скачать книгу бесплатно
– Не заставляйте ее! – снова вмешалась Кэм.
Магистр Иманиэль улыбнулся одними губами.
– Герцог перешел черту. Банковское правило – закон. Он ничего не получит.
– Банковские правила определяете вы сами! – возразила Кэм.
– И мое слово – закон! Таг, мой мальчик, через неделю пойдешь в Старый квартал и отыщешь мастера Уилла. Он наймет тебя возницей в караван до Нордкоста – увезти отсюда некрашеную шерсть, пока не сгинула из-за войны.
Китрин не ответила ни да, ни нет – перед глазами плыло, происходящее казалось страшным сном.
– Когда приедешь в Карс, – продолжал магистр Иманиэль, – отгонишь фургон в главную дирекцию банка. Я дам тебе карту и указания. И сопроводительное письмо.
– Путь-то – на много недель! – не выдержала Кэм. – А то и месяцев, если снег ляжет!
Магистр Иманиэль резко обернулся, его глаза пылали яростью.
– А что мне остается? – ледяным тоном спросил он. – Держать девчонку при себе? Здесь ей не безопаснее, чем в караване. А я не намерен безропотно ждать, пока у меня все отберут.
– Я ничего не понимаю… – Собственный голос показался Китрин далеким, будто она пытается перекричать шум прибоя.
– Люди герцога не спускают с нас глаз, – объяснил магистр Иманиэль. – Наверняка следят за всеми, кто на меня работает. И за воспитанницей банка, циннийской полукровкой Китрин, тоже. Зато возница Таг…
– Возница? – переспросила Китрин, лишь бы что-нибудь сказать.
– Фургон – всего лишь маскировка, – с отчаянием в голосе проговорила Кэм. – Безель на нем собирался вывезти деньги, сколько получится. Тайком.
– Золото банка? – переспросила Китрин. – Вы хотите, чтобы я везла его в Карс? Я?
– Не все, а сколько удастся, – уточнил хозяин. – Золото тяжелое, поэтому лучше камни и украшения, они дороже. Пряности, табачные листья, шелка – весят мало, компактные, повозка выдержит. И банковские книги. Настоящие. А вот монеты и слитки… надо подумать.
Магистр Иманиэль натянуто улыбнулся. Дрогнул свет; мертвый Безель словно бы повел плечом. Сквозняк холодил обнаженные бедра Китрин, желудок свело, к горлу подступала тошнота.
– Ты все сделаешь правильно, детка, – отрезал магистр Иманиэль. – Я в тебя верю.
– Спасибо, – проглотив комок в горле, ответила девушка.
***
Стиснув зубы, Китрин шла по улицам Ванайев. Под носом топорщились накладные усы – реденькая поросль, как у любого юнца, страшно гордящегося первым пухом над губой. Рубаху и куртку Безеля, скрытно перешитые для нее в задних комнатах банка, дополняли самые дешевые латаные обноски, какие только удалось украсть – новое покупать никто не осмелился. Волосы, выкрашенные чаем в тускло-бурый цвет, ей зачесали вперед, чтобы скрыть лицо, а на место мужского органа прикрутили тугой узел из тряпок, который теперь торчал между ног и мешал ходить.
Вышагивать по городу, как лицедей в клоунском гриме и шутовских башмаках, было неловко и нелепо – Китрин казалось, что ее обман очевиден всему миру. Стоило прикрыть глаза – в памяти всплывал труп Безеля, и от каждого случайного окрика сердце пускалось вскачь: она ждала ножа, стрелы, свинцовой дубины.
Ее никто не замечал.
Ванайи готовились к войне: купцы напоследок забивали окна досками, на площадях и в проулках теснились подводы – семьи, отказавшиеся бежать в деревню, передумали и теперь уезжали, а уехавшие передумали и теперь возвращались по домам. Герцогские глашатаи кричали о мифическом тысячном войске, уже высланном новым союзником, а старики-тимзины у пристани смеялись, что уж лучше быть под Антеей, чем связаться с Маччией. Вербовщики гнали перед собой нестройные кучки новобранцев, рыча, как волки на кур. А в Старом квартале у высоких, богато изукрашенных дверей мастера Уилла толпились повозки, фургоны, телеги, мулы, волы и кони. На площади, где выстраивался караван, Китрин протиснулась сквозь толпу к коренастой фигуре мастера Уилла, увенчанной кожаной шляпой.
