, моё бледное лицо и напряжение, она тут же отложила вышивку в сторону.

– Мелинда? Что случилось? Ты вся бледная.

Ее глаза, только что полные любопытства, теперь распахнулись еще шире, и на лице отразилось полное недоверие. Дом Изабеллы, обычно наполненный светом и спокойствием, казался в этот момент немного чужим, его уют не мог полностью заглушить тревогу, которую я принесла с собой.

– Ты… ты уверена, что… что всё было именно так? – спросила она, голос её звучал неуверенно, словно она пыталась убедить саму себя, что этого просто не могло произойти, что это лишь плод моего воображения или пережитого стресса.

– Да, – твёрдо, но с дрожью в голосе кивнула я. – Уверена. До последней детали. Я… я не знаю, как это произошло, Изабелла, я совсем не понимаю. Но в тот момент я была абсолютно уверена, что он это сделает. Словно… словно знала, что он не сможет ослушаться.

Изабелла нахмурилась, её рыжие брови сошлись на переносице, придавая лицу серьёзное выражение. Она пыталась найти логичное объяснение, хоть какую-то зацепку в привычном мире.

– Может… может, он просто сошёл с ума? – предположила она, вспоминая, наверное, те самые байки о странностях, которые ходили в деревне. – В деревне же ходят слухи о разных людях… А тут ещё ты, напугала его, может быть…

– Нет, – решительно ответила я, качая головой. – Он не был сумасшедшим в этот момент. Он был в полном сознании. Говорил со мной… смотрел на меня своими хитрыми глазами… пока я не сказала эти слова. А потом… потом он просто сделал это. Без колебаний.

Изабелла задумалась на мгновение, её взгляд блуждал по комнате, словно ища ответ среди знакомых вещей. Затем она посмотрела на меня, и в её глазах появился огонёк, смесь любопытства и лёгкого, почти детского безумия, стремления к неизведанному.

– А… а давай проверим? – предложила она, её голос стал чуть тише, полный предвкушения чего-то необычного. – Скажи мне что-нибудь… какую-нибудь команду… и посмотрим, что будет.

– Может… может не надо? – прошептала я, чувствуя, как в горле пересохло. В голове живо предстала картина, как моя милая Изабелла, с её огненными волосами, которые я так любила, и веснушками, которые казались живыми от смеха, бьётся головой о стену, повинуясь моему слову. Ужас сковал меня, не давая дышать.

Изабелла увидела мой страх и мягко улыбнулась, её улыбка была тёплой и успокаивающей, как солнечный луч.

– Эй, не бойся. Я же не прошу тебя приказать мне удариться головой о стену, глупенькая! Прикажи что-нибудь совсем невинное. Ну… вроде, возьми яблоко со стола. – Она кивнула на вазу с фруктами, стоявшую в центре большого деревянного стола, где мы сидели.

Я нервно сглотнула и, собравшись с духом, словно перед прыжком в бездну, произнесла:

– Изабелла, возьми яблоко со стола.

Изабелла, естественно, осталась стоять на месте, её глаза всё ещё ждали чего-то – чуда? Магии? Ничего не произошло. Она просто смотрела на меня, слегка наклонив голову.

– Хм, – протянула она. – Может, ты слишком слабо сказала? Неуверенно? – предложила она, пытаясь найти объяснение отсутствию реакции. – Попробуй еще раз, но с большей уверенностью. Чётче!

Я снова повторила свою команду, стараясь вложить в неё больше силы, больше намерения, словно пыталась протолкнуть её сквозь невидимый барьер.

– Изабелла! Возьми яблоко со стола!

Но девушка так и не сдвинулась с места. Лишь пожала плечами, её любопытство, кажется, возрастало, смешиваясь с облегчением. Она попросила меня отдать ей самые разные, простые команды: встать в угол, почесать нос, присесть, мяукнуть, покрутиться на месте. И каждый раз – ничего. Она стояла передо мной, совершенно не подчиняясь моим словам, лишь ожидая следующей команды или объяснения, которое так и не приходило.

Наконец, после очередного безрезультатного приказа, Изабелла развела руками, на её лице появилась искренняя улыбка облегчения.

– Видишь? – сказала она, её голос звучал весело. – Это все очень странно, Мелинда, я согласна. Просто… просто невероятная история. Но, может быть, тот продавец был просто… больной на голову? Или пьяный? Бывает же такое. Не переживай так. – Она взяла мою руку в свою. – Ты такая же обычная, как и все мы в Солнечной долине. Никакой магии в тебе нет. Это просто… просто совпадение или чей-то бред.

От её слов, от этой простой, обыденной уверенности, мне стало неимоверно спокойнее на душе. Словно тяжкий груз, который я несла с самого утра, свалился с плеч. Возможно, она права. Возможно, это был просто кошмар, стечение обстоятельств, безумие одного человека, совпавшее с моими резкими словами.

Остаток вечера мы провели за приятной беседой, уютно устроившись за плетёным столиком в саду, забыв о мрачных мыслях. Мы смеялись, вспоминая детские шалости, говорили о мечтах (о моих, конечно, очень осторожно), попивая ароматный травяной чай, который заварила Изабелла – из трав, выращенных ею самой. Солнце село за холмами, окрасив небо в фиолетовые, оранжевые и розовые тона, и в уютном доме Изабеллы, окружённом запахом лаванды, старых книг и свежей выпечки, мир Солнечной Долины снова казался простым и понятным, лишённым всяких чудес и ужасов. Но глубоко внутри, в самом потаённом уголке моего сознания, оставался крошечный, холодный страх и едва уловимое сомнение. А что, если… что, если это была не случайность?

Глава четвертая

Вечер опустился на Солнечную Долину, нежно закрасив небо над холмами багряными, золотистыми и лиловыми красками уходящего дня. Казалось бы, всё должно было погрузиться в привычный покой, но в воздухе висела напряжённая, звенящая тишина. Она была не естественной, а нарушенной, разрываемой лишь нервным шорохом листьев на ветру, словно сама природа чувствовала неладное. В деревню, как тень, несущая предвестие беды, пришли поборники из Аметистового Ключа – ближайшего крупного городка, который, по слухам, сиял, как драгоценный камень.

Каждый раз, раз в полгода, жители Солнечной Долины должны были открывать свои скудные амбары и кошельки, чтобы отдать часть своего дохода и выращенного тяжким трудом урожая этому самому «государству». Взамен им якобы была гарантирована безопасность. Но в Солнечной Долине никто не помнил войн, никогда не видел врагов, угрожающих их мирному существованию. Сказания о дроу – народе, живущем во тьме, с душой, искалеченной вечной борьбой за власть и выживание в подземельях, – передавали из поколения в поколение, словно древние, пугающие сказки. Но было ли это правдой? Или всё это были просто страшилки, придуманные лишь для того, чтобы держать людей в страхе и оправдывать этот полугодовой грабёж? Дроу давно не появлялись на поверхности, так от кого, скажите на милость, нас нужно было защищать? Но мы не задавали этих вопросов вслух. Мы должны были подчиняться – поборники не церемонились с теми, кто отказывался с ними делиться.

Поборники были грубыми, наглыми и самоуверенными людьми, с тяжёлыми взглядами и запахом пота и пыли. Они вошли в наш дом, не стучась, их тяжёлые сапоги стучали по деревянному полу, нарушая вечерний покой. Они пришли, чтобы забрать свою долю, и их не интересовали наши дела или наши трудности.

– Где ваши налоги, крестьяне?! – прорычал старший поборник, огромный мужчина с бычьей шеей и жёстким взглядом. Он даже не обратил внимания на вежливые слова моего отца, который встретил их у порога.

– Вот они, – ответил отец, его голос был спокоен и твёрд, но я видела, как напряглись его плечи. Он протянул поборнику небольшой мешок с монетами, всё, что мы смогли собрать за последние полгода, откладывая каждую медную монету с большим трудом.

Поборник взял мешок, взвесил его в руке, словно сомневаясь в его тяжести, и недовольно хмыкнул.

– А где еще что-то? – прорычал он, его взгляд скользнул по нашей скромной комнате, оценивая каждый угол, каждую вещь. – Не пытайтесь нас обмануть. У вас есть еще зерно и овощи. Вы чаще всего совершаете обмены, уж нам ли не знать! Мы следим за вами.

– Мы всё отдали, как и положено, – повторил отец, его голос стал чуть более напряжённым. Но поборник его уже не слушал, его глаза горели жадностью и подозрением.