– Господин, – позвала она тихим низким голосом.
Старик не ответил, и Китрин нерешительно потянула его за рукав.
– Что?
– Я – Таг, господин. На фургон магистра Иманиэля.
Мастер Уилл взглянул на нее ошеломленно и тут же окинул глазом толпу – не слышал ли кто. Китрин мысленно прокляла все на свете. У банка нет повозок! Не фургон магистра Иманиэля, а фургон с шерстью! Так ошибиться в первый же раз!..
Мастер Уилл кашлянул и тронул ее за плечо.
– Опаздываешь, мальчик мой. Я уж думал, вовсе не придешь.
– Простите, господин.
– Ради всего святого, детка, лучше не разговаривай.
Мастер Уилл тороплив протащил ее через толчею и остановился у глубокой и узкой повозки. Борта, хоть и потертые, с годами не утратили прочности, а полог из просмоленного полотна сулил надежную защиту от ливней – рулоны серой шерстяной ткани, плотно уложенные в кузов, точно не промокнут. Толстые железные оси и обитые сталью колеса, на взгляд Китрин, слишком уж тяжелы для обыденной перевозки тканей – два мула, уже стоящие в упряжке, слабоваты для такой громадины. Обман не скрыть. Герцогские стражники все поймут без единого взгляда на Китрин!.. У девушки свело желудок, и она возблагодарила ангелов за то, что не смогла утром проглотить ни кусочка – неизвестно, удержатся ли усы, если ее начнет рвать.
Мастер Уилл наклонился ниже, прижав губы к ее уху.
– Верхние два слоя – шерсть. Внизу все в запечатанных ящиках и бочках. Если крыша пропустит влагу – просто дай грузу высохнуть.
– А книги… – выдохнула Китрин.
– Книги завернуты в пергамент и залиты воском, их хоть в море бросай, выдержат. Не волнуйся. Не думай о том, что везешь. И ни в коем случае не пытайся влезть и разглядеть.
Китрин едва не поморщилась от раздражения. Он что, считает ее безмозглой?
– Спать можешь сверху на тюках, – продолжал мастер Уилл. – Ничего странного, никто не обратит внимания. Слушайся начальника каравана. Следи, чтобы мулы были сыты и здоровы. И держись подальше от всех, насколько возможно.
– Хорошо, господин.
– Ну вот и отлично. – Старик, отступив, хлопнул ее по плечу и выдавил безрадостную улыбку. – Удачи.
Глядя в удаляющуюся спину мастера Уилла, Китрин едва удержалась, чтобы его не окликнуть. Неужели это все? Ни дальнейших советов, ни напутствий – так и остаться одной? Она судорожно сглотнула и, резко ссутулившись, поплелась к фургону. Мулы глядели на нее равнодушно – что ж, хоть они не боятся пути.
– Меня зовут Таг, – шепнула она в длинные мягкие уши, жалея, что не знает имен мулов. И совсем неслышно добавила: – А на самом деле я Китрин.
Стражников она разглядела лишь после того, как вскарабкалась на сиденье возницы. Мужчины и женщины в кожаных доспехах и при мечах, все первокровные, лишь один тралгут с кольцами в ушах и гигантским луком на плече. Трое из стражников – предводитель отряда, тралгут и облаченный в длинные одежды старик с туго стянутыми волосами – о чем-то оживленно беседовали с начальником каравана, тимзином. Китрин стиснула вожжи так, что побелели костяшки пальцев. Предводитель кивнул в ее сторону, караванщик-тимзин пожал плечами. Трое стражников двинулись в ее сторону. Бежать? Неужели убьют?..
– Парень! – окликнул ее предводитель. Суровое лицо, светлые глаза, русые волосы – длиннее, чем носят в Вольноградье, но короче, чем диктует антейская мода. Моложе магистра Иманиэля, старше Безеля… Наклонившись, он поднял брови. – Парень! Слышишь меня?
Китрин кивнула.
– Ты слабоумный, что ли? Еще мне не хватало мальчишек, которые того и гляди отстанут от обоза.
– Нет, – просипела Китрин и кашлянула, чтобы голос звучал хрипло и низко. – Нет, господин.
– Ну что ж. Стало быть, на этом фургоне – ты?
Китрин кивнула.
– Отлично. Ты явился последним, все познакомились без тебя. Церемоний разводить не будем. Я капитан Вестер. Это мой помощник Ярдем. А это наш ведун, мастер Кит. Мы охраняем караван, а ты выполняешь наши приказы точно и без промедлений. Мы доставим тебя в Карс в целости и сохранности.
Китрин вновь кивнула, капитан кивнул в ответ, явно сомневаясь в нормальности нового возницы.
– Вот и хорошо, – бросил он, отворачиваясь. – Тогда в путь.
– Как скажете, сэр, – скрипуче пробасил тралгут и вместе с капитаном двинулся обратно, их голоса тут же слились с уличным шумом.
Мастер Кит подошел к Китрин. Он был много старше капитана, в обильной седине едва проступали черные волосы. Его длинное смуглое лицо вдруг озарилось улыбкой, на удивление сердечной.
– Как себя чувствуешь, сынок?
– Волнуюсь, – ответила Катрин.
– Первый раз идешь с караваном?
Китрин кивнула. Что за идиотизм – все время кивать, будто немая попрошайка на улице. Улыбка ведуна, мягкая, как у священника, согревала и ободряла.
– Подозреваю, что самое тяжкое в пути – скука. Когда перед глазами третий день маячит та же повозка, поневоле начинаешь мечтать о разнообразии.
Китрин улыбнулась – почти искренне.
– Как твое имя?
– Таг.
Веки старика дрогнули, улыбка на миг застыла. Китрин опустила голову, завешивая лицо волосами, сердце понеслось вскачь. Мастер Кит всего лишь чихнул и, покачав головой, произнес по-прежнему мягко:
– Добро пожаловать в караван, Таг.
Китрин еще раз кивнула, и ведун отошел. Сердце, успокаиваясь, застучало ровнее, девушка сглотнула комок в горле, закрыла глаза и приказала плечам расслабиться. Ее не разоблачили. Все будет хорошо.
Через час караван двинулся в путь. Первой шла широкая неуклюжая подвода с фуражом, за ней крытый фургон, лязг от которого долетел до Китрин даже через три упряжки. Начальник каравана, тимзин, объезжал подопечных на рослой белой кобыле и то и дело тыкал в повозки, мулов и возниц длинным гибким кнутом. Когда караванщик поравнялся с Китрин, она тряхнула вожжами и прикрикнула на мулов, как научил ее Безель в прежние времена – когда он был жив, весел и не считал зазорным пофлиртовать с несчастной сиротой, живущей на попечении банка. Мулы ринулись было вперед, и тимзин не замедлил с гневной отповедью:
– Куда гонишь, парень! Ты не на скачках!
– Простите, – пробормотала девушка, натягивая поводья. Один из мулов, обернувшись к ней, всхрапнул и повел ушами – она так и не поняла, привиделось ли ей недовольство в его глазах или мул и впрямь был возмущен. Китрин тронула упряжку вперед, уже медленнее, и караванщик-тимзин, покачав головой, двинулся дальше к хвосту каравана. Мулы привычно потащили фургон вслед за остальными повозками. Мало-помалу, под крики и проклятия, обоз выстроился в ряд и двинулся прочь от широких улиц Старого квартала к каналам, впадающим в реку, и дальше через мост, мимо герцогского дворца.
Перед глазами Китрин тянулись Ванайи, знакомые с детства. Вот дорога к рынку, где Кэм купила ей на день рождения медовую ковригу. Дальше – палатка, где подмастерье сапожника осмелился ее поцеловать и был выпорот магистром Иманиэлем. Она уже и забыла… А в этот дом ее, совсем кроху, водили учиться счету и письму. Где-то в городе похоронены ее мать и отец – она никогда не была на могиле, а жаль…
«Когда вернусь, схожу», – пообещала она себе. После войны, когда мир заживет спокойно, она вернется в Ванайи и найдет могилы родных.