– Не думайте, что мы не знаем, как вас всех обчистить, – прорычал он, и прежде, чем кто-либо успел отреагировать, его грязная, мозолистая рука схватила за руку мою мать, которая стояла чуть поодаль, и грубо притянула её к себе. Глаза матери округлились от ужаса, в них застыл немой крик. Я видела, как руки отца сжались в кулаки, побелевшие от напряжения, как желваки заиграли на его скулах.

– Отпустите её, – произнёс отец сквозь стиснутые зубы, его голос был низким и опасным, – и может, я вам накину ещё пару монет сверх этого. Только… уберите от неё руки.

Поборник лишь ухмыльнулся, его лицо стало ещё более отвратительным.

– А зачем мне пара монет? – протянул он, не убирая руки с локтя матери. – Может, мне лучше… забрать её с собой?

Эти слова, эти грубые, мерзкие слова, стали последней каплей. Они прозвучали как удар грома в тишине нашего дома, и в тот же миг во мне что-то оборвалось. Я вскочила на ноги, не осознавая своих действий, ведомая чистым, инстинктивным порывом защитить тех, кого любила. В моей душе бушевал не просто гнев, а ярость – такая сильная, такая внезапная, что казалось, она может испепелить не только этих незваных гостей, но и всё вокруг. Это был не гнев подростка, а дикая, первобытная сила, которая, как я уже смутно подозревала после случая на рынке, дремала во мне и теперь, под смертельной угрозой для моих близких, пробудилась с новой, устрашающей мощью.

– Убери руки! – прокричала я, и мой голос прозвучал не так, как обычно. Он был не моим, он был… иным. Резким, чистым, как удар колокола, но с обертоном чего-то древнего и холодного. – Оставьте их в покое!

В тот же миг я почувствовала, как моё тело наполняет невидимая, мощная сила, словно ток высокого напряжения проходил по моим венам. Я ощутила, как мои руки тяжелеют, наливаются этой энергией, а сердце стучит быстрее, чем когда-либо прежде, от волнения и внезапной силы.

Старший поборник, всё ещё сжимавший руку матери, остановился. В его глазах, только что полных похоти и наглости, мелькнуло изумление, быстро сменившееся полным непониманием и даже лёгкой паникой. Он замер на месте, словно превратился в каменную статую, не в состоянии сделать ни шага, ни даже отвести взгляд. Единственное, что он успел сделать, прежде чем полностью застыть под воздействием моей внезапной воли, – это разжать пальцы и отпустить руку моей матери. Та сразу же, словно выпущенная из ловушки птица, кинулась в объятия отца, с ужасом наблюдая за происходящим, её грудь вздымалась от испуга.

– Оставьте нас в покое, – повторила я, и на этот раз мой голос звучал не как крик ярости, а как холодный ветер, пронизывающий до костей, несущий угрозу, которую невозможно увидеть, но можно лишь почувствовать.

Его лицо, прежде румяное от самодовольства, мгновенно побледнело, словно вся кровь отхлынула от него. Он всё ещё стоял, застыв, его глаза метались, ища объяснения, но, кажется, не находили ничего.

– Верни отцу мешок с монетами и извинись, – чётко произнесла я следующую команду, и слова эти были не просьбой, а приказом, исходящим откуда-то изнутри, из самой сути этой новой силы.

Поборник беспрекословно повиновался. Его движения были механическими, лишёнными воли. Он развернулся (или его развернуло?), подошёл к отцу, протянул ему мешок с монетами.

– Извини, – прошептал он, его голос был тонким и жалким, совсем не похожим на его прежний рык.

Другие поборники, стоявшие чуть поодаль, не понимая, что происходит с их старшим, отступили назад. Они чувствовали некую невидимую, необъяснимую угрозу, исходящую… от меня? От этой хрупкой деревенской девчонки? В их глазах тоже читался страх и замешательство.

– А вы что встали?! – рявкнула я, обращаясь к ним, и сила в моём голосе, казалось, подтолкнула их. – Сегодня вы останетесь ни с чем! Верните всё, что успели забрать в других домах, и убирайтесь из Солнечной долины! Не смейте больше сюда возвращаться!

Словно подчиняясь единой, невидимой воле, все поборники развернулись и, спотыкаясь в спешке, выбежали из дома, даже не пытаясь сопротивляться или спрашивать. Их топот быстро затих вдали. Всё это происходило будто не со мной, будто я смотрела на эту сцену со стороны, видя, как моё тело двигается, а из моих уст слетают слова, несущие такую мощь.