Неожиданно скоро замаячила впереди городская стена – светлые камни, сложенные в два человеческих роста. Ворота стояли открытыми, но из-за толчеи на дороге караван замедлился, и мулы, словно ожидавшие такого исхода, терпеливо застыли на месте. Караванщик помчался вперед расчищать путь, лупя кнутом всех, кто мешал проехать. Заметив на надвратной башне стражника, на котором сияли латы герцогских гвардейцев, Китрин на миг похолодела: не он ли, вскинув голову, ухмылялся ей в ту ночь, когда убили Безеля? Однако окликнул стражник не ее, а капитана:
– Ты трус, Вестер!
У Китрин перехватило дух. Так обыденно бросаться оскорблениями…
– Сгинь, Доссен! – с ухмылкой рявкнул в ответ тот. Неужели они друзья?.. Капитан тут же утратил изрядную долю доверия Китрин, хотя она и успела порадоваться, что гвардеец их все-таки не остановил. Повозки с грохотом и скрипом, то и дело кренясь на поворотах, выехали за городскую стену, и мелкая городская брусчатка под колесами сменилась широким зеленым полотном драконьего нефрита. Карс лежал отсюда к северо-западу, однако дорога, повторяя изгиб далекого морского берега, сворачивала к югу. По пути изредка попадались встречные повозки, идущие в город; освещенные солнцем низкие холмы полыхали осенним золотом и багрянцем. Китрин сжалась на скамье; начали мерзнуть ноги, затекли руки.
Через несколько лиг неспешного пути ровный стук колес и мерное покачивание фургона ее убаюкали, беспокойство понемногу улеглось. Девушка почти не вспоминала, зачем она здесь, почему оставила город, чем нагружен фургон, – она вдруг оказалась почти в одиночестве: мир теперь вмещал только ее, мулов, задок предыдущей повозки и деревья по краям дороги. Солнце, понемногу клонящееся к горизонту, светило ей в глаза, она почти ничего не видела.
Вдруг донесся окрик караванщика, обоз замедлил движение, а потом и вовсе остановился. Караванщик-тимзин проскакал от первых повозок к хвосту, как в Ванайях, и указал каждому место в открытой низине. Привал. Место Китрин, к счастью, было у самой дороги, так что особых маневров не понадобилось: она повернула куда велено, остановила фургон и слезла на землю. Отпрягши мулов, она повела их к ручью – животные тут же припали к воде и не отрывались так долго, что девушка занервничала: не вредно ли им? Может, остановить? Чужие мулы, которых поили по соседству, тоже пили не поднимая головы, и Китрин, тайком следя за погонщиками, решила делать то же, что все.
Вскоре спустилась ночь, резко похолодало. К тому времени как девушка накормила мулов и, вычистив, отвела их к походным стойлам, землю окутал туман. От разведенного караванщиком костра потянуло запахом дыма и жареной рыбы, у Китрин от голода заныло в желудке. Остальные возницы, пересмеиваясь, уже толкались в очереди за едой. Китрин встала рядом, стараясь не поднимать головы и не встречаться ни с кем глазами, а когда с ней заговаривали – лишь хмыкала или отделывалась односложными ответами. Стряпухой при караване была низенькая толстая тимзинка с пухлыми, как колбасы, руками, чешуйки на которых чуть не стояли торчком, готовые отслоиться. Когда подошла очередь Китрин, стряпуха вручила ей оловянную тарелку – бледный ломтик форели, щедрая гора бобов и хрустящая краюха черного хлеба. Китрин благодарно кивнула и пошла к костру. Хотя штаны и куртка пропитались влагой, она не посмела приблизиться к огню и осторожно присела в тени.
Пока все ужинали, караванщик вытащил из своего фургона табурет и, взобравшись на него, при свете костра принялся читать вслух из священной книги. Китрин не особенно прислушивалась: магистр Иманиэль тоже был набожен или, по крайней мере, старался слыть набожным ради репутации, и благочестивые чтения были Китрин не в новинку, хотя ни Бог, ни ангелы никогда не казались ей такими уж увлекательными персонажами.
Тихонько оставив на месте тарелку с ножом, она отошла к ручью. Не выдать в отхожем месте, что она не мальчик, – эта мысль глодала ее всю дорогу, лишь усиливая ужас, и снисходительные реплики магистра Иманиэля («Да большую нужду все мужчины справляют сидя!») ее не ободряли. И сейчас, в пронизанной туманом тьме, сидя со спущенными штанами и придерживая рукой набитый тряпками гульфик, Китрин чувствовала облегчение не только телесное. Один раз получилось. Что ж, теперь остается поддержать игру несколько недель, пока караван дойдет до Карса.
Вернувшись к костру, она обнаружила, что рядом с ее тарелкой сидит один из стражников – к счастью, не капитан и не его помощник-тралгут. Китрин присела на прежнее место, стражник кивнул ей и улыбнулся. Только бы он не заговорил!..
– А караванщик-то наш не дурак поболтать, – тут же сообщил стражник. – Знатно выступает. Отличный бы актер из него вышел, да только для тимзинов ролей не так много. Разве что Орман в «Огне», а больше и не найдешь.
Китрин кивнула и сунула в рот очередную порцию холодных бобов.
– Сандр, – не пожелав умолкнуть, продолжил стражник. – Меня так зовут – Сандр.
– Таг, – буркнула Китрин, надеясь, что с полным ртом ответ получится по-мужски небрежным.
– Здорово, Таг. – Сандр пошевелился в темноте и вытащил кожаный бурдюк. – Выпить хочешь?
Китрин пожала плечами – как пожал бы плечами мальчишка-погонщик. По крайней мере, она надеялась, что вышло похоже. Сандр улыбнулся и вытащил пробку. Китрин раньше пробовала вино – в храме и на праздничных застольях, – но только разбавленное и понемногу. Теперь ощущение было совсем другим: язык и губы слегка обожгло терпким привкусом, и жидкость устремилась в горло, словно очищая Китрин изнутри. В груди разлилось тепло, как разливается по лицу румянец.
– Отличная штука, да? – подмигнул Сандр. – Позаимствовал у мастера Кита, он не будет ругаться.
Китрин отхлебнула еще вина и с сожалением отдала бурдюк; Сандр припал к горлышку. Караванщик тем временем закончил читать, полдесятка голосов помогли ему пропеть концовку. Лунный свет, рассеянный туманом, лился мягко и ровно. К удивлению Китрин, вино ее успокоило, сжатые в комок внутренности расслабились – не полностью, но ощутимо. Тепло перелилось из груди в живот. Интересно, сколько еще надо отхлебнуть, чтобы отпустило плечи и шею…
Нет, сейчас не до безрассудств. Напиваться нельзя.
Сандра окликнули, и он вскочил на ноги, забыв про бурдюк.
– Я здесь, сэр!
Стало быть, Вестер с тралгутом собирают стражников. Китрин всмотрелась в серую клочковатую тьму, оглянулась на костер – и осторожно, как бы невзначай подобрала бурдюк и спрятала под курткой.
По пути к своему фургону она старалась обходить остальных погонщиков. Чей-то голос выводил песню, кто-то подпевал. Крикнула ночная птица. Китрин забралась в фургон; на тюки с шерстью уже легла ночная роса, в мельчайших каплях влаги отражался лунный свет. Полог закрывать не хотелось – все равно ведь темно, – и Китрин свернулась калачиком среди рулонов ткани. Вытащив из-под куртки бурдюк, она отпила еще глоток. Один. Маленький.
Надо быть начеку.
Доусон Каллиам, барон Остерлингских Урочищ
Меч, описывая дугу, в последний миг повернулся; теперь стальное острие метило Доусону в лицо. Будь он так же молод, как и противник, уловка достигла бы цели: пришлось бы отпрянуть и – в неизбежном развороте – открыться. Однако многолетний опыт дуэлей не прошел даром: Доусон, отведя свой клинок на два пальца в сторону, в неожиданном выпаде послал меч вперед и промахнулся лишь на волос.
Фелдин Маас – барон Эббингбау и противник Доусона не только в дуэлях – сплюнул на землю и ухмыльнулся.
Изначальный повод был ничтожным. Три дня назад на королевском обеде Маас потребовал, чтобы угощение ему подавали прежде, чем более богатому землями Доусону, – на том основании, что Мааса теперь назначили смотрителем южных границ. Барон объяснил Маасу его ошибку, тот оскорбился. Дело едва не дошло до пощечин прямо в пиршественной зале, и теперь противники разрешали спор давним традиционным способом.