Я осталась стоять на месте, моё тело дрожало от пережитого напряжения и выброса энергии. Я не понимала, что произошло. Откуда у меня взялась такая сила? Было ли это проклятие или дар? Но всё же… видеть, как эти грубые, наглые мужланы, которые ещё минуту назад угрожали моей семье, подчиняются мне, хрупкой девушке, беспрекословно выполняют мои приказы – это было неимоверно, пьяняще приятно. Мгновенное чувство триумфа наполнило меня.

Я обернулась к родителям, окрылённая этой новой, удивительной силой, готовая, возможно, увидеть гордость в их глазах. Но улыбка моментально исчезла с моего лица, застыв на губах. На меня были направлены взгляды моих родителей, и они были наполнены не гордостью или радостью, а… ужасом. Чистым, неподдельным ужасом. Они боялись. Боялись меня. И это было страшнее любого поборника, страшнее любого дроу из древних сказок.

Следующие несколько дней в нашем доме царила гнетущая, тягучая тишина, казавшаяся тяжелее горного воздуха. Родители избегали моего взгляда, их лица были полны страха и беспокойства, словно я была не их дочерью, а чудовищем, поселившимся под их крышей. Я чувствовала себя изгоем в собственном доме, будто на меня пало какое-то древнее проклятие, отделившее меня от всего мира, от тех, кого я любила больше всего на свете.

По деревне уже ползли слухи, как ядовитые змеи, обвивая каждый дом, каждое ухо. Шептались о том, как поборники из Аметистового Ключа, известные своей грубостью, наглостью и непоколебимостью, убежали от меня, от простой деревенской девушки, не взяв ни копейки. Люди шептались за моей спиной, когда я случайно проходила мимо, оглядываясь с недоверием и страхом, словно я была переносчиком заразной болезни или предвестником несчастья. У меня появилось новое прозвище – «та, что прогнала поборников».

В один из вечеров, когда я сидела в углу, пытаясь сделать вид, что читаю, мать подошла ко мне. Её лицо было бледным, а глаза полны слёз.

– Что ты наделала? – спросила она, её голос трепетал от страха, словно она боялась не меня, а того, что я могу сделать.

– Я… я не знаю, мам, – ответила я, мой голос дрожал, отражая её собственный страх. – Я… я не хотела ничего такого делать. Я просто… просто хотела, чтобы они оставили вас в покое.

– Но ты сделала, – сказал отец, его слова звучали холодно и отчуждённо, словно не были обращены ко мне, а висели в воздухе, тяжёлые и обвиняющие. Его взгляд был наполнен не только страхом, но и укором, будто я совершила нечто непростительное.

Мне до отчаяния хотелось поговорить с Изабеллой. Она, с её живым умом и открытым сердцем, уж точно должна была меня понять, должна была найти слова поддержки! Но родители запретили мне покидать дом, словно я была опасным зверем, которого нужно держать в клетке. Я пыталась узнать, как долго продлится это наказание, когда я смогу снова увидеть своих друзей, на что мать лишь уклончиво ответила, отворачиваясь:

– Пока… пока всё не уляжется. Пока не будет… безопасно.

В один из дней, когда солнце стояло высоко, а в доме царила привычная напряжённая тишина, в дверь постучали. Родители переглянулись, и по их лицам пробежала ещё большая тревога. Отец пошёл открывать. На пороге появился странный мужчина. Он был высоким и статным, его фигура внушала уважение, подчёркнутая строгим чёрным костюмом, который казался совершенно неуместным в нашей простой деревенской обстановке. Он был высок, с широкими плечами и крепкими руками, которые, несмотря на сдержанную позу, казались готовыми к действию. Лицо его было словно высечено из камня, с резкими чертами: прямой нос, строгие брови, скрывающие холодные, проницательные глаза. В его взгляде читался острый, анализирующий ум. Он был невозмутим и сдержан, словно статуя, вырезанная из холодного мрамора, не проявляющая никаких эмоций. Он говорил спокойно и неторопливо, но в его голосе слышалась не только власть, и привычка приказывать, но и некая скрытая, еле уловимая угроза.

Он медленно осмотрелся в нашем скромном доме, его взгляд скользнул по стенам, по мебели, не останавливаясь ни на чём долго, словно оценивая не обстановку, а что-то иное. Затем он остановился передо мной, его холодные глаза уставились прямо в мои.

– Это она? – спросил он, его голос был ровным, без вопросительной интонации, скорее констатацией факта.

Родители одновременно кивнули, их головы опустились, словно под тяжёлым грузом. Моя мать вдруг разрыдалась, бросаясь в объятия отца.

– Прости, доченька, – прошептала она сквозь слёзы, её голос был полон отчаяния. – Мы должны были сообщить… как только поняли. Молчать нельзя!

– Что? – спросила я, не понимая, что происходит, к кому они должны были сообщить и почему. – Куда сообщить?

– В… в Пансионат Сновидений, – пробормотала мать, уткнувшись лицом в плечо отца, словно пытаясь спрятаться от реальности. Упоминание Пансионата Сновидений, этого места, о котором ходили самые мрачные слухи, заставило моё сердце сжаться от ледяного ужаса.

– Я заместитель директора пансионата, – спокойно произнёс мужчина, словно говорил о самой обыденной вещи на свете, и после этого соизволил представиться. – Джеймс Мистри.

Мысли вихрем пронеслись в моей голове, возвращая меня к тем страшным рассказам о Пансионате Сновидений, что передавались шёпотом из уст в уста. О том, что он якобы принадлежал древнему, могущественному магическому роду, и что там не столько лечат, сколько… что-то делают с людьми, страдающими от душевных болезней или просто проявляющими странности. Но самое страшное было в том, что никого из тех, кого туда отправляли, больше уже никогда не видели в Солнечной Долине или окрестностях. Они просто исчезали.

– Нет! – закричала я, осознавая всю серьёзность ситуации, весь ужас, который на меня обрушился. Мой голос был полон отчаяния. – Я туда не пойду! Я не сумасшедшая! Я…

В этот момент я ощутила, как в меня снова врывается сила – та же самая, что помогла мне с продавцом и с поборниками. Она пульсировала в моих венах, готовилась вырваться наружу, защитить меня. Я повернулась к мужчине по имени Джеймс Мистри, который непринуждённо стоял у входа, наблюдая за происходящим без каких-либо эмоций на своём каменном лице. Он ждал, словно эта сцена была для него обыденностью.

– Мелинда… это для твоего же блага, – пробормотал отец, его голос был тихим, но в нём звучала непреклонная мольба. – Не сопротивляйся. Ты поймёшь… когда-нибудь поймёшь, что это к лучшему. Пускай и не сейчас. – Его глаза были полны боли, но в то же время какой-то странной решимости.

– Убирайтесь! – прокричала я мужчине, направляя на него всю силу, что чувствовала внутри. Я надеялась, что моя воля, мои слова, заставят его убраться из нашего дома навсегда, исчезнуть так же, как исчезли поборники. Но мужчина остался стоять на месте, не дрогнув ни единым мускулом. И в этот момент я ощутила внутри себя странную волну – будто моя сила, направленная на него, ударилась о невидимую, непробиваемую преграду и, поняв бесполезность атаки, решила затаиться, отступить. Это было пугающе – осознать, что есть кто-то, на кого моя сила не действует.

Джеймс Мистри, не говоря ни слова, лишь едва заметно махнул рукой. В ответ на его жест в дом вошли двое – охранники из пансионата. Они носили форму тёмно-синего цвета, строгую, подобную военной, с вышитыми на груди золотыми знаками в виде спящих глаз – символа Пансионата Сновидений. Они были крепки и быстры, их движения были отточены и точные, словно у опытных воинов, привыкших к схваткам. Их лица были строгими и бесстрастными, не выражавшими никаких эмоций – ни жалости, ни сочувствия, лишь холодную решимость выполнить приказ. Они были преданными пансионату, словно лишены собственной воли. Я пару раз видела их издалека – они вели новых «пациентов», новых «сумасшедших», мимо нашей деревни по дороге в Пансионат. И теперь они планировали и меня включить в этот список умалишённых, запереть в этом месте.

Я не успела опомниться, не успела сделать ни шага, как они оказались рядом. Их сильные руки схватили меня, скрутив руки за спиной, и, не обращая внимания на мои крики или попытки вырваться, повели прочь из дома.

– Подождите! Нет! – кричала я, но мои слова тонули в тишине улицы, на которую мы вышли. Деревня казалась пустой, словно все жители спрятались, не желая быть свидетелями. Я пыталась извернуться, бросить взгляд на родителей, стоявших в дверном проёме, словно статуи. Но зачем? Попрощаться? Увидеть раскаяние в их глазах за то, что они так легко отдали меня? Не знаю. Мой взгляд так и не встретился с их взглядом.

Меня уводили из дома, из родной Солнечной Долины, в полную неизвестность. Я была растеряна, напугана и чувствовала себя преданной. Джеймс Мистри вышагивал впереди, его прямая спина маячила перед моими глазами, казалась непроницаемой стеной. Я хотела кричать от бессилия, от несправедливости, от страха, но в итоге лишь позволила горячим слезам бесшумно течь по моим щекам, оставляя мокрые дорожки на пыльной коже.

Пансионат Сновидений… Место, о котором говорили шёпотом, место, в котором я хотела оказаться меньше всего на свете. И я даже не могла представить, что меня там ждёт. Что они сделают со мной? Что это за сила, которая проявилась во мне? И есть ли надежда когда-нибудь выбраться оттуда?

Глава пятая

Тяжёлые, массивные двери Пансионата Сновидений распахнулись передо мной, не со скрипом, а с жутким, механическим вздохом, словно пасть чудовища, готового поглотить свою жертву. Заместитель директора, Джеймс Мистри, лишь едва заметно кивнул охранникам и тут же исчез, растворившись в тени, едва я переступила порог, словно его задача была выполнена, и он не желал тратить больше времени на меня. Охранники, те самые двое высоких мужчин в строгой форме со «спящими глазами», молча взяли меня под руки, их хватка была крепкой и безжалостной, и мы двинулись по коридору, который тянулся вглубь здания, как тёмный тоннель.

Пансионат казался зловещим, словно выросший из самого страшного сна. Стены были выкрашены в мрачный, почти чёрный цвет, который поглощал свет и создавал ощущение давящей темноты. Только редкие окна, украшенные замысловатыми, но почему-то тревожными витражами с искажёнными фигурами и непонятными символами, пропускали неяркий, таинственный свет, который лишь подчёркивал сумрак коридоров.

Коридор, по которому мы шли, был узким и длинным, казалось, бесконечным. Его стены были увешаны картинами, но их сюжеты были не радостными пейзажами или портретами, а неясными, тревожными сценами – смутными образами, тенями, странными существами, которые вызывали беспокойство и смутное чувство страха.

– Это всё неправда! Этого не может быть! – прошептала я, пытаясь вырваться из крепкой хватки охранников, но они держали меня крепко, словно стальными тисками.

– Тише, – прошипел один из них, его голос был грубым, низким и абсолютно безжалостным, лишённым всякого сочувствия. – Ты не в состоянии сопротивляться. Не трать силы.

Наконец, после долгого, тягучего пути, нас привели в комнату. Она была небольшой и холодной, её стены были такими же тёмными, как и в коридоре. В ней стояли лишь две кровати с тонкими матрасами, простенький стол и шкаф с тяжёлой железной дверью, словно в тюремной камере.

– Сиди тут, – сказал другой охранник грубым голосом, его лицо было совершенно бесстрастным. – Завтра с утра за тобой придут. Не шуми и не пытайся выбраться.

Они повернулись и, не дожидаясь ответа, ушли, оставив меня одну. Тяжёлая дверь за ними глухо захлопнулась, и раздался лязг засова. Я огляделась вокруг. На второй кровати, которая была не заправлена, лежали чьи-то вещи – книга в коричневом, потрёпанном переплёте, расчёска с деревянной ручкой и пустая чашка. Половина комнаты выглядела обжитой, свидетельствовавшая о недавнем присутствии другого человека, вторая же – пустой и холодной, словно ждала меня.

Я тут же попыталась открыть дверь, но она была заперта накрепко. Я кинулась к окну, надеясь на спасение, но оно было закрыто толстой решёткой, не оставляя ни малейшего шанса на побег. Посмотрев вниз, я поняла, что комната находится на третьем этаже – слишком высоко для прыжка. Окна выходили на какое-то странное поле, усыпанное незнакомыми растениями с ярко-синими цветами, которые казались неестественно яркими в этом мрачном месте. Весь пейзаж был чужим и пугающим.